Рестарт: Трактат о жизни. Том 1

Мы сидели долго. Она болтала – про рыбалку, про пирог, который «вышел как подошва». А я слушал. Кивал, иногда отвечал, а иногда – молчал. Но не потому что нечего сказать. Просто… молчание рядом с ней не было тяжёлым.

– Всё равно надо когда-нибудь сделать тебе настоящий день рождения, – сказала она, когда мы возвращались. – С пирогом и свечками. И чтоб все пели.

Я усмехнулся.

– Может, в следующий раз.

– Вот и договорились! – подмигнула она. – Если никто не споёт, я сама! Даже если голос сорву!

Мы шли в сумерках. Медленно, не спеша. Как будто оба хотели, чтобы этот день длился чуть-чуть дольше. Ризлет болтала о чём-то своём. Я кивал, слушал, подкидывал шутку или две, но на самом деле – просто наслаждался моментом.

И вот когда мы уже сворачивали на дорогу к дому, я заметил их. Тарел и его мама. Они шли по улице. Её платок чуть сполз набок, волосы выбились, на лице усталость. А Тарел крепко держал её за руку.

Они о чём-то говорили, и оба… улыбались. Не громко, не счастливо до слёз – но как люди, у которых внутри вдруг появилась надежда на завтра.

Я замедлил шаг. Просто чтобы посмотреть чуть дольше.

Может, они ещё не ушли. Может, ещё ничего не началось. Но что-то уже изменилось. Может, я действительно дал им хотя бы каплю надежды? И я был рад.

– Этан? – Ризлет чуть потянула меня за рукав. – Что там?

Я покачал головой и улыбнулся.

– Ничего. Всё хорошо.

И мы пошли дальше. В сторону домов, где свет за окнами казался чуть теплее, чем обычно.

После ужина Клауд устроился в кресле у камина с видом победителя по жизни. Он лениво потягивал вино из бокала, вытянув ноги, как человек, который заслуженно завершил тяжёлый день… хотя, насколько я видел, сегодня утром он только дважды зевнул и один раз вздохнул «по-военному».

Я сидел напротив, закутавшись в тёплый плед, с кружкой горячего чая в руках а второй крутил фигурку волка. Было тихо и спокойно. Даже уютно. До поры.

– Значит, Ризлет, да? – внезапно протянул он, глядя на меня с такой хитрой ухмылкой, будто вот-вот откроет какую-то древнюю семейную тайну.

Я оторвался от чая.

– Что «Ризлет»? – нахмурился я, подозревая подвох.

Клауд прищурился, наслаждаясь моментом.

Я поспешно отпил чай, чтобы не отвечать, и едва не обжёгся.

– Ну, ты постоянно с этой девочкой, которая носится за тобой, как хвост за щенком. Она даже в одиночку сбегает на тренировку посмотреть, как ты машешь мечом. Ланс – в шоке. Я – в шоке. Мать, кажется, уже начала вышивать свадебное полотенце. А ты всё ходишь с лицом будто не замечаешь.

– Мы просто друзья, – пробормотал я, уставившись в кружку, как в бездну.

– Ага, – протянул он. – Знаешь, я примерно в твоём возрасте тоже так думал. А потом оказалось, что девочки иногда умеют думать за двоих. И не всегда в ту сторону, в которую ты рассчитываешь.

– Она ребёнок, – пробурчал я, всё глубже кутаясь в плед.

– А ты, прости, кто? Верховный маг? – поднял бровь он.

Я чуть не поперхнулся чаем. О, нет. Мама рассказала ему!

– Тебе шесть лет ей восемь. Только ты ходишь, как будто у тебя за плечами два развода, и ты платишь алиментации.

Я закрыл лицо ладонью.

– Она просто… любопытная. С кем ей ещё гулять, если половина деревни – старики, а вторая – вечно в поле?

Хотя, если честно… в деревне было немало детей её возраста. Мальчишки, девчонки, шумные близнецы из кузницы – вполне хватало компании. Я просто про них не думал – они всегда держались от меня подальше. Не знаю, с чем это связано. А вот Ризлет почему-то всегда тянулась ко мне.

– Любопытная, значит, – протянул он, поднося бокал ко рту. – А по тебе не скажешь, что тебе всё равно. Когда она за тобой на крышу залезла, ты чуть с лестницы не свалился от неожиданности.

– Это был рефлекс, – буркнул я. – Испугался.

– Ага, конечно. Бедный рефлекс, до сих пор краснеет, как ты сейчас.

Я закутался в плед, будто готовился к осаде замка, и пил чай с таким видом, словно в нём вся моя уверенность.

– Ты опять дразнишь его, Клауд? – раздался голос Фирен. – Только попробуй смутить его сильнее, чем он уже смущён, и спи в сарае.

– Это угроза или предложение? – отозвался Клауд, а я закатил глаза так высоко, что почти увидел своё прошлое.

– Ладно, ладно, не мучаю, – усмехнулся он. – Но знай, если через десять лет выяснится, что ты в неё влюбился с самого начала – я потребую официальное признание. В форме письма. С подписями свидетелей.

– Конечно, пап, – сквозь плед пробормотал я.

– Вот и славно, – удовлетворённо сказал он. – А теперь иди отдыхай, сердцеед. Завтра с Лансом у тебя тренировка. Постарайся не впечатлить свою просто подругу, мажущим ударом по воздуху.

Я бросил в него подушку, которую вытащил из-под себя, но он увернулся с таким видом, будто репетировал это движение с рождения.

Уже собираясь уходить, я услышал его голос, но теперь он звучал… иначе. Мягче и без насмешки.

– А если серьёзно… Ты хороший мальчишка, Этан. И если кто-то решит быть рядом с тобой – поверь, это будет не случайность.

Я удивлённо посмотрел на него. В его голосе была теплота. Такая, какую он редко показывал.

– Спасибо, пап, – тихо ответил я.

Он только кивнул, снова сделал глоток, и повернулся к камину. Я направился в свою комнату, всё ещё ощущая, как уши горят. Ризлет – просто ребёнок. Я-то взрослый… по крайней мере, внутри. Но вот когда она смотрела на меня с этим искренним любопытством, мне становилось трудно помнить, кто из нас на самом деле старше. Но я так не могу…

Утром я пришел на тренировочную площадку, где уже стоял Ланс, как всегда – раньше меня.

– Доброе утро, малец, – бодро сказал он, протягивая мне знакомый деревянный меч.

– Угу, – ответил я, пытаясь скрыть, как неловко мне с этим всем. Энтузиазма было ровно столько, сколько у выжатого лимона.

Начали по классике: стойка, удары, уходы. Ланс, будто дуб, неподвижен и терпелив, только головой качал – будто уже привык.

– Этан, ты снова держишь его, как веник, – усмехнулся он, глядя на мои руки.

– Я и есть веник, – огрызнулся я, но внутри думал: «Магический веник».

Во двор неожиданно вбежала Ризлет. Но в глазах у неё был тот самый живой интерес, который способен растопить лед.

– Я просто посмотрю, – заявила она, взобравшись на бочку и болтая ногами. – Хочу увидеть, как ты будешь промахиваться по воздуху.

– Спасибо за поддержку Риз, – усмехнулся я.

– Не за что. У меня дар.

Стоял я, меч в руке, Ланс напротив – с видом человека, который и за тысячу лет не перестанет издеваться, и Ризлет рядом. И мне почему то захотелось – не облажаться.

Я собрался. Сжал рукоять сильнее. Поставил ноги. Сделал шаг. Удар. Потом ещё. Потом уклон. Без нытья, без падений, даже почти без промахов.

– Ого. Уже лучше, – пробормотал Ланс, удивив меня.

Я застыл.

– Что?

– Повтори, – попросил он.

Я повторил движение, он заблокировал.

– Видишь? Уже не веник.

– А кто тогда?

– Щетина. Даже почти боевая.

Ризлет захлопала в ладоши и улыбнулась так, что моё сердце чуть не растаяло.

– Я горжусь тобой, – сказала она. – Ты теперь официально способен причинить кому-то синяк!

Ланс бросил на меня хитрый взгляд с ухмылкой.

– Отвали – сказал я.

Он подошёл к Ризлет и нежно провёл рукой по её голове – в его глазах появилась мягкость. Для неё он был не просто отцом, но и другом, чьё тепло и поддержка всегда рядом.

А я, несмотря на свои годы, снова почувствовал себя ребёнком – и, может быть, впервые за долгое время, это ощущение не пугало.

Ризлет улыбнулась, схватила Ланса за руку и, уже отходя, крикнула мне:

– Увидимся чуть позже!

Они неспешно пошли домой, их силуэты постепенно растворялись в утреннем свете.

Я же пошел гулять по Лиору, как делал это не раз. Это стало почти ритуалом. Когда хотелось тишины – я уходил вглубь города, туда, где крики детей постепенно сменялся размеренным голосом улиц.

Я шёл по привычному маршруту – мимо кузни, где всегда пахло горячим металлом, потом свернул за лавку пекаря. Там, где воздух был густ от корицы и хлеба, я обычно задерживался. Сегодня – тоже. Я хотел дойти до реки, до старого дерева и просто посидеть. Но остановился.

За поворотом, у ограды, где собирались мужчины по вечерам, когда день уже клонился к закату, звучали два голоса. Один – грубый, с хрипотцой. Второй – тише, осторожнее. Я правда не хотел подслушивать. Но ноги сами замерли. Слова прорвались сквозь воздух – будто для меня.

– Я тебе говорю, он не как остальные, – сказал первый. – Ты видел, как он смотрит? Не по-детски. Будто взрослый изнутри на тебя глядит.

– Ну… отец у него кто? Клауд. Там и с пелёнок серьёзность будет, – отозвался второй, с натянутым смешком.

– Не-не. Я не про строгость. Я про… взгляд. И как говорит. Он вежливый, не спорю. Тихий. Но в этом «тихо» что-то не то. Как будто знает больше, чем должен. И это, друг мой, не нормально.

– Да может, просто умный мальчишка.

– Да брось. Слишком умный. А ты слышал? Кто-то поговаривает, что он с магией связан.

Внутри всё до боли сжалось. До холода в груди. Не страх – не тот, что от резкого звука или крика. Это был другой страх. Как будто кто-то посмотрел на меня – и увидел сквозь кожу, сквозь кости.

– Магия? – переспросил второй, тише.

– Не неси чушь.

– А чего? Ты видел, как он смотрит на огонь? Как руки держит, будто чувствует что-то? Я своим не позволяю с ним дружить. На всякий случай.

– Ты преувеличиваешь…

– Нет, я осторожничаю. Один маг в прошлом поколении взорвал половину столицы. Хочешь, чтобы и тут такое было?

– Ну… его мать – Фирен. Она бы заметила. Не даст, если что.

– А если она прикрывает?

Я не стал слушать дальше. Эти слова прилипли к коже, как грязь после дождя. Я медленно отступил, шаг за шагом, будто уносил с собой чью-то вину. Хотя ничьей вины здесь не было. Ни их. Ни моей. Только страх и незнание. Я быстро пошёл. Почти бегом. Не в панике, а просто… подальше.

Всё вокруг стало другим. Просто неузнаваемо другим. Люди, проходящие мимо, теперь казались будто полупрозрачными. Их взгляды – вопросительными, а их молчание – осуждающим. Хотя, скорее всего, всё это было только в моей голове. Но ведь именно из головы начинается то, что потом называют правдой.

Я добрался до старого дерева у реки. В тени его толстых корней было прохладно. Здесь всегда было тихо. Безопасно. Я сел. Прижался спиной к стволу, поджал ноги, обхватил их руками и положил голову на колени.

Раньше мне казалось, что я справляюсь. Что смогу затеряться здесь, в этой новой жизни, притвориться обычным мальчиком. Этаном. Сыном или другом. Но теперь я понимал – это была иллюзия. В чужих глазах я всегда буду не тем. И что обиднее всего – они ведь в чём-то правы. Только я не просил об этом. Не выбирал второй шанс. Не выбирал это тело.

Солнечные блики танцевали на воде, беззаботные, как и прежде. Им было всё равно, кто я. Им не нужно было объяснять, почему взрослый ум прячется за детским лицом. Им не нужно было бояться.

Может, это и есть моя участь. Всегда быть изгоем. Мой путь не будет простым – ни в Лиоре, ни в любом другом мире. Люди боятся неведомого. А магия – это не только сила. А потенциал и угроза. Они не видят во мне ребёнка. Не видят человека. Только возможность опасности. И этого им достаточно, чтобы отвернуться и осудить. Держаться подальше.

И потому – я должен быть сильнее. Не для того, чтобы кого-то переубедить. А чтобы выстоять, когда на меня снова укажут пальцем. Когда страх сожмёт им горло, и они выберут ярлык вместо понимания. Я должен быть готов. Должен остаться собой и не сломаться.

И, может быть, мне тоже стоит отпустить это. Перестать искать себя в чужих взглядах. Это ведь ничего не меняет.

И вдруг – хруст. Я обернулся, рука машинально напряглась, будто этим жестом можно было бы защититься от чего угодно. Инстинкты человека, пережившего смерть, так и не забыли себя. Но это была всего лишь Ризлет. Яркая, как дикая ромашка, выскочившая из травы. Волосы растрёпаны, щёки пылают – бежала, наверное. Из-за плеча торчит палка, не по росту, в руке – хлеб.

– Этааан! – с надрывом закричала она, как будто я исчез на три года в лесах. – Я тебя по всему Лиору ищу! Дажеу пекаря была. Она сказал, что ты с печальным лицом, пробежал мимо. А ты что тут? Один прячешься?

Я ничего не ответил. Просто смотрел на неё. Светлая, шумная, настойчивая. Как утреннее солнце, которое не спрашивает, готов ли ты к новому дню – оно просто встаёт.

– Ты опять о чём-то думал? – спросила она и, не дожидаясь разрешения, села рядом. – Это вредно, знаешь. Голова может как бум! – взорваться.

Я хмыкнул. Не потому что было смешно – а потому что она была проста и бесхитростна. Она протянула мне кусочек хлеба, сама откусила свой и начала жевать с полной серьёзностью.

– Хочешь? Он ещё свежий и тёплый. Пекарь всё-таки не злая. Хотя один раз она накричала на меня, когда я потрогала тесто. Я думала, оно просто так лежит. А оно, оказывается, готовое. Почти.

Я взял хлеб. Не из вежливости, а просто чтобы она не замолчала.

– Ты весь такой… – она замахала рукой, будто пытаясь вытащить нужное слово, – затянутый. Как клубок. Хочешь, я тебя распутаю?

– Распутаешь? – приподнял бровь.

– Ага. Смотри. – Она ткнула меня пальцем в грудь. – Вот здесь ты хмуришься. А тут – складочка. И глаза у тебя… будто ты все тайны мира с собой носишь, а так нельзя. Ты же ребёнок. Ну… вроде. Хотя иногда говоришь, как мой папа. Только без бороды и ты меньше.

Я покачал головой.

– Спасибо за хлеб.

– Пф, не за что. Делиться – это я умею. – Она довольно кивнула и снова улыбнулась.

Несколько секунд мы просто сидели в тишине. И, пожалуй, это была самая простая, лёгкая тишина за весь день.

А потом она наклонилась ко мне, прищурилась:

– Только если ты всё-таки собираешься… ну, взорваться, как в историях про магов – скажи мне. Я люблю фейерверки.

Я не удержался и рассмеялся. Просто потому что внутри стало чуть светлее. Она это слышала?

– Если вдруг… ты узнаешь первой.

– Договорились. – Она кивнула с серьёзностью начальника. – Тогда сегодня я дежурю. Слежу за твоим спокойствием. Приказ самой себе.

И просто села рядом, прислонившись плечом к моему. Так же, как тогда. Не спрашивала и не копалась.

Некоторое время мы сидели молча. Солнце уже почти ушло за горизонт, и его свет теперь не освещал, а только отражался – рассыпался бликами сквозь листву. Вечер медленно расползался по округе. Вода в реке темнела, ветер стал прохладнее. Я смотрел на неё – как она болтает ногами, теребит край рубашки, хмурится от собственного сосредоточенного жевания. Как будто ничего не произошло. Как будто мир – простой и добрый. Прямой, как линия на бумаге.

И вдруг – прежде чем смог себя остановить – я спросил:

– Ризлет… я странный?

Она моргнула и повернулась ко мне. Глядела внимательно – не как обычно. Без привычной лёгкости, без шутливого прищура. По-своему серьёзно.

– Что за вопрос? – тихо спросила она.

Я пожал плечами, стараясь выдать это за равнодушие, хотя сам не знал, зачем вообще это задал.

– Просто. Хочу знать.

Она посмотрела вверх, будто небо могло подсказать. Потом снова на меня. Вздохнула, чуть поджала губы.

– Ну… ты точно не обычный, – произнесла наконец. – Ты думаешь по-другому. Иногда говоришь… как будто ты дедушка. Только без одышки. И смотришь, как человек, который давно уже всё понял. И теперь просто ждёт, когда остальные догонят.

Я отвёл взгляд. Как-то глупо стало и слишком обнажённо внутри.

– То есть да. Я странный.

– Нет, – сказала она твёрдо и даже нахмурилась. – Ты не странный. Просто… другой. Но это не плохо.

Я молчал. Она продолжила:

– У меня дядя был такой. Он говорил с лошадьми. Всерьёз. И один раз сказал, что та, с косичкой на гриве, упрямая, как моя тётя. Никто не понял, как он это узнал. Но он не странный. Он просто… он. А ты это ты.

– Но ведь люди таких не любят, – сказал я почти шёпотом. – Они чувствуют, что я не такой.

Люди не любят тех, кто отличается. Я знал это ещё тогда. В прошлом мире. Не просто знал – чувствовал каждой клеткой. Это было как холод, который проникает под кожу и остаётся там, даже когда ты улыбаешься. Не нужно быть чудовищем, чтобы стать изгоем. Достаточно просто быть не таким. Не смеяться, когда смеются все. Смотреть в другую сторону. Молчать, когда от тебя ждут слов. Говорить – когда все молчат. И этого хватит. Я честно пытался. Подстраивался, делал вид. Улыбался, шутил, имитировал «нормальность», как роль на сцене. Я играл изо дня в день. До судорог и тошноты. До потери себя. Но они всё равно чувствовали. Играю неестественно. Двигаюсь не так. Дышу… иначе. А то, что иначе – пугает. Не потому что ты плохой. А потому что ты – непонятный. А непонятное всегда удобнее оттолкнуть, чем понять.

Я помню, как они отходили. Сначала – в шутку. Потом – по чуть-чуть. Потом – совсем. И так ты остаёшься один. Не потому что выбрал одиночество. А потому что с тобой – быть неудобно. Потому что ты не в такт. Не в лад, не в формат. Ты просто живёшь не на той частоте. И это слышно.

Я думал, что здесь – всё будет иначе. Что если начать с чистого листа, с другой внешности, другого тела, другого мира… Если быть тише и осторожнее. Если не мешать, не высовываться, не отличаться. То, может, получится. Но нет. Я просто… принес это с собой. Это ощущение. Эту чуждость. Она – не в мире. Она во мне. Неважно, в каком ты теле. В каком королевстве. В каком мире. Если ты другой – это видно. Рано или поздно.

И в какой-то момент я просто… перестал. Перестал пытаться и закрылся. Построил внутри себя стены. Прочные, высокие и толстые. И научился говорить аккуратно. Смотреть ровно. Двигаться так, чтобы не тревожить никого. Я стал удобным. Тихим и пустым. Потому что если никого не подпускать – никто не сможет отвернуться и никто не сбежит. Никто не предаст. Так я и остался. Снаружи – собранный, спокойный, вежливый. А внутри – гулкая тишина. Чтобы никто не услышал, как внутри что-то трескается. Потому что там уже давно пусто. И разбивать нечего. Просто один.

Ризлет медленно вздохнула.

– Ну, знаешь… люди вообще много чего чувствуют. И часто – не то. Главное, чтобы ты понимал, какой ты. Потому что если ты забудешь – они подумают за тебя. А это уже совсем нехорошо.

– Я сегодня… услышал кое-что.

Она приподняла брови.

– Плохое?

Я кивнул.

– Они боятся меня. Говорят, что я «не по-детски смотрю», что я «знаю больше, чем должен». Думают, что я связан с магией. Что могу… стать опасным.

Ризлет замолчала. На удивление долго. Потом поёжилась, как от прохладного ветра, и тихо буркнула:

– Ну… ты правда иногда смотришь, будто можешь кого-то испепелить. Особенно когда злишься. Но я же не боюсь. И папа – не боится. И говорит, что ты «немного странный, но хороший». Это почти как похвала.

Я тихо усмехнулся. Несмотря на то, что внутри всё сжалось.

– Значит, если я однажды превращусь в злого мага и начну бросаться огненными шарами… ты всё равно останешься рядом?

– Ну… если заранее дашь мне броню, то да, – сказала она с хмурой серьёзностью, а потом усмехнулась. – Но вообще… да. Буду. Потому что ты – Этан. Не волшебный монстр. А просто ты. А я тебя люблю.

Она выпалила это так просто, будто говорила что-то вроде банальное. А потом резко замерла. Щёки вмиг окрасились в алый, глаза расширились, и она вдруг уставилась в сторону, будто пыталась сделать вид, что ничего особенного не сказала.

Я посмотрел на неё. Такая маленькая. А уже решительная и честная. Не испугалась и не сбежала. И впервые за день стало легче. Но я сделал вид что не расслышал.

– Спасибо, Риз.

– Не за что, – пробормотала она, всё ещё чуть смущённая, но быстро справилась с собой. Слегка фыркнула, отвела глаза в сторону, а потом вдруг улыбнулась – будто сама себе дала разрешение быть прежней.

Я тоже попытался. Но не смог. Ком в горле, который я весь день проглатывал, стал тяжёлым, как камень. Где-то глубоко внутри что-то сорвалось и поползло вверх. Грудь сдавило. В горле будто узел затянулся, а в глазах защипало. Я моргнул – раз, другой – надеясь, что всё уйдёт. Что справлюсь. Но… не справился.

Я опустил голову, отвернулся и закрыл лицо руками. Слёзы cами пошли. Тихо, будто крались. Я сжал губы, стиснул зубы, но ничего не мог с собой поделать. Плакал. И было стыдно. За слабость. За то, что не выдержал. За то, что не смог быть сильным.

– Эй… – Ризлет уже не шутила и не улыбалась. Просто подползла ближе. – Этан… плачь, если надо. Тут можно. Я разрешаю.

Я не ответил. Только всхлипнул – один раз. Потом ещё. И с каждым вдохом изнутри выходило то, что сидело слишком глубоко. Тоска, страх, одиночество. Всё сразу.

Ризлет ничего не спрашивала. Не обнимала. Просто сидела рядом. Как будто понимала: Не нужно слов, объятий. В такой момент нужно просто быть рядом.

Небо медленно темнело. Тени ложились длиннее. А я плакал. И это не была слабость. Это было – спасение.

Солнце уже клонилось к горизонту, и мы с Ризлет шли вдоль старой дороги, усыпанной сухими листьями. Я не говорил – просто слушал её шаги рядом.

И вдруг – раздалось.

– АААА!! – крик.

Не просто испуганный – рвущий душу, наполненный болью, отчаянием. Женский голос. Он пронзил улицу, как нож. Всё внутри сжалось.

А следом – второй. Крик мальчишки. Резкий, захлёбывающийся.

– НЕТ!!

Я остановился. Это был Тарел.

– Этан! – вскрикнула Ризлет, когда я сорвался с места. Я уже несся по пыльной улице, петляя, пока не свернул в знакомый переулок. Облупленная деревянная дверь, косо висевшее окно – я знал где его дом.

Сердце ударило в грудную клетку, словно хотело вырваться. Из дома доносился уже не крик, а рыдание – надрывное, срывающееся:

– Пожалуйста… Не надо… Прошу тебя… Перестань… Он же ребёнок… – Голос его матери. Очень слабый слабый. Молящий. – А после жуткий грохот.

Я влетел внутрь. Повсюду кровь и разруха.

– Тарел!

Он лежал у стены без сознания. Его лицо было в ссадинах и крови. Один глаз заплы.

Рядом зияла открытая дверца в подвал. Он… он увидел. Это все… из-за меня?

В глубине комнаты мужчина – его отец – навис над женщиной. Его кулак снова и снова опускался на неё. Она не кричала – только всхлипывала, тихо, будто уже не ждала спасения.

– Прекрати! Ты её убьешь придурок! – крикнул я.

Мужчина повернулся, откинул женщину хищно скривившись:

– О, защитничек нашёлся. Не мелковат ли ты? – голос тягучий, пьяный, злой. А взгляд холодный.

Он криво усмехнулся, подошёл на шаг ближе.

– А я всё думал, откуда у этой дуры и пацана вдруг мозги взялись. Бежать, значит? Из моего дома? – он ткнул себя в грудь грязным пальцем. – Это ты им подкинул, да? Ты, сопляк?!

Он сплюнул на пол, шагнул ещё ближе.

– Наверняка прикидывался хорошим мальчиком. Слушаешь, сочувствуешь, глазки делаешь. А потом – говоришь, мол, “уходите, так нельзя жить”. Я таких, как ты, знаю. Думаешь, добрый?! Ты – гадёныш, вот кто ты. Суёшься туда, куда не звали. Лезешь в чужую семью, где тебя быть не должно.

Он замолчал, и в голосе вдруг стало совсем холодно:

– Ну что ж… раз ты решил поиграть в спасателя – спасай. Сейчас посмотрим, сколько из тебя будет пользы, когда кости трещать начнут.

Он шагнул ко мне. Широкий, крепкий. Я едва удерживал дыхание. Рядом валялись обломки стула. Я схватил ножку, как меч. Руки дрожали.

Позади меня вбежала Ризлет. Я обернулся – в её глазах был ужас.

– ЗОВИ РОДИТЕЛЕЙ! – крикнул я.

Она замерла.

– БЫСТРЕЕ! – я заорал, срывая голос.

– Я… я быстро! – пискнула она и выбежала.

Я снова повернуться к мужчине – и в этот миг увидел: он уже был рядом. И кулак летел прямо в меня.

Сердце дернулось. Я едва успел среигировать и отшатнуться вбок – удар прошёл мимо, со свистом, скользнув по воздуху у самого виска.

Воспользовавшись моментом я нанес удар. Деревянная ножка стула рассекла воздух и ударила его в бок. Он только качнулся, как будто я швырнул в него палкой. Второй удар – по руке. Треск – но он даже не поморщился. Лишь ухмыльнулся, глядя мне прямо в глаза.

– Смешной, – процедил он. – Думаешь, герой?

Я отступил назад. Но его рука резко пошла сверху, удар в лицо – как удар молота. Всё внутри сжалось. Я отлетел в сторону, упав на пол. В ушах зазвенело.

– Вот и всё? – усмехнулся он, приближаясь.

Но сжав зубы сквозь жгучую боль я поднялся.

Я сделал выпад вперёд – ударил ножкой стула по его колену. Он схватил меня за плечо, будто за мешок, и бросил в сторону. Я пролетел через комнату, врезался в стол. Он опрокинулся, грохоча, а я едва не разбил лбом пол. Всё тело пульсировало от боли. Дыхание сбивалось в кашель. Но я не мог остановиться. Адреналин бил в голову.