Одержимый

Подарена «Книгой и змеем», когда их попытки вернуть определенные трупы провалились.

Из каталога оружейной «Леты»,переработанного и отредактированногоОкулусом Памелой Доуз

Почему члены «Книги и змея» не способны провести ритуал, который будет работать должным образом? Сперва они воскрешают группу моряков, говорящих только по-ирландски. Потом в стремлении опередить собирающую средства «Волчью морду» выкладывают кругленькую сумму, чтобы раздобыть подлинное письмо эпохи Среднего царства Древнего Египта, дающее ключ к воскрешению короля. Но во время ритуала кто возникает на пороге их гробницы? Вовсе не Аменхотеп или старый добрый Тутанхамон, и даже не обезглавленный Карл I. К ним является Элвис Пресли собственной персоной, весь обрюзгший и помятый, желающий слопать сэндвич с бананом и арахисовой пастой. Членам братства потребовалось чертовски много времени, чтобы, не привлекая внимания, вернуть его в Мемфис.

Дневник Деза Каргхилла времен «Леты»(Колледж Брэнфорд, 1962)

2

Возвращение в кампус заняло довольно много времени. Вечерняя духота, казалось, преследовала по пятам, дышала в затылок, как дикий зверь, но Алекс не сбавляла шага. Ей хотелось оказаться как можно дальше от этого Серого. Что же произошло? И как ей избежать повторения? Пот струйками стекал по спине. Нужно было одеться полегче. Впрочем, казалось неправильным являться на подобные встречи в шортах.

Алекс выбрала тропу, тянущуюся вдоль канала; уверенно шагая вперед, она пыталась перед возвращением в кампус привести мысли в порядок. В прошлом году они как-то раз завернули сюда с Мерси, чтобы взглянуть на расцвечивающие небо красно-золотые огни фейерверка. Она еще подумала тогда, что этот канал совсем не похож на реку Лос-Анджелес, заключенную в бетонные берега. Алекс вспомнила, как, охваченная силой Хелли, плавала в ее грязных водах, желая очутиться в открытом море и превратиться в остров. Интересно, где похоронена Хелли? Алекс лишь надеялась, что подруга покоится в каком-нибудь милом, приятном местечке, ничуть не похожем на жалкую обмелевшую реку, стиснутую бетоном вену большого города.

Вьющаяся вдоль канала тропинка утопала в летней зелени. Здесь часто появлялись Серые. Не желая сейчас сталкиваться ни с одним из них, Алекс свернула в сторону унылых парковок и безликих офисных зданий Научного парка, торопливо миновала промышленные лофты и вышла на проспект. Здесь ее преследовал только призрак Дарлингтона. Она словно бы вновь слышала его голос, рассказывающий о семье Винчестеров: о том, как их потомки вращались в высших кругах Йельского университета и искали себе пары среди местной элиты, о массивной гробнице Сары Винчестер на другом конце города – восьмифутовой глыбе грубо обтесанного камня с пришпиленным к ней крестом, весьма походящей на детский школьный проект. Может, миссис Винчестер сознательно предпочла быть похороненной на Эвергрин, поскольку понимала, что кладбище на Гров-стрит, лежащее неподалеку от фабрики, где ее муж производил ружья и пистолеты, не принесет ей должного упокоения?

Только перейдя через Гров-стрит и миновав новые колледжи, Алекс слегка замедлила шаг. Приятно было вновь оказаться рядом с кампусом, где растущие по обочинам деревья накрывали улицы тенистым пологом. Как ни странно, она чувствовала себя здесь как дома, хотя прежняя Алекс предпочла бы захудалые улочки вроде той, где находилось кафе «Таурус». Но к хорошему быстро привыкаешь. Комфорт стал для нее сродни наркотику; сперва она не понимала этого, потом оказалось слишком поздно. Алекс уже пристрастилась к чаю и заставленным книгами полкам, к ночной тишине, не нарушаемой воем сирен и непрестанным жужжанием вертолетов над головой. Иллюзия Тома Брэди полностью рассеялась еще когда она впустила в себя того Серого, так что можно было особо не таиться – ей не грозило вызвать своим видом ненужный переполох.

На улицах было довольно людно. Студенты, радуясь теплому вечеру, гуляли по тротуарам, осаждали расставленные тут и там скамейки, раздавали листовки с информацией о грядущих вечеринках. Посреди улицы бесстрашно катилась девушка на роликах, нацепив на себя лишь лиф от купальника и крошечные шорты; ее кожа блестела в синеве ночи. Волшебные первые дни осеннего семестра, время мечты, счастливый дурман новых встреч, вновь разгорающиеся искры старой дружбы – пока суровые учебные будни не захватили с головой. Сама Алекс была бы рада хоть ненадолго поддаться общему настроению, вспомнить, что все в порядке, она в безопасности. Но на это не хватало времени.

Добравшись до библиотеки Стерлинга, Алекс привалилась к низкой ограде. До «Конуры» осталась всего пара кварталов, а ей хотелось собраться с мыслями. Как этот Серый смог настолько в нее проникнуть? Алекс знала, что после битвы с Бельбалм ее связь с мертвыми усилилась. Она позвала их к себе и сообщила свое имя, они ответили – и спасли ее. Конечно же, не задаром. Алекс видела Серых всю сознательную жизнь, теперь научилась их слышать. Они стали намного ближе, их оказалось гораздо сложнее игнорировать.

Впрочем, возможно, она еще не до конца осознала истинную цену спасения. В доме Чудилы случилось нечто отвратительное, не поддающееся объяснению. Это ей полагалось управлять мертвыми, использовать их в своих целях. А вовсе не наоборот.

Алекс достала телефон и увидела два сообщения от Доуз, написанных заглавными буквами, отправленных с интервалом в пятнадцать минут: «СРОЧНО ПЕРЕЗВОНИ».

Не обращая на них внимания, Алекс пролистала список контактов и, отыскав нужный, написала: «Дело сделано».

Почти мгновенно пришел ответ: «Не раньше, чем я получу деньги».

Что ж, оставалось лишь надеяться, что Чудила приберется в квартире.

Удалив сообщения Итана, Алекс набрала номер Доуз.

– Где ты? – выдохнула Доуз в трубку.

Похоже, случилось что-то серьезное, если уж Доуз наплевала на протокол. Алекс почти видела, как Памела расхаживает по гостиной «Черного вяза», скрепленные на затылке рыжие волосы сбились набок, на шее – привычные наушники.

– Возле Стерлинга. Возвращаюсь в «Конуру».

– Ты опоздаешь на…

– Если буду болтать с тобой, то непременно. В чем дело?

– Избрали нового Претора.

– Черт. Уже?

Претор выполнял роль посредника между администрацией университета и «Летой». Лишь ректор и декан Йеля знали правду о деятельности тайных обществ; задача «Леты» состояла в том, чтобы так оставалось и впредь. Претор был кем-то вроде наставника, ответственного взрослого в заполненной детьми комнате – по крайней мере, в теории. На деле же декан Сэндоу, к примеру, оказался убийцей.

Алекс знала, что Претор избирался из числа бывших членов «Леты», играющих не последнюю роль в жизни университета или, по крайней мере, живущих в Нью-Хейвене. Мало кто удовлетворял всем условиям, поэтому Алекс и Доуз справедливо полагали, что руководству потребуется по меньшей мере еще один семестр, чтобы отыскать замену отошедшему в мир иной декану Сэндоу. И очень на это рассчитывали.

– Кто он? – поинтересовалась Алекс.

– Это вполне может быть женщина.

– Так это она?

– Нет. Но Ансельм не сообщил мне имя.

– А ты спрашивала? – настаивала Алекс.

В трубке повисло молчание.

– Не совсем, – в конце концов проговорила Доуз.

Язвить в ответ не было смысла. Доуз, как и сама Алекс, не любила людей, но в отличие от последней избегала открытых столкновений. Впрочем, разного рода споры вовсе не входили в ее обязанности. Окулус обеспечивала бесперебойную работу «Леты» – заполняла холодильник и оружейную, составляла план ритуалов, следила за сохранностью имущества. Ей надлежало заниматься исследованиями, а вовсе не докучать расспросами руководству университета.

Алекс только вздохнула.

– Когда нас познакомят?

– В субботу. Ансельм хочет назначить встречу, может, устроит чаепитие.

– Ну уж нет. Я не управлюсь с подготовкой за пару дней.

Отвернувшись от проходящих мимо студентов, Алекс окинула взглядом высеченные в камне письмена, охранявшие вход в библиотеку Стерлинга. Когда-то рядом с ней на этом самом месте стоял Дарлингтон, пытаясь разгадать тайны Йеля.

– Здесь есть фразы на египетском, китайском, арабском, иврите, языке майя, даже элементы наскальных рисунков из пещеры Комбарель.

– Что они означают? – полюбопытствовала Алекс.

– Цитаты из различных библиотек и священных писаний. К примеру, та, что на китайском, взята из мавзолея мертвого судьи. Майя – из храма Креста, но ее выбрали наугад, потому что никто не знал перевода. Смысл выяснили лишь двадцать лет спустя.

Алекс рассмеялась.

– Это все равно, как если бы подвыпивший чувак набил себе татуировку на кандзи[4].

– Выражаясь твоим языком, они все сделали через жопу. И все-таки, Стерн, согласись, выглядит потрясающе.

В этом он был прав. Зрелище и сейчас производило впечатление.

Алекс поднесла телефон ко рту и прошептала Доуз в трубку:

– Нам нужна отсрочка. – Наверняка со стороны казалось, что она только что послала к черту собственного парня.

– Что нам это даст?

У Алекс не нашлось ответа. Все лето они искали Проход, но так и не добились успеха.

– Я ходила в Первую пресвитерианскую церковь.

– И?

– Ничего. По крайней мере, на первый взгляд. Я скину тебе фотографии.

– Если бы врата в ад находились у всех на виду, через них мог бы пройти кто угодно.

Когда после похорон декана Сэндоу они сидели в «Блю Стейт», Мишель Аламеддин предупредила, что их замысел крайне опасен.

– Представьте, что Проход – некий потайной коридор, который открывается с помощью волшебных слов. В вашем случае слова – это ряд определенных действий, путь, который нужно преодолеть. Но он проявится лишь тогда, когда вы войдете в лабиринт.

– Значит, мы ищем нечто невидимое? – спросила Алекс.

– Ну, существуют указующие знаки, символы, – Мишель пожала плечами. – По крайней мере, в теории. Впрочем, все, что связано с адом и загробной жизнью, на деле лишь теории. Ведь те, кто побывал по ту сторону, не возвращаются, чтобы поделиться впечатлениями.

В этом Мишель была права. Однажды Алекс, заключив сделку с Женихом, смогла попасть на границу; она с трудом пережила то путешествие. Людям не свойственно совершать переходы из этой жизни в следующую и возвращаться обратно. Впрочем, чтобы вернуть Дарлингтона домой, им придется пройти именно такой путь.

– Если верить слухам, существует Проход на Стейшн-Айленд в Лох-Дерге[5], – продолжила Мишель. – Возможно, второй был в Императорской библиотеке Константинополя, но ее уничтожили. И, по словам Дарлингтона, горстка членов общества создала еще один прямо здесь.

– Так сказал Дарлингтон? – Доуз чуть не выплюнула чай.

Мишель одарила ее удивленным взглядом.

– Он ведь развлекался тем, что создавал карту магии Нью-Хейвена, отмечал все места, где сила возрастала и слабела. Похоже, члены одного из обществ открыли Проход просто ради какого-то спора, и Дарлингтон намеревался его найти.

– И?

– Я назвала его идиотом, посоветовала меньше копаться в прошлом «Леты» и больше волноваться о собственном будущем.

Алекс вдруг поняла, что улыбается.

– И как он это воспринял?

– А ты как думаешь?

– Честно говоря, не знаю, – призналась она тогда, не находя в себе сил притворяться. – Дарлингтон любил «Лету», но не смог бы наплевать на мнение своего Вергилия. Он серьезно относился к подобным вещам.

Мишель пристально разглядывала остатки лепешки.

– Мне нравилась эта его черта. Он воспринимал меня всерьез, даже когда мне самой порой все казалось несусветной глупостью.

– Да, – тихо подтвердила Доуз.

Впрочем, летом Мишель только раз приезжала в Нью-Хейвен. Весь июнь и июль Доуз занималась исследованиями в доме сестры в Вестпорте, отправляя Алекс в библиотеку «Леты» за книгами и трактатами. Они ломали головы, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы сформулировать запросы в книге Альбемарле, но неизменно натыкались на старые отчеты о таинственных местах и мучениках, связанные с упоминанием ада, – Карле Толстом, двух башнях Данте в Болонье, пещерах в Гватемале и Белизе, которые, судя по слухам, вели в Шибальбу.

Доуз несколько раз приезжала на поезде из Вестпорта; тогда они с Алекс устраивали мини-советы, вместе пытаясь решить, откуда начать поиски. На подобные встречи всегда приглашали и Мишель, но она, трудясь по будням в отделе подарков и приобретений в библиотеке Батлера, появилась лишь однажды, в выходной. В тот день они изучали различные документы общества и книги о монахе из Ившема, потом пообедали в гостиной. Доуз приготовила салат с курицей и лимонные пирожные, достала клетчатые салфетки, но Мишель лишь ковырялась в еде и не сводила взгляда с телефона, явно стремясь поскорее уйти.

– Она не хочет помогать, – заключила Доуз, когда за Мишель плотно закрылась дверь Il Bastone.

– Хочет, – возразила Алекс. – Но боится.

И Алекс ее не осуждала. Руководство «Леты» ясно дало понять – Дарлингтон считается мертвым, возражения не принимаются. Прошлый год выдался слишком беспорядочным и суматошным, им хотелось поскорее поставить точку в этой истории.

Однако через две недели после визита Мишель Алекс и Доуз наконец кое-что обнаружили – один-единственный абзац в дневнике времен «Леты», написанный в 1938 году.

Отлепившись от ограды Стерлинга, Алекс вышла на Элм-стрит и поспешила к «Конуре».

– Скажи, что я не смогу в субботу. Придумай, что у меня… факультативные занятия или что-то в этом роде.

Доуз застонала в трубку.

– Ты же знаешь, я не умею лгать.

– И не научишься – без практики.

Алекс нырнула в переулок и вошла в «Конуру», погрузившись в знакомую тьму и прохладу задней лестницы, – ее окутал сладкий осенний аромат гвоздики и смородины. Безупречно чистые одинокие комнаты, диваны, накрытые потрепанными пледами, картины с пастухами, пасущими стада овец, – все тонуло во мраке. По правде говоря, ей не слишком нравилось торчать в «Конуре», вспоминать, как приплелась сюда, жалкая, израненная, лишенная надежды, и пряталась в тайных комнатах, потеряв счет дням. Что ж, в этом году Алекс так легко не сдастся, она отыщет способ держать все под контролем.

Алекс подхватила рюкзак, в который заранее сложила кладбищенскую землю и мелки из костяной пыли. Впрочем, в этот раз она припасла и кое-что еще – «Призрачный аркан», внешне напоминающий причудливую клюшку для лакросса, позаимствованный в оружейной «Леты».

В кои-то веки она подготовилась к зачету.

* * *

Гробница «Книги и змея» располагалась напротив кладбища на Гров-стрит, что не могло не радовать Алекс – здесь редко появлялись Серые, особенно ночью. Порой их притягивали похороны – если покойный удостоился сильной любви или лютой ненависти; однажды Алекс даже довелось увидеть, как Серый пытался лизнуть в щеку плачущую женщину. Однако по ночам на кладбище было пусто, лишь тлен и стылый камень, ничуть не привлекавшие Серых. Тем более что совсем рядом находился кампус, где многочисленные студенты часто потели и флиртовали друг с другом, накачивались пивом или кофе, нервничали и страдали самолюбием.

Внешне гробница – строение из белого мрамора без окон, обрамленное высокими колоннами, – напоминала что-то среднее между греческим храмом и огромным мавзолеем.

– Она должна была походить на Эрехтейон[6], – сказал ей как-то Дарлингтон. – Тот, что в Акрополе. Или, по словам других, на храм Ники.

– А в результате? – полюбопытствовала Алекс. Эта тема казалась относительно безопасной; она кое-что знала об Акрополе и агоре, и ей нравились истории о греческих богах.

– Ни то, ни другое. Его создали как некромантейон, место для общения с мертвыми.

И Алекс рассмеялась; к тому времени она уже отлично знала, насколько Серые ненавидели любые напоминания о смерти.

– Значит, они соорудили большой мавзолей? Лучше бы построили казино и повесили на входе табличку с надписью: «Бесплатная выпивка для дам».

– Грубо, Стерн. Но в целом ты права.

С тех пор минул почти год. Сегодня она пришла сюда одна.

Алекс поднялась по ступенькам и постучала в большие бронзовые двери. Этот ритуал был уже вторым в текущем семестре. Первый – обряд обновления в «Манускрипте» – прошел без особых проблем. Члены общества разделись догола и скатили седого ведущего теленовостей в канаву, обрамленную веточками розмарина и раскаленными углями. Он появился вновь через два часа – раскрасневшийся, потный, помолодевший лет на десять.

Дверь распахнулась, на пороге возникла девушка в черной мантии и тонкой вуали, расшитой черными змеями.

– Вергилий? – Она откинула вуаль, открывая лицо.

Алекс кивнула. Общества больше не спрашивали о Дарлингтоне. В глазах новых членов она стала Вергилием, знатоком, специалистом в своей области. Они не были знакомы с джентльменом из «Леты» и даже не представляли, что имеют дело с полуобученной обманщицей. Впрочем, они знали: Алекс – часть «Леты», остальное их не волновало.

– Калиста?

– Президент общества, – кивнув, просияла девушка. Старшекурсница с гладкой кожей, блестящими глазами и обрамлявшими лицо мягкими кудряшками казалась существом с другой планеты, хотя вряд ли была старше Алекс больше, чем на год. – Мы вот-вот начнем. Я ужасно нервничаю!

– Не стоит, – проговорила Алекс; от нее ждали именно таких слов. Мудрый, опытный Вергилий все это уже видел и ничуть не беспокоился.

Они миновали каменную арку с надписью: Omnia mutantur, nihil interit. Все меняется, ничто не исчезает.

Во время одного из прошлых визитов Дарлингтон, закатив глаза, перевел ей эти слова.

– Только не спрашивай, с какой стати общество, основанное на греческой некромантии, считает уместным цитировать римского поэта. Omnia dicta fortiori si dicta Latina.

– Ты ведь хочешь, чтобы я спросила. Так вот – не дождешься.

Он улыбнулся в ответ.

– На латыни все звучит более впечатляюще.

Тогда они неплохо ладили, почти непринужденно общались, и в Алекс крепла надежда, что со временем между ними установятся доверительные отношения.

Вот только она позволила ему умереть.

* * *

Внутри оказалось холодно, на стенах горели факелы, дым от которых исчезал в небольших отверстиях под потолком. Большинство комнат здесь практически ничем не выделялись, лишь главный храмовый зал идеально круглой формы был расписан яркими фресками, изображавшими обнаженных мужчин в лавровых венках.

– Почему они взбираются по лестницам? – спросила Алекс, впервые увидев эти фрески.

– А почему они голые, тебя не волнует? Символизм, Стерн. Они восходят к бóльшим знаниям. По спинам мертвых. Взгляни-ка сюда.

Алекс заметила, что лестницы опирались на согнутые спины коленопреклоненных скелетов.

В центре комнаты возвышались две женские статуи с закрытыми вуалями лицами, у ног которых свернулись каменные змеи. С их сцепленных рук свисала лампа, испускавшая мягкий синий свет. Неподалеку от статуй выпускник, одетый в черную с золотом мантию, которому предстояло исполнять роль верховного жреца, о чем-то совещался с коротко стриженным седоволосым мужчиной в наглухо застегнутой рубашке, аккуратно заправленной в отглаженные брюки цвета хаки, весьма походившим на очень строгого папашу.

Две облаченные в мантии фигуры внесли большой ящик – вряд ли то был диван из «Икеи» – и расположили его на полу между двумя медными символами – греческими буквами, спиралью расходящимися по мраморным плитам.

– Почему вы всеми силами стремитесь провести ритуал именно на этой неделе? – спросила Алекс Калисту, разглядывая ящик. Книжники с помощью лома уже поддевали крышку.

Обычно общества собирались в те дни, что выпали им по графику, лишь в редких случаях запрашивая особые разрешения, что неизменно влекло за собой пересмотр всего расписания. Однако в этот раз Книжники недвусмысленно дали понять – «Книге и змею» для ритуала нужен именно этот четверг.

– Это единственный день… – Калиста явно колебалась, разрываясь между чувством гордости и стремлением к осторожности. – У некоего генерал-полковника весьма плотный график.

– Ясно, – бросила Алекс, взглянув на мрачного мужчину с короткой стрижкой.

Она достала мелок, блокнот с записями и осторожно начала рисовать защитный круг, тщательно следя за тем, что делала. Алекс так сильно стискивала мел, что кусок раскололся надвое; пришлось использовать один из обломков. Конечно, она жутко нервничала, но не испытывала чувства паники, ощущения, что явилась на экзамен, ни разу даже не открыв при этом учебник. Алекс готовилась – просматривала записи, вновь и вновь вычерчивала символы в уютном полумраке гостиной Il Bastone под звуки песен New Order, льющихся из старой аудиосистемы. Казалось, сам дом одобрял ее новообретенное усердие, задернув тяжелые шторы, не пропускающие солнечный свет, надежно охраняя запертые двери.

– Готовы? – спросил подошедший верховный жрец, потирая руки. – Нужно придерживаться регламента.

Алекс не помнила его имени; просто какой-то выпускник, с которым она познакомилась в прошлом году. Вместе с новыми членами он будет наблюдать за ритуалом. Позади него Книжники извлекли из ящика труп и уложили бледное обнаженное тело на пол. Воздух наполнился ароматом роз.

– Так мы готовим тело, – небрежно пояснил жрец, должно быть, заметив удивление Алекс.

Всю жизнь находясь слишком близко к смерти, она никогда не страдала особой брезгливостью, не шарахалась от огнестрельных ран или отрубленных конечностей – по крайней мере, когда дело касалось Серых. Однако с трупами, холодными и безмолвными, странно застывшими, в отличие от призраков, было все иначе. Она видела человека, но ощущала лишь пустоту.

– Кто он? – поинтересовалась Алекс.

– Уже никто. При жизни был Якобом Ешевски, любимцем Кремниевой долины и другом всех русских хакеров. Погиб на яхте меньше суток назад.

– Сутки, – повторила Алекс; «Книга и змей» еще в августе запросили эту ночь для своего ритуала.

– У нас свои источники. – Он кивнул в сторону кладбища. – Мертвые знали, что его время на подходе.

– И предсказали с точностью до дня? Какая забота.

Алекс ничуть не сомневалась – Якоба Ешевски убили. И члены «Книги и змея» знали, что так произойдет, даже если не сами спланировали его смерть. Впрочем, она пришла сюда не создавать проблемы и ничем не могла помочь Якобу Ешевски.

– Круг готов, – сообщила Алекс.

Ритуал полагалось проводить в защитном круге, однако она оставила врата по сторонам света; одни из них надлежало держать открытыми, чтобы внутрь могла проникнуть магия. Именно там будет нести стражу Алекс, если кто-нибудь из Серых, привлеченных тоской, жадностью или любыми сильными эмоциями, вдруг вздумает сунуться на ритуал. Впрочем, она сильно сомневалась, что Серым захочется приближаться к свежему трупу, навевающему унылое, траурное настроение, – конечно, если не случится нечто поистине захватывающее.

– Ты намного симпатичнее девчонки, с которой прежде тусовался Дарлингтон, – заметил жрец.

Алекс не ответила на его улыбку.

– Мишель Аламеддин – птица не твоего полета.

Его ухмылка стала шире.

– Моего, как и все остальные без исключения.

– Заканчивай клеить прислугу и пошли, – рявкнул генерал.

Жрец удалился, одарив ее еще одной улыбкой.

Неужели он не понимал, насколько отвратительно приударять за кем-то буквально в паре метров от мертвого тела? Или этому наглецу все нипочем? В любом случае Алекс намеревалась как можно скорее убраться подальше от «Книги и змея». Она будет вести себя примерно и добросовестно выполнять свою работу. Им с Доуз не нужны неприятности. У руководства «Леты» не должно появиться ни малейшего повода развести их по разным углам или вмешаться в то, что они задумали. Сейчас им с лихвой хватает свалившегося на головы нового Претора.

Раздался глубокий звук гонга. Книжники в траурно-черных мантиях с вуалями на лицах растянулись по периметру защитного круга. В центре остались только верховный жрец, генерал и мертвец.

– И там воссядем мы, – нараспев произнес жрец, его голос эхом разнесся по залу, – чтоб поддержать духовную беседу с мертвецами[7].

– Вообще-то здесь речь о книгах, а вовсе не о некромантии, – как-то раз шепотом поделился с ней Дарлингтон; эта фраза знаменовала начало каждого ритуала в «Книге и змее». – Цитата высечена на камне в Стерлинге.

Алекс не хотелось признаваться, что большую часть проведенного в библиотеке Стерлинга времени она дремала в одном из читальных залов, закинув ноги на радиатор отопления.

Жрец бросил что-то в висящую над головой лампу; над пламенем взвился синеватый дымок, который после осел на босые ноги статуй. Одна из каменных змей внезапно зашевелилась, белые чешуйки заблестели в свете факелов. Вздымаясь над мраморным полом, она заскользила к лежащему телу, потом замерла и, кажется, принюхалась. Широко раскрыв пасть, змея резко метнулась вперед и впилась зубами в икру трупа. Алекс подавила судорожный вздох.