Глубокий рейд, книга 2 «Голова»

– Аким, вот не то…

– Да понял я, понял, – говорит Саблин и тоже берёт рюмку. – Твоя жена на восемьдесят кило тянет, а Юнь килограммов на шестьдесят, калибр у них разный, и этот тебе не подходит…

– Вот, – Сашка поднял рюмку, – точная формулировка. Ну, для разгона, – он задрал голову и буквально опрокинул рюмку, выплеснув её содержимое себе в рот.

Аким тоже выпил, и едва проглотил водку, как вдруг почувствовал… нет, не качество водки… он кожей почувствовал, что она стоит рядом…

– Прапорщик… Давненько вас не было видно, – голос у неё высокий, но его тембр, с оттенком мягкой блестящей ткани, он всегда нравился ему. Будоражил.

Она стоит возле него, едва не касаясь его плеча бедром. Узкая, как всегда, юбка, белая, как у городских, рубашка из какой-то невиданной материи. Губы алые, глаза накрашены, густые чёрные волосы собраны над головой и заколоты на китайский манер длинными шпильками с круглыми головками.

Красавица, в общем. Есть о чём казакам за рюмочкой помечтать. А на запястье – вернее, чуть сполз на кисть её небольшой руки – из золота и серебра… красивый браслет.

«Вот чёрт, я же Насте серёжки ещё купил», – неожиданно вспоминает Саблин, а сам от лица красавицы глаз не отводит. А она ждёт ответа, кажется, и он, спохватившись, отвечает:

– Да, в болоте был.

Ничего глупее, кажется, ответить было невозможно, но женщина поднимает руку и как бы поправляет на ней красивый браслет. И говорит, мягко улыбаясь:

– Саблин, ты такой занятой, весь в делах, весь в делах, вон и голову тебе поранили, – и, уже повернувшись к одной из официанток, добавляет: – Цуй Линь, два пива за этот стол, за счёт заведения.

И тут же отворачивается и идёт к другому столу, а Сашка, чуть склоняясь к Саблину, и говорит негромко, тоном не то восхищённым, не то возмущённым:

– Видал, какая… Пивом угощает, – и тут же добавляет, глядя на зад Юнь: – А так-то ничего в ней особенного…

Но Акиму кажется, что он… врёт. И разговор про Юнь с замом он продолжать не хочет и лишь спрашивает едва с заметной издёвкой:

– Ну раз ничего особенного, может, от пива дармового откажемся?

– Да ты что?! Рехнулся, что ли? – перепугался Каштенков. – Нет, от пива-то чего отказываться? Не каждый день его пьём, – он берёт стакан и допивает своё пиво. И после машет рукой официантке: мы готовы для следующего стакана.

Глава 5

А вот Аким теперь ждёт совсем не пива. Он вроде ещё слушает болтовню товарища, но сам краем глаза следит за хозяйкой заведения. А та ходит от стола к столу, перебрасывается короткими фразами с мужчинами. Усмехается их шуточкам, кивает головой, отвечая на комплименты и похвалы. Да, тут, в чайной, она не только хозяйка, она ещё объект восхищения. Наконец им приносят пиво, а Юнь скрывается за дверью подсобки. И тогда Аким поднимается со своего места.

– Ты в уборную? – сразу спрашивает Каштенков.

– Угу, – отвечает Саблин.

Ну и, конечно же, Сашка увязывается за ним, тоже встаёт.

– Ну пошли.

«Ну пошли», – как будто Аким его уговорил идти с ним. Он как раз хотел уйти один, а Саня, он как та серая пиявка, что прицепилась к ткани КХЗ и которую без ножа не отодрать.

Они шли между столами, и чтобы отвязаться от Сашки, прапорщик вдруг остановился возле одного из столов, возле знакомых казаков, и, здороваясь с каждым по очереди за руку, говорит, обращаясь к Анатолию Коблякову:

– Толя, у меня к тебе разговор имеется…

А Сашка тоже встал рядом и слушает, и тогда Аким поворачивается к нему и говорит:

– Ну ты чего встал-то… Ты же в уборную шёл?

– А, ну да… – и Саня послушно пошёл к выходу из зала.

А Кобляков спрашивает у Саблина:

– Ты насчёт новой сотни, что ли?

– Ну да, – отвечает Аким. – Меня командиром в первый взвод назначили, вот народ собираю.

– А что предложишь-то, Аким? – интересуется Анатолий.

– У меня штурмовых мало, – говорит Саблин.

– Ну так я и в своём взводе в штурмовых, чего мне шило на мыло менять? – отвечает Кобляков с видимым сомнением. – Может, что поспокойнее предложишь?

– Слушай, Толя, ты приходи завтра в полк после оперативки, там и поговорим, – предлагает Саблин, а сам смотрит, вышел ли Каштенков из зала. И убедившись, что тот уже ушёл, заканчивает разговор: – Посмотрим, что ещё есть.

– Добро, – соглашается Анатолий.

На том они и расходятся.

Саблин проходит мимо туалетов, оглядывается и, пока нет никого на лестнице, быстро поднимается на второй этаж. А Юнь… она, конечно, ждала его… уже открывает ему дверь в свой кабинет, а сама выглядывает через его плечо, нет ли кого из персонала на этаже, не видит ли кто. А когда Саблин заходит к ней, так она сразу запирает дверь на ключ. И говорит ему, касаясь его головы:

– Тебя там ранили?

– Да нет, ударился, – врет Аким и после сразу целует её в губы. А Юнь нравится целоваться. Нравится. Она от этого млеет, начинает прижиматься к нему всем телом, не стесняется тереться о его бедро лобком и вообще ведёт себя не так, как его жена, не так, как положено казачкам, а потом, когда он начинает задирать ей юбку, отрывается от его губ и шепчет, предупреждая его:

– Юбка светлая, на ней всё видно, аккуратней.

И тут же помогает ему снять с себя красивое, опять же такое, какое казачки не носят, белье… И после она добавляет:

– И причёску не трогай. Я волосы полчаса собирала.

А жаль, ему нравятся её волосы.

***

Потом она тщательно осматривает себя в зеркало и, поворачиваясь к нему задом, спрашивает:

– Ничего там нет? На юбке?

– Да всё чисто у тебя, – говорит Саблин, закуривая и разглядывая юбку на крепком заду Юнь.

Фу, он переводит дух, а Юнь всё вертится перед зеркалом и улыбается. А Саблин думает, это она улыбается оттого, что он к ней заглянул, но ничего ей не говорит, и тогда она начинает сама:

– Позавчера в лавку ходила. Юбку надела, пыльник новый, перчатки новые… Всё, что ты мне купил.

Аким чувствует что-то нехорошее, молчит и слушает внимательно, Юнь продолжает:

– Бабы ваши, что были в лавке, глаза таращат, жабы болотные, от зависти они у них аж вылазят, – она смеётся.

– А что, у тебя некого было в лавку послать? – говорит ей Аким.

– А я сама люблю туда ходить, – с вызовом отвечает ему красотка и начинает красить губы, приблизив лицо к зеркалу, а закончив, удовлетворённо продолжает: – А я ещё руку специально опущу, чтобы браслет было видно… Вот их распирает там, ты бы видел… – она качает головой, как будто чем-то восхищается. И тут он слышит те слова, которые очень не хотел бы слышать от неё: – В тот раз там Настя твоя была, тоже глазела… Ну, хоть молча… – Юнь всё ещё не отходит от зеркала. – Не шушукалась, как другие дуры.

Хозяйка чайной и вправду хороша, по-настоящему красива, она оправляет юбку, не отрывая глаз от своего отражения, и выглядит точно как жёны офицеров, старших офицеров. И на красивом лице её гримаса дурного бабьего самоуверенного превосходства. И ему, надо признаться, хочется ещё побыть с нею, но нужно уже идти вниз, а то Сашка ещё искать начнёт. Он встаёт и, не затушив сигареты, подходит к женщине и целует её в шею. А она и говорит ему:

– А, забыла сказать… Елена звонила. Вчера.

– Какая ещё Елена? – не понял Саблин.

– Ну, из Преображенской, – напоминает ему Юнь. – Ну помнишь, мы в магазине у неё были? Ты меня туда водил.

– А-а… – вспоминает прапорщик. – Ну и чего хотела?

– Да за девицу просила, помнишь, я ей обещала?

– И теперь просит её пристроить на работу? – догадался Саблин.

– Да, – отвечает Юнь и поворачивается к нему, – просит дать ей работу на полгода. Ну и присмотреть за нею; она бестолковая, Лена сказала, влюбчивая… А потом всё там у них утрясётся, и девица та вернётся обратно.

«Лена сказала», – отмечает про себя Саблин, – один раз виделась, один раз по телефону поболтала, и уже «Лена». Быстро у них всё».

– Ещё про тебя спрашивала, – добавляет Юнь.

– Про меня? – настораживается Аким. – И чего спрашивала?

– Спрашивала, вернулся ли ты, но ты-то ещё в болоте пропадал, я сказала, что нет, она тебе привет передала. И всё…

– Ясно, – ответил Аким, почесал подбородок и подумал, что с этой Леной-Еленой ему ещё придётся встретиться.

***

– А ты где был-то так долго? – спросил у него Каштенков, когда прапорщик наконец вернулся за стол.

– Тебе что, подробный рапорт написать с отбивкой по часам? – в ответ поинтересовался Саблин.

– Хе-хе… – смеётся замкомвзвода. – Не надо мне рапорта, рапорт завтра будешь писать Коротковичу. А пока давай выпьем, а то я жду тебя, жду, не пью…

Они посидели ещё немного, и в заведение пришёл Юра Червоненко, а за ним появился и Коля Кульков. Червоненко обижался, дескать, пришёл из рейда и даже не сказал никому. Не позвал, не позвонил, про рейд не рассказал.

– А то ты его первый год знаешь, – говорит Каштенков Юрке. И в словах его тоже был упрёк. – Если бы мне Ряжкин не позвонил, я бы тоже не знал, что они вернулись.

Аким думал уже было уходить, хотел делами по дому заняться, но тогда товарищи совсем обиделись бы, и пришлось ему остаться и рассказать, как ходили в рейд, тем более что богатый Юрка угощал.

Как тут уйти? И просидел он в чайной до вечера. Пока в чайной не появился Олег.

– Ты чего? – Саблин сначала подумал, что произошло что-то. Но потом понял: – Мать прислала, что ли?

– Да, она… Она просто сказала посмотреть, тут ли ты, и всё, – говорит ему сын.

– Посмотреть? – бурчит Саблин недовольно. Она писала ему на коммутатор, но он не ответил. И вот пожалуйста: гонец от неё. Пришёл смотреть. – Чего тут смотреть? Броня дома, КХЗ со снастями дома, я либо в полк пошёл, либо здесь. Где я ещё быть-то могу? – и, несмотря на недовольство товарищей, поднимается из-за стола, прощается с ними и уходит из чайной.

Но злиться на сына он долго не может, Настя его послала, не любит она, когда муж не дома.

– Бать, – начинает Олег.

– Ну?

– А может, сходим завтра в болото? – продолжает сын.

Саблин, кажется, обещал ему сходить на рыбалку, но не завтра.

– Мне утром в полк, – говорит он сыну и, чтобы как-то ободрить его, кладёт ему руку на плечо, – выспаться надо. В себя прийти. А ты завтра после школы сходи на пристань, я лодку у короткой мостушки оставил, погляди мотор, залей топливо, я приду, может, на вечернюю зарю сходим. Хотя ты сильно не собирайся, у меня завтра дел много будет.

– Ага, бать… – Олег рад уже тому, что отец хоть не отказал сразу. – Бать, а на налима когда-нибудь сходим?

– О-о… Эко ты хватил… – усмехается Саблин; хмель делает отца добрым, и он треплет сына за плечо. – Налим… Ты хоть стекляшек научись находить да вываживать… А налим, он… Да и нет его тут у нас, мелко ему в нашем болоте. Редко когда встречается. Ему русла нужны, глубины… Это на Надым нужно идти, или на Енисей… На Таз… Но лучше на Надым, на Енисее даргов много… Говорят, уже приспособились, и в болото лезут… Ничего эту заразу не берёт… И пыльца им не пыльца…

Так за разговорами они добрались до дома, где их встретила Настя. Она помогала Акиму раздеться, а он в это время её отчитывал:

– Зачем Олега подсылаешь?

– Узнать хотела, где ты… А то ушёл в госпиталь и пропал… – поясняет жена, забирая у него китель. – Может, тебя госпитализировали.

– Госпитализировали, – недовольно повторяет он – и вдруг лезет в ящик с броней. И пока жена собирает в сенях его уличные вещи, достаёт оттуда красивую коробочку и протягивает ей:

– На. Тебе купил.

Настя бросает вещи Акима на табурет, берёт коробочку, с изумлением её рассматривает, а потом с неменьшим изумлением смотрит на Саблина: уж не часто она такое от мужа получает; жена даже немного сомневается и трясёт коробочку, пытаясь понять, что там.

– Ну что ты её трясёшь-то? – говорит ей Аким всё ещё недовольно.

– А что тут? – интересуется супруга.

– Ну посмотри, – Аким даже посмеиваться начал.

И тогда она раскрывает коробочку и, всё ещё сомневаясь, спрашивает:

– Серёжки? Мне, что ли?

– Ну а кому ещё-то? – Аким смеётся. – Не курям же.

– И где же ты их взял?

– В болоте выловил… Вот дурная баба. В Преображенской купил, где же ещё, – отвечает он с иронией.

– Дорого же стоят, – говорит Настя, не отрывая глаз от украшений. – Ты сколько денег-то потратил?

Вроде как и упрекает, но Саблин видит, что она очень рада подарку, может, просто ещё не верит, что это ей.

– Да какая разница? Заработал малость, вот и купил, а то у тебя серёжек-то не много. Сколько лет одни и те же носишь, – отвечает Аким и идёт мыться.

Жена же следует за ним, а сама уже старые серёжки из ушей вынимает. Вставляет новые – и сразу к зеркалу. Золото и немаленький камень с насыщенным синим цветом смотрятся ярко. Сразу бросаются в глаза. Конечно, они не могут не нравиться жене. Она от них взгляд оторвать не может, а Саблин, улыбаясь тихонечко, стал умываться.

– Аким, – наконец говорит супруга, всё ещё разглядывая себя.

– Ну?

– А за что ты мне их подарил?

– Вот дура баба, – тихонько говорит прапорщик. – Сказал же: денег заработал, радуйся, чего ты всё спрашиваешь?

– Ну всё-таки? – она обхватывает его сзади, со спины.

В Саблине играет спиртное, и он намерен пошутить с женой немного:

– За выслугу лет и безупречную службу. И за образцово-показательный порядок во вверенной части. Вот за что.

– А может, ты меня любишь ещё? – со вздохом спрашивает жена.

– Ну, есть малость, – отвечает Аким. И хочет взять полотенце.

Но Настя его обнимает, прижимается к его спине лицом, ничего не говорит и стоит так некоторое время, не выпуская мужа из объятий.

«Ох и крепкие же у неё руки».

Потом Настя успокоилась и опять стала смотреть на себя в зеркало: то одной стороной лица повернётся, то другой; и, конечно, она себе нравилась.

– Пойду завтра с утра в лавку, – говорит она, трогая серёжки. – Пусть бабы увидят. Интересно, что скажут.

«Одна браслет носила туда, эта теперь серёжки напоказ понесёт. Любят всё-таки бабы покрасоваться перед другими».

А потом они сели за стол, и Саблин, глядя как жена его сияет и то и дело трогает серёжки в своих ушах, вдруг вспомнил:

– А ты Марию Калмыкову знаешь?

– Ну знаю, она на два года младше, учились с нею вместе, – отвечает жена, ей, видно, интересно, с чего это супруг завёл этот разговор.

– Ты пригласи её в гости, что ли, – предлагает Аким.

– В гости? А зачем? Я с нею и не водилась особо никогда, – не понимает Настя.

– Да был тут у них… – рассказывает супруг, почёсывая лоб. – Живут они бедно… Ей, может, приятно будет, если ты её пригласишь…

– Ну ладно, завтра в лавке если будет, то и приглашу чай попить, – говорит Настя, всё ещё удивляясь просьбе мужа.

Глава 6

Ну, то, что разговор у него с сотником не заладится, это ему было ясно сразу. Даже до того, как Короткевич появился у своего кабинета, Саблин знал, что придётся ему оправдываться. Может, поэтому он был здесь один, кто пришёл на утреннее совещание в кителе и фуражке, все остальные казаки были при полевой форме. В простых гимнастёрках и свободных брюках.

У всех был знак на левых рукавах: «второй полк, шестая сотня».

Но по тому, как ждали Коротковича у кабинета другие командиры взводов и их заместители, было ясно, что никакой тыловой расслабленности в роте нет. Сидели они с бумагами в руках, что-то читали, почти не разговаривали. Нет, не с ним они не разговаривали, а вообще молчали. Той простой, обычной болтовни, которую вечно застилает табачный дым у двери в кабинет какого-нибудь другого сотника, слышно не было.

«Серьёзный всё-таки командир этот Короткович».

Саблин неплохо знал всех собравшихся тут командиров взводов, а они были со своим замами… А вот Сашка, подлец, так в коридоре и не появился, хотя время уже шло к шести. Видно, вчера они с Юркой и Николаем не сразу разошлись после его ухода.

«Пили, дураки. Ну ладно, Юрка пил, ему вообще никуда вставать не нужно. Ладно Коля, он до следующего призыва тоже свободен. Но вот Каштенков… Хоть бы документы какие принёс… Паразит. Сейчас сотник спросит что, а я и не отвечу, буду стоять и, как первоходок-немогузнайка, глаза таращить».

Когда Короткович появился в коридоре, он едва обвёл взглядом собравшихся и в ответ на их приветствия строго произнёс:

– Товарищи офицеры, здравия желаю, – а после открыл дверь кабинета ключом и изобразил жест: идите за мной; и добавил: – Прапорщик Саблин, прошу вас зайти первым.

Сотник, как только Аким вошёл, уселся за стол, а вот ему сесть не предложил.

«Отчитывать будет».

А Короткович и спрашивает, внимательно глядя на него:

– Вы ранены, прапорщик?

– Получил травмы в результате встречи с переделанными. В болоте, – и, предвосхищая следующие вопросы командира, добавляет: – Чувствую себя нормально, готов приступить к исполнению своих обязанностей.

Кажется, сотник об этом его деле знает, ну или слышал, во всяком случае больше ничего про болотные события у него не спрашивает. – Вы знаете, что у вас взвод не укомплектован?

– Так точно, мне зам уже доложил.

– Что думаете? Почему люди к вам не идут?

Он не стал говорить сотнику, что люди не очень-то хотят идти в первый взвод. А лишь сообщил ему:

– Буду работать, сегодня переговорю с парой казаков, о встрече уже договорился.

– Хорошо, – и тут Короткович вдруг меняет предмет разговора: – А вы удовлетворены работой своего зама? Замом своим довольны?

– Замом? – Саблин даже растерялся немного. Такого вопроса он услышать никак не ожидал. – Ну, пока причин быть им недовольным… явных причин не было.

«Сашка, конечно, охламон немножко, но человек безусловно храбрый. А так да, лентяй… И повторять ему нужно не раз, чтобы хоть что-то сделал».

– А вот я не вижу его как командира подразделения, – вдруг говорит сотник. – В случае если вы будете выведены из строя, сможет он управлять людьми в бою?

И вот тут Аким так сразу ответить и не смог. Ему пришлось подумать немного, прежде чем он нашёл объективные достоинства своего зама:

– Он человек нетрусливый. И духом никогда не падает.

– Ваш зам – человек безалаберный, к своим обязанностям относящийся с прохладцей, к тому же он не пользуется большим авторитетом у подчинённых, – говорит сотник, словно рубит. Что ни слово, то удар наотмашь.

Всё-таки жёсткий он человек. Хотя, по большому счёту, Саблин не может ему возражать. Саня действительно ко многим вещам – к тем, которые не считает важными, – относится небрежно. Вот и сегодня не пришёл, хотя был Саблину нужен для того, чтобы ввести своего начальника в курс дел.

А Короткович продолжает:

– Я не могу вам навязывать своё мнение, вы в своём взводе командир, но я бы рекомендовал вам подыскать другого заместителя. Дело, конечно, ваше, но замом должен быть человек самый надёжный из известных вам. И если вам, по этическим соображениям, трудно будет его сместить с должности… это я пойму… В общем, если решитесь его сместить, доложите мне. Я сделаю это приказом по сотне, – Аким ничего не успел ему ответить, а сотник уже заканчивал разговор: – И прекращайте пить с подчинёнными. Вы теперь офицер. Всё, пригласите сюда командиров взводов.

Аким в некоторой растерянности выглянул в коридор и сказал дожидающимся там:

– Казаки, заходите.

А потом было совещание, которое длилось почти два часа и к которому Аким был абсолютно не готов. Но Короткович не стал ему за то пенять, а лишь сказал в процессе:

– Командир первого взвода, у вашего зама были вопросы к оружейникам, а какие именно, он в последнем рапорте не указал, подготовьте весь список претензий. По орудию на БТРе и ещё какие-то… по винтовкам, кажется… Завтра в одиннадцать я буду на совещании у полковника и должен знать, что мне у него просить.

– Есть подготовить список, – отвечал Аким.

И больше ничего ему сотник не сказал, чему Саблин был немало удивлён. А в конце совещания, когда взводные и их замы уже поднимались со своих мест, подсотенный Уваров, заместитель Коротковича, человек с наполовину уже седыми волосами, протянул Акиму маленький листик дешёвой, не один раз переработанной, серой бумаги:

– Прапорщик, вот список добровольцев, что просятся к нам в сотню, семь человек; проведите беседы, трое из них люди молодые, их в ваш взвод брать нет смысла, думаю, вам молодняк не нужен, их в другие взвода направим, а вот с опытными казаками поговорите, может, кто вам подойдёт. Там минёры, стрелки… Возможно кого уговорить в штурмовые пойти? У вас ведь штурмовиков некомплект.

– Есть провести беседы, – говорит Саблин, забирает листок бумаги и прячет его в нагрудный карман кителя. Он в общем-то всегда считал, что подсотенный к нему расположен.

А тот и продолжает:

– Всё полученное на взвод оборудование вы пересчитайте сами, расписывался за него ваш зам, но отвечать будете вы, а не он. Так что… проверьте всё. И не тяните с этим делом.

– Есть не тянуть, – отвечает Аким.

Когда после совещания он пошёл с другими командирами взводов в буфет, выпить чая и покурить, его там встретил сотник Луговой. Он было прошёл мимо стола, за которым сидели командиры взводов шестой сотни и обсуждали дела, но потом остановился и вернулся назад.

– Прапорщик! Здравствуйте, дорогой мой!

– Здравия желаю, товарищ сотник, – Аким встал со стула.

– Вы обо мне забыли, что ли? – интересуется Луговой. – Курсы думаете заканчивать? Прослушали их вполуха, а на экзамены не пришли. Сдавать думаете? Вам сертификат нужен или нет?

– Сдавать думаю, товарищ сотник, – отвечает Саблин. – Сертификат нужен.

– Ну так завтра прошу вас быть… Приходите к шести часам.

На том и договорились; а когда Луговой ушёл, урядник Дима Польских, командир четвёртого взвода, и спрашивает у него:

– Аким, а что это за сертификат?

– Да Курсов младших командиров, – отвечает Саблин, и дальше привирает, так как был на тех курсах всего несколько раз. – Я их вроде как прослушал. Теперь вот экзамен сдать нужно.

– Когда ты только всё успеваешь? – удивляются казаки, качая головами и выпуская табачный дым.

Потом их снова вызвали, но на сей раз это был подсотенный Уваров, и они ещё почти час сидели и распределяли по взводам пыльники, чехлы для оружия, защитные кожухи и очень дорогие батареи для станций РЭБ, которые кладовщики выдавали взводным под личную подпись. И подсотенный Уваров, отпуская офицеров, напомнил им:

– И прошу не забывать, господа казаки, что в среду… – он прикинул в уме, – то есть через шесть дней, будет смотр вверенных вам подразделений. И на том смотре будет полковник. Это уж вы даже не сомневайтесь. Он придёт со всеми офицерами штаба… Всегда с ними приходит. Транспорт, БТРы… грузовики придут уже завтра… оборудование, снаряжение… всё должно быть в полном порядке. Да, радиостанции и станции РЭБ должны быть снаряжены и готовы к использованию, полковник может проверить… Он это любит… Оружие, и личное, и тяжёлое, тоже может проверить… Всё должно быть готово. Значит, готовьтесь…

В общем, у командиров взводов утро было насыщенным, а работа интересной. И освободился Аким только после десяти часов, причём все остальные взводные со своими замами пошли в актовый зал встречаться с личным составом, а вот он был в сотне особенный, ему такой встречи Каштенков не подготовил. А с людьми уже нужно было знакомиться.

«Ну ладно, допустим, что не знал, что я уже сегодня буду в станице, – оправдывал своего зама Аким. – Хотя по большому счёту мог бы и оповестить людей, ведь я тут уже третий день».

В общем, он был недоволен своим замом, но теперь он сам тут и собирался взяться за дело. Честно говоря, ему не хотелось, чтобы и о нём тот же Короткович или ещё кто сказал, что он к своим обязанностям относится с прохладцей. И пока Аким из штаба полка не уходил, так как именно тут у него встреча с Кобляковым, и тот ждал его в буфете. Они поговорили, и Анатолий согласился перейти во взвод к Саблину, вот только на последнюю вакансию минёра.

Не успели они закончить, как раз и Каштенков появился, и, конечно, был он собой нехорош. Вял, устал. Поздоровался, пошёл взял себе два стакана чая и уселся к ним за стол.

– Видно, хорошо отдохнул господин младший урядник, – смеётся Кобляков, глядя на помятый лик заместителя команда взвода.

– С этим Юркой как свяжешься, – поясняет Сашка. – Удержу не знает, денег навалом… Хотел уйти раза три, так он за руки хватает: давай ещё посидим… так редко собираемся. Потом я ушёл, а они с Коляном ещё остались.

Анатолий снова смеётся:

– Вот у людей забот нет.

А Саблину что-то совсем не смешно, он достаёт из кармана кителя листочек с фамилиями, кладёт его перед Каштенковым.

– Чего это? – тот берёт бумагу и разворачивает её.

– Обзвони людей, хочу встретиться с ними, пусть приходят завтра к одиннадцати, может, кто во взвод к нам пойдёт, – говорит ему Аким. – А сейчас пей чай и к кошевому пойдём, хочу батареи получить и на склад отнести.