Глубокий рейд, книга 2 «Голова»

– Да, бать, – сын тут же кидается в дом одеваться.

Саблин же стягивает с себя маску и капюшон костюма. И жена, конечно же, видит эластичный бинт на его голове. Ну и начинает сразу:

– О Господи, Аким!

– Хватит, Настя, – сразу прерывает её супруг, он не готов сейчас выслушивать нытьё жены, прапорщик устал, и голова у него болит. Он начинает стягивать сапог, а жена садится ему помогать, и его «хватит, Настя» на неё давно уже не действует.

– Ты же говорил, что просто съездишь что-то забрать, а сам вон опять раненый приехал.

– Настя, – почти строго говорит ей муж, – всё и было, как я тебе говорил: приехали, нам ящики отдали, и мы поехали домой, а на обратном пути, заразы, – жена стянула с него сапог, а он потрогал затылок, – навалились переделанные на трёх лодках.

– Переделанные! – ахнула жена.

– Да, никогда их там не было, Денис туда всю жизнь за налимом ходил… А тут вдруг… Денис сам удивлялся.

– Какой Денис? – Настя берётся за второй сапог.

– Калмыков.

– А, – вспоминает она. – Это тот, у которого ребёночек убогий?

– Угу… Вася говорил, один у него убогий, – вспоминает Саблин. И добавляет: – Из семи, что ли…

А жена, помогая ему снять армейские брюки, и сообщает вдруг:

– А у тебя тоже скоро будет прибавление.

– Какое ещё прибавление? – Саблин смотрит на неё удивлённо. – Ты, что, беременна?

– Не я, – кажется, жена рада удивить его. Она улыбается. – У дочери твоей старшей ожидается.

– Чего? Да как же…? Не понял я…– или Аким так устал, или растерялся… У него даже слов на эту новость нет. И это ещё больше смешит жену, она просто в голос смеётся, видя его недоумение.

– Подожди, – он действительно не понимает. – Свадьба вот только была, а уже…

– Да как же только, – продолжает смеяться Настя, собирая всю его пропахшую потом одежду, – свадьба у дочери твоей была уже три месяца как… Окстись, дедуля.

У Акима голова болит, и поведение жены и её смешки, всё это его раздражает, он так и сидит в сенях, не вставая со своего табурета.

– Ну, чего ты? – жена остановилась и вдруг погладила его по волосам, старясь не задевать бинтов. – Пошли, помоешься, я тебе помогу, – она, кажется, поумерила своё веселье, но едва он встаёт, она и добавляет: – А потом я покормлю тебя… дедушка.

И опять смеётся.

Они уже улеглись, а жена стала спрашивать его про рейд к Камню, стала интересоваться про то, как их переделанные нашли в болоте, и вдруг вспомнила:

– Так тебя на эту работу Савченко-курвец подрядил! А сам-то, люди балакают, помер. В больнице…

Ему совсем неохота разговаривать. Он хочет поймать ускользающий от него сон. Всё утро и почти весь день Аким проспал в лодке, товарищи его не будили, и теперь заснуть сразу у него, видно, не получится.

– Он помер, а ты его костеришь! – назидательно указывает жене прапорщик.

– Ой, прости, Господи, – жена крестит свой рот. И тут же продолжает: – Так как же он тебе теперь заплатит, если он помер?

– Он вперёд заплатил, – нехотя сообщает ей прапорщик. Посвящать жену во все дела… Нет, это не по-казацки. У казака свои дела, у жены свои. Хотя и в самом деле этот вопрос Акима тревожит, но жене он о том никогда не скажет.

И вправду, за работу он, конечно, получил не всё, вторую часть платы Савченко должен был заплатить ему после дела. Вот и как теперь быть? Ведь Василию и Денису он не скажет: вы уж извиняйте, казаки, но Савченко помер, вот что есть поделим – и всё.

Нет, так нельзя. Так не по-товарищески. Он их на рейд взгоношил, он, а не Савченко, обещал им денег. Придётся в их доли, до обещанного, своих денег докладывать.

Вот и какой теперь ему сон, после таких мыслей? Саблин встаёт и садится под лёгкую и прохладную волну кондиционера.

– Никак курить собрался? – бурчит недовольно жена. И зовёт его ласково: – Аким, иди, ложись. Иди, мой любый.

Но прапорщик всё равно закуривает.

– Ну, чего ты там опять всё думаешь? – не унимается Настя.

Конечно, он не собирается ей рассказывать про свои дела, про свои денежные потери, и поэтому отвечает:

– Вот думаю к Антонине съездить. Проведать хочу. Посмотреть, как живут, как у них там всё…

– Ой, так давай, – сразу оживилась жена. Даже привстала в постели. – Только не на лодке. Не хочу я по болоту тащиться. По земле поедем.

– Так по болоту быстрее, – замечает ей Саблин.

– И ничего, за три часа доедем, авось от пыли не помрём.

– За четыре, – поправляет её прапорщик. И так как ему не хочется тащиться на квадроцикле, среди бесконечных грузовиков, в клубах порой непроглядной пыли, бросает весомый козырь: – В лодку и гостинцев больше поместится.

Глава 3

– Здорово, Аким! – кричит ему сосед Тимофей. – Лодка на берегу… Вроде твоя.

– Моя, Тимофей, моя, – чуть оттягивая респиратор, в ответ кричит ему Саблин. А сам думает: солнце ещё толком не встало, а ты таскаешься по берегу, дел других, что ли, нет?

Сам же он пошёл поглядеть хозяйство, всё ли в порядке. Сначала осматривал дом и двор. Оглядел всё: уплотнители на дверях и окнах, потом электрику, сантехнику всю проверил, не уходит ли где вода, вот уже и до свинарника добрался. Пока не нашёл ничего, что ему бы сильно не понравилось. Нужно было кое-где что-то подмазать, что-то подправить, но в принципе жена и сыновья в его отсутствие за домом приглядывали… Ну, нормально. Хотя он кое-что исправил, едва то появилось. Например, трещины на уплотнителях, их обрабатывать надо, как только они образовались, а не ждать, пока отец из рейда вернётся.

Ещё ему нужно было осмотреть курятник, а уже потом он собирался дойти до своих участков поглядеть насосы, трубы с капиллярными отводами, кукурузу и тыкву и всё остальное. В общем, всё то, что кормило его семью. Жена с младшей дочерью хлопотали по дому. Олег ещё до рассвета убежал в школу, Юра тоже ушёл на учёбу в госпиталь. А тут сосед пришёл лодкой его интересоваться. Дескать, чего это ты, Аким, оставил её на берегу, а не поставил к пирсам, как обычно. Пришлось выйти со двора, перекинуться с Тимофеем парой фраз. Ну и поговорили немного, про рейд за Надым, про болота. Аким не стал рассказывать соседу про схватку с переделанными, не то разговор затянулся бы надолго. Отделался от соседа общими фразами: прокатились до Камня и обратно… У бегемота гон… Болото – оно болото и есть… Рыбачить не рыбачили… Некогда было.

А прапорщик при том подумал, что его считают нелюдимым как раз из-за того, что он ни с кем особо разговаривать не любит. Всё равно Тимофей узнает про его бой с нелюдями. Об этом уже сейчас половина станицы слушает от Дениса и Васи. И вспомнит Тимофей, что сосед Акимка в разговоре с ним даже не упомянул про это. Ну что же тут поделаешь… Нет, Саблин ничего с собой поделать не мог. Не любил он пустых разговоров. Времени на них уходило много. Но вот от старого дружка парой фраз отделаться было невозможно. И когда Настя вышла на двор и крикнула ему через забор: «Саша звонил, придёт сейчас!», Саблин невольно вздохнул, как бы готовясь к чему-то.

***

От него вечно столько суеты, шума… Локти на стол поставит, от хозяйки ждёт чай, от хозяина рассказа. Слова из него так и сыпятся: вопросы, догадки, рассуждения. Его самого распирает и от новой информации, которую он хочет поведать, и от любопытства. Но сначала из Каштенкова сыпались вопросы:

– Ну что? Как сходили? Всё привезли?

Сашка хитрый, Аким по нему видит, что тот знает больше, чем пока спрашивает. И начинает рассказывать:

– Да всё было бы ничего, да на обратном пути нарвались на переделанных, они нас километров сто по болоту гнали… Ну да ничего, отбились как-то.

– Я вижу как, – Каштенков указывает на повязку на голове Саблина. – Хорошо, что броню взяли. Ну, ты расскажи, как дело-то было…

Тут Настя разливает им в чашки чай.

– Да там и рассказывать особо нечего, – говорит прапорщик нехотя. – Первую лодку, что догнала нас, мы просто из засады расстреляли в решето, побили всех их с хода, вторую лодку подорвать получилось, но они с неё экипаж на третью сняли, а уж с ними пришлось на одной заброшенной заставе разбираться.

И тут Настя остановилась у стола, долила им свежего чая из чайника… И не ушла, осталась при мужчинах, собралась их слушать. А это не дело, где это видано, чтобы жена о делах казацких знала. Так что этого прослушивания Аким допустить никак не мог: во-первых, по субординации не положено, не бабьего то ума дело, а во-вторых, наслушается, так будет потом ещё за каждый его выход в болото переживать. А так как в одиночку Настя переживать очень не любит, сделает так, что и он с нею будет страдать. И чтобы того избежать, Саблин говорит своему заму:

– Пойдём-ка в полк, там расскажу, а то тебе рассказывай, потом ещё начальству.

– Ну да, – иронично соглашается Каштенков. – Так и язык стереть можно. Ещё и устать.

Настя, конечно, злится на мужа, поджимает губы, но при Сашке ругаться не берётся, просто собирает со стола посуду, зло, как она это умеет. А Саблин уже, накинув китель, идёт к дверям. Правда, когда вышли они из дома, Аким направился не в штаб полка, а в госпиталь. Сын звал его провериться. И Каштенков, ничего не спрашивая, пошёл с ним. Лишь бы только товарищ рассказал, как было дело. По дороге прапорщик ему всё и поведал. Без прикрас, простыми, почти казёнными, словами.

– Нудный ты человек, Аким… Надо будет у Ряжкина спросить, – в итоге немного разочарованно произнёс Каштенков и стал рассказывать товарищу про дела в полку, про новую сотню и как идёт её формирование.

***

Аким всё ещё не мог привыкнуть, что его Юрка басит. Когда всё время дома, вроде и привычно сын говорит, а вот если не видел дней десять, так хоть снова удивляйся. Длинный и нескладный Юра вышел к ним в медицинской одежде.

– Батя, я спрашивал у завотделения диагностики, считается, что твои травмы получены в бою, – сообщил ему сын и сел рядом с ручкой и бумагами, – так что обследование и лечение будет за счёт станицы. Только надо заполнить бумаги.

– Ты глянь, как вымахал! – удивляется Саша, глядя на Юрку. – Уходили в призыв, ещё школьник был, – и тут же интересуется: – Юрка, а ты невесту ещё не присмотрел?

– Да некогда, дядь Саш, в день по полкниги учить приходится, какие тут невесты, – отзывается Юра, не отрываясь от бумаг.

– Пусть учится, ему ещё четыре года учиться, – за сына говорит отец, – главврач сказал, что у него есть способности и тяга, вот и пусть тянется. Жениться успеет.

– Да, не торопись, Юрка, – соглашается Каштенков, – бабы – они, это… никуда не денутся… А вот врачом когда будешь – любую выберешь, ещё и с приданым. Вот в любую пальцем ткнёшь, и папаша её тебе сразу отдаст. Даже полковник какой. И без разговоров.

Когда бумаги были уже все оформлены, они оставили Сашу в холле госпиталя и пошли в процедурную для сдачи крови, и вот тут Аким и задаёт сыну тот самый вопрос, из-за которого он, в общем-то, и пожаловал в госпиталь:

– Юрка, так что, Савченко-то умер?

– Да, бать, – отвечает сын и продолжает: – Я сам его не лечил, он в спецотделении лежал, в регенерации, меня туда и не пускают ещё, но на утренней планёрке, пару недель назад вроде, главврач сказал, что скончался. Тромбофлебит и сердечная недостаточность.

Нет, ну, Аким, конечно, не думал, что тот странный тип из башни, как его там… Юрасик… да, Юрасик… стал бы ему врать – хотя почему бы не стал? Может, и стал бы. Ведь один крепкий мужичок из той же башни предлагал купить коробки Савченко. Обещал хорошую цену. Да… хорошую цену. И что теперь ему было делать? Савченко нет. Калмыкову и Ряжкину нужны деньги. Вынь да положь им сто целковых. А из тех денег, что ему дала Елена, из восьмидесяти рублей, он потратил тридцать ещё в Преображенской. На одежду для Юнь и для себя, на гостиницу, на обеды, побрякушки всякие…

В общем, теперь все эти мысли не покидали ни пока он сдавал анализы, ни пока его прогоняли через рентгены и томографы.

Потом, когда он наконец вышел к Сашке, то сказал ему:

– Саня… знаешь, в полк я сегодня не пойду. Неохота что-то… Завтра.

– А что, и не надо, – сразу согласился Каштенков. – Давай в чайную?

– Давай, только сначала лодку на пирсы отгоним, а то она у меня на берегу возле дома.

Так и решили сделать, а едва Сашка увидал лодку, так и ахнул:

– Ядрёна тина… Ты глянь! Побили, значит, лодчонку тебе?

– Побили, – бурчит Саблин. – Давай, толкай.

Они столкнули лодку с прибрежного ила и с грязными сапогами залезли в неё. Аким завёл мотор, а Каштенков стал его уже как следует раздражать причитаниями:

– Корму пробили, и дно… и борт вот тоже. О… всю побили… А какая лодка была.

– Да знаю я всё лучше тебя, чего ты мне всё это опять перечисляешь? – недовольно бурчит Аким.

– Вот тебя если послушать… так вы по болоту ехали, а в вас постреляли немного, и вы постреляли немного, только тебя чуть тюкнуло по затылку да по руке задело; а если смотреть на тебя, а потом твою на лодку… то ясно становится, что вас там на болоте в клочья рвали, – разумно рассуждает младший урядник Каштенков. И снова сокрушается: – Эх, как жалко. Такая лодка была… Одна из лучших в станице.

– Саня, заткнись ты уже, а? – злится Саблин, которому эти слова как нож в сердце. Он и сам всё видит. Вроде пока ехали по болоту с Васей и Денисом, думал, что ничего страшного, лишь бы до дома лодка довезла, а тут… Глядеть тяжело: вся лодка в сварке.

Но товарищ не заткнулся, а лишь сменил тему и, как ни в чём не бывало, стал рассказывать, что слышно в полку и как идёт формирование шестой сотни.

– На всю роту шесть грузовиков выделяют, – говорит он. – По штуке на взвод дают, ещё один миномётчикам… Один на штаб сотни Уварову.

– Угу, – бурчит Саблин; он согласен, пусть Сашка лучше про грузовики рассказывает. И ведёт лодку вдоль берега к уже виднеющимся пирсам, у которых, как всегда, крутится много казаков и местных мальчишек.

– Грузовики уже на той неделе придут, – и тут он вспоминает: – Слушай, а вот БТР нам во взвод уже прислали, так прислали не новый, а из второй сотни, на нём и цифры их написаны. Я сказал водилам наши нарисовать. А потом я узнал, что он после капремонта, на мину наскочил сначала, а потом как встал, рядом с ним китайцы вдарили снарядом, в общем, битый весь, весь заваренный, как твоя лодка…

«Вот дурак!».

Саблин злится на товарища, но ничего вслух ему не говорит.

Глава 4

Всякому человеку хоть иногда хочется, чтобы другие люди проявляли к нему уважение и интерес. Вот и у простого болотного казака Дениса Калмыкова такое желание случалось. И тут как раз выдался ему повод покрасоваться. Именно в этот день, когда все остальные станичные, его однополчане и люди, промышляющие рыбу в болоте, стали проявлять к нему неподдельный интерес. Стоило Денису появиться в чайной, как другие казаки, что с утра обсуждали в заведении свои уловы и иные важные дела, стали звать его, человека, не избалованного вниманием, к себе за столы. Но так как со всеми желающими он посидеть никак не мог, казаки сдвинули столы и усадили Калмыкова во главе. Усадили и стали ему подносить и спрашивать: а ну, Денис, рассказывай, куда с Саблиным ходили? Что делали? Как вы от переделанных отбились? В общем, о том, что Аким с товарищами ходил на Камень, а на обратной дороге встретил нелюдей, в станице уже все знали. Видно, с первой заставы уже пришла радиограмма в полк. И Сашка сразу разобрался в ситуации:

– О… дружок твой… уже готовый, кажись, – говорит он, увидав, как Калмыков, улыбающийся и красный, машет им рукой, мол, идите сюда. Да, кажется, Денис уже крепко выпил.

Конечно, все, сидевшие в чайной, стали смотреть на вошедших, и в первую очередь смотрели на него, на его голову, всё ещё в бинте.

– Аким, а с головой что? – спрашивает кто-то из казаков из-за стола, что был справа от двери.

– Да нормально, жить буду, – отвечает Саблин и идёт дальше к столу, за которым был Денис. А стол ломится от закусок и выпивки. Казаки уже разгорячились. И почему-то Акиму всё это веселье не понравилось. Он подошёл к казакам и, поздоровавшись, сказал Калмыкову:

– А ты что тут празднуешь-то?

– Да вот с товарищами… мы это… поговорить сели… – как будто оправдывается Калмыков.

– О, – сразу оживились выпивохи, что потчевали Дениса. – Начальство пожаловало!

– Уж и попраздновать казаку нельзя! Выпил бы с нами, Аким.

– Ему теперь нельзя, не положено. Он теперь командир взвода.

– Пошли, – говорит Саблин Калмыкову, не слушая подвыпивших балаболов. – Провожу тебя до дома.

Денис особо и не противится, только долго ищет свою фуражку, потом наконец находит её и встаёт: ну пошли.

Его видавший виды квадроцикл тут, у чайной. Каштенков едет с ними.

– Ты сильно не гони, – просит Саблин товарища, видя, что тот и вправду «хорошо взял».

– Я тихонько, – обещает Денис и ведет квадроцикл не спеша.

Так они доезжают до самого края станицы; до болота тут уже далеко, воду качать сюда затратно… Естественно, что растительность на участках… ну, скудная, что тут сказать. Хатки все низкие, как пришибленные, и панельки солнечные везде старенькие, с низким КПД. У одной такой пришибленной хатки с невысоким, неровным забором Денис и останавливает свой квадроцикл под навесом.

– Зайдёте в гости, может? – Калмыков не предлагает, он скорее просит.

– Ну зайдём, – удивляя своего зама, соглашается Аким.

– Маша! – сразу кричит Калмыков, открывая перед казаками дверь. – Маша, гости у нас!

Суета, малые дети, их четверо – те, что постарше, видно, в школе – прибежали смотреть на гостей. Всё в доме старое, но в общем чистенько. Душно здесь, но откуда тут быть прохладе, если кондиционер больше гудит, чем нагоняет холода. А ещё – вот этого Саблин не жаловал – лампы все тусклые.

Мария, худая и немного испуганная баба, старалась что-то собрать на стол, а что там соберёшь, если у тебя столько ртов, а тыква и кукуруза вся вялая без воды. Ни сала, ни яиц в доме нет. Вяленая дрофа – видно, Денис добыл в песках – да улитки, несколько штук. Водку, правда, нашла, полграфинчика. Казаки сели за стол, выпили по одной, немного поговорили с хозяйкой насчёт детей, да и собрались уходить. Денис хотел разлить ещё по одной, но Саблин ему сказал, накрыв свою рюмку ладонью:

– Хватит, завтра трезвым будь, я с утра в полк пойду, потом, как освобожусь, – думаю, к полудню – соберёмся, ты, я и Вася, и все наши дела обсудим.

– Ага, – соглашается Калмыков и ставит графин на место. – А где?

– Да в чайной, где ещё, или в столовой, в полку…

***

Но посидеть-то товарищам надо. Не только Сашка хотел слышать про приключения Саблина в болоте, Аким и сам хотел знать, что происходило в станице и как шли дела с формированием шестой сотни, особенно ему хотелось знать, как себя ведёт его новый-старый командир. Они уселись за свободный стол, никого звать не стали, хотя казаков, хороших их знакомцев, в этот час собралось в чайной уже немало. Нет, поздоровались с товарищами и сели особняком. Заказали себе немного водки, а Аким решил расщедриться, заказал ещё два пива. Ну а как… Саня за него, почитай, две недели отдувался в роте. Как сделали заказ, Аким и интересуется у товарища:

– А Короткович про меня не спрашивал?

– Да как же, не спрашивал! – Каштенков даже засмеялся. – Каждое совещание, каждую оперативку начинал с тебя, – тут он принялся изображать сотника Коротковича. – А что, командира первого взвода всё ещё нет? Младший урядник, когда же мы увидим прапорщика? Когда он соизволит в сотне появиться? Вы не знаете?

– Ну, – Аким берёт стакан с холодным пивом прямо с подноса официантки.

– Что «ну»? – Саша берёт свой.

– Ну а ты ему что?

– Да а что я ему? Что я ему могу сказать: не могу знать, ваше благородие. Откуда мне ведомо, когда ты из болота вылезешь? Я на твоём месте вообще все эти катания по болоту отложил бы, пока сотня не укомплектуется. Там дел… – Сашка отпивает пива и машет рукой, – делать-не переделать. Я всё оборудование: рации, РЭБ, снарягу – на склад принял по описи.

– Посчитал хоть? – спрашивает у товарища Саблин. – А то будет как с минами в прошлый раз.

– Посчитал, посчитал, – убеждает его Саня. – И БТР принял. Боеприпасы ещё не принимал, а тяжёлое оружие будут уже по комплектации личного состава выдавать, так вот Короткович мне каждый день говорит: давай список личного состава, давай список… – тут младший урядник поднимает рюмку. – А списка нет, к нам во взвод и двадцати пяти человек ещё не записалось.

– А кого не хватает? – Аким тоже берёт рюмку.

– И штурмовых не хватает, и снайпера, первого номера у нас ещё нет… И стрелка на БТР нету… Ну, давай… – он подносит свою рюмку к рюмке Саблина.

Они чокаются и выпивают. Сашка закусывает и продолжает:

– Хотел Горлочёва позвать, Андрея, первым номером, так он узнал, что зову его в первый взвод, говорит: нет, не пойду, – и ещё он добавляет, подумав и понизив голос: – А ещё мне думается, что не хотят казаки идти в сотню к Коротковичу.

И это заявление, в общем-то, имеет смысл. Короткович считается командиром жёстким, из тех, что «любой ценой». И идти к такому в ударный взвод… ну да… желающих будет немного.

– Ну и хорошо, что Горлочёв не пошёл, – говорит Аким – дескать, не очень-то и хотелось – и начинает ковыряться в закусках.

– Хорошо? – удивляется Каштенков. – Чего хорошего, он снайпер-то неплохой. А у нас только молодой Валенцов, второй номер. Сын Серафима Валенцова. Неопытный, один призыв всего у него.

– Горлочёв, – отвечает ему Аким, – больно важный, нам бы кого попроще.

– А, ну это – да… важный… водится за ним такое, – тут с ним заместитель соглашается. – Но всё равно, Аким… Не идёт к нам народ. Все три взвода в сотне укомплектованы, ну почти… А наш нет. Конечно, Короткович будет злиться. Его можно понять, ему Волошин, командир второго полка, по шапке даёт.

И это как раз Саблина не удивляло. Первый взвод в сотне, как и первая сотня в полку, считаются самыми боеспособными. Как где тяжко, так туда сразу направляют первый номер. Надо плотную оборону прорывать, опять она же. Потери в первых взводах всегда выше, чем во всех остальных, люди всё это знают, вот и не идут.

– Ладно, – наконец говорит он, – завтра поговорю с Коротковичем, а там уже и видно будет. Не волнуйся, Саня, соберём мы взвод как-нибудь, – заверяет Аким своего зама.

– Да я особо и не волнуюсь, – говорит Каштенков и посмеивается, – я волновался, пока тебя не было, а теперь чего мне волноваться, я зам, теперь это уже твоя забота.

Он снова берёт своё пиво и с удовольствием отпивает из стакана.

***

А потом появилась и Юнь, вышла, как всегда, из подсобки… Царица заведения. Вся в хорошей одежде. Вся чистенькая, собранная. Волосы на голове связаны в высокий узел. Пошла меж столиков, улыбаясь казакам и здороваясь с ними.

– О, а вот и она… – Говорит Саня и снова отпивает из стакана.

И уже по его немного блажной ухмылочке Аким сразу понимает, кого он имеет ввиду, но виду не показывает, даже головы не повернёт, хотя, может такое быть, ради неё сюда он сегодня и пришёл.

– Не, – Каштенков качает головой, – нет, не очень… Красивенькая она, конечно, но нет…

– Чего нет? – не понимает Аким. Он оборачивается назад и видит, как Юнь задержалась у одного из столов. Стоит к ним спиной и говорит с казаками.

– Нет, – продолжает Саня и даже качает головой, как бы не соглашаясь, хотя Саблин ничего ему и не говорил, ни в чём его не убеждал, – стати у китаянок нет. Понимаешь? Задов у них нет.

– Задов нет? – уточняет Аким. Он поначалу не совсем понимает, куда клонит его товарищ.

– Ага, зады у всех плоские, ноги не стройные, короткие у всех, – продолжает младший урядник Каштенков.

Аким на всякий случай ещё раз оборачивается на Юнь.

«Сашка дурак. Зад у неё отличный. Всегда на такое приятно руку положить. Это просто станок пулемёта. Прекрасное сочетание лёгкости, надёжности и красоты. Таких задов не так много в станице, – уж Аким это знает наверняка. – И ноги у неё вообще не короткие. Немножко косолапая она… это есть. И грудь у неё небольшая, тоже есть, но она в свои-то годы может и без лифчика ходить, как девка незамужняя… В общем, фигурка у Юнь отличная, зря дурень на неё наговаривает».

– А мне нужна фактура. – Каштенков даже развёл руки и показал, какая «фактура» ему нужна. – Понимаешь?

– Понимаю, понимаю, что закусывать тебе нужно, – назидательно замечает ему Аким, которому не очень-то нравится этот разговор. Он не хотел бы ни с кем обсуждать «фактуру» Юнь. Но прекрасно понимал, что все казаки, что приходят в чайную, смотрят на эту женщину. Сравнивают её брюки в обтяжку или узкие юбки с одеждой своих жён и всё время обсуждают хозяйку заведения. Всё время. И многие казаки облизываются на неё. Вон Юрка Червоненко не даст соврать.

А Каштенков берёт вторую рюмку и всё никак не угомонится: