Время одуванчиков. Рукопись из генизы

Янка серьезно спросила:

– А вы знаете?

– Да откуда мне-то знать, спустя еще две тысячи лет? – усмехнулся профессор. – Но могу предположить.  Это знак тех, для кого этот мир – поле. И они в любой момент готовы его поджечь и принести в жертву. Они мимикрируют, меняют свои формы, организации, названия, но суть остается неизменной. Они служат своей идее. И они знают, что мы это знаем.

У Янки на языке завертелся вопрос, но она промолчала и не стала его задавать – она знала, что ответа не получит. Во всяком случае, сейчас.

12. Петров

В приоткрытую дверь купе постучали, и проводница, заглянув, спросила:

– Иван Иванович, чай будете?

Он с улыбкой кивнул.

– Маша, конечно, буду. Как в поезде можно не пить чай?

Его сосед по купе, учитель-пенсионер из Мурманска, отложил глянцевый журнал «Популярная механика» и тоже попросил:

– Машенька, и мне стаканчик, пожалуйста.

– Хорошо, Степан Николаевич, сейчас сделаю.

Проводница ушла, а учитель поправил подушку поудобнее и сказал:

– Это вы точно подметили, Иван Иванович, без чая в поезде никак.

Он видел, что учителю скучно и очень хочется поговорить – почти сутки он ехал в одиночестве. В вагоне народу немного, пора отпусков уже закончилась, в их купе верхние полки пустовали. И Петров знал, что если скажет что-то в ответ, то будет до ночи слушать истории из чужой жизни. Но его это не беспокоило, разговоры не мешали течению мыслей, поэтому Иван Иванович дружелюбно ответил:

– Это скорее ритуал, чем необходимость. Есть какая-то магия в этом действе, вам не кажется? Мы как бы приобщаемся к другой реальности, железнодорожной. Здесь все по-другому – время, пространство, расстояние. Здесь даже вода имеет другой вкус.

Степан Николаевич оживился:

– Знаете, я никогда не рассматривал это под таким углом. А ведь если задуматься… Другая реальность. Интересно… Вы слышали историю про поезд 526, который вез детей из Ленинграда в Выборг, но пропал по дороге? Точнее, он нашелся, конечно, но спустя почти сутки. А там всего сто двадцать километров. Хотя, скорее всего, это как раз из разряда железнодорожных баек…

Иван Иванович серьезно посмотрел на собеседника:

– Это реальный случай. Причем это ЧП расследовалось на самом верху. Берия лично курировал, и все результаты ему докладывались немедленно. Это произошло седьмого июня пятьдесят второго года. Поезд исчез на перегоне Горьковское – Каннельярви. И нашелся не на следующий день, а только через двое суток.

Степан Николаевич даже привстал, видно было, что тема увлекла его:

– Мне, если честно, не очень верится во все это. Я, конечно, не любитель всех вот этих паранормальных явлений, но кое-что читал. И сам факт вызывает серьезные сомнения.

Иван Иванович пожал плечами:

– Так верить или не верить – это дело всегда добровольное. Тем более, что доказательств все равно нет и не будет. Я знаю, что результаты расследования были засекречены, и даже в наше время крайне ограниченный круг людей имеет к ним доступ.

Степан Николаевич согласно покивал головой:

– Ну да, ну да. Это вполне объяснимо, учитывая, что в нашей стране секретят все, что только можно. Чтобы враги не узнали наши тайны. Это только американцы немедленно сняли бы фильм из серии «Секретные материалы», а у нас наоборот. Никто ничего не должен знать.

Иван Иванович улыбнулся. Конечно, у него и в мыслях не было рассказывать случайному собеседнику, что расследовал этот случай тогда еще майор МГБ Артур Владимирович Шклярский, который потом долгое время возглавлял специальный отдел Комитета государственной безопасности, занимавшийся подобными вопросами. И помогал ему Анри Волохонский – они только-только начинали вместе работать.

Случай действительно был невероятный – поезд исчез на двое суток, потом обнаружился в Выборге на запасных путях, которые незадолго до этого несколько раз осматривали. И все пассажиры уверяли, что побывали в будущем. Естественно, с них взяли подписки о неразглашении, а результаты расследования максимально причесали. Шклярский под хорошее настроение как-то рассказывал, что самое сложное для него было так составлять отчеты, чтобы никто не мог заподозрить, что он знает больше, чем пишет, но в то же время, чтобы руководство страны не потеряло интерес к этой теме.

Степан Николаевич спросил:

– А вы сами что думаете насчет подобных случаев? Сейчас часто пишут – то самолет пропал, то корабль, то вот поезд…

Иван Иванович пожал плечами:

– Если честно, я вообще об этом не думаю. Вы знаете, есть три слова, вроде бы означающие одно и то же действие. Смотреть, видеть, наблюдать. Но, согласитесь, они все-таки имеют разное значение. Мы внимательно изучаем только то, что нас интересует – это наблюдение. То, что привлекает наш ум, мы замечаем и разглядываем – это видение. И есть вещи, по которым мы просто скользим взглядом – просто смотрим на них. Так вот, в таких случаях мой взгляд просто скользит.

Проводница Маша принесла чай в классических граненых стаканах с желтоватыми подстаканниками с вензелями и положила на блюдце несколько кусочков рафинада.

– Если что-то еще нужно, скажите. У меня есть конфеты и рулетики. Ну а если хотите основательно поужинать, то в поезде есть вагон-ресторан.

Степан Николаевич замахал руками:

– Нет-нет, что вы. Вы же сами видели вчера, сколько сумок мне жена загрузила. Там на неделю еды.

Маша рассмеялась.

– Я, вообще-то, больше для Ивана Ивановича это сказала. С вами-то все ясно.

Иван Иванович тоже улыбнулся:

– Меня Степан Николаевич уже накормил, так что не беспокойтесь. Спасибо, Машенька.

Проводница ушла, прикрыв дверь, и Степан Николаевич продолжил начатый разговор:

– Но есть ведь какие-то вещи, которые вы наблюдаете, погружаетесь в них?

Иван Иванович согласился:

– Да, конечно. Я наблюдаю закат.

Его собеседник удивленно приподнял брови:

– Это аллегория?

– Нет, это как раз самое точное определение. Я наблюдаю закат человечества.

Степан Николаевич немного помолчал.

– Знаете, возможно, я просто не очень понимаю, что вы имеете в виду, но мне кажется, что, наоборот, наша цивилизация сейчас находится на подъеме. Развитие, технический прогресс, новые возможности… Вот хотя бы на примере нашей страны посмотрите.

Иван Иванович взял кусочек сахара и осторожно опустил его в стакан с чаем.

– Понимаете, Степан Николаевич, многолетнее погружение в данную тему не дает мне повода для оптимизма. В общечеловеческом масштабе прослеживается деградация духа и кризис идей. Те, кто управляет макропроцессами, смогли обесценить саму жизнь как дар, и свели ее смысл к бесконечному потреблению материальных благ, предложив считать целью постоянное получение удовольствия. Естественно, этот путь ведет в тупик, но никто не в состоянии предложить ничего иного.

Учитель со скептической улыбкой посмотрел на него:

– Управляет макропроцессами… Вы намекаете на своего рода «теорию заговора»?

Иван Иванович засмеялся:

– Да разве я намекаю? Я прямо говорю – есть транснациональная группа людей, которая формирует и координирует процессы. И как раз в отличие от абсолютного большинства людей, они точно знают, во имя чего действуют и с какими целями.

Степан Николаевич заулыбался:

– Знаю, знаю, читал. Масоны и все такое. Строительство нового Храма, в котором воссядет Мессия…

Иван Иванович подхватил:

– Ну вот, вы и сами все знаете. Как говорится, sapienti sat, умному достаточно. Просто задумайтесь – дело ведь не в названиях и не в видимых формах. Мы наблюдаем, что во имя тайной идеи приносятся в жертву целые народы. Даже на примере нашей страны – все эти новые возможности и прогресс приводят лишь к сокращению населения. Это если отбросить всю победную статистику и посмотреть в самую суть. В других странах проблемы иного плана, но не менее катастрофические.

Поезд постепенно замедлил ход и остановился на станции. Иван Иванович попытался разглядеть название, но в темноте за окном ничего не было видно. Степан Николаевич тоже глянул в черное стекло, но только махнул рукой, и сделал глоток чая из своего стакана.

– Все равно не верится… В наше время и какие-то тайные заговоры.

Иван Иванович тоже отпил чай.

– Так я вас ни в чем и не стараюсь убедить. У нас совершенно праздный разговор, просто от скуки. Есть такой фильм «Байки из склепа», а у нас байки из поезда… Но, прошу вас, просто осмыслите такой факт. На наших глазах рухнула империя – обломки Советского Союза уже раздавили много людей, счет идет на миллионы. Но это всего лишь афтершок, последствия предыдущей катастрофы – крушения Российской империи. И этот процесс далеко не закончился – будут еще разрушения. Просто все это растянуто во времени, на многие десятилетия. Вы думаете, что это все происходит само собой, по воле волн, если образно говорить?

– А вы считаете, что этим управляют определенные люди?

– Безусловно. Люди, у которых есть вера и знания. Вера в свои идеалы и знания, как их достичь.

Учитель хитро прищурился и поднял палец:

– Евреи. Вот вы наверняка сейчас про них. Обетование Аврааму, что вся земля будет принадлежать его потомкам, и все такое.

Иван Иванович от души рассмеялся:

– Вот даже в мыслях не было. Ошибочно давать какие-то определения и пытаться натянуть сову на глобус. Евреи, масоны, иллюминаты, тамплиеры… Это как раз из области видения и наблюдения. Большинство людей смотрят, но не видят, а если видят, то только то, что им показывают.

– Не совсем понимаю вашу мысль, Иван Иванович… – Степан Николаевич выглядел озадаченным.

– Все очень просто. И с развитием телевидения стало еще проще. Мир, который людям показывают, полностью выдуман. Естественно, он имеет элементы реального, для правдоподобия, но при этом вся картинка тщательно срежиссирована. То, что не прописано в сценарии, зрители просто не увидят. А сценарии пишутся с далеко идущими целями…

Дверь в купе внезапно открылась, и неопрятного вида мужичок в очках втащил сумку и два чемодана. Он рассеянно поздоровался, определился с номером своего места и попросил Степана Николаевича встать, чтобы убрать вещи под полку. Магия доверительного общения перестала действовать. Иван Иванович понял, что их увлекательный разговор со Степаном Николаевичем закончен, поэтому решил выйти в тамбур, чтобы не мешать новому пассажиру расположиться. И в глубине души он был даже рад возможности помолчать и подумать.

13. Джем

– Вот, смотри, свободное местечко, паркуйся здесь, – показал рукой Степанов.

Джем послушно сбросил скорость и осторожно втиснулся между старенькими «жигулями» и белым «мерседесом». Он искоса взглянул на Степанова.

– Будешь выходить, дверь не распахивай, а то саданешь «мерина». На него-то пофиг, а мою ласточку жалко. Сколько тебя тут ждать-то?

Степанов посмотрел на часы и что-то прикинул в уме:

– Думаю, за полчаса управлюсь. Ну, край, минут сорок.

Джем возмутился:

– Да я за сорок минут здесь копыта откину от голода, Саня. Побойся Бога! Я с утра не ел ничего.

Степанов безжалостно парировал:

– Не откинешь. Вон, пройдись пока до Театральной, пирожков купи или хот-дог. А потом уж сходим, пообедаем.

Джем вздохнул:

– Какой обед… Это ужин будет уже. Ладно, давай двигай, не тяни время.

Степанов осторожно приоткрыл дверь и выбрался наружу. Потом снова заглянул в салон и насмешливо сказал:

– А твой «форд» удобнее был… – и быстро захлопнул дверь, не дожидаясь ответа.

Джем дернулся было, но рассмеялся и махнул рукой. Он проследил, как Степанов направился в сторону своей конторы на Лубянке, включил магнитолу и, откинув спинку сиденья почти в горизонтальное положение, устроился поудобнее, закрыв глаза. Ночь за рулем сказывалась – ему даже не столько есть хотелось, сколько спать. Но он знал, что все равно не уснет, мозг слишком перевозбужден, все-таки не каждый день возникают подобные ситуации.

Последние пару лет его жизнь приобрела спокойное течение. Гонорар, полученный от Ивана Ивановича, полностью лишил его необходимости вписываться в мутные схемы. Они с Янкой вложили деньги в недвижимость и через несколько удачных сделок вышли на уровень, когда материальное положение уже не беспокоило. Джем порой ощущал себя вполне респектабельным буржуа, хотя сам же над этим и посмеивался – иногда ему не хватало адреналина.

Командировки по Европе, в которые его периодически отправлял Иван Иванович, конечно, были интересными сами по себе. Новые места, новые знакомства, новые впечатления, все это было хорошо, но они не несли в себе никакого риска, и Джему не хватало остроты переживаний. Хотя сейчас он уже не мог бы представить себя с грузом опасной контрабанды под обшивкой автомобиля, пробирающегося через несколько границ, как бывало прежде. Или по фальшивым документам вывозящего продукцию с какого-нибудь завода.

Но зато у него появились другие увлечения – Джем стал больше читать, и его картина мира постепенно начала меняться. И когда Иван Иванович предложил Янке поехать учиться в Рим, Джем хоть и был против, но понимал, что в нем говорит исключительно его эгоизм. И в глубине души даже гордился, что у него такая умная жена.

Конечно, ему не хватало Янки, он всегда скучал по ней, что не мешало ему порой проводить время в веселых компаниях. А потом, пьяный, звонил ей на сотовый и нашептывал тысячи нежных слов.

– Блин, маленькая, ты не представляешь, с каким наслаждением я бы тебя сейчас буквально порвал…

Янка как-то сразу все понимала и тут же насмешливо угрожала.

– Если я узнаю, что ты там со своими девками крутишься, я тебя сама порву. На мелкие кусочки.

– Ты даже не догадываешься, как сильно я тебя хочу…

В такие моменты Янка начинала просто хохотать.

– Джем, балбес, не устраивай тут секс по телефону. Мне и так счета приходят километровые…

– Ладно. Тогда я приеду к тебе на выходные.

Они действительно встречались так часто, как могли – Джему иногда удавалось для этого использовать командировки, и они пересекались на один-два дня где-нибудь в Голландии или Германии, Янка приезжала к нему. Но чаще он летал в Рим – для него стало своеобразным спортом находить дешевые билеты на самолет, зная, что через несколько часов он сможет обнять свою дорогую девочку.

Ему порой даже казалось, что он живет в каком-то фильме – красивые города, красивые встречи с красивой женой в красивых местах. Великолепная архитектура, уютные отели, вкусная еда, отличное вино. Романтика. Правда, иногда он чувствовал, что это фильм на телеканале «Культура», а ему хотелось если не тарантиновского драйва, то хотя бы Гая Ричи.

Он почти наизусть знал историю собора Святого Петра в Ватикане, ориентировался, какую часть начинал строить Браманте, а какую Микеланджело, но сколько ни уговаривал Янку съездить в Палермо на Сицилию, она не соглашалась. А ему интересно было походить по местам, связанным со знаменитой Коза Ностра – сицилийской мафией. У него раньше книга Марио Пьюзо «Крестный отец» была настольной на кухне, и он часто за едой читал ее, открывая с любого места. Правда, в последние годы его интересы поменялись, и теперь там лежали книги совсем другого плана.

В одну из последних встреч с Янкой он жаловался ей:

– Знаешь, я иногда чувствую себя как расслабленный в Бефезде. Такое впечатление, что жизнь мимо меня проходит.

Янка приподняла на лоб темные очки и серьезно посмотрела ему в глаза:

– Я, конечно, понимаю твое желание использовать евангельские образы, но в данном случае это как-то кривовато получилось. Расслабленный вообще не жил. Тридцать восемь лет надежды на жизнь – вот уж у кого действительно все мимо. А ты просто капризничаешь.

Джем через трубочку потягивал фруктовый чай из большого бумажного стакана. Они сидели на открытой веранде кафе неподалеку от Григорианского университета. Меньше всего ему хотелось спорить – с Янкой это всегда нелегко, а у него сейчас не было желания напрягаться, формулировать мысли, подыскивать слова. Ему доставляло удовольствие просто сидеть и смотреть на нее – длинноволосая, в клетчатой рубашке с закатанными рукавами поверх белой футболки, она была похожа на американскую школьницу. И ему очень хотелось обнять ее и прижать к себе. Но в то же время и промолчать он не мог.

– Задумайся, когда Иисус исцелил его, Он, конечно, знал, что расслабленный теперь будет больше грешить – у него появилась для этого возможность. Но Господь соглашается на это. Пусть будет жизнь – со всеми ее проявлениями. И грехами в том числе, потому что человек не может не грешить.

Янка удивленно спросила:

– Так тебе что, грехов не хватает?

– В какой-то мере да, не хватает, – задумчиво ответил Джем. – Я стал рафинированный, словно это и не я. Не хватает цели, движения, драйва. Я просто плыву по течению и чувствую, что потихоньку вообще перестаю шевелиться. Ты заметила, что я толстеть начал?

– Ну уж прям и толстеть… – засмеялась Янка. – Пару килограммов набрал, да, но это легко исправить…  Дело не в этом. Мысли – а зачем все это, а что дальше, а какой смысл – это нормально.  До этого ты просто бежал, не думая ни о чем, а сейчас остановился и пытаешься осознать то, что с тобой происходит. Ты привык ощущать события – вот это хорошее, вот это плохое…

– Ну да, моя жизнь – это бег от плохих событий к хорошим…

Янка согласно кивнула:

– А тогда что такое сама жизнь? Между событиями ее очень сложно рассмотреть, она трудноуловима. Сейчас Бог дает тебе возможность почувствовать жизнь, как она есть, Он зовет тебя в глубину, а ты боишься идти и все норовишь опять броситься бежать.

Джем поставил стакан на стол и отломил кусочек от развернутой плитки шоколада.

– Да. Время проходит, а ничего не происходит. И от этого мне не по себе.

Янка тоже взяла шоколад:

– Тебе надо выйти из обольщения временем. Оно обманывает нас, создает иллюзию движения. Время паразитирует на нашей суете, беготне, стремлении что-то сделать, успеть, догнать… Но подлинная реальность – вне времени. Только там ты можешь познать его течение изнутри.

 Джем пренебрежительно махнул рукой:

– Теория и общие фразы. Никакой конкретики. Вода.

Янка не стала спорить:

– Ну и не парься тогда. Подрастешь – поймешь. Пойдем лучше в отель. Есть вещи интереснее абстрактных рассуждений. Тем более, тебе рано вставать.

…Джем все-таки задремал, и когда тоненько запиликал мобильник, не сразу понял, где находится. Полминуты он смотрел осоловевшими глазами на залитый закатным солнцем Театральный проезд и спешащие потоки людей, пока окончательно не пришел в себя. Телефон продолжал звонить. Джем достал его из кармана и посмотрел на экран, но номер звонившего не определился. Джем нажал кнопку и сказал:

– Говорите, слушаю.

Приветливый женский голос поздоровался и спросил.

– Скажите, это вы – Джем? Вы знакомы с Алексеем Хрусталевым?

Джем машинально поправил:

– Был знаком. Заочно. По телефону. А вы кто?

Собеседница не стала отвечать на его вопрос и попросила:

– Одну минуточку, не отключайтесь, пожалуйста.

И почти сразу мужской голос с легким восточным акцентом спокойно сказал:

– С тобой хотят поговорить люди. Сегодня в девять вечера.

Остатки сна как рукой сняло. Джем почувствовал, как в крови закипел адреналин. Мысли стали ясными, и слова находились сами собой. Он так же спокойно, но с ноткой насмешки в голосе спросил:

– Ты сам-то кто будешь?

Собеседник хмыкнул:

– Там и узнаешь. Ресторан «Арагви», девять часов. Администратору скажешь, что тебя ждут.

И отключился.

14. Степанов

Полковник Задорожный внимательно слушал, слегка наклонив голову набок. Время от времени он делал пометки в своем ежедневнике, какие-то крючочки и закорючки. Степанов знал, что у начальника есть собственный шифр, который со стороны выглядел обычными каракулями – Вася Задорожный слишком давно служил, чтобы доверять что-то бумаге без необходимых предосторожностей. Полковник задумчиво постучал авторучкой по открытой странице и спросил:

– Думаешь, нам вообще нужно в это дело лезть?

Степанов саркастически хмыкнул:

– Подожди, ты же сам говорил, у тебя какая-то информация проходила. А тут такое драматическое развитие событий… И что? Нам до этого дела нет?

Задорожный немного скривил губы:

– Саша, ты же понимаешь – нет человека, нет проблемы. Ну, была инфа, теперь она потеряла актуальность. А с убийством пусть менты разбираются, их юрисдикция. Зачем мы будем себе на ровном месте искать головняки?

– Я думаю, тут все равно без головняков не обойдется, – пристально посмотрел ему в глаза Степанов. – Учитывая, что здесь опять замешаны люди из команды генерала Шклярского. Кстати, Петров уже едет в поезде, завтра утром будет в Москве.

Полковник вздохнул:

– Генерала уж три года как в живых нет, а геморрой все продолжается. Ладно, давай свои соображения.

Степанов спросил:

– А что твой источник? От которого инфа прошла. Он общался с Хрусталевым лично?

Задорожный пожал плечами:

– Источник не очень много сообщил, но можно попробовать узнать. Что это даст?

– Надо установить, где у него было рабочее место. Он ведь официально нигде не был трудоустроен? Обретался на вольных хлебах, насколько я понял. Но дома он не работал. Значит, где-то должен быть офис или что-то в этом роде. Может, обычный гараж, но обязательно должен быть.

Полковник кивнул:

– Да, согласен. Где-то ведь он работал над своими рукописями. Хотя странно, почему не дома? Может у него дача была? Писатели любят на дачах работать – тишина, покой, творческая атмосфера.

– Вряд ли, – усмехнулся Степанов. – Обстановка в квартире простенькая, деньгами там и не пахнет, не похоже на человека, имеющего дачу. Да и он ведь не просто писатель, а историк. Значит, надо под рукой иметь большие объемы справочной литературы – книги, энциклопедии и тому подобное. А это только библиотеки. С дачи не наездишься.

Задорожный махнул рукой.

– Спорно, конечно. Данных маловато для таких выводов. Мы же не знаем, что именно он писал и как строил рабочий процесс. Но ты прав, надо найти офис. Может, там и найдется что-то интересное. Хотя я больше надеюсь, что приедет Петров и прольет хоть какой-то свет на эту ситуацию. Ты ему звонить не пробовал? Есть у него мобильник вообще?

– Мобильник-то есть, только что толку. Я пробовал набрать, абонент не абонент.

– Ясно. Тогда только ждать. Может, коллеги что-то нароют – в конце концов, убийство-то им расследовать, будут все данные устанавливать. Посмотрим, где быстрее получится. Жаль, конечно, что записной книжки нет.

Степанов задумался:

– Похоже, убийца не очень-то спешил. Застрелил, зашел в квартиру, соответственно, прикрыв за собой дверь. И спокойно поискал, что ему нужно. Рукопись, записная книжка… Может и еще что-то было. Нервы стальные у человека.

– Кстати, а гильзу нашли?

Степанов помотал головой:

– Вот тоже, кстати. Гильзы нет. Конечно, может, стреляли из револьвера, но опера сказали, калибр похож на 7,62. Из револьверов такой у нагана, но мне почему-то не верится, что такой раритет можно для серьезного дела использовать. Может, какое-то западное оружие, но мне думается, что скорее всего «ТТ» или другой автоматический пистолет. А раз так, то гильзу убийца поднял.

Задорожный еще сделал пометочку в ежедневнике.

– Это даже не стальные нервы, а просто канаты какие-то. Или он не один был. Эксперты что говорят на этот счет?

– А ничего не говорят. Нет следов, нет отпечатков. Профессионально все отработано.

– Ясно. Ладно, подождем результатов баллистики. Пуля-то всяко осталась.

Степанов только рукой махнул:

– Выстрел прямо в лоб был. Вряд ли пуля подлежит идентификации. Обычно в таких случаях они в лепешку плющатся. Но не будем опережать события.

Задорожный согласился:

– Хорошо. Давай подытожим. Значит, мы ждем результатов экспертиз, а пока я работаю со своим источником. Ты встречаешь Петрова и взаимодействуешь с милицией. Кстати, что насчет этого парня, Джема?

Степанов пожал плечами.

– Да с ним нормально все, он адекватный, эксцессов не будет. Я за ним пригляжу, у меня переночует. А завтра Петров приедет, там определимся, что делать будем.

Задорожный захлопнул ежедневник:

– Все, расходимся. И без этих историков дел невпроворот.

Степанов вышел из кабинета и пару минут постоял в коридоре, глядя в окно на внутренний дворик. День уже клонился к закату, и густая тень кралась к последнему яркому солнечному пятну на противоположной стене. Привычная суета в здании затихала, тяжелые двери открывались все реже, а в дальнем конце длинного коридора уже появились уборщицы, натирающие мокрыми тряпками старинный паркет.