Армия Швеции от Густава Васы до Карла XII

Впрочем, и шведам было нелегко. Их терпение тоже имело границы. Однажды они разожгли в своём лагере большие костры и, оставив малочисленные патрули и дозоры, исчезли в поисках зимних квартир. Какое-то время ещё имели место стычки патрулей и дозоров, а потом и они прекратились. Всем стало ясно, что не сегодня, так завтра корпус Крокова уйдёт из Померании восвояси. Так зачем воевать?

Так и получилось. Бросив большой запас продуктов и амуниции, погрузив в повозки имущество командующего и офицерских жён, имперцы, как тати, в одну прекрасную ночь бежали из Белграда. Кёнигсмарк узнал об этом в тот же день от каких-то местных мальчишек и снарядил погоню. Но противник так торопился, что уставшие не менее его шведы догнать его не смогли. По пути им попадались только трупы замёрзших солдат, павшие лошади, застрявшие в грязи повозки и брошенное оружие.

Когда корпус Крокова в Бреслау соединился со своими, то из 4.000 человек у него осталось всего 1.200. Померанская диверсия завершилась, не достигнув ни одной своей цели. В Праге Крокова отдали под трибунал, на заседаниях которого ему долго пришлось препираться со своими подчинёнными. Ему повезло: ему снова доверили командовать войском, но он снова потерпел неудачу. Тогда он подал в отставку, перешёл на службу к полякам и летом 1646 года, ожидая похода на турок, скончался от лихорадки.

Шведы вроде бы одержали в Померании победу, но никто эту победу не праздновал.

Налоги на пожар и грабежи

Этот эвфемизм в переводе на обычный язык означал контрибуцию. В отличие от латинского, шведское слово brandskatt вполне точно раскрывает смысл этого мероприятия: «заплати налог, иначе город подожжём!»

Как правило, жителям города предлагалось собрать сумму денег, часто превышавшую их финансовые возможности. Впрочем, генералы были снисходительны, они специально завышали «налог» и часто удовлетворялись и меньшими суммами. Так в октябре 1639 году Банер от чешского города Рокычаны потребовал выплатить контрибуцию в размере 8.000 гульденов, но оставил город в покое, удовлетворившись семью тысячами гульденов, 18-ю драгоценными чашами и 5-ю кг серебра.

На следующий день пришла очередь небольшого городка Берун. На город наложили контрибуцию, но поскольку выплатить её жители не смогли, в городок вошёл отряд под командованием нашего однорукого знакомца Эрика Сланга. Полковник поделил солдат на небольшие группы. Размахивая оружием, они разбежались по улицам и предались грабежу и разбою: отнимали всё, что понравится, сдирали одежду со всякого встречного, особенно с женщин, и насиловали их. Они «освободили» от всего ценного все дома и церковь, а потом остригли наголо и насильно завербовали молодых парней в шведскую армию. Кто смог, убежал в лес, в котором многие потом умерли с голода. Перед уходом шведы разрушили, поломали и пожгли всё, что не смогли унести с собой. Когда имперцы вошли в город, они увидели его в белом цвете. Это был пух, выпущенный шведами из подушек и перин. Наволочки им понадобились для того, чтобы унести награбленное. На белой от перьев земле чернели трупы домашних животных, стариков и детей.

В 1645 году, когда армия Турстенссона находилась вблизи Вены, шведы с особой жестокостью разграбили монастырь монахов-бенедиктинцев. Сначала они «освободили» монахов от зерна и рогатого скота, а потом сломали все закуты, две мельницы и пилораму. Часовню монахов-капуцинов шведские кавалеристы приспособили для конюшни. Правда, против осквернения церковного имущества со всей силой своей власти выступил религиозный Турстенссон, но было уже поздно.

Всё зависело от степени злости этого генерала: если в груди его горел «пламенный огонь» ненависти, он плевал на контрибуцию и отдавал город на разграбление солдатам. И офицерам, конечно, тоже. А потом, изнасиловав женщин, пограбив частные дома и церкви, шведы поджигали город и уходили прочь. Те, у которых дома оставались целыми, считали, что им здорово повезло.

Значительная часть контрибуции и награбленного оседала в карманах и сундуках генералов и полковников – солдатам доставались лишь крохи, достаточные для того чтобы выпить и поесть досыта. Если при Густаве Адольфе контрибуция была средством содержания армии, то после его смерти, когда религиозная война переросла в завоевательную, грабительскую, контрибуция практически стопроцентно оседала в личных карманах военных.

После опустошительного рейда Банера по Богемии в 1639 году из 738 процветающих городов, 34 посёлков и сёл и 3-миллоннного населения остались всего 230 городов, 6 сёл и посёлков и 800 тысяч населения. Пожалуй, с таким размахом не работал даже Гитлер28!

Шведы под руководством Турстенссона успели «поработать» и в Моравии, и в Силезии. Что происходило в конце Тридцатилетней войны, свидетельствует судьба Праги, не взятой Ю. Банером, но доставшейся в 1648 году другому генералу – типичному кондотьеру в рядах шведской армии.

…На исходе войны, в июне 1648 года, пока главные силы шведов во главе с К. Г. Врангелем опустошали Баварию, корпус Х. К. Кёнигсмарка пересёк западную границу Богемии с единственной целью похозяйничать в наследных землях императора Фердинанда III. Шведы уже давно забыли, зачем они высадились в Германии. На заключительном этапе войны они думали только о том, как вознаградить себя за ратные труды за счёт местного населения. Но никто из марширующих по пыльным дорогам шведов – от фельдмаршал-лейтенанта Кёнигсмарка до последнего кнехта – и думать не мог о той добыче, которая им скоро должна была попасть в руки.

Кёнигсмарк был типичным генералом того времени, который любил войну ради личной наживы, а на солдат смотрел как на средство для достижения этой цели. Это был настоящий волк, кондотьер и авантюрист, вскормленный дымом сожжённых городов и трупным запахом сражений. Корпус шёл на Прагу, большой город с сильными крепостными сооружениями и многочисленным гарнизоном, усиленным отрядами городской милиции. Сил для взятия города у Кёнигсмарка было явно не достаточно – всего каких-то три с лишним тысячи пехотинцев и кавалеристов. Но у него был большой козырь – перебежчик из императорского лагеря подполковник Эрнст Одовальский, взявшийся показать шведам уязвимые места в пражской крепости.

Ганс Кристоф фон Кёнигсмарк (1660—1663)

Подполковник потерял на войне правую руку и был, вопреки своему желанию, уволен из императорской армии, т.е. практически выключен из жизни. В Тридцатилетней войне было много офицеров по обе стороны фронта, потерявших кто глаз, кто ухо, кто руку, а кто ногу, но остававшихся в строю. Зрелище зверской пиратской физиономии или изуродованного тела верхом на лошади было не таким уж редким. Всё объяснялось просто: солдат-инвалид вне армии просто не мог бы выжить. Армия и война были единственным средством остаться в живых, поэтому инвалиды цеплялись за своё место в строю с обречённостью тонущего, хватающегося за соломинку.

У Одовальского шведы сожгли его дом в Эгере, и он остался без средств к существованию. В мае 1648 года он вступил в контакт с Кёнигсмарком и попросился к нему на службу, что тоже было вполне обычным делом. Вероятно, Кёнигсмарк, увидев перед собой бесполезного калеку, приподнял в презрительной усмешке брови, но когда тот в оправдание своего ходатайства привёл веские аргументы, то у старого волка под париком зашевелились волосы: инвалид обещал провести шведов в Прагу, резиденцию императора Фердинанда, в которой свои сокровища хранили члены его собственной семьи и многочисленные кланы князей, графов, епископов. Город обладал просто библейскими сокровищами, и Кёнигсмарк не мог сказать Одовальскому «нет». Его поставили в строй.

Чтобы не насторожить противника, шведы продвигались скрытно. Они целый месяц, казалось, бессмысленно топтались в Богемии, делали замысловатые маневры и финты и относительно цели похода распространяли всякие ложные слухи. Наконец, 13 (24) июля 1648 года, оставив за собой Пльзень, корпус двинулся прямо на Прагу. Впереди шёл авангард из 200 кавалеристов и «чистил» путь от проезжающих и проходящих. Всякого, кто попадался им на пути, брали в плен, дабы слухи о приближении шведов к Праге не дошли до её защитников. Примерно в 50 км от города Кёнигсмарк оставил весь обоз и артиллерию под охраной 200 драгун, на высвободившихся коней посадили всю пехоту – 1.000 мушкетёров – и вместе с 2.000 кавалеристами 15 июля появился под Прагой.

На первых порах корпус спрятался в ближайшем к городу лесу. Стояла жара, в лесу было прохладно, над головами уставших кнехтов и кавалеристов распевали птички, и Кёнигсмарк в этой идиллической тишине объявил, наконец, всем о цели похода и сделал последние распоряжения к броску. Э. Одовальский составил список самых богатых и именитых жителей города, не забыв против каждой фамилии указать адреса проживания. Корпус разделили на штурмовые колонны и отряды, солдаты получили топоры, крюки и верёвки. Каждому подразделению выделили для грабежа отдельный дворец – практичные шведы делали всё с умом. Инструкции гласили, что каждого встречного с оружием в руках нужно было убивать на месте холодным оружием, а тех, кто покажется в окнах – расстреливать из мушкетов. Для опознания своих служили воткнутые в шляпы дубовые ветки.

Время в ожидании сумерек шведы провели в карточных играх. Дождавшись темноты, они вышли из леса и скоро подъехали к Белой горе. До стен города оставалось около 5 км. Кёнигсмарк в сопровождении Одовальского и 100 солдат пробрался в парк, в котором находился дворец императора «Звезда». Всё было тихо. И тут со стороны города раздался звон – били часы на городской башне. Всегда невозмутимый Кёнигсмарк стал нервничать: неужели их заметили, и в городе забили тревогу? Одовальский успокоил генерала и сказал, что часы били в Граджине, в Бревновском монастыре, и звали капуцинских братьев на мессу. Шведы спéшились и затаились. Одовальский с солдатами подкрался к самым западным воротам города. По-прежнему стояла мёртвая тишина. Город спал.

Шведам повезло. Пражане ремонтировали крепостные стены и с внешней стороны выкопали большую кучу земли, равную по высоте крепостной стене. Когда до рассвета оставалось около часа, дали сигнал к форсированию стены. Сотня солдат легко преодолела кучу и перепрыгнула с неё на крепостную стену. Там никого из защитников города не оказалось. Шведы были вооружены мушкетами и пистолетами, у некоторых из них подмышкой или за ремнём торчали топоры и кувалды, которыми можно было легко делать проломы в дверях и воротах. Отряд разделился: одна группа побежала к правым, а другая – к левым бастионам. Немногочисленные солдаты противника в короткой схватке были перебиты, и Одовальский с небольшой группой штурмующих бросился к воротам. Они пробежали мимо капуцинского монастыря, откуда доносился звон курантов, смяли стоявшую там стражу, открыли ворота и опустили подъёмный мост.

Теперь нужно было не терять время. Одовальский крикнул в темноту, и тут же перед ним выросли фигуры шведов. Они густой толпой повалили в ворота и ринулись внутрь города, где в соответствии с выработанным планом и рекомендациями Одовальского рассеялись по своим «объектам». Дальше всё было, как в кино: слабые отблески свечей в окнах, заметавшиеся в них тени жителей и солдат, крики, глухой топот ног, звон стёкол и треск проломленных дверей и калиток. Кто высовывался из окон или дверей наружу, тут же получал пулю в голову или шпагу в грудь. Шведы перекрыли единственный мост, по которому с восточного берега реки могла бы прийти помощь, и стали полновластными хозяевами Малой стороны.

Два графа – Чернин и Михна – пытались переправиться туда на лодке, но были застрелены посредине реки. Вскочившему в ночной рубашке коменданту города Коллоредо с лакеем и секретарём каким-то чудом удалось вырваться из западни, перебраться через крепостную стену и переправиться на рыбацкой лодке на восточный берег реки. Архиепископ Праги попал в плен. На Малой стороне началась такая паника, о которой с ужасом рассказывали несколько поколений её жителей.

К рассвету схватки закончились. 150 пражан и имперских солдат были убиты и 350 ранены. Шведы потеряли одного лейтенанта и семерых солдат.

Первый дворец на пути ворвавшихся в город шведов принадлежал Ярославу Боржита из Мартиниц29 – тому самому, которого 30 лет тому назад восставшие чехи-протестанты выбросили из окна Граджина, и полёт которого по законам тяготения земли положил начало Тридцатилетней войне30. Было что-то символичное в том, что граф стал жертвой войны, начавшейся в свалке, сопровождаемой риторикой борцов за свободу, и заканчивавшейся в свалке под знаком вандализма, воровства и насилия.

Художник Карл Свобода изобразил (в 1844 году) описанные события в своей картине под названием «Дефенестрация». Дворяне-протестанты выбрасывают имперских наместников из окна.

Ценности Граджина должны были попасть в казну Швеции, т. е. королеве Кристине. Когда шведы открыли двери, ведущие в сокровищницы дворца, и вошли в палаты, то от представившегося их взорам зрелища у них захватило дух. Они увидели коллекцию бывшего императора Рудольфа II под общим названием «Палата предметов искусства и раритетов», включавшую тысячи картин, скульптур, предметов оружия и ремесла, золотую и серебряную посуду, вазы, фарфор, драгоценные камни, хрусталь, старинные монеты, медали, инструменты, приборы, канделябры, отделанные драгоценностями сёдла и сбрую, мумии, высохшую человеческую кожу и многое другое.

Грабёж Малой стороны продолжался двое суток, и добыча оказалась сказочной. Только из подвалов комендантского дворца вытащили 12 бочек золотых дукатов и 2,5 тонны серебра. Во дворце графа Чернина взяли драгоценностей на сумму 100000 талеров. Такую же сумму захватили в одном монастыре. Рядовые солдаты нагребали деньги шляпами. Фельдмаршал-лейтенант Кёнигсмарк вывез из Праги 5 повозок золота и серебра. Но, несмотря на «допросы с пристрастием», хранителю дворца Эусебиусу Мизерону часть сокровищ всё-таки удалось утаить от разграбления и хищения.

Часть сокровищ тут же разворовали на месте, но бóльшая часть была всё-таки вывезена в Швецию и в ящиках доставлена в королевский дворец. Там от нетерпения сгорала королева Кристина, она бегала и суетилась вокруг горы ящиков и понукала своих слуг, чтобы они поскорее вскрыли упаковку. Шведской королеве достались 69 бронзовых фигур, 26 изделий из янтаря, 24 – из коралла, 660 агатовых кубков, 174 фаянсовые изделия, 403 индийских раритета, 16 дорогих часов, 185 изделий из благородных камней, 317 математических инструментов, несколько ящиков необработанных алмазов, несколько тысяч медалей, монет и около 500 картин, среди которых находились шедевры Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Тициана, Тинторетто, Веронезе, Дюрера, Босха, Брюгеля, Гримера и др., не считая тысяч драгоценных книг и рукописей. (Шведские военачальники в Германии имели приказ не пропускать мимо своего внимания ценные книги и рукописи, «приобретать» их и посылать домой для оснащения Упсальского университета).

Дерзкий рейд Кёнигсмарка в Прагу стоил городу, по самым скромным подсчётам современников, около 7 млн. риксдалеров. Это была колоссальная по тем временам цифра31. Когда императорские чиновники через два дня вошли в зал, где хранилась коллекция императора Рудольфа II, то увидели лишь голые стены и полки, и их шаги гулко отдавались в пустоте.

Армии внушали страх главным образом не тем, что уничтожали и убивали себе подобных, а тем, что превращались в орду разнузданных грабителей и насильников. Да и что можно было ожидать от людей, привыкших к смерти и предававших смерти других людей?

Художник Жан Жорж Вибер «Перекличка после грабежа» (1866)

После сражения

Очередная битва отгремела. Воюющие стороны покинули поле боя либо отдыхать, либо зализывать свои раны, либо шумно праздновать победу.

Там, где только что раздавались залпы орудий, трескотня мушкетов и пистолетов, звон сабель и шпаг, заполошные звуки труб и тревожная дробь барабанов, стоны, крики озверевшей массы людей, ржание коней, где пороховой дым густо окутывал участников битвы, стало непривычно тихо. Если бы мы, читатель, смогли увидеть результаты побоища, нашим глазам представилось бы следующее зрелище:

«Земля, созданная для того, чтобы укрывать мёртвых, в этом месте была покрыта мёртвыми… Там лежала голова, потерявшая своего естественного носителя, там – тела, лишённые головы. Из многих тел вылезли внутренности – жуткое, отвратительное зрелище! На других головы были смяты, и из них вытекли мозги. Можно было видеть, как убитые теряли свою кровь и как живые были облиты кровью других. Там лежали отсеченные руки, пальцы которых ещё продолжали шевелиться, будто всё ещё хотели участвовать в мясорубке. Можно было увидеть солдат, которые пытались бежать и которые не пролили ни капли крови. Рядом лежали отрубленные лодыжки, ставшие намного тяжелей, нежели когда они принадлежали телу. А вон там какой-то человеческий обрубок умоляет прикончить его, хотя смерть уже была рядом с ним…»

Это описание оставил нам швед, участник этой войны.

П. Энглунд пишет, что если мы хотим себе представить поле сражения после боевых действий, то на него, кроме убитых и раненых, кроме хромающих или издыхающих коней, на которых никто не обращал ни малейшего внимания, кроме мародёров, следовало бы поместить фигуры женщин, ищущих своих мужей или сыновей. Они истошно кричат и зовут их по именам, с отвращением переворачивают окровавленные и изуродованные тела убитых или раненых, пытаясь узнать в них своего близкого человека, а потом оглашают поле рыданиями, когда узнают в них того, кого искали.

После боя войско следовало установленному рутинному порядку. Все части собирались вновь, офицеры подсчитывали отсутствующих, и с небольшой командой отправлялись на поле боя. Там они устанавливали количество раненых, убитых, суммировали и определяли число пропавших без вести (дезертиров). Мёртвых хоронили тут же по-солдатски, т.е выкапывалась яма, куда складывались все трупы. Братская могила. Раненых грузили на повозки и отправляли в лагерь на лечение и операции. Офицеры утешали живых и раненых словами «такова воля Божья» и призывали подчиненных и впредь проявлять мужество и храбрость.

Живые получали вознаграждение. Солдатам иногда отдавали на разграбление захваченные неприятельские обозы, а потом все отдыхали. Генералы праздновали победу. Если трупы своих убитых подбирали и хоронили, то об убитых солдатах и офицерах противника шведы заботились мало. Их захоронением должно было заняться местное население, если оно не хотело допустить эпидемии. В летнее время трупы имели обыкновение быстро разлагаться, и над местностью поднялся сладковато-приторный запах человеческой падали.

Лечение раненых находилось на примитивном уровне, и даже в хорошо организованной шведской армии на 1 тысячу раненых приходилось не более 4 человек, способных ухаживать за ними. На каждый полк полагался 1 фельдшер и 3 его помощника, но далеко не все были специально подготовлены к профессии – часто это были безграмотные знахари, применявшие при лечении самые неподобающие средства и снадобья. Но и этих людей не хватало в обычное мирное время, а уж о том, чтобы удовлетворить в них потребность после сражений, не могло быть и речи. Нехватка лекарей в некоторой степени восполнялась бескорыстной помощью женщин, следовавших за армией.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Молись, дитятко, молись – завтра придёт швед (колыбельная песня времён Тридцатилетней войны).

2

Вспомним наёмников Я. Делагарди, прибывших в смутное время помочь Василию Шуйскому против наседавших поляков: задержка с их жалованьем в июне 1610 года под Тверью обратилась в бунт, а под деревней Клушином – в предательство и переход на сторону гетмана Жолкевского. Кстати, под Клушином у Делагарди деньги для наёмников были, но он их перед боем с поляками не выдал, надеясь, что в бою часть наёмников погибнет, а их жалованье он сможет положить себе в карман.

3

«Ёста» – сокращённое от «Густава». Так шведы любовно звали Густава II Адольфа. Далее в тексте будет периодически упоминаться это прозвище.

4

Поскольку голландцы на протяжении 40 лет вели войну за независимость с испанцами, их финансовые ресурсы истощились, и правительство стало принимать на службу наравне с наёмниками добровольцев. Так в 1600 г. появился первый строевой устав нового времени, разработанный принцем Морицем Оранским. С этого момента пехота стала маршировать в ногу, а кавалерия – действовать в строю. Голландцы, в отличие от испанцев, стали применять линейный боевой порядок. Обучение солдат значительно усложнилось, и это в свою очередь привело к созданию постоянной армии. Ряд шведских генералов, таких как Делагарди, Хурн (Горн), Банер и др., прошли выучку на нидерландской службе.

5

На практике всё было иначе. Тридцатилетняя война полна всякого рода эксцессов, особенно этим «славились» имперские армии Тилли и Валленштейна. Но и разношерстная по своему национальному составу шведская армия была не лучше. В отдельных случаях король сам отдавал взятые города на разграбление своим солдатам, а П. Энглунд приводит много примеров жестокого и варварского обращения шведской армии с мирным населением Германии – и католиками, и братьями-лютеранами, о чём читатель узнает ниже. Война должна была кормить своих детей!

6

Специфику шведского лютеранства можно охарактеризовать кратко: воинственная нетерпимость к другим религиям. В этом отношении шведские лютеране, кажется «переплюнули» и католиков, и православных.

7

Практически с этого времени в Швеции вводился регулярный первичный учёт населения, которым до сих пор занимаются церковные приходы.

8

70 лет спустя Карл XII снова эффективно введёт пикинёров в свои боевые порядки.

9

Карл XI и Карл XII потом восполнят этот пробел и создадут новую кавалерию, превосходящую этот род войск во всей Европе.

10

Первые попытки одеть армию в стандартную форму одежды были сделаны герцогом Брауншвейг-Вольфенбюттельским в 1619 году, но на всех солдат ему денег не хватило.

11

«Турн и Таксис» создали целую сеть почтовых контор и быстро разбогатели. Их жёлтые почтовые кареты разъезжали по всей Европе. Почтальоны менялись каждые 30 км. Потом все почтовые ящики Швеции тоже красились в жёлтый цвет.

12

Здесь и далее имена, фамилии и географические названия указаны по шведской транскрипции близкими по значению русскими буквами. Читатель мог встретить в литературе иное написание.

13

Заметим, что эта стратегия действовала и в последующие времена, в частности, во времена Великой Северной войны 1700—1721 гг.

14

Йохан Церклаэс Тилли (1559—1631), граф, по национальности валлонец, родился в Люттихе. Карьеру начал делать в качестве камер-пажа при мюнхенском дворе, потом его испытали в военном деле, в котором Тилли проявил незаурядные качества военачальника, и он скоро пошёл в гору, став генералиссимусом имперской армии. Он представлял старую (испанскую) военную школу и имел кличку «Старый капрал». По характеристике шведского историка А. Крунхольма, Тилли был скромен, доступен и не любил роскоши; он принадлежал к числу немногих католиков, которые не были фанатиками и терпимо относился к протестантам. Погиб в 1631 году от тяжёлого ранения.

15

Граф Готфрид Хенрик Паппенхейм Трихлинген, 1594 г.р., сын императорского маршала и так же, как и Тилли, состоял на службе у баварского курфюрста Максимилиана. Один из ярких и талантливых военачальников в армии имперцев. Начинал свою карьеру как учёный и был даже ректором университета в Альтдорфе, но потом сменил перо на меч и быстро выдвинулся в военачальники. Отличался необычайной храбростью, горячностью нрава и выдающимися полководческими способностями, особенно по части кавалерии.