На шаг позади

Это были единственные слова за тот период. Мы пытались ее напоить, но вода просто выливалась изо рта. Естественно, ни о каком золоте речи быть не могло. Еще помню, что сильно хотелось есть, но никто не ел и не решался признаться в этом. Мы просто сидели или лежали рядом, слушая ее стоны. Ночью запах гниющей плоти стал невыносим, оставаться внутри шалаша стало невозможно. Мы спали снаружи, в страхе прижавшись друг к другу. Следующий день прошел в таком же кошмаре, а вечером ее не стало. Но Джордж все равно не отпускал ее руки, а мы почему-то не произносили вслух, что она умерла. Так прошли еще сутки. Мы похоронили ее недалеко от шалаша. Поставили молча крест. Джордж сам украсил могилу орхидеями, сорванными поблизости. Мы по-прежнему хранили гробовое молчание.

В какой-то момент нервы Джорджа не выдержали и его прорвало. Он начал обвинять нас в ее смерти, во всех произошедших событиях, пытаясь спровоцировать драку. Затем, понося нас на чем свет стоит, он стал собирать вещи. Когда мы попытались его остановить, он достал непонятно как взявшийся у него пистолет и пригрозил застрелить любого, кто попытается идти за ним. С тех пор мы его не видели. Прошла неделя, а вертолет должен был прибыть только через две.

Мы больше не ходили мыть золото. Просто сидели в шалаше, механически отсчитывая время. Каждый час казался бесконечным, а минуты тянулись медленно, словно густой клей. Изредка готовили еду, заглушая голод. Через три дня Том отправился в кусты справить нужду и случайно наступил на змею. Смерть наступила быстро, хоть и мучительно. Он успел добежать до шалаша, задрав штанину. Острые зубы впились в колено, яд начал действовать мгновенно. Я честно пытался высосать яд. Его лицо исказилось от боли, тело стало содрогаться в конвульсиях, пока дыхание не прекратилось окончательно.

Оставшись один, я совсем потерял сон. Мне все время казалось, что кто-то крадется к шалашу. Каждое дуновение ветра, каждый шорох в траве заставляли меня все сильнее вжиматься в землю. Я забаррикадировал выход и так и лежал внутри оставшееся время, вздрагивая от каждого звука. Помню еще, в голове звучали странные голоса, будто лес разговаривает со мной, и я не мог избавиться от ощущения, что я не один в этой глуши.

– Почему тебя не забрал вертолет?

– Мы разминулись. Я отчетливо слышал в стороне шум винтов, но он был совсем не близко, как призрак. Компас оказался с дефектом – это я понял позже, когда возвращался обратно в лагерь. Он показывал что угодно, кроме верного направления. Поэтому-то я и пришел совсем не на то место, где нас высаживали и где должны были забрать. Сигнальные ракеты забрал Джордж, оставив меня без возможности обозначить себя.

Остаток дня превратился в мучительное ожидание, в отчаянную попытку обмануть себя, убеждая, что это была ошибка, что мой вертолет еще появится. Но надежда угасла вместе с дневным светом. Ночь принесла с собой сильный ливень, затопивший все вокруг. Утром я проснулся по щиколотку в воде, в колотящем ознобе. Я с трудом дошел обратно до шалаша, еле найдя дорогу и растеряв по пути практически все вещи. Лекарств осталось немного, да и помогали они лишь на короткое время. Запасы их быстро истощились.

Вероятно, я пролежал в бреду несколько дней, часы остановились без завода… Время перестало существовать и потеряло всякий смысл. Долго приходил в себя, в полубессознательном состоянии, цепляясь за мысль, что родные обязательно нас найдут. Мы не вышли на связь вовремя. Накинем еще день-другой. Но потом кто-то из родителей должен быть поднять тревогу, обратится в полицию, и нас начнут искать. Даже если все пойдет плохо, то максимум через две недели меня должны найти. Нужно только придумать, как подать сигнал, например, развести костер.

Я собрал в кучу много сухих листьев, веток, травы, накрыв заготовку от дождя пленкой. Разделил оставшуюся еду на три недели вперед. Получились крошечные порции, но с голоду умереть не должен был. К тому же я надеялся на отца Амелии, способного самостоятельно организовать поиски своей дочери, что сократило бы время моего пребывания здесь. Один раз, сходя с ума от безделья, я решил вернуться к добыче золота, и именно тогда я услышал шум мотора. Впопыхах я споткнулся, упал и уронил коробку со спичками в воду. Пока добежал до шалаша, взяв новый коробок, звук уже перестал быть досягаем. Вероятно, это был одномоторный самолет, пролетавший мимо по своим делам, не имеющим ко мне никакого отношения.

Дальше дни слились в один – я сидел у приготовленной кучи с коробком спичек в руках и ждал чуда. Но его так и не случилось. Не помню, когда я решил, что хватит, пора прекращать бессмысленное ожидание. Наверное, это вызвано голодом. Запас еды иссяк, нужно было как-то выживать. Сельва полна еды. Просто нужно научиться перестать быть брезгливым. Помню какие-то отрывки: наблюдал за обезьянами, сумел найти съедобные плоды. Ловил змей. Кажется, убивал свиней. Да, точно. У них вкусное мясо. Спички быстро кончились, а поддерживать огонь в такой сырости невероятно трудно.

– А золото как же?

– Что? – он нахмурился и задумчиво почесал лоб. – Вот про него совсем не помню.

– Ну, судя по всему, это единственное, что осталось человеческого в тебе.

– Почему ты так говоришь?

– Ты продолжал его добывать до этого времени, несмотря ни на что.

– Ты не шутишь? – Стеф недоуменно посмотрел на меня.

– Абсолютно серьезен. Я все загрузил, но это заняло у меня уйму времени и сил. Вот смотри, – я протянул вперед ладони, демонстрируя красные мозоли.

– С ума сойти… – он застыл, осознавая абсурдность происходящего. – Погоди-ка, а какой сейчас год?

– Тридцатый.

– Какой????? – он резко привстал, ошарашенный услышанным.

– Тридцатый.

– Господи… – он со всего размаху рухнул на спину и замолчал.

– Стеф? – я подошел к нему поближе и, опустившись на колени, взял его за руку. – Все в порядке?

Он молча кивнул. На глазах его блестели слезы.

– В каком году вы прилетели сюда?

– В восьмом, – еле слышно донеслось до моих ушей.

– Ты крут, Стеф, – я сильнее сжал его руку, – у тебя был один шанс на миллион, и ты им воспользовался.

– Двадцать два года… Двадцать два года… – практически беззвучно шептал он.

Так мы просидели долго, погруженные каждый в свои мысли, но он смог взять себя в руки и немного успокоиться.

– Ладно, не получился из меня второй Робинзон Крузо, – нарочито бодро произнес он. – И вообще, я жутко хочу есть! У меня ощущение, что я слона проглочу целиком. Все-таки лучше страдать на полный желудок. У вас тут гостей кормят?

– Кормят, конечно, – я улыбнулся ему в ответ и встал, – но сходи сначала в душ, а я за это время нам что-нибудь приготовлю. Между прочим, из-за тебя я со вчерашнего дня не ем.

За час, пока он плескался в душе, израсходовав мне весь запас воды до последней капли, я успел залить полные баки из ручья, нарезать свежих овощей, заварить кипятком суповой концентрат и вскрыть по паре армейских пакетов с картошкой и мясом. К моменту, когда он вышел из душа, обед был готов, а я сидел в нетерпеливом ожидании.

Во время трапезы Стеф изводил меня вопросами. Сначала он расспрашивал об Англии, но выяснив, что я там был только однажды давным-давно во время отпуска, переключился на другие темы, залипнув на изобретениях последних лет. Его восторг достигал апогея, и он периодически забывал жевать, пораженный новыми открытиями. Все это чередовалось с восторженными возгласами касательно вкуса еды, от которой он напрочь отвык.

– Мне кажется, я никогда так вкусно не ел, – признался он откладывая ложку в сторону. – У меня даже сил нет двигаться. Можно я прям тут упаду на пол?

– Падай, конечно, но у меня к тебе есть серьезный разговор.

– Говори, обещаю не спать, – Стеф присел, облокотившись о стену, постаравшись принять более собранную позу, и внимательно посмотрел на меня.

– Стеф, я понимаю, что на тебя сегодня свалилась масса впечатлений и потрясений и тебе нужно отдохнуть, прийти в себя, но, к сожалению, я не располагаю временем. Из-за этого казуса я потерял двое суток. Ты рассказал мне про себя, сейчас мне предстоит рассказать свою историю.

Стеф приготовился слушать, его глаза загорелись интересом.

– Так вот. Меня зовут Андрей Харип. Я ученый из России. Занимаюсь углубленным изучением человеческого мозга. Точнее, занимался. Ты после школы учился где-то?

– Да, я поступил на ветеринарный факультет и отучился там целый год.

– Понятно. Попробую тебе объяснить доступным языком суть моего открытия. За каждое наше чувство, за каждое движение или мысль отвечает определенная зона нашего мозга. Это уже ни для кого не секрет.

Стеф утвердительно кивнул, показывая, что информация воспринята и понята в полном объеме.

– Между клетками головного мозга формируется множество нейронных связей, что делает работу нашего мозга достаточно сложной. Импульсы от одних клеток к другим идут с помощью специальных специфических белков – медиаторов. С помощью других похожих белков формируется наша память. Наш институт углубленно занимается изучением места хранения памяти. В итоге мы поняли принцип ее хранения. Представь, тебя укусила собака. В специальных участках мозга быстро синтезировались белки, создающие воспоминания, и, прежде чем подвергнуться распаду, они задерживаются в определенных местах специальных нейронов. Поэтому мы можем вспомнить не только факт укуса, но и его подробности: какая это была собака, почему она укусила, куда она укусила, что было вокруг и так далее. Так вот, несмотря на то, что белки доступны ряду нейронов данной цепи, воспоминания сохраняются, когда последующие события активизируют те же нейроны, что и исходное событие. Мы обнаружили, что пространственное расположение белков, как в определенных нейронах, так и в определенных областях вокруг этих нейронов предсказывает, какие воспоминания будут записаны. Эта структура пространственного паттерна успешно прогнозирует сохранения памяти как математическую функцию перекрытия времени и местоположения. Во время сна происходит реорганизация памяти – мы усиливаем некоторые воспоминания, которые мозг счел важными, и теряем те, которые больше не нужны…

Последовал кивок, но уже не такой уверенный, как первый раз.

– Я смею предположить, что в твои годы понятия «телекинез» и «телепатия» воспринимались как нечто фантастическое, почти шарлатанство. Но в последующие десятилетия произошли значительные научные прорывы, что привело к появлению нейрогаджетов. Сначала это были микрочипы, вживляемые непосредственно в мозг человека и передающие импульс на внешние объекты. Например, протез руки или ноги. Эти ранние прототипы могли выполнять примитивные функции: поднять/опустить, сжать/разжать. Позже подобные протезы стали такими же функциональными, как и живые конечности, и были практически неотличимы от них внешне. Однако для их установки требовалась операция, то есть инвазия, что было сопряжено с риском инфицирования, отторжения и необходимостью пересадки в связи с гибелью клеток данного участка мозга.

Мы (в смысле ученые) не стояли на месте, искали альтернативы и пошли еще дальше: мозг генерирует импульсы, которые можно считывать и передавать дальше как пучок энергии, способный воздействовать на физические объекты, например, сдвигая с места предмет. Но для этого нужно специальное оборудование: ободок из сотни электронов вокруг головы, способный преобразовывать активность мозга в команды для внешних устройств. Признаться честно, идея выглядела не самой удобной, даже если воплотить ее в виде мотоциклетного шлема.

Нижняя челюсть Стефа медленно опускалась вниз, когда он пытался переварить услышанное.

– Я разработал абсолютно новый, уникальный прибор – универсальный мозговой модулятор (УММ), реализующий эти алгоритмы, то есть способный улавливать импульсы головного мозга владельца на расстоянии, усиливать их и передавать дальше, ускорять синтез белков или замедлять проведение нервных импульсов. Посылая в мозг испытуемого сигнал, я могу заставить его произнести задуманное мной слово или совершить определенное действие. А если непрерывно подавать целую программу или серию сигналов, то можно принудительно исполнить даже набор команд.

Планы были грандиозные: возможные области применения можно перечислять долго. Во-первых, терапевтическое воздействие: огромный пул больных с поражением центральной нервной системы, как травматического, так и иного генеза – болезни Альцгеймера, Паркинсона, инсульты и прочие. Во-вторых, ускорение процесса обучения: теперь не нужно сидеть годами за изучением иностранного языка или тратить молодость на обучение профессии. Мой английский, который был на уровне интермедиэйт, достиг уровня свободного говорения и понимания, аналогично носителю, за час. Испанский, начатый с нуля, дался тяжелее – я потратил на него около восьми часов непрерывной работы. В-третьих, это правосудие и безопасность: преступникам больше не потребуются тюрьмы, буквально за несколько часов им можно практически изменить мозг, удалить воспоминания о совершенном правонарушении, переформатировав одномоментно центры агрессии. А что уж говорить о задержании или освобождении заложников? Никакие террористы не страшны! Благодаря одному из режимов моего изобретения можно запросто и безопасно для себя и окружающих задержать и обезвредить любого преступника, выключив ему иннервацию по типу паралича.

Работа предстояла колоссальная, но… Знаешь, говорят, хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Кто-то слил информацию о проекте на самых ранних этапах разработки, и мной тут же заинтересовался преступный мир, увидев в моем изобретении новое оружие. Переговоры со мной ни к чему, естественно, не привели. Кража прибора на тот момент тоже была бессмысленна, а непосредственные угрозы быстро мной нивелировались. И вот, почти два года назад они перешли черту: убили мою жену и похитили сына. Полгода я метался, не находя себе места, впустую обивая пороги полиции. Шантажистам удалось заморозить мой проект, меня выгнали из института. Наверное, они думали, что загнали меня в тупик, потому что стали настойчиво требовать полноценного сотрудничества, грозя убить ребенка в случае отказа. Год я вел поиски сына самостоятельно, пока случайно не наткнулся на человека, который мне помог: он сообщил мне координаты, где эти ублюдки прячут его. И сейчас я двигаюсь вот сюда, – я ткнул пальцем на карту, – в тайный городок, о котором нигде нет никаких данных. Здесь должен быть мой сын. Что это за место – я не знаю. Что меня там ждёт – я не знаю. Я не знаю, что за люди живут там и сколько их. Мне на все это наплевать. За эти два года внутри меня не осталось ничего живого. Даже если я там умру, то хочу сделать это рядом с сыном.

– Ты один едешь туда? – пересохшим ртом спросил Стеф, откашлявшись.

– Да, но у меня есть чем их удивить. За это время я доделал свой аппарат до полноценной готовности. И теперь УММ, расположенный на усилителе, способен перекрыть радиус около 50 метров, а на моем поясе – 15. Ну и пара лазеров. По моим подсчетам, если выехать завтра с утра, я в течение светового дня достигну этого города. Поэтому тебе сейчас нужно определиться: поедешь ли ты со мной или останешься тут. В первом случае я не могу гарантировать тебе никакой безопасности. Вероятность, что это будет путешествие в один конец, велика. Во втором случае я вернусь за тобой, если все завершится благополучно. Ну или же передам твои координаты для спасения. Естественно, я оставлю тебе часть своих запасов еды и огонь.

Я замолчал в ожидания ответа, хотя уже знал его заранее – все было написано на его лице.

– Я с тобой, Андрей, – через пару секунд твердо ответил Стеф. – Во-первых, ты спас меня, и я у тебя в неоплаченном долгу. Во-вторых, я не готов сделать шаг обратно, даже осознавая, что могу умереть. Я просто там точно сойду с ума, мой мозг второго такого испытания не выдержит. Сидеть, ждать и гадать, вернешься ли ты или нет, передал ли ты кому-то информацию обо мне или не успел… Нет уж, увольте! Я все равно уже для всех умер, поэтому меня не страшит наше, как я понимаю, незавидное будущее. Самый худший сценарий жизни я уже пережил.

– Спасибо, Стеф, – мы крепко пожали друг другу руки, и я слегка поморщился от силы его хватки. – Тогда для тебя простая в выполнении инструкция: что бы ни случилось, ты рассказываешь практически правдивую версию о том, что я нашел тебя в сельве именно сегодня, ты мыл золото, друзья погибли, вертолет не прилетел. Все то, что ты рассказал мне сейчас. За исключением одного – ты прожил в джунглях не двадцать два года, а пять лет. За основу истории о своей семье и семьях погибших друзей, я имею в виду жену, детей и прочее, возьми биографии ваших отцов. Тогда ты ничего никогда нигде не перепутаешь. Про меня ты не знаешь ровным счетом ничего, кроме того, что зовут меня Андрианно Руссо. И я ученый. Все остальное забудь. Договорились?

– Договорились, Андрэ, – он заговорщицки подмигнул, – можешь мне доверять на все сто!

– Ладно, время уже позднее, а завтра нам нужно вставать рано. Пойдем спать.

– У меня сна ни в одном глазу, – признался Стеф. – Можно я просто посижу? У тебя же наверняка есть книги тут? Я бы с удовольствием что-нибудь почитал.

– Не-не, Стеф, – я отрицательно покачал головой. – Эти сутки для тебя были похлеще самых сложных дней в сельве, твой мозг нуждается в полноценном отдыхе. Поэтому никаких отговорок, ложимся спать. Единственное, спальник у меня один, но твое тело еще не отвыкло от жесткой поверхности?

– Да без проблем, я прекрасно посплю и на полу.

Я погасил свет, а через минуту кабину уже наполнил богатырский храп человека без сна в глазу. Немного поворочавшись в мыслях о предстоящей встрече с неизвестным и неожиданно свалившимся компаньоном, я пришел к выводу, что пришло время действовать быстро и рискованно, срочно наверстывая упущенные сроки. Аккуратно пробравшись на водительское кресло, я завел машину и, поставив автопилот на минимальную скорость, нажал на газ. Противоречивые чувства тотального контроля со стороны техники и неполноценное доверие боролись во мне в беспощадной битве, атакуя аргументами и контраргументами, жульничая в голове всякими всплывающими гипотезами и подкидывая выдумки.

На стекло кабины беззвучно из темноты нападали деревья. Я различал лишь их смутные силуэты, но мое воображение превращало их в нечто зловещее, и от этого становилось не по себе. Не выдержав напряжения, я залез обратно в мешок, готовый в любой момент выскочить обратно. Однако монотонное покачивание кабины действовало убаюкивающе, и я незаметно погрузился в сон.

***

Утро началось около пяти часов с первыми лучами солнца. Стеф все еще сладко спал, словно не замечая ни движения, ни жесткой перины, а я, только открыв глаза, сразу устремился к окну. Вокруг ничего существенно не поменялось: все такая же растительность медленно огибала нас с двух сторон. Облегченно выдохнув, я посмотрел на приборы: заряд аккумулятора за ночь заметно просел, но в течение дня должен был вернуться в безопасный диапазон; топлива оставалось около полубака. Вероятно, ночью требовалась подзарядка. Навигатор показывал 109 километров до финиша. Отлично. Укладываюсь.

Спокойно сходив в туалет и умывшись, я подошел к спящему гостю и слегка потряс за плечо. Но стоило мне только прикоснуться, как он резко вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону, ударившись о стенку.

– Фу ты, черт! – рассмеялся он в следующее мгновение. – Походу зверь во мне засел надолго!

– Нормас, – рассмеялся я в ответ. – Время – лучший лекарь. А теперь бегом умываться и завтракать.

После легкого приема пищи, переключив автопилот уже на максимальную скорость, я устремил машину к финальной точке. Дав немного времени Стефу насытиться впечатлением от дороги, я тем временем сосредоточился на окончательной подготовке к встрече с гораздо большей, чем сельва опасности. Уничтожил карту с отметкой моей конечной цели, оставив аналогичную карту с отметкой ареала немного в другой стороне. Удалил с навигатора маршрут – ничего не должно выдавать моих истинных намерений. Подготовил лазеры к боевому применению. Расширил нулевое поле УММ: теперь ему предстояло охранять нас двоих. И незаметно подошел к нему:

– Стеф?

– А? – он обернулся, демонстрируя по-детски радостное лицо. – Как? Как он так делает?

– Стеф, я боюсь у нас мало времени, и я не смогу тебе объяснить многие вещи в этом мире, поэтому курс молодого бойца будет только по основным вещам. Начнем с управления вездеходом.

С этой задачей он справился достаточно быстро. Всего за пару часов он освоил базовые основы вождения: запуск и выключение двигателя, вождение в ручном режиме и использование автопилота, заправка, переключение между режимами, очистка крыши и батарей… Он впитывал знания как губка, то ли от того, что изголодался по информации, наверстывая упущенное годами изоляции время, то ли процессы регенерации требовали заполнить пустые места.

После часа, потраченного на изучение лазеров и несколько пробных выстрелов из кабины, он выглядел таким расстроенным, прощаясь с этой забавой, что я невольно улыбнулся – ребенок. Ребенок, навсегда лишенный детства. Оставшееся время я объяснял принципы работы УММ. Стеф открыто восхищался возможностями устройства, воспринимая его как настоящее чудо. Особенно его впечатляла возможность контролировать чужие действия силой мысли.

– То есть любого человека можно заставить добровольно отдать тебе свои деньги? – в очередной раз перебил он меня.

– Стеф! – одернул я его опять. – У нас сейчас очень сжатый материал.

– Все, молчу.

– Сразу договоримся, что пользоваться им ты имеешь право только в случае моей смерти…

– Андрей…, – протестующе произнес он, но, встретив мой холодный взгляд, поспешно добавил: – Обещаю.

– Хорошо. Только в этом случае ты снимешь с меня пояс.

– Понял.

Осознав, что мы впустую теряем время, я предложил перейти к практической части.

– Во-первых, запомни код включения. Без него это простая бесполезная жестянка. После включения он работает в нескольких режимах. Один из них – боевой, когда при нажатии на кнопку нарушается проведение импульса у живых организмов, обладающих нервной системой, и их, по сути, парализует на какое-то время. Важно помнить, ты в этот момент находишься в нулевой зоне, и на тебя этот импульс не действует. Так как нас сейчас двое, я расширил радиус зоны, поэтому в любой ситуации держись максимально близко ко мне, практически вплотную. Это походное положение – тебе некогда будет переключать его в случае опасности. С помощью мысли ты можешь переключить его в режим воздействия. Тебе надо просто думать, что ты очень хочешь, чтобы человек сделал, но не просто «хочу, чтобы ты сел на стул», а по маленьким последовательным действиям: «хочу, чтобы ты подошел к стулу, повернулся к нему задом, согнул ноги в коленях, наклонил тело чуть вперед и сел на стул». Чем четче и детальней будет команда, тем надежнее она будет выполнена.

К концу занятий у него уже довольно сносно получалось отдавать мне простые команды, а один раз даже заставил меня поднять кружку и почесать ею голову. Все это сопровождалось его громким смехом, что прерывало тренировку и в конце концов вынудило меня и вовсе оставить эту затею.

В один момент мы выехали на прокатанную дорогу, не обозначенную на карте, и несколько километров ехали по ней на максимальной скорости, но потом вновь вынуждены были уехать в сельву. В последний час, ориентируясь исключительно по компасу, я перешел на ручное управление. Разговоры прекратились, я превратился в один сплошной орган чувств, готовый заметить приближение любой опасности. Стеф сидел рядом на полу, также напряженно вглядываясь в зеленые заросли.