Много дней после детства

Сегодня делать уроки или нет? Неужели я имею свободу это решать? Всё равно ведь этот детский протест задавят и заставят делать все прошлые задания. Я ведь ещё не человек. Это после школы могут выбирать, дальше образование необязательное. Кто учится заочно и удалённо работает, может быть в любое время в любом месте. Солнце выглянуло – вышел гулять. Есть рабочее настроение в семь утра – пожалуйста. Я вот иногда готова целый день заниматься, не вставая, а иногда – вообще никак.

Нет, сегодня нет настроения. Поживу. Снова день прекрасный. Погулять, дочитать, наконец, любимую книгу. Целый вечер впереди!

– Ну-ка поди на минутку, – мамин голос обрывает полёт мыслей.

– Что?

– Мне позвонила учительница сегодня. Очень стыдно за тебя. Пойми, что все твои хитрости взрослыми раскусываются на раз. Мы всё сверху видим, как лабиринт. Совсем учиться перестала! Ты съехала до тройки! Как дальше будешь жить? Закроешься ото всех ваткой? И будешь с голоду дохнуть, обложившись своими книжками. А на еду, что тебе дадут, будешь отвечать: "Фу! Примитивная еда. Капуста – от слова "пусто"".

Я бесконечно плохая. Хочется сжаться, исчезнуть навсегда. Зачем я пошла в пятый класс, если там так плохо? Лучше бы я не дожила. Лучше бы меня вообще не было. Хотя папа говорил, что каждый человек нужен и без него наступит почти конец света. Ну я прошу делать картошку без капусты, потому что она лишняя, не сытная, занимает место, да и вкус сбивает. Но мама говорит: "Капуста оттеняет".

– Вообще сколько тебе лет? Одиннадцать или пять? Ответственности никакой!

Я не достойна своего возраста. Я ненастоящая. Достойных возраста не ругают. А меня ругают, значит, я отсталая и плохая, из меня ничего не получится. Я не могу делать что-либо, когда мама смотрит. Она так давит, когда сидит рядом. Человек-негатив. Так начнёшь разговаривать, а она свернёт не что-то неприятное. У неё полно друзей и подруг, но всё равно предпочитает сидеть дома.

В классе я считаюсь некрасивой. Две тонкие косички, ушастая, лицо некрасивое. Но до этого я выделялась учёбой. А теперь?

– Что, Стася, ты больше не умная? – завёл Гена Якушев.

– Да сдулась Паленкова. Ботанки – они все такие.

Я никогда не выйду замуж. Я некрасивая, на таких не смотрят. Зато моя честь в безопасности. Отличницы становятся старыми девами, а если планируешь быть одной, больше времени посвящаешь учёбе. Но почему вся культура пронизана отношениями? В книгах мы постоянно читаем про любовь, песни любых времён. Меня это не касается, я не такая. Не будут смотреть, как на объект. Взрослые врут, что я красивая, просто в пятом классе это никто не понимает. Конечно, я им не верю. Они все врут, только дети говорят правду. Врут не только для выгоды, но и из вежливости. Родители понятно, стыдно им признаться себе, что у них уродка. Хотя мама проговаривается: "Бока бы убрать немножко, живот подтянуть". Когда ругают, это всегда правда.

Я больше не отличница. Пять четвёрок! Больше не люблю математику. А раньше была любимым уроком. Теперь бабушка со мной плотно сидит, контролирует от и до. "Не вертись", "буквы некрасивые, ой, лягушки скачут". Опять понедельник! А это значит – опять домашнее задание до девяти вечера. Сказали же в школе, что пятый класс – это как первый, теряются все навыки самоорганизации. Опять:

– Стася, уроков много?

– Не очень, – кисло ответила я.

– Много. А то бы погуляли вместе. Но, как видишь, не судьба.

– Ненавижу все эти уроки!

– Фу, какие слова! Читаешь, читаешь книги, а в итоге ничего хорошего не черпаешь оттуда.

– Я тогда вообще читать не буду.

– Ну и плохо. Не будешь умной, не будешь развиваться дальше.

Хотя почему так? Зачем обесценивать? Может, без книг всё было бы куда хуже? Да точно. И почему они себе позволяют грубость в мой адрес?

Вот бы снова стать маленькой. Даже если не навсегда, то чтобы снова мне было три года. Три, четыре, пять, шесть – счастливое время, когда всё для тебя, когда безусловно любят и нет оценок. Когда проснёшься утром – и никуда не идти, можно спать до десяти, до одиннадцати. Умиляются каждому твоему слову. Можешь нести всякий бред, но все взрослые будут говорить, как это мило, какая я умная, что я расту. Но расти я не буду, а буду таким нежным цветочком. Яркая одежда, подарки от гостей. Единственный ребёнок среди многих взрослых. Вот будет счастье!

Никаких уроков! Читать я умею, вот и будут вместо опротивевших тетрадей любимые книги. Мама снова станет доброй. Ведь маленьких обижать нельзя. С маленьким ребёнком мама будет сдерживаться. Уже не понадобится колючее-болючее воспитание, раз я не выхожу в этот мир, не надо привыкать к его грязи. Снова будут меня любить, снова будут тихие вечера. А то когда у мамы плохое настроение, мне становится очень страшно. Я ведь обязана её осчастливить! Мама жалуется, что не спит по ночам из-за мыслей. Я виновата, если бы я была хорошей, семья была бы счастливой. Но как стать умной и хорошей? Большим это практически невозможно. А вот маленькой – легко! Нарисовала рисунок, рассказала стишок – и молодец.

А ещё у меня с пяти лет была мечта: жить вечно. До шестнадцати лет я вообще никого из близких не теряла. Редкость, но вот так. Только слышала, что я не успела кого-то увидеть, потому что он ушёл из жизни. Так в памяти и засело. Скольких людей я не увидела, сколько от них я не узнала! Я бы увидела свою прабабушку, если бы она жила сто лет. Хотя как? Младенцем, что не считается. А вот если бы сто двадцать…. Эх! Сейчас была бы с нами, помогала бы мне и уж точно была бы добрее, чем бабушка. Мама рассказывала про её мягкий характер. А если бы двести лет? Триста? Тысячу? Сколько поколений мы бы видели! Бабушки, прабабушки, прапра….

До школы я думала, что человек живёт обязательно ровно-ровно сто лет, умирая в день рождения, когда должен быть сто один год. Видела по телевизору про Жанну Кальман. Сто двадцать два года! Больше что, не бывает, раз это рекорд? Когда в первом классе узнала в школе, что средняя продолжительность жизни – семьдесят-восемьдесят лет, разрыдалась прямо на уроке. Хорошо, что я не мальчик. Их жалко: и на войну идти, и смертность выше в принципе. Вроде я люблю день рождения. Но ведь он фиксирует, что мне на один год меньше теперь осталось! Мама говорила, что человек с рождения начинает стареть. Я расту, а мама с папой стареют? Самой первой я потеряю бабушку. И как буду дальше жить? А потом останусь сиротой, когда мне будет лет пятьдесят?! Двое родителей в этом возрасте – всё же редкость.

"Стася, бессмертия нет". Взрослые так говорят. Но почему они не верят? Как в это можно не верить? Они что, согласны с тем, чтобы враз перестать существовать, чтобы стемнело в сознании? Люди столько существуют, неужели никогда им не хотелось не разлучаться навсегда и не бояться собственного небытия?

– Стася, отстань, я отдохнуть хочу. Нет, люди не будут бессмертными. Это всё мифы, сказки. Человечество ошибалось, думая так.

– А если нет? Не отмахивайся.

– Стась, я не отмахиваюсь. Думаешь, я буду врать? Не могут жить вечно ни растения, ни звери, ни люди.

– Почему?

Мама отложила журнал.

– Ну, это невозможно. Помнишь, у меня телефон сгорел? Мы тоже механизмы своего рода. Я бы могла, конечно, тебя обмануть, чтобы порадовать, но не хочу. Знай правду с самого начала.

Я ушла в другую комнату плакать. Лучше бы мама меня обманула! Да как так? Я что, как и все, когда-нибудь утром не проснусь? Раз – и темнота. Ещё на окружающем мире было: "Могут ли организмы жить вечно"? А вот могли бы! Вот в "Галилео" ведущий исчез, сказав, что в передаче совсем нет компьютерной графики. Значит, правда исчез. Может, туда написать? Или в "Хочу всё знать"? Но ведь там были и отрицательные ответы. Над вопросом, ответ на который очевиден всем взрослым, могут и посмеяться. Раньше ведь люди читать не умели, считали, что Земля плоская, а Луна – блин, но ведь никто не думал, что можно жить всегда. Ночью мне приснилось, что я умираю, у меня мутнеет в глазах, хуже слышу. Что, чувства исчезнут? Черная темнота, тишина, бесчувствие и одиночество?

В играх я была пацифисткой. Никого не убивать, самой не умирать. Казалось, что игра накликивает реальность. Люди ведь даже не хотят искать бессмертие! Может, оно совсем рядом? Надо только по плитке пройти правильно, не наступая на швы. Хлопнуть дверью не один раз, а два, пять, десять. Родители думают, что я так физику изучаю на практике. У меня блестящая идея! Надо поехать путешествовать по всему миру, тогда обязательно что-нибудь найдём. Как бабушка говорила, что если всё перетряхнуть, вещь обязательно найдётся. Но все только посмеялись. Почему? Сами же учили. Чтобы жить вечно, это надо заслужить. Например, одни пятёрки получать не только потому, что иначе будут ругать или смеяться. Но никому об этом нельзя рассказывать, а то решат, что родители запугали бедного ребёнка.

Но как я узнаю, что у меня получилось? Будет какой-то знак? Или всю жизнь ходить вслепую? И как проверить? Опасной ситуацией? Но ведь бессмертие только от старости, а не от катастрофы. Вот эпос о Гильгамеше читали. Почему он не сохранил эту траву? Пусть меня убеждают, что это легенда, сказка, но никто же не проверял. Слышала об опытах алхимиков, но ведь это только часть вариантов, правда?

С книгами и фильмами так же. Помню, как в мои пять лет родители смотрели "Титаник". Мама сказала, о чём, я разрыдалась и потребовала выключить. Но мне предложили просто уйти. Не могли сделать счастливый конец, потому что на самом деле так было. Папа сказал, что такие фильмы мне пока не по возрасту. А потом будут по возрасту, и я должна буду это смотреть? Какой ужас! Мне понравилась песня "Я люблю тебя, Дима". Хотела слушать снова и снова, пока не узнала, что у певицы мужа убили. Её песню про это событие я лично дома запретила. Анну Герман вообще отмела: не хотела мёртвую слушать. На что папа возразил, что тогда вообще от всей науки и культуры придётся отказаться, ведь изобретатели не дожили до наших дней. Не забыл добавить, что стол, за которым я сижу, сделан дедушкой, чуть-чуть не дожившим до моего рождения.

Но куда больше меня злили и расстраивали чисто выдуманные произведения. Ну почему автор такой злой? Если против реальности не попрёшь, Титаник утонул, а Черникова застрелили, то уж сочинить-то можно было без всего этого. Меня успокаивали, что Колобок – это еда, а волку можно вспороть брюхо так, что он останется жив, это обычная операция, "Морозко" – только фильм, где над Марфушей просто посмеялись. Зачем убивать девочку со спичками, почему нельзя было развести костёр из веток? Бабушка сказала, что во времена печного отопления все пригодное для него подчищалось, поэтому не вариант. Но почему?! Почему никто не приютил? Тогда люди любили добрые дела. Русалочка почему не нашла другого? Царевна ладно, с ней потом всё хорошо. Это ещё всё детское. А потом что ещё в школе читать придётся! Утопил собаку, утопилась, легла на рельсы…. И чем ты старше, тем меньше тебя берегут и ограждают.

В первом классе, после первой четверти, я пришла домой весёлая. Что бы почитать дождливым вечером? На столе лежала книга "Белый Бим Чёрное ухо". На зелёной поляне добродушный хозяин с собакой. Вроде детская, для взрослых так не оформляют. Интересно! Через несколько часов книжка летела в дальний угол, а я доревелась до того, что поднялась температура.

– Раззява! Зачем дал ребёнку такую книгу?

– Мама, не ругай папу!

Если даже очень хорошо себя вести, это не спасает? Бим был очень хорошей собакой, и что? Как обезопасить себя? Вот сейчас усну и не проснусь.

– Стася, ты что, ещё не спишь? Первый час!

– Что там? – сонно отвечает папа.

– Смотри, что натворил! Детство надо беречь!

Голова гудит, вертятся какие-то фразы. Слишком хочу спать, чтобы пойти и лечь. Можно без подготовки? Май, за окнами цветущие деревья качаются. В школу? Мне говорят, что я окончила её много-много лет назад. Родителей тоже нет. В смысле нет? Может, уехали куда-нибудь? Я умираю, мне все об этом сказали. Что? Не могу ничего сделать, мне не отвечают на вопросы, словно не слышат. На коже выступают серые пятна, я хожу по цветущему саду и боюсь. Звонок будильника прервал этот кошмар.

Первые каникулы четвёртого класса, незадолго до того, как пришлось менять гардероб. Семейный вечер. Мама с папой обсуждали фильм про пионеров-героев.

– Вот мальчик, твой ровесник, сам погиб, но спас целую деревню. И ведь такие приблизили победу! Один мальчик, одна девочка, ещё… Старики воевали.

– Ну, не знаю. Если погибнуть, то смысл подвига? Это же небытие навсегда, и какое дело, что кто-то выжил?

– Стася, ты совсем глупая?! А ещё отличница! Ты что, серьёзно не понимаешь, зачем жертвуют собой? Во-первых, никакого небытия нет, никто после смерти не исчезает. Люди просто разделяются с телом, словно засыпают, а сами переселяются. После конца света снова оживут, молодые, безо всяких несовершенств.

Надо же! То есть, я встречу всех людей, которых придётся терять? И нет той обречённости на черноту, которой я так боялась? Теперь понятно, почему стоит жертвовать собой. Своя жизнь – это всё-таки не самое главное. За окном летали противные чёрные листья, но было не страшно, а радостно.

Смысла нет в жизни. Зачем всё это? Ещё семьдесят лет! Уроки, потом работа. Каждый день что-то делать. Уже надоедает. Потом ещё вырастать, становиться скучной, как мама. Деньги, деньги, деньги, доллары в глазах, как у Дональда Дака. В первый понедельник второй четверти в классе разговаривали о мечтах. Кто-то мечтает куда-то поехать, полететь на самолёте, завести собаку. Стать кем-то.

– А ты что хочешь?

– Хочу сдохнуть.

– Хитрая ты, Паленкова. Нам, значит, добиваться, всю жизнь не забывать о мечте, бояться опоздать, жертвовать чем-то приятным, выбирать из альтернатив, а тебе само придёт, хоть в двадцать лет, хоть в восемьдесят, ничего делать не надо, даже ждать не придётся, отвлечёшься на что-нибудь.

– Настя, ты гений!

– В смысле?

– Умереть всегда успеешь, а живёшь лишь раз.

Живём лишь раз! А ведь правда. Потом на мир уже не повлияешь, не стронешь с места ничего даже. Мёртвых людей в жизни нет, юридически они не считаются. Никто не уделит внимания моему папе после очередной ссоры. Никто не поговорит с Настей с утра. А ещё что я могу сделать? Донести сумку соседке. У неё сын военный, в разъездах. Я Гене помогла после диктанта на русском языке. Смертельно больные просто так, что ли, цепляются за каждый день? Читала о планетах, после уроков, так мы живём вдвое меньше года на Плутоне. Мальчик-одуванчик раз – и старик, и больше ничего не может. Вот так оглянуться не успею – а конец. Только не мультик кончится, от чего я плакала в пять лет, а моя жизнь.

Волосы темнеют. Я больше не блондинка, не ангелочек! Раньше светлые умными считались, это потом анекдоты пошли. Я теперь типичная брюнетка, не белокурая редкость, а как все. Папа сказал, что не в кого мне светлой быть, хотя бывает, что рождаются светлые у тёмных. Я не блондинка на самом деле, а лишь детское это! Боюсь своего тела. Ребёнок во мне уже исчез. Голос как в фильмах, таким тётки говорят.

Не получается пятёрка! Опять контрольную не дотянула. Коварное пятое задание. Как раньше легко было! Вроде учу, ворон не ловлю, а пятёрки нет. "У тебя в пятом классе пропал интерес к учёбе". Родители, бабушка, в школе – все так говорят. А откуда он, собственно, должен быть? С потолка? Я хожу в школу, потому что заставляют и чтобы людей увидеть. Опять проект! Мне не нравятся те учебные темы, по которым давят докладами. Ну нельзя просто рассказать и в учебнике почитать, как раньше? Опять математика, дополнительный урок, под нами сейчас первоклассники репетируют прощание с букварём.

Это дети все красивые. А вдруг я вырасту некрасивой? Меня же тогда никто любить не будет. "Не родись красивой" – сказочки. Как ни утешай, реальность-то не изменится. Вон сколько косметики у мамы! Я что, тоже должна буду каждый день всё это намазать и смыть? "Как хорошо, что ты девочка, ты можешь накраситься, менять образы, скрыть недостатки". А я не хочу. Можно ничего не замазывать? Можно иметь свой цвет волос и от седых не расстраиваться? А когда надо начинать скрывать возраст? Мама так не взяла меня на праздник, хотя с детьми другие были, хотела сказать, ей двадцать лет, а я бы выдала. Детские конкурсы красоты – зло, а взрослых как товар – это всё нормально. Когда я стану товаром?

Я единый образ. Зачем мне рыжие волосы и зелёные веки? Да ещё всё это поддерживать. Мама жалуется, как болят ноги от каблуков после работы. А после праздников так вообще чуть не падает из-за шпилек. "Вырастешь – тоже начнёшь", – смеётся мама. Не начну и не вырасту! Ещё эти диеты. Взрослые женщины запрещают себе сладкое, а потом взвешиваются. Это в детстве мальчики и девочки равны.

Мама опять недовольная. Уборочный зуд – это у всех так? Как заводная кукла, тратит всю субботу на генеральную уборку. "Сколько песка опять", "клубы перекатываются", "с ковра сколько добра". Этот противный звук, когда мама гребёт по полу ногой и говорит: "Неужели никому не стыдно? Вы ведь здесь живёте". Мне тоже это станет интересно? Работа, уборка, готовка – вот и вся взрослая жизнь. Работа – это одно и то же каждый день. Мне-то надоедает, когда одни и те же задания, скучно становится. Зато у родителей никакого домашнего задания, пришли вечером – и сидят вместе. Но с девяти до шести каждый день, и не прогуляешь.

Какие всё-таки взрослые унылые. Целыми днями жалуются. Дома, на работе, на скамейке. Там болит, там болит, не болит – значит, неживой. Никто не хочет идти на работу. Все её ненавидят, даже если шли учиться с горящими глазами. Значит, работа – это ужасное зло. В семье обязательно проблемы. Женятся по большой любви, чтобы вскоре друг друга возненавидеть, а полюбить любовников. Не проще ли сразу на любовниках жениться? Близкие – это те, кто делает больно. Если ласково разговаривают – это враги, хотят изнасиловать, на наркоту посадить. Обидные слова – это обязательно горькая правда, это так воспитывают, надо потом спасибо сказать. Кто кричит и ругается, тот обязательно прав.

Прихожу в уже восьмой класс. Ещё почти четыре года осталось учиться. Да уже меньше! Каждый день отщипывается. После последнего звонка прыгну из окна, потому что не знаю, что делать дальше. Это пока всё просто: и через месяц, и через год, и через два я буду ходить в школу. Я не больная, поэтому до выпускного таки придётся доживать. Или.… А надо идти на ЕГЭ в таком случае? Юля в колледж уйдёт, я её больше не увижу. Зачем меня на год раньше отдали? Ещё бы год выиграть от этой боли конца. Хотя класс после нас – такие обормоты, что на последний звонок их не позовём, будут опять, как тогда, на восьмом марта, не хочется вспоминать. Недавно я перепутала контрольные на доске и написала за седьмой. Учительница смеялась, но сказала, что это всё равно была бы четвёрка. Опять! Почему даже за предыдущий класс так?

После школы надо будет поступать. Куда? Не знаю. Но, говорят, это очень сложно, мама всё повторяет, что я должна вырваться из нищеты. "Ты окончишь школу и будешь болтаться". Не хочу взрослеть! Мама говорит, что я ей не верю, что зря не напрягаюсь представить себе картину будущего, где после вручения аттестата засела дома в углу и ничего не делаю, устроилась как домашнее животное. "Ты чего ждёшь? Пенсии отменят. Вот уволят меня по старости, и что? Будешь говорить "мама, принеси еды""? Как противно это слушать! Вот бы не дожить до осени после школы.

Ещё не начался первый урок. Школа, как и в первом классе. Юля начала:

– Я вчера с таким парнем познакомилась, представляете? Нет, не представляете!

– Представляем, – перебил её Гена. – Я вот папе помогаю, на летний отдых зарабатываю.

– Мой самый младший брат пошёл вчера, – начала Лена. – Растёт Максик!

– А я… а я прочитала "Витю Малеева". И все уроки сделала на пятёрку, – это сказала я.

– Серьёзно? Возьми с полки пирожок, – сказал Гена, и все загоготали.

Им совсем не интересно! Что ж я так скучно живу? Я не расту внутри, а они растут. У них всё меняется. Что делать? Ходить в начальную школу, пытаться держаться на равных? Пробовала, они воспринимают меня как старшую! Их жизнь – мой прошлый опыт, им я интересна именно тем, что дальше их горизонта. Опять осень, опять ждать лета. Но ведь так год пройдёт! Что ж у меня ничего интересного не происходит, всё только в книгах или фильмах? Вот книгу моей жизни никто бы читать не стал.

Мне правда нравятся науки. Я как рыба в воде. Как приятно приходить в класс с готовым домашним заданием. Но ещё приятнее, когда его нет. Можно учиться и не взрослеть, сколько гениев под опекой. Ровесники гуляют с друзьями, а у меня важное дело – уроки. Всё равно я не дотягиваю до Василькова, он действительно умный, у него пятёрки сами собой, никто не заставляет, а я пыжусь, видно, что как Эллочка-людоедка. Неизменные три четвёрки на последней странице дневника.

Но меня хвалят. "Тихая, покладистая девочка, не то, что эти трудные подростки. Душа отдыхает. Форма, две косички, никому глазки не строит". Не зря я не взрослею. А дома почему не хвалят совсем? Я же стараюсь. Даже после школьной проверки на девственность ничего не сказали. Меня разлюбили в пятом классе, теперь любовь платная, всё никак не допрыгнуть. Когда у мамы плохое настроение, мне плохо весь день. У меня нет переходного возраста, чтобы не доставлять проблем. Что ж не радуются? "Меня настораживает, что у тебя друзей нет, – опять заводит пластинку мама. – Почему ты не общаешься с ровесниками? Либо малыши, либо тётки". Опять я маме не такая!

Я не хочу, чтобы родители волновались. Сколько страшных новостей! Там убили, там украли. Потому и не гуляю. А уж как меня пугали подростковой беременностью! Да я хорошая девочка, со мной такое никогда. Страшно-то как! Вот как бы я сказала родителям? Да умерла бы на месте от ужаса. Меня же отвергнут вообще все. А как поведут на аборт, будут из меня ребёнка выскребать! Брр! Мне обязательно насильно сделают аборт, потому что я ещё не человек и не имею права на детей, а потом усадят за уроки, которые у меня будут до окончания вуза.

Вообще, дети – это крест на жизни. Полный. Вон какие страшные истории о материнстве в Интернете. Дети круглые сутки кричат лет до пяти минимум. Я стану толстой и глупой, меня бросит муж. Дети съедят жизнь, я растворюсь в них. Умные не рожают, чайлдфри – добродетель. И такие умные, убедительные люди это говорят, так их многодетные ущемляют. Вот как не верить им? Надо быть хорошей девочкой. Авторитеты говорят – я подчиняюсь.

От любви одни проблемы. Не только беременность, иначе бесплодные бы не страдали. Бросают друг друга, плачут, разводятся. Да даже если не бросают; живёшь ты так спокойно, а потом мужа убили. И как с этим дальше? Выстрелы, кровь, мама будет причитать. И что тогда, я буду вдова?

"Стася, ты так живёшь, словно впереди ещё одна жизнь". Не гуляю вообще, опять всё лето пропустила, которое так ждала. Не могу разрешить себе выйти на улицу. Только по делам. Быстрее, быстрее пройти, не останавливаться, не смотреть на небо и деревья. Должно что-то пройти, чтобы я себе разрешила. Наверно, буду гулять после приказа о зачислении в вуз. Уже только очень ленивый не сказал мне, что я всё пропускаю:

– Вот ты выкинула этот день, а ведь его больше не будет. Кто знает, может, тебе мало осталось?

– Да, я согласна, – отвечала я и снова за старое.

Я очень поздно ложусь спать. Даже в психологических тестах нет таких цифр. Пять утра, иногда даже шесть. Сплю после школы, потом разгуливаюсь. Не могу спать, пусть даже очень хочется. Ведь ничего полезного нет, одна пустота. А потом лягу рано – и не усну, будет полусон какой-то. Что-то делать сил нет, никто не гундит, всё спят, можно пожить. Одиннадцать, двенадцать – какое спать, столько же интересного! На выходные позорный будильник на одиннадцать десять. А то ведь просыпала и его. Просыпаюсь так в половине второго. И ведь ещё спать хочется! Нет уж. Остался маленький кусочек дня. Именно поэтому осенью и зимой я не гуляла. Всё надо что-то доделать, ещё нет промежуточного итога, чтобы на улице отдохнуть.

Просыпаюсь и пытаюсь догнать день. Бывает, даже в одиннадцать вечера клонит в сон. Но как лечь, если почти ничего за день не сделала? Четырнадцать часов утра. Разгуливаюсь; если встала в одиннадцать, то полдень у меня аж в семь вечера. Вот бы стать жаворонком! У меня бывали такие дни. Даже в суперхмурое утро можно одно, другое, третье сделать. Удивительно. Самые откладываемые дела. И в десять засыпается без проблем в таком случае.

"Приходит Новый год для всех, кто счастья ждёт, кто верит в чудеса и сказку бережёт". Во втором классе учили. Вот напишу письмо Деду Морозу, чтобы сделал меня жаворонком. А то их хвалят, им так легко живётся, вот пусть и у меня так будет. И чтобы дома не ругались. Зачем я это делаю вообще? А не знаю!

– Папа, отправь письмо, пожалуйста. Только маме не говори.