Оставьте Алису в покое

– Не хочу показаться грубым…

– Ты считаешь, что я могу не сдержать свое слово?– Она снова меня перебила. – Обидно, если честно. Обмануть таким образом человека – это даже не зло, хуже… Это подлость.

Она посмотрела на меня, выбросив на помойку все заигрывания и паясничество. Кажется, я ее разозлил.

– Подлый человек все время будет тебя обманывать. – В ее голосе чувствовался привкус стали. – Я еще ни разу тебе не солгала. Будет лучше, если ты перестанешь меня злить.

Заигрался…

– Хорошо, я сделаю, что смогу…

– Отлично! Не забудь, что у твоей подружки может закончиться терпение, пока она будет ожидать принца на белом коне. Время-то поджимает.

Алиса встала из-за стола и направилась к выходу, оставив пластиковый стаканчик кататься по столу в свободном плавании.

Меня охватила паника.

– Подожди! Дай мне свой номер, чтобы мы были на связи!

– Не-а, еще не хватало, чтобы ты мне написывал, “спокойной ночи” желал и прочее. Я сама тебя найду, когда все будет сделано. Хорошего тебе вечера, Тимофей!

Так и мы и простились с ней в ту странную ночь.

5. Террористы победили

– Как ты себя сегодня чувствуешь, Тимофей?

Вера Львовна в своем репертуаре.

– То, что произошло… – Она сделала ощутимую паузу, чтобы продолжить наиболее безболезненно. – Что ты чувствуешь по этому поводу?

Последние дни я плохо спал, и от того мои вычислительные способности притупились. Я не сразу догадался о том, что же именно – произошло, по мнению Веры Львовны. Много всего произошло, но Вера Львовна, скорее всего, имеет в виду то, что произошло с Аней.

– А, да… Очень переживаю.

Вера Львовна посмотрела на меня с удивлением и поспешила его в спешке припрятать за привычную маску. Затем она что-то записала в мою больничную карту.

Иногда у меня возникало желание прочитать то, что она там про меня пишет, но быстро я приходил к выводу, что если у меня и появится возможность утолить свой минутный интерес, то я не стану этого делать. Должна же быть в человеке какая-то тайна, о которой он и не догадывается.

Перед тем, как дать ей возможность завести какую-нибудь привычную шарманку, я заговорил сам:

– Вера Львовна, я хотел с вами кое-что обсудить.

Она настолько привыкла к тому, что я никогда не проявляю в диалоге инициативы, и потому снова посмотрела на меня то ли с удивлением, то ли с неприкрытой заинтересованностью.

– Конечно, Тимофей, о чем ты хочешь поговорить?

– Об Алисе.

– Хм… – Она бесцельно перебирала листы на рабочем столе. – Что-то конкретное?

– Да, хочу обсудить ее процесс социализации, а именно, занятия по рисованию.

– Могу предположить, что у тебя есть какие-то соображения по поводу ее курса лечения…

– Именно.

На лице Веры Львовны появилась чеширская улыбка. Чтобы было удобнее наблюдать за мной и слушать, она положила подбородок на тыльную сторону ладони.

Я же начал подготовленную речь:

– Я считаю ваш подход к ее лечению правильным и современным. И все-таки, я наблюдаю за Алисой некоторое время, и мне кажется, что ей не стоит посещать эти занятия по рисованию. Позвольте объяснить, почему я пришел к таким выводам. Ваше желание вылечить ее похвально, но как вы сами сказали мне однажды, в лечении нужно подбирать лекарства и экспериментировать… Боюсь, что эксперимент неудачный. Я обратил внимание на кое-какой аспект ее пребывания в нормальном обществе, и дело в том, что она не способна в нем ужиться. Она неизгладимо отличается от остальных. Дети имеют свойство быть жестокими. Я каждый день слышу, как ее обзывают… Сумасшедшая, псих, шизик… Говорят о том, что еще немного и она на них бросится, ну и так далее. Боюсь, что нахождение в обществе приносит ей только страдания, и она к этому не готова. Надеюсь, что вы правильно меня поймете, и также надеюсь, что вы понимаете – я это говорю только из самых чистых побуждений. Спасибо.

Немного лести, немного манипуляций, немного наглой лжи – так и родилась истина.

Вера Львовна погрузилась в тяжелые размышления. Я же с замиранием сердца ожидал ее ответа и надеялся услышать то, что мне нужно.

– Хорошо, Тимофей, я подумаю о том, что ты мне сказал…

– Значит, она больше не будет ходить на эти занятия?

– Нет, это только значит, что я подумаю…

– Когда вы подумаете о том, что я сказал и примете свое решение?

– Странный ты сегодня, Тимофей, больше обычного… – Она посмотрела на меня в желании разгадать навязанную мною игру. – Что же ты, на самом деле, от меня хочешь?

Мне повезло, что не пришлось озвучивать какое-нибудь бестолковое и нелепое, наспех выдуманное оправдание, так как—

– Может, мы лучше поговорим о тебе, Тимофей?

– Да, конечно, давайте, да…

Когда сеанс психотерапии подошел к концу, я вышел из кабинета и направился к выходу из клиники, и только на крыльце тяжело выдохнул.

У меня нет возможности и нет времени на то, чтобы дожидаться, когда ее бюрократический ум придет к какому-либо решению.

Будет уже поздно.

Жаль, конечно, что ничего не получилось, но—

Я все-таки попытался.

***

Бледно-розовый закат расцветал на бескрайнем небе, и больничная палата покрылась оттенком высохшей крови. Нас с Игрулей, наконец-то, пустили к ней… К человеку, что безжизненно прикован к больничной койке. Человеку, которому я самолично подписал смертный приговор своей беспомощностью.

Прости, Ань…

Она уже не парила по палате, как ведьма из фильма “Вий”, но даже сейчас, невооруженным взглядом, я мог распознать дуновения энергии, которые вытягивали из нее жизнь.

Это сущая правда, что она долго не протянет.

– Ты сегодня мрачнее обычного…

Игруля смотрела на меня с тревожным видом, который совсем не подходил ее доброму личику.

У меня не было сил делать вид, что все, как обычно. Я так вымотался за эти дни. Мне так хотелось сегодня просто – умереть, перестать существовать. Мне было тяжело от осознания того, что Аня умрет из-за моей беспомощности и глупости.

– Тимофей…

Наверное, я хотел найти Алису, чтобы снять с себя ответственность. Оказалось, что она невиновна, а значит – виноват я. Все началось с того дня, все произошло – из-за того, что я ввязался в нечто необъяснимое и непонятное.

Как помочь, если ты даже не знаешь причину беды?

Все-таки я пришел к выводу, что стоит хотя бы попрощаться по-человечески. Если я покину ее в последний момент, то – невозможно представить нечто еще более малодушное, чем такой поступок.

– Не стоит держать что-то в себе, если оно тебя сильно беспокоит…

Игруля не унималась в попытках разгадать мою суть.

– На то они и нужны – друзья, чтобы помогать друг другу… В болезни и здравии… По какой-то причине так говорят только тем, которые женятся, но… Я считаю, что между настоящими друзьями тоже существует некая связь, которая заставляет их поддерживать друг друга в беде.

Меня поразили ее слова. Не их содержание, а этот таинственный подтекст, который витал над сказанным. Как она находит в себе силы на то, чтобы так много участвовать в чужих проблемах? Несмотря на то, что Аня лежит при смерти на койке в метре от нас, у нее есть желание и хватает силы духа на то, чтобы спрашивать о моем состоянии. Как же тошно от того, что я не способен ответить тем же.

Что ей ответить?

Рассказать о том, что Аня умрет по моей вине?

– Я не хочу рассказывать…

– Ты можешь рассказать без подробностей.

– Это как же?

– Не называя имен, словно о ком-то несуществующем, как в выдуманной истории.

Звучит, не так плохо.

– Хорошо… Представь себе такую ситуацию, что из-за меня кое-кто умрет.

Игруля внимательно посмотрела на меня.

– Хорошо, я представила.

***

Я рассказал в двух словах о нашем с Алисой соглашении – в двух словах, без подробностей, как она мне и предложила. Несколько раз меня тянуло закончить повествование, так как я ощущал себя невыносимо глупо, так и тянуло отрезать: “Забей, короче, ерунда полная”, но посматривая на Игрулю в процессе, я понимал, что она воспринимает сказанное мной серьезно. Странно. Проблема не решилась в тот же момент, как я закончил, но я уже не ощущал того чувства безнадежности, что без устали поглощало меня ранее.

– Такая, вот, ситуация. Что скажешь?

– Скверная история. – Игруля погрузилась в поток размышлений. – Уточни для меня кое-что… Она тебе сказала, что нужно убедить этого твоего доктора Преображенского в том, чтобы он перестал таскать ее в школу, верно?

Я кивнул.

– Я правильно понимаю, что… проблема, в первую очередь, в школе?

– Можно и так сказать.

– Думаю, что она находится в таком же тупике, что и ты. Ей необходимо, чтобы ее оставили в покое, но она не знает, что ей предпринять, и потому видит первопричину в этом твоем докторе.

Я не до конца улавливал ее мысль. Психиатр является только рычагом, что создает проблему. А что это мне дает?

– Первая мысль, которая пришла мне в голову… – Игруля смотрела на меня серьезно, как никогда. – Тебе нужно убить психиатра…

Точно…

– Ты куда!?

Я обернулся, будучи уже в дверях, и неловко посмотрел на недоумевающую Игрулю. Кажется, я только что своими действиями подтвердил то, что история, рассказанная мой—

– Значит, в самом деле, правда…

Игруля снова задумалась, но закричала мне вслед, когда я снова поспешил уйти.

– Стой! Не надо убивать Преображенского! Это плохая идея!

– Почему же? Как по мне, это решает проблему.

Искреннее недоумение.

– Если бы все было так просто, то она бы сама его убила. – Без обидняков отвечала Игруля. – По какой-то причине доктор нужен ей живым, а значит, если ты его убьешь, то сделаешь нечто непоправимое, и тем еще больше ее разозлишь.

– Думаешь, я хочу этим заниматься? Какие у меня еще варианты?

– У меня есть идея, как решить эту проблему, не прибегая к насилию…

Игруля целеустремленно и вдохновленно посмотрела куда-то в пространство, как женский герой фильма в жанре соцреализма.

– Я тебе помогу!

***

Бабушка Ани пришла ближе к девяти вечера. Мы сдали пост и ушли. Через час мы были у Игрули дома. Она сразу повела меня к себе комнату и, присев на корточки, вытащила из-под кровати небольшой чемоданчик с кодовым замком.

Ее комната воспринималась мной, как реализованная визуальная галлюцинация. Все какое-то кислотное и цветастое. Больше всего меня увлек красный револьвер на розовой тумбочке, и мне было как-то боязно спрашивать – настоящий он или нет.

Игруля прокрутила цилиндры на кодовом замке так, чтобы выпал джекпот из четырех восьмерок, и тот с щелчком открылся.

Увидев содержимое, я просто—

– Вот!

Внутри лежала самодельная бомба. Несколько перевязанных между собой трубок, что были соединены с таймером при помощи проводов.

Каким же надо быть поехавшим, чтобы держать нечто подобное под своей кроватью. Она же в любой момент может сдетонировать. Кроме того, чем эта штука вообще может помочь?

Мы совсем что-ли нелюди и собираемся взорвать Веру Львовну?

– Я правильно понимаю, что проблема, в первую очередь, в школе… — Прошептал я себе под нос.

Так вот, значит, в чем идея.

– Да-а-а-а… – Игруля вытащила бомбу из чемодана и с довольным видом продемонстрировала ее мне. – Мы взорвем школу.

Я схватился за голову, готовый рвать на ней волосы.

– Господи, куда я попал?

Готов был заплакать от осознания того, насколько безумен окружающий меня мир.

– Даже не вздумай меня попрекать! Ты хотел убить Преображенского! – Игруля насупилась. – Я же предлагаю альтернативу: никакого насилия – только альтруистический терроризм!

Надо признать, что в ее словах присутствует железная логика.

– На самом-то деле… мне даже нравится эта идея.

– Сейчас рано идти на дело. – Серьезно проговаривала Игруля. – Надо дождаться хотя бы полуночи, когда станет совсем тихо… Будешь чаю?

– Да, давай…

– С сахаром?

– Нет, пожалуй, лучше без сахара.

Игруля ушла на кухню, а я остался один на один с взрывным устройством. Теперь уже нельзя отрицать того, что я окончательно пустился во все тяжкие. И что дальше? Амфетамин?

– А что еще мне остается?

Я сел на пол и начал в нерешительности изучать таймер.

– Если нажать здесь, то…

Загорелись красные цифры.

30:00…

Затем—

29:59…

29:58…

– Игруля…

Я слышал, как она набирает воду в чайник и напевает что-то веселенькое себе под нос.

– Игруля… – Я никак не мог найти в себе сил, чтобы закричать. – Игруля!… У нас беда!

Она прибежала в комнату с легкой озадаченностью на лице.

– Кажется, у нас нет времени на чаепитие. – Сказал я с неловкой ужимкой.

На моем лице появилась безумная улыбка, а потом—

Я засмеялся и с хохоту повалился на пол. Игруля наблюдала за мной, не понимая, что происходит, но обратив внимание на бегущие красные цифры—

– Представь… ахах… – Мне было трудно дышать, но я был обязан ей это сказать. – Если бы я… тх-ахахах… таймер поставил бы на пять секунд… – Снова прилив истерического смеха.

Убрав с покрасневшего лица одинокую слезу, я продолжал:

– Мы бы взлетели на воздух, понимаешь!?

Меня настиг еще один приступ шизофренической истерики.

***

Решили, что стоит заказать такси, чтобы успеть совершить акт чудовищного вандализма. Водитель попался веселый, соразмерно нашему настроению.

– Чего это вы посреди ночи в школу едете!? Учиться что-ли!?

– А… да, типа того.

Мы с Игрулей переглянулись и заржали, как кони. Водитель поглядел на нас в зеркало заднего вида и только снисходительно, но по-доброму усмехнулся.

Он высадил нас на остановке. Прихватив чемоданчик с бомбой, мы поперлись сначала к главному входу, но там было ожидаемо закрыто. Тогда мы решили воспользоваться запасным путем, а именно – дырой между гнутыми арматурами в заборе, которая была предусмотрительно сделана десятым “В” со стороны спортивной площадки, откуда удобно сразу идти напрямик к пятачку с небольшим продуктовым магазинчиком и скромной забегаловкой. Там продавались недурные слойки с сыром.

Все шло, как по маслу. Было темно, никаких камер и даже из освещения была только лампа над главным входом, и в нескольких окнах горел свет. Мы встали чуть поодаль от парадной, прикрывшись кустами. Проверили таймер – у нас еще около двадцати минут. Времени предостаточно, но, жесть—

Как же я ненавижу миссии на время!

Да и к тому же—

– Блин, я совсем про него забыл…

В фойе, где находилась раздевалка, дежурил школьный охранник. Не то, чтобы он являлся помехой, но взрывать его вместе со школой – это какое-то людоедство.

– И че делать?

– План такой! – Игруля подняла палец к небу, призывая к вниманию. – Я отвлекаю охранника, а ты зайдешь внутрь через ту дверь, которая ведет в класс труда, вы еще там курите постоянно, понял?

– Да, понял… Только, вот, как же я туда попаду без ключа?

– С ключом! – Игруля достала из кармана связку железок. – У меня были годы на то, чтобы сделать копии почти всех ключей! Вот, – на протянула мне один из них. – теперь все по плану!

– Как же ты его отвлекать собираешься?

– Положись на меня!

Игруля вышла из кустов, встала на середину площадки напротив главного входа в школу и тотчас демонстративно упала на землю, схватившись за голень. Охранник же, сидя за столиком у входа, принципиально не обращал внимание на ловушку до тех пор, пока не отвлекся от кроссворда (или же судоку, трудно было разглядеть с расстояния то, чем он там, на самом деле, занимался). Он посмотрел на Игрулю, что валялась на земле, перекатываясь с бока на бок.

– Больно, больно…

Сначала он положил журнальчик на свой стол и направился к выходу. Дернул дверь, но та не поддалась на его манипуляцию и обиженно застучала. Закрыто. Затем он вернулся к столику, предположительно, вытащил ключи из ящичка, и проделав манипуляции, наконец-то открыл дверь и вышел на улицу. Как же медленно он все делает…

– Что ты тут забыла? – Спросил он у Игрули.

– Ногу подвернула… Больно!

– Так, а зачем здесь-то ходила?

– Да какая разница вообще?! Нога, говорю, болит! Ходить не могу!

– Ты с этой школы? Из какого класса?

Не мог поверить своим глазам…

Я воочию наблюдал нпс из “Обливиона”!

И начинал опасаться, что у него произойдет какой-нибудь баг в голове, после чего он может и накинуться на Игрулю. С другой стороны, у их диалога был высокий потенциал длиться целую бесконечность.

Все, я и без того излишне залюбовался этим комичным зрелищем.

Мой выход.

Я обошел здание школы со стороны, дошел до курилки и, провернув данный мне ключ в громоздком замке, оказался в кабинете труда. Внутри едко пахло древесиной от стружки. Бегло пробежавшись по всем помещениям, и даже, на веру, пару раз прокричав стандартное: “Есть кто?”, я пришел—

В кабинет рисования.

Кажется, нет лучшего места, чтобы установить бомбу.

Я чувствовал себя счастливым, потому что все, чего мне хотелось в тот момент – это разрушать. Я чувствовал всем сердцем, что хочу взорвать это место. Расчленить его на куски и навсегда обезобразить.

У меня проснулся творческий порыв. Сбросив с натюрмортной композиции на столике все вялые фрукты, я поставил, взамен, принесенное мною взрывное устройство.

Я так заигрался, что у меня оставалось чуть больше минуты на то, чтобы уйти, а бежать придется через всю школу.

Но я не мог—

Пройти мимо рисунка на ее мольберте.

Это ужасно.

Просто ужасно.

Совершенное отсутствие какой-либо композиции и полное безразличие к базовым пропорциям, но—

Мне—

Нравилось.

Была в этом автопортрете какая-то правдивость, которую я никак не мог распознать в самом авторе рисунка. У меня рука не поднималась уничтожить его, и потому—

забрал вместе с собой.

Настоящее искусство может быть только искренним.

***

Я покинул школу и вернулся в кусты. Охранник стоял ко мне спиной, поэтому я беззастенчиво сигнализировал Игруле при помощи рук.

– Ты мне скажи, – допрашивал ее охранник, – у какого преподавателя ты в классе?

Бедная Игруля…

Раздался взрыв.

Честно говоря, я ожидал чего-то более впечатляющего.

“Образовался взрыв. Огромный огненный шар, сила света которого намного ярче солнца. Шар превращается в огромный светящийся купол. Яркое свечение еще продолжается. Оно длится необычайно долго. Гул страшной силы сопутствует приходу ударной волны! Постепенно пары воды, сконденсировавшийся за фронтом ударной волны рассеиваются. Раскаленное облако уходит вверх и увлекает за собой гигантский пылевой столб!”

Примерно так я себе это воображал.

На деле же все было куда более прозаично. Сначала на другой стороне школы, где находился кабинет рисования, раздался жалкий хлопок, и тотчас стихло.

Неужели все зря? Бомба оказалась недостаточной силы или же не сработала правильным образом? Я уже начинал печалиться по той причине, что все в пустую—

Раздался взрыв! (х2)

Тотчас оглушило. Гул взрыва напоминал мне вопль ненависти. В тот же момент сигнализации припаркованных поблизости машин завизжали в демоническом хоре. В небо заструился провод из черной гари, а после—

Школа с оглушающим грохотом стала сдуваться подобно карточному домику, пожираемая огнем.

Издалека завывала пожарная сирена.

У писателя Довлатова есть юмористический рассказ о скульптуре Ленина, который, будучи уже в кепке, вторую держал в руке. Охранник тоже напоминал мне нечто гротескное. Он молча смотрел на пожар и все норовился снять с головы фантомную шапку, но осознавая ее отсутствие, принимался почесывать собственную плешь.

Я подбежал к Игруле.

– Надо уходить.

Ноль реакции.

– Я понимаю, что ты пребываешь в восторге. – Говорил я Игруле и в тот же момент дергал ее за рукав. – Сам считаю, что мы с тобой сделали нечто богоугодное, но… Нам, в самом деле, нужно уходить, пока нас не поймали.

Ноль реакции.

Игруля не могла оторвать завороженных глаз от порывов пламени. Сверкающая в огненных лучах слеза счастья стекала по ее щеке.

– Я всегда мечтала это сделать…

***

Мне стало страшно.

Фойе школы намеревалось сгореть дотла. У самого входа стояла маленькая девочка. Та самая девочка, что пропала. Чьи листовки о пропаже висели на каждом углу. Кажется, ее совсем не пугало то, что происходит. Она угрожающе смотрела на меня, а после—

Ее завалило обломками.

Показалось—Показалось—Показалось…

***

Мы бесконечно шли по влажному асфальту, подгоняемые скромными каплями дождя. Не выбирали направления, а именно, что стремились прочь с места преступления. И все же, дошли до подъезда Игрули, где сели на лавочку. Нас окружили подгнившие листья клена. Помолчали.

Голос Игрули подобно скальпелю разрезал торт из полуночной тишины:

– Аня будет рада узнать о том, что мы сделали.

– Да.

– Жаль, что ее не было с нами…

– Да.

– Нам надо почаще собираться вместе, делать что-то веселое, что думаешь!?

Я не был уверен в том, что она заметила мой утвердительный кивок в темноте, и поспешил было сказать что-то вроде: “Да, думаю, что ты права, и нам, в самом деле, стоило бы почаще вот так собираться, но не взрывать государственные учреждения, а, я не знаю, в кино, там, сходить, или, может быть, фиг знает, на каток какой-нибудь, я не знаю…” но я и этого не озвучил, не сказал также и ничего подобного, – я вообще ничего не сказал, потому что—

У меня не было и малейшего представления о том, что меня ждет в будущем.

Дай Бог, конечно, но—

Откуда же мне знать, соберемся мы когда-нибудь или же нет?

Тот иллюзорный щит под названием – повседневная жизнь, что прикрывал меня от нападок тревоги с тылу, на данный момент дал серьезную трещину. Теперь, когда я выполнил свою часть договоренности, меня ожидала встреча с созданием, которое разрушает мою реальность одним только своим существованием.

Еще недавно меня поработил адреналин, и потому я ощущал себя именно, что счастливым, бегущим сломя голову на поводке азарта, а теперь как-то поутихло внутри, и стало необъяснимо боязно.

Мы с Игрулей как-то неловко тогда попрощались. Она отдала мне чемоданчик, в который я спрятал Алисы автопортрет. Оставшись в одиночестве посреди ночного пути, пришлось думать и представлять себе то, что я буду делать дальше.

Нечистая сила потянула меня за рукав, предлагая прогуляться до психиатрической клиники.

Я в молчании топтался у ее окна.

Сомнительная романтика, не так ли?

Не хватало мне только гитары, на которой я не умел играть.

Сначала задрожала тюлевая занавеска, а после—

Зеленоволосый демон появился в окне.

Мы молча смотрели друг на друга.

Кажется, мне было нужно какое-то оправдание тому, что я находился там, и потому я достал ее автопортрет из чемодана и показал ей.

Она только показалась мне большой палец, а после—

Тотчас скрылась.

6. Раследование

Алиса, по моему мнению, была из той категории людей (если ее можно назвать человеком, в чем я сомневаюсь) которые сегодня расписывают себе план на ближайшее десятилетие, а завтра покупают билет до Бангладеша, чтобы встретиться с тобой через полгода и с азартом в глазах убеждать тебя, что всю жизнь они хотели заниматься дайвингом. Притом, между Бангладешем и дайвингом связь будет нулевой. Но на меня произвело впечатление то, что она говорила касаемо лжи. Я ей поверил, и потому ожидал, что она сдержит свое слово. Она обещала, что сама найдет меня, когда я выполню свою часть договоренности, и потому смиренно ожидал ее появления в моей жизни.

С утра я собрался в школу для того, чтобы со всеми остальными делать вид, что ничего не понимаю.

Как же это так!?

Куда делась наша драгоценная школа!?

Ну, короче.

Единственное—

– А там, под завалами, никого нет? – Спросил я у классной, которая как-то дико посмотрела на меня.

Я догадывался о том, что пропавшая девочка, которую я увидел тогда, в огне, была только галлюцинацией, но – не мог не уточнить.

Что-то внутри сильно меня беспокоило…

Вернулся домой и просидел весь день в четырех стенах. Под вечер начал уже было хандрить—

Зазвонил домофон. Я добрался до коридора, поднял трубку и—

Услышал знакомый голос: