Возвращение домой

– Прости, парень. Зато я не нагрубила, ведь так? – бросаю, улыбаясь.

А теперь мне и правда весело. Только вот в груди сильно стучит – и это наверняка слышит весь эконом-класс, пока я гордо вышагиваю навстречу неизвестности. Ну почему Лайина не отправилась на сигнал вызова бортпроводника, почему я?

Надо было еще и подушку запихнуть ему в рот. Возможно, рукоприкладство и было лишним, но я пока до конца не осознаю масштаб беды.

Лайина уже давно истерично машет мне руками, чтобы я скорее шла на кухню. Очаровательная улыбка исчезает с лица коллеги. Она, конечно, видела сцену с пощечиной:

– Что же ты наделала?

Легкий ноябрьский снег ложится на щеки и руки. Маленькие крупинки мгновенно тают на оголенной коже, оставляя мокрые следы. Уже пятнадцать минут я нахожусь прямо под брюхом самолета и начинаю мерзнуть. Мы в Новосибирске, о чем оповещают светящиеся буквы на здании международного аэропорта. Окна на фасаде горят не менее ярко, приветствуя самолеты этим вечером.

Погрузчик с неохотой ставит на ленту чемоданы. Неторопливость парня напоминает ленивца в светоотражающем жилете. И только подъехавший автомобиль с откидным бортом разбавляет угнетающее томление. К погрузчику присоединяется его напарник, теперь дело идет быстрее. Две пары сильных рук, спрятанных в перчатки, ловко отправляют каждый чемодан в отсек «боинга».

Из-за непрерывного гула двигателей самолета перестаю слышать щелканье счетчика в руке. Кажется, снова сбилась. Какая там сумка отправилась в багажник, тридцать пятая или уже тридцать шестая? «Верните обратно замедленный режим».

Помимо механического счетчика, прижимаю к себе стопку накладных, которая в одно мгновенье падает на снег. Кажется, в моих силах удержать разве что бутылку вина и сыр в супермаркете.

Смиренно вздыхаю, подняв голову не в небо, а на брюхо самолета. Стоять под «крышей» «боинга» намного комфортнее, чем через полчаса превратиться в снежную бабу.

– Вы бы шли наверх, здесь холодно, – громко говорит погрузчик, и я дергаюсь от его голоса. Стянув наушники, парень принимается собирать разлетевшиеся документы, смахивая с них зимний пушистый хлопок.

– Ты же мне скажешь, сколько мест багажа вы загрузили?

– Ты не самый хороший счетовод, да? – Парень достает из внутреннего кармана сложенную вдвое бумагу, разворачивает ее и сияет почти белоснежной улыбкой. – Новенькая?

Неужели я совсем безнадежна?

– Первый день работаю, все из рук валится, – восклицаю недовольным тоном.

Двигатели самолета рычат еще сильнее в ответ на мою ложь.

– Тогда я сейчас все объясню, – начинает парень. – Мы загрузили всего шестьдесят чемоданов, но надо подождать еще одну машину. Чуть позже подъедут почтовые отправления, а может, еще и коммерческий груз. Не забудьте взять отдельные накладные…

Мой собеседник светится, как летнее солнце, а речь его сливается с угрожающими звуками «боинга». Кажется, он доволен, что инструктирует меня. И как можно быть таким безмятежным в ноябре?

– Отлично, пишу шестьдесят, – достаю ручку и рисую круглое число на накладной.

Парень громко смеется:

– А ты не промах.

Ветер усиливается, я тороплюсь к трапу, крепко держа документы. Мой светоотражающий жилет разлетается в разные стороны, так как я плохо сцепила велкро2. Хватаюсь за перила трапа, который сильно раскачивается порывистым ветром. Нырнув в теплый самолет, снимаю с себя верхнюю одежду и переобуваюсь в туфли. Подправляю прическу и ощущаю впившиеся в кожу шесть шпилек. Как же они плотно держат пучок, будто это их последний шанс.

Происходящее в самолете начинает будоражить нервы. Вспоминается событие последних часов – я ударила клиента авиакомпании! Чешу ладонь, наблюдая за вихрем. Инженеры, уборщицы и бортпроводники лихорадочно носятся по салону самолета перед посадкой пассажиров.

– Кристи, тебе нужно доложить о загрузке, – слышу Лайину. Эта девушка часто помогает в работе, особенно когда я теряюсь в суете.

Держа в руке коробку кофейников, коллега ловко снимает трубку интерфона на моей станции. По всему самолету слышатся шуршания в громкоговоритель, потом резкий звук от падения трубки. Помогаю Ине, забираю у нее коробку. Тихо выругавшись, она все же справляется с аппаратом:

– Лиза, Даниил, у меня целых шесть кофейников. Кухня что-то напутала, зачем столько привезли… У кого не хватает, заберите их у меня… Коллеги, прием.

– Пусть Кристи принесет, я не хочу идти в другую часть самолета, – через минуту слышится бас Даниила со второго этажа «боинга».

– Я тебе не девка на побегушках, сам тащись вниз! – вырываю трубку у Ины и отвечаю по громкой связи.

На лица двух стюардесс, подправляющих подголовники недалеко от меня, плотно приклеиваются надменные маски.

– Оу, Крис, я тебя не заставляю. Расслабься, – понижает голос Даниил.

Испугался?

– Потому что я не отвечаю за дурацкую кухню, Даня, – резким движением креплю трубку на свое место.

Проносящиеся мимо коллеги оборачиваются.

– Кристина Багрова, попрошу соблюдать правила культурной речи! – отчеканивает главная госпожа, Лиза Гладкина.

Разворачиваюсь в сторону передней кухни, замечая у входа старшую. От взгляда этой женщины слегка передергивает, неужели ей уже донесли про пощечину? Лиза Гладкина – старший бортпроводник, она может и выговор впаять. Подозреваю, что за избиение людей на борту наказание должно быть суровое.

– Прошу прощения, – мгновенно исправляюсь. Трубка уже не летит, а тихонько примыкает к своей базе.

– Ну и когда ты притащишься, Даня? – восклицает Ина недовольным тоном.

«А ей можно так разговаривать?»

Ставлю руки на талию, намеренно глядя в переднюю кухню, отчего Лиза быстро задергивает штору.

– Ла-й-й-ина, Ла-й-й-иночка! – нежно протягивает Даниил в интерфон басистым голосом. У него получается из низкого тона слепить фантазийную мелодию. – У меня завал на кухне! Я приду позже, детка.

Лиза Гладкина мастерски обводит контур губ красной помадой, когда я вхожу в переднюю кухню. Старший бортпроводник добавляет звук на телефоне:

«Со следующего года авиакомпания “КиЛайн” увеличивает количество рейсов на дальние расстояния», – сообщают новости.

– Южная Америка. Теперь у нас будет новое направление. – Позитивное настроение отца никак не сочетается с тем безразличием, с которым приходится сталкиваться его дочери. Увидев меня, он просто кивает.

Я раскладываю накладные на столешнице, чтобы не запутаться в куче бумаг.

– Несправедливость заключается в том, что вы расширяете горизонты, а сами уходите работать в офис, – мило произносит Лиза, сидя с ровной спиной.

Месяц назад после плановой медицинской проверки врачи рекомендовали моему отцу заканчивать лётную работу. Смотрю на него и удивляюсь всего лишь нескольким седым прядям на голове. Лицо не усеяно морщинами, как это обычно бывает у людей его возраста. Командир воздушного судна, лётчик со стажем, основал со своим партнером крупную авиакомпанию «КиЛайн», но не стал для меня любимым отцом.

– Да, это мой крайний рейс. И я нисколько не расстроен. – Отец берет со стола пластиковый стакан с кофе и делает глоток.

Ощущаю аромат напитка по всей кухне.

– Сколько достойных пилотов сейчас у нас работает. Хороший пример подает Димка Беляев, сын моего друга. Парню всего двадцать семь, а он уже добился звания командира.

– Ты так громко это сказал, что мы теперь точно не сомневаемся в его способностях, – язвлю я, прочистив горло. Шариковая ручка в моих пальцах вздрагивает невидимым тремоло.

За нашей шторкой завывает пылесос, уборщицы готовят салон к приходу пассажиров.

– Я знаю, что уходите вы не по своему желанию. Мы очень-очень не хотели бы вас отпускать! – Голос Лизы звучит громко из-за шумной уборки. Она еще и заморгала прокрашенными ресницами.

Ну и спектакль!

Зная деловую Лизу, так позорно наблюдать ее прислуживание. Очень многие бортпроводники стараются угодить моему отцу, ведь он здесь главный.

– Южная Америка… – отрываюсь я от письма, вздыхая. – Всегда опасаюсь таких стран, где торгуют кокаином. Правильно, что сбегаешь, – выдавливаю тупую улыбку.

Брови отца ползут вверх. Конечно же, мой комментарий предназначался ему.

– Тебя что-то не устраивает, Кристина? – спрашивает он спокойно, будто я только что не подтрунивала над ним прилюдно.

– Ты действительно хочешь знать, чем я недовольна? – Даже удивительно, ведь отец никогда не интересуется моими делами.

Он кивает в своей обычной манере.

Пылесос затих в первом классе, и мы можем говорить уже не так громко.

– Хорошо, погнали, – выпрямляюсь, предвкушая интересную беседу. – Я ненавижу твои самолеты и эту компанию, потому что ты заставил меня здесь работать. В твоих салонах застоявшийся запах химии, который тянется прямо из «биотуалета», – на этой фразе мой голос звучит с грубым сарказмом. – На несвежем ковролине можно разглядеть следы былой блевотины. Тупоголовые родители очень любят своих детишек и поэтому позволяют чадам делать свои дела, не отходя от кресел. А пассажиры настолько отвратительные люди, что один из них сегодня читал мне лекции по оказанию первой медицинской помощи. И хоть бы сказал что-то полезное, но он то и дело насмехался. А эти стюардессы, откуда ты их берешь?

– Я не понял, что ты имеешь в виду? – Отец сжимает губы, дотрагиваясь до них пальцами. – Подбором персонала занимаются специальные отделы, как и организацией чистоты в самолете…

– Они шепчутся за моей спиной.

– Кто, уборщицы?

Усмешка Лизы не укрывается от моего внимания.

– Я говорю о бортпроводниках!

– Может, потому что есть причины? К примеру, скандальные новости. Вчера на тебя поступила жалоба.

– Ты оскорбила свою коллегу, – комментирует Лиза.

Я четко вижу, как на ее лбу собираются складки.

– Вы говорите о той, что губы себе надула? С таким количеством взлетов и посадок ее филлер скоро начнет двигаться.

Лиза быстро задергивает распахнувшуюся тяжелую штору, будто теперь нас гарантированно не будет слышно.

– Я просто устала!

– Ты устала от задач, которые выполняет каждый человек в этой компании? А от вечеринок с такими же друзьями-неудачниками ты не устаешь.

Из-за громкого голоса у меня дергаются плечи. Я вызываю у отца либо негативные эмоции, либо ничего. Это «ничего» выражается лишь киваниями в мою сторону.

– Ты даже «эмбраер» не смогла угнать, бестолочь. А теперь у СМИ открылось второе дыхание – и вот мы постоянно в сети, куда ни глянь. Ты позоришь основателя «КиЛайн», который решает вопросы посерьезнее твоих вечеринок, – указательным пальцем отец тычет мне в ключицу, оставляя в этом месте свой гневный след.

Его грудная клетка интенсивно опускается и снова поднимается. Находящаяся в кухне Лиза не может найти себе место в суете.

– Ты часто летаешь к ней? – осмеливаюсь задать вопрос. Я не должна тонуть в болоте в одиночку.

Он молчит и вряд ли станет продолжать дискуссию, когда нас слышит почти весь самолет. Разговор отклоняется от курса, и я вдруг осознаю, что решить проблемы нашей семьи куда сложнее, нежели уладить ту ситуацию, когда я ударила пассажира на прямом рейсе3. Странно, но парень при выходе из салона не пожаловался на поведение стюардессы. Ни отец, ни Лиза до сих пор ничего не высказали. Что ж, тем лучше для меня.

Спустя некоторое время отец произносит с явным нетерпением:

– Больше не желаю слушать твое нытье. Если ты не стюардесса, то – уборщица. Помни это!

Складываю руки на груди. Мое желание – покинуть кухню, чтобы больше не видеть вершителя судеб. Он может с легкостью поменять мою жизнь и сделать ее невыносимой.

– Кристи, доложи о загрузке, – командует Лиза, но я не отрываю от отца задумчивого взгляда. Его синие глаза прожигают уверенным скрытым коварством.

– Зачем стоять под самолетом, если здесь уже прописан весь тоннаж?

Когда привезли накладные во второй раз, информация о количестве загрузки была указана без моего подсчета.

Больше не гляжу на отца. Тяну тяжелую дверь в кабину пилотов, приветствуя Арнаса в сверкающих авиаторах. Мой знакомый сегодня работает с отцом.

– Лиза, как вам нововведения? – слышится из кухни. Отец не торопится заходить в кабину, пока я здесь.

– Вы про врача на борту?

– Все же спокойнее, когда работает настоящий медработник. Он сможет оказать первую помощь, поэтому доверяйте ему. Я его хорошо знаю – этот молодой человек с высокой квалификацией.

– Давай мне документы, – протягивает руку пилот, забирая стопочку бумаг. – Попробую сам разобраться.

Он снимает солнечные очки, в которых нет никакой надобности в темное время суток.

– Мы не часто пересекаемся. Как у тебя дела?

– Не хочу изображать воспитанность и заполнять пустоту. Совершенно нет сил.

Арнас поднимает свой взгляд. Тень от приборной панели, на которой сверкает множество кнопок, падает на верхнюю половину его лица. Я не могу разглядеть голубых глаз в этой темноте.

– После того случая с «эмбраером», – начинает он, – если бы я ослушался босса, моя карьера уже бы закончилась. Мне жаль, что я тебя подвел, Кристи.

Да, тебе жаль.

– Я не выпила коктейль, глядя на Сену. Не погуляла по Колизею в Риме. Да, особенно в Риме я бы хотела побывать. Съесть пиццу и покормить вонючих голубей.

А еще найти любовницу отца и повыдирать ей волосы.

– Ты что-то имеешь против птиц?

– Я вообще-то собиралась их покормить.

– Послушай, я часто летаю в Европу, могу договориться и взять тебя с собой в командировку.

Радостный голос пилота перекликается с противными из кухни, где отец с Лизой продолжают что-то обсуждать.

– Арнас, мне ничего не нужно. Это был сарказм. Я не хочу в Колизей и терпеть не могу поездки. Ты закончил с бумагами? Я иду в салон, скоро посадка пассажиров.

На шее пилота лежат наушники, и одну из мембран он периодически прикладывает к уху. Шариковая ручка Арнаса вдруг дергается по непонятной причине. И лишь когда он возвращает бумаги обратно, я могу обратить внимание на его забавную манеру письма – Арнас растягивает связки между буквами. Тонким длинным линиям категорически не хватает места расписать все что требуется в пустых клеточках накладных.

Отец направляется в кабину в тот момент, когда Арнас одаривает меня улыбкой. В следующую секунду кажется, что подмигивает он мне совсем не по-дружески.

Балансируя на мягкой подушке сиденья и пытаясь дотянуться до кислородного баллона, я внезапно начинаю падать назад. Не успеваю взяться за багажную полку, и мое тело подхватывает кто-то сзади. Цепкие руки, крепко сжавшись на талии, спасают меня от возможных ушибов. Но не это проносится в голове, а осознание подтянутого живота. Всему виной – гордый отказ от калорийной касалетки4.

Чужие руки тут же возвращают мне вертикальное положение. Опомнившись, рассматриваю очень знакомый профиль – как можно забыть противного пассажира. Особенно когда ты ему сегодня врезала.

Почему этого парня решили оставить в самолете? Видимо, он нажаловался, бедный маленький мальчик. И сейчас Лиза Гладкина всех соберет, чтобы командир прилюдно отчитал меня перед экипажем за пощечину клиенту.

– Здравствуй еще раз. Если будешь драться, я дам сдачи.

Опираясь на мужское плечо, спускаюсь с кресла и ныряю в холодные туфли, предвкушая публичную «порку».

– Учитывая ваши оскорбления члену экипажа… Жертва – это я, поэтому жду извинений.

– Ты вообще-то чуть не задавила меня своим падением. Вот так и ходи тут у вас по салону.

– Что ты вообще здесь делаешь? – И тут замечаю посеребренный бейдж на рубашке.

От задувающего в салон ветра из ближайшей двери бешеные мурашки устраивают забег по всей коже.

– Ты тот самый врач, о котором сегодня говорил мой отец.

– Догадливая какая.

– Хорошо умею читать. Только вот именной бейдж нужно было крепить еще на прямом рейсе!

Пытаюсь не закипеть, как чайник, который издает свист. И мой голос звучит почти также пискляво.

– Зачем лишний раз говорить, кто ты. Ведь иногда можно взбесить какую-нибудь стюардессу вроде тебя, – на щетинистом лице появляется противная ухмылка.

Парень откидывает голову назад и смотрит теперь оценивающе. Какое же отвращение вызывает этот жест самоуверенности.

Не успеваю придумать достойный ответ, как подлетает Эллина и хватает за руку новенького врача, уводя на станцию бортпроводников. Та самая стюардесса, которая нажаловалась на меня. Я назвала ее надутой. У Эллины действительно пухлые губы – и гены здесь ни при чем.

– Рома, проверь аптечку, милый. Я ее вскрыла на прямом рейсе, один пассажир просил таблетку от головной боли и… Совершенно не понимаю, что еще нужно дописать для медперсонала аэропорта, кроме обезболивающих, – лепечет девушка, нежно подправляя свои темные кудри, выпавшие из прически.

– Не проблема, сейчас напишем любовное послание в наш медпункт.

Да, точно. Его зовут Роман, как я прочитала на бейдже. Только фамилию не помню.

Вооружившись ручкой, парень медленными движениями левой руки начинает выводить буквы.

Я стою совсем недалеко, но меня будто не существует. Эллина ведет диалог со стажеркой и между делом касается плеча Ромы. Несложно догадаться, что передо мной романтическая парочка. Значит, они вместе.

– Оказывается, за гадостным словарным запасом прячется очень милая девочка.

С прошлого рейса я дала себе слово не обращать на Эллину внимания, но не могу сдержаться. Сегодня она ведет себя несколько иначе. Обычно эта девушка любит включить стерву, показывая коготки. Но в компании возлюбленного она тонкая и воздушная. Правда, когда я к ней обращаюсь, Эллина одаривает меня презрительным взглядом.

– Послушай, Кристи. Ежу понятно, я не собираюсь с тобой разговаривать. Хватило того, что ты оскорбила и унизила меня перед коллегами на прошлом рейсе. – Эллина произносит это довольно громко, касаясь рукой груди в области сердца.

– Именно по этой причине твой милый любовник сегодня отомстил за тебя, оскорбив меня. Он притворился пассажиром, верно говорю? – Мой взгляд угрожает новенькому врачу. – Двое на одного. Кажется, это нечестно.

Все, находившиеся рядом, перешептываются и оборачиваются на наши разборки. Щеки Эллины медленно покрываются румянцем. На салон опускается молчание и только двигатели самолета не перестают гудеть. Ситуация разворачивается в обратную сторону. Обычно в словесной перепалке Эллина одерживает победу надо мной, однако сейчас она не может вымолвить ни слова.

– Как думаете, мне нажаловаться командиру за ваше самоуправство? Вам никто не разрешал шутить над стюардессой. Роман, это же твой первый рейс в качестве врача на борту самолета? Как нехорошо будет уже завтра вылететь с работы.

Ожидаю увидеть хоть малейшее сожаление на лице нового знакомого, однако парня не касается ни одна эмоция. Он собирается что-то ответить, но нас прерывает сообщение Лизы в громкоговоритель. Пассажирский автобус ожидает у трапа. Мы должны дать сигнал о готовности принимать пассажиров на борт. Показываю большой палец вверх водителю автобуса. С натянутой дурацкой улыбкой встречаю поднимающихся по трапу сибиряков.

Глава 3

– У тебя особенно странный вид… С тобой все нормально?

– Я выгляжу сейчас, будто потрепанная своей хозяйкой помада, в которую еще и спичку воткнули.

Предыдущий рейс был бы все равно хуже, если бы даже взорвался атомный реактор.

– Крис, посмотри, что творится у тебя под глазами.

Рита протягивает зеркало, дотянувшись рукой до комода. Но я не желаю разглядывать последствия недосыпа.

– Просто не нужно приезжать ко мне в девять утра, – будто что-то поменялось, явись подруга позже. – Я должна выглядеть как блогер по правильному питанию?

Зеркало отражает несколько тонких полосок, тянущихся вдоль нижнего века. Такие нежные, они не могут разгладиться даже под легким нажимом подушечек пальцев, отчего я издаю протяжный негодующий возглас. В комнате ощущается отнюдь не доброе утро.

– Честно признаться, я не хотела ехать в такую даль, – говорит Рита, не замечая моих стенаний.

Я вопросительно гляжу на гостью. Заверения относительно переезда кажутся моим друзьям несерьезными. В который раз объясняю, что отец продал мою дорогую квартиру в центре города, чтобы оплатить последствия угона «эмбраера». На оставшиеся деньги он взял эту лачугу.

– Боже мой! Нельзя было купить что получше?

Пожимаю плечами, вытягивая ноги в своей кровати.

– Мне самой претит мысль жить вдали от цивилизации. В этой деревне я еле нашла мой любимый сыр к вину.

– Я нахожусь в деревне? – понижает голос Рита, наклоняясь ко мне.

– Ты не заметила здешнюю тишину?

– Ваши самолеты пролетают довольно громко… Что ж, выходит, мы больше не сможем встречаться в прекрасных районах города? Я, ты, Серж и Вадик. У нас отличная компания.

Рита выглядит наивно и будто издевается надо мной. Я знаю, что друзья прекрасно проводят время без меня. Признаться, после многочасовых рейсов сил хватает только чтобы поспать.

Комнату заливает утреннее солнце. Диковинного вида штора весело играет на ветру. Ее милые и вышедшие из моды прихваты обреченно болтаются в ансамбле и, по всей видимости, должны еще и выполнять роль декорации.

– Я с гордостью приму тот факт, что вы перестанете ко мне ездить. Это далеко, и я слишком, слишком безденежна для вас.

Рита собирается с ответом, но звонит ее телефон. После того, как отец заставил меня работать стюардессой в его компании, родители Риты тоже решили взвалить на свою дочь часть дел их семейного бизнеса.

– Детишкам состоятельных родителей теперь приходится несладко!

– К черту эту работу. Ненавижу жить по указке мамы. Так мы идем на сегодняшнюю вечеринку?

Убрав телефон, подруга делает несколько оценивающих движений в зеркале, подправляя волосы. Аккуратно уложенные светлые пряди доходят прямо до подбородка, открывая красивую шею.

Следом за мной девушка, осматривая стены, останавливает внимание на пыли в углу.

– Знаешь, Кристи. Я вовсе не игнорирую тебя… В самом деле, вызови уже клининговую службу.

– Рита, до тебя не дошло до сих пор? У меня теперь нет таких денег.

На теплую солнечную комнату опускается нищенская тишина. Рита глубоко вздыхает. Кажется, будто ее толстый обруч на голове, обтянутый кожей, сейчас тоже сдуется.

– И когда ты стала такой… Небогатой?

Может быть, когда узнала о любовнице отца. Наверное, с того момента у меня окончательно поехала крыша.

– Как ты поняла, я не иду ни на какую вечеринку.

– Не хочу этого слышать. Там будут все наши друзья, не только Серж и Вадик. Встречу организовывает блогер. Прошу тебя, пойдем!

На подруге точно влитой сидит светлый твидовый пиджак с симпатичными пуговицами, декорированными под вязаный орнамент. Я вспомнила, что вот уже несколько месяцев не вылажу из лётной формы, на моей голове всегда только одна прическа, и я давно не наряжалась в модное платье.

– Я так отвыкла от вечеринок.

Рита берет телефон и через несколько секунд поисков наконец показывает самого блогера и небольшой зал, где будет проходить мероприятие. Довольно пафосное помещение в центре города.

– За вход и такси я заплачу, если ты согласишься, – уговаривает подруга, сжав кулаки. В ее глазах так и выплясывают гавайские девочки.

– Я даже не знаю этого человека, блогера твоего.

– Ты так погрязла в работе. Он новенький в наших кругах, а значит, познакомимся поближе. Мы же всегда так отдыхали, ну вспомни. Соглашайся, детка.

Ее нытье действует на нервы. Я еще не отошла ото сна, а мне хочется снова лечь и укрыться одеялом, что я и делаю. Мозги прикидывают – им бы не прочь забыть о работе и развеяться.

– Если мы ни во что сегодня не вляпаемся, я могу подумать, – бубню, стопами нащупывая тапочки на полу.

Подруга открывает старый шкаф советских времен. Покупать новую мебель и красиво обставлять квартиру мне не на что. Писклявый звук дверцы заставляет Риту сморщиться. Ее лицо приобретает еще более унылый вид, когда она видит мой лётный серый костюм. Я с радостью осознаю, что лавандовая рубашка после прошлого рейса выглядит лучше, чем ожидалось.

– Между прочим, утвержденная компанией ткань довольно приятная на ощупь. Потрогай… Похоже, это единственное, что мне нравится в работе бортпроводника.

В поисках чего-то подходящего для вечера Рита достает деревянные плечики с коротким платьем. Оно инкрустировано пайетками, которые весело перекидывают зимний свет сегодняшнего утра друг на друга. Рита прикладывает наряд ко мне для визуального определения надежности выбора. А я утопаю в приятных воспоминаниях, когда мы с подругой собирались на какие-нибудь мероприятия.

Однако после угона самолета отец в наказание заставил обучиться в авиационной школе, чтобы летом начать стажерские рейсы. Это был самый тяжелый режим в моей жизни. Даже в пансионате с загруженным расписанием я не валилась так с ног. Лето закончилось, рейсов стало меньше – у меня появились выходные, но бодрости не прибавилось.