Царский подарок

Мама!!!

Дверь была не заперта, и она открыла ее пинком, предвидя самое страшное.

Горячев сидел на полу в коридоре и, разложив на коленях ноутбук, что-то правил в экселевской таблице.

Напротив на почтительном расстоянии стоял в боевой позе Чингу. Увидев ее, не зарычал, не залаял, а посмотрел с готовностью. Дескать, какие будут указания?

– Фу, Чигу, фу! – крикнула она, понятия не имея, какую команду должна отдать.

Горячев поднял голову и взглянул, как ей показалось, устало.

– Олег, прости окаянную! Забыла предупредить! Чигу, на место иди!

Еще пару мгновений пес глядел на них обоих, а потом раздвинул рот в улыбке.

Горячева аж передернуло!

– Кошмар какой! Где ты его взяла?

Подниматься, однако, он не спешил. Дождался, когда пес неторопливо удалился в комнату, и только тогда, кряхтя, встал.

– Черт, всю задницу отсидел!

– Прости!

– Так откуда дворняга?

– Это… В общем, у нас катастрофа. Убит сосед. Иван Ильич, помнишь его?

– То есть как – убит? В смысле, это криминал, что ли?

– Криминал.

– Ты так спокойно говоришь об этом?

Саша пожала плечами.

– Ты должна немедленно уехать! Ко мне или куда захочешь! Убийца может вернуться и прирезать кого-нибудь еще!

– Да меня-то ему зачем резать? Я при чем?

– А сосед при чем был? Его за что убили?

– Не знаю. Следствие идет.

– А если это маньяк, который всех без разбора? Если в следующий раз ему попадешься именно ты?

– Олег, ты преувеличиваешь опасность.

– А если нет? Наоборот, преуменьшаю? Короче, собирай вещи!

– Чингу тоже с собой возьмем?

– Черт! Нет! Зачем вообще дворнягу притащила? Что ты с ней собираешься делать?

– А куда ее девать?

– На улицу. Ну, хорошо. Не на улицу. В питом ник.

– Чингу, кстати, не дворняга. У него порода редкая. Корейская какая-то.

– Кто тебе сказал?

– У Чингу хозяин есть, только он сейчас забрать его не может. Просил подержать несколько дней.

– Не понял. Так это не соседа твоего пес?

– Нет. Он просто жил у него. Временно.

– Чушь какая-то! Дай мне телефон хозяина, я вправлю ему мозги!

– Вот этого не надо!

– Саша!

– Олег! Остынь, пожалуйста. Я сама разберусь. И с собакой, и с хозяином, ладно? Тем более, что я никуда не еду.

Бурный диалог утомил обоих, они поняли, что надо сделать перерыв.

Первым дал задний ход Горячев.

– Купил мяса на ужин. Давай приготовлю, пока не стухло. Будешь?

– Умираю с голоду, если честно. Поэтому съем даже непрожаренное.

– Тогда с тебя паста.

– Идет.

Через полчаса они мирно ели, сидя напротив друг друга за обеденным столом.

Чингу, что удивительно, в кухне не показывался, хотя аромат мяса был упоительным.

«Вот ведь какая воспитанная собака», – удивлялась Саша, поглядывая в сторону комнаты, где у дивана Чингу облюбовал себе место.

– Как, ты сказала, порода называется? – спросил, вконец успокоившись, Олег.

– Не запомнила. Корейская какая-то.

– Сейчас попробуем найти.

Достав телефон, Горячев стал рыться в интернете и через минуту удивленно поднял брови.

– Пхунсан. Действительно редкая порода. И очень дорогая. В России таких не разводят. Откуда она у твоего знакомого?

– А я откуда знаю? Он военный. Может, воевал там.

– Где там? В Северной Корее?

– Или подарили.

– Этот знакомый в каком звании?

– Да я даже не поняла. Не приглядывалась, – равнодушно ответила Саша, наматывая на вилку спагетти.

– Еще вина налить?

– Налей.

– Между прочим, это бордо из провинции Медок. Вино оттуда считается одним из лучших региона Бордо. Выдержанное в бочке не менее пяти лет. Может, уже похвалишь, наконец?

– Ой, прости, пожалуйста! Задумалась просто.

– Надеюсь, не о новом знакомом?

– Всего лишь об убийстве.

– Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Абсолютно ничего.

– А что менты говорили?

– Что они могут сказать? Да ладно. Забудем. А вино в самом деле отличное. Налей и, если можно, положи еще кусочек мяса.

– С удовольствием, любимая. Для тебя все, что угодно.

Прозвучало это многообещающе.

Саша ответила улыбкой и выгнала прочь из головы все посторонние мысли.

Ночевать Олег не остался. Она поняла, что из-за собаки.

Так даже лучше.

Ей не мешает выспаться.

Записи на полях

Сашу разбудили шорохи и негромкий скрежет, доносившиеся из соседней квартиры. «Дежавю», – подумала она, открыв глаза, и еще минут пять лежала, прислушиваясь.

Нет, не показалось. В квартире убитого Ивана Ильича кто-то есть. Может, менты? Приехали по какой-то надобности. Два дня прошло. Наверное, нужны дополнительные сведения, вот и приехали снова. Черт! Наверняка заметят, что в квартиру заходили. Ну и что? Необязательно подумают на нее.

Она взглянула на часы. Какие менты в час ночи?

Мгновенно и с головой накрыла паника. Что делать? Бежать туда или проверять, не забыла ли она запереть дверь своей квартиры?

Отдышавшись и выровняв сердцебиение, Саша быстро накинула поверх ночнушки халат с собачками, ставший почти что одеждой для выхода в свет, и остановилась перед дверью в раздумье: взять с собой молоток или кухонный нож подлинней?

– С ума сошла, что ли, – прошептала она, глядя на себя в коридорное зеркало.

Зеркало отразило испуганное лицо и лохматые волосы.

Она осторожно повернула ручку входной двери и вдруг застыла от ужаса.

То же самое кто-то сделал в соседней квартире.

Саша замерла, не смея дышать. Дверь открыть она не успела, поэтому никого не увидела, а лишь услышала, как мимо нее быстро и почти бесшумно прошли двое. Почему-то ей показалось, что мужчины.

Тихие шаги по лестнице, и все стихло.

Сзади послышалось тихое рычание.

– Иди на место и не высовывайся, – шепотом приказала она псу.

Чингу рычать перестал, но не ушел.

Пришлось отвести его в комнату и, глядя в глаза, настойчиво попросить никуда не ходить.

Пес послушался.

С трудом выдохнув, она собрала волю в кулак и вышла на площадку. Дверь в квартиру Кузнецова была закрыта и опечатана. Саша присмотрелась. Бумажка приклеена кривовато, вчера у нее получилось гораздо аккуратней.

Раздумывать было ни к чему, и Саша, оторвав полоску бумаги, толкнула дверь. Так и есть – не заперта.

В квартире темно, но не настолько, чтобы не понять: здесь был обыск. И такой… капитальный. Саша прошлась по помещениям, пытаясь представить, что могли искать у пенсионера. Ударные силы ищущих были направлены на шкафы и ящики. Ну, это понятно. Но зачем надо было открывать и вытряхивать банки с огурцами и вареньем? Или то, что они искали, такого маленького размера, что можно засунуть в банку? Драгоценности, что ли?

Делая обход, она попутно попыталась вспомнить, что знает о Кузнецове, и почти ничего не вспомнила. Только то, что ему восемьдесят шесть и он, кажется, до пенсии работал на фабрике. То ли водителем, то ли мастером. Как-то мимоходом он об этом упомянул.

Саша призадумалась.

Все в доме говорило о том, что никаких драгоценностей у Ивана Ильича не водилось сроду. И тем не менее получается, что убийцы приходили сюда уже дважды. Первый раз был неудачным, и они убили хозяина квартиры. А второй?

Нашли ли они то, что им нужно?

Вопрос был риторическим и никаких надежд на ответ не оставлял.

Почему-то ей ни разу не пришла в голову мысль позвонить в полицию. А, собственно, почему? Неужели в ней нет ни капли доверия к правоохранительным органам?

Впрочем…

Тот капитан – Селезнев, кажется – оставил визитку. Она положила ее на столик в коридоре и забыла. Вернуться и позвонить?

А может, не полицейскому, а тому мужику со странной фамилией? Иван Ильич ему родственник. Путь Чеченец в полицию и названивает!

Саша сунула руку в карман в поисках телефона и нащупала что-то твердое. Ах да, псалтирь. Забыла о ней совершенно.

Как и телефон, который, скорей всего, остался на прикроватной тумбочке.

В любом случае здесь ей делать больше нечего.

Перед тем, как выйти на площадку, Саша долго прислушивалась, стоя под дверью. Если увидит кто-то из соседей, потом полиция точно решит, что это она устроила хаос в квартире Кузнецова. И что за этим последует? Правильно. Обвинение в убийстве. Хорошо хоть догадалась ничего не трогать в доме. Впрочем, ее отпечатки наверняка обнаружат на ручках кухонных шкафов.

Ну и дура ты, Сашка!

Вернувшись в кухню, она схватила полотенце и протерла все, к чему могла прикасаться, понимая при этом, что сделать это надо было раньше. Сейчас уже не вспомнить, за что хваталась, когда искала корм.

Ее отпечатки где-нибудь да найдут. После этого уже не отвертеться.

– Да плевать! – разозлилась она. – Найдут, значит, найдут. Пусть докажут!

В состоянии крайней рассерженности Саша вышла из квартиры соседа и, не думая об осторожности, протопала к своей двери.

Будь что будет, а там посмотрим!

Чингу ждал ее под дверью и – сразу видно – был готов к драке.

– Все хорошо, все нормально, – поглаживая собачью холку, сказала Саша.

Чингу вывернулся из-под руки и лег поперек входной двери.

– Да я и сама никуда больше не пойду, – махнула рукой она и пошла спать.

Однако снова уснуть не удалось. Пришлось заварить чаю и устроиться на диване.

В бок ткнулась лежащая в кармане псалтирь.

Самое время псалмы почитать. Для успокоения души.

Саша достала и стала задумчиво листать книжицу, пытаясь понять написанное.

Это оказалось делом нелегким. Некоторые слова имели настолько искаженную с точки зрения современного человека форму, что выговаривались с трудом.

– Господи, управи ум мой и утверди сердце мое не о глаголании устен стужати си, – запинаясь, произнесла она.

Нет, это неподъемно. Тут каждое слово переводить надо! Старославянский у них на филфаке был в ознакомительном формате, так что в памяти осталось немного.

Саша полистала еще немного и вдруг заметила мелькнувшие на одной из страниц написанные от руки слова. Она нашла их и прочла:

– Павловский крест.

Стала листать страницу за страницей и нашла еще одну запись. Фраза «золотые поля» была написана в самом низу одной из страниц примерно в середине книги. А уже почти в конце обнаружилась третья – «рожок вниз».

Очень интересно, но непонятно.

Поскольку спать все равно не хотелось, Саша решила попробовать расколдовать этот ребус.

Открыв ноутбук, для начала набрала три словосочетания в поисковике. Результат ожидаемо был нулевой.

Она попробовала сделать то же самое с каждым в отдельности, едва не утонула в ссылках, но очень быстро поняла, что этот путь тоже тупиковый.

С непривычки Саша устала. Еще бы! Столько лет не занималась подобными вещами! А ведь когда-то собиралась в аспирантуру! Теперь та, почти забытая ею жизнь казалась сказкой.

Несбывшейся сказкой.

Под утро Саша все же забылась коротким сном, разумеется не выспалась, поэтому сразу на работу не поехала. Решила немного пройтись по центру города.

Даже малюсенькая прогулка ей сегодня крайне необходима. Иначе будет целый день не в духе, начнет орать на мужиков, и хорошо бы только на своих, а то ведь и на клиентов собаку спустит.

А это уже непрофессионально.

Она доехала до торговых рядов, которые назывались Мучными, и, припарковавшись напротив Сырной биржи, пошла бродить. Дышать утренним воздухом. Лето все-таки.

Сначала хотела пройтись по «Сковородке», как все называли Сусанинскую площадь, но передумала – в такую жару там обуглишься и не заметишь. Поэтому отправилась к фонтану возле Красных рядов и сделала пару кругов, подставляя сначала одно, потом другое плечо легким брызгам воды.

В этой части Костромы у нее всегда возникало удивительное чувство, будто время замерло и не собирается никуда бежать, стойко охраняя атмосферу уютной патриархальности городка девятнадцатого века. Поэтому, вместо того чтобы вернуться к машине, неожиданно для самой себя Саша свернула на улицу Чайковского и, щелкнув по носу забавную бронзовую фигурку Зайца-трактирщика, обосновавшегося со своим прилавком у столба на самом углу, – чудесные они все-таки, эти «мазайские» зайцы! Кто только их придумал? – направилась к беседке Островского.

Сам писатель ее и в глаза не видел, зато, стоя на высоком валу, легко вообразить себя Ларисой Огудаловой, высматривающей, не идет ли по реке пароход Паратова.

Спускаясь к набережной, Саша подержалась за бронзовое ушко «мазайской» Зайки-гимназистки, беззаботно толкающей палкой обруч, – кажется, эта игра называется серсо – и подумала, что беззаботностью и ей не помешало бы разжиться.

Зачем ее понесло гулять посреди рабочего дня, было непонятно, но когда, шагая по набережной, она увидела на другой стороне дороги корпус родного вуза, уставшую голову посетила весьма здравая мысль.

А что, если с этими непонятными крестами, полями и рожками толкнуться к старым преподавателям? Может, конечно, все это ерунда. А вдруг нет?

Смерть Ивана Ильича и книга, как будто спрятанная под диваном. Возможно, между ними есть какая-то связь?

Мысль тут же побежала дальше, и Саше уже стало казаться, что книга – и есть ключ к убийству соседа.

У них на филфаке был курс краеведения, который читал Савелий Игоревич Разбегов. Подруга с исторического потом писала у него диплом, вот Саша и запомнила. Наверняка Разбегов еще работает. Известный краевед, немало повидал разного интересного. Вдруг зацепится за какое-то из слов!

Привычка ничего не откладывать в долгий ящик толкнула ее перейти улицу и зайти в корпус, где раньше располагался исторический факультет.

Она стала расспрашивать охранника, выяснила, что, к счастью, Савелий Игоревич Разбегов жив-здоров, в данный момент находится на кафедре, и уже хотела рвануть туда, но не тут-то было. Внутрь ее пустили только после предъявления паспорта и вопросов. Саша почти пожалела, что все это затеяла, но тут ее мытарства неожиданно закончились, и на турникете загорелась заветная зеленая стрелка.

Предупрежденный охраной несколько растерянный Разбегов встретил ее у двери в кабинет. Саша представилась по полной программе, но этим только еще больше насторожила старика.

– Моя подруга Света Свешникова защищала у вас диплом, – зачем-то сказала она, желая снизить градус напряжения, и тут же поняла: глупо напоминать о том, что было пятнадцать лет назад.

Неужели упомнишь всех студентов!

Однако Разбегов неожиданно закивал.

– Я помню Светлану. Она защищала диплом по губернской периодике второй половины девятнадцатого века. Отличная была работа. Половина диссертации. Надеюсь, она продолжает заниматься наукой?

Окончив вуз, Светка сразу пошла в продавщицы, а после переквалифицировалась в гувернантки и уехала в Германию, поэтому Саша широко открыла глаза и всплеснула руками.

– Ну и память у вас, Савелий Игоревич!

– Ну а как же! – довольно улыбнулся Разбегов. – То ли еще выяснится! Так чем могу быть полезен?

Саша замялась, не зная, как начать. Разбегов понял и, предложив гостье располагаться «вольготно», усадил в старое кресло у окна.

– Лучше?

– Лучше, – кивнула Саша и неожиданно легко рассказала о своей находке и цели прихода.

– Понимаете, я чувствую, что эти надписи сделаны неспроста.

Савелий Игоревич включился мгновенно:

– То есть вы угадываете в них какую-то закономерность?

– Именно. С одной стороны, они никак не складываются в целое, с другой…

– Определенно связаны между собой.

– Да! Кроме того, такое ощущение, что в этой псалтири они… не знаю, как сказать… спрятаны, что ли. От чужого глаза. Ну, вроде как напоминалка, но только для того, кто способен ее понять.

– Напоминалка. Смешное слово.

– Я очень хочу разгадать эту загадку, но одной мне не под силу. Вот я и… Ужасно стыдно занимать вас этим, но, поверьте, для меня это важно. Очень.

– Могу я поинтересоваться почему?

– Псалтирь принадлежала одному человеку. Недавно он… умер. Я должна понять, зачем он хранил эту книгу.

– Он ею дорожил?

– Мне кажется… Да. Дорожил.

– То есть записи сделаны его рукой?

– Честно говоря, не знаю.

– Могу я увидеть эту таинственную псалтирь?

Саша вынула из сумочки книжицу.

– Здесь, здесь и вот еще.

Разбегов прочел написанное и вдруг спросил:

– Этот человек, он что, писал перьевой ручкой?

– Не знаю. Может быть.

– Тогда это было лет семьдесят или восемьдесят назад. Не современная ручка, а такая, знаете, похожая на карандаш, только со вставленным пером. Таких уже давно не существует. Только в музеях.

– Как вы это поняли?

– Человеку, который подобной никогда не видел, объяснить сложно, но я знаю, что говорю. Этим записям уже много лет, но сама книга еще старше. Я невеликий специалист, но, судя по шрифту и прочим признакам…

– Я искала год издания, но…

– Помилуйте, она же не в типографии имени Горького издавалась! И это делает ее еще более загадочной.

– Вам интересно, Савелий Игоревич?

– Ну… не скажу, чтобы очень… Я вообще занят сейчас… сами понимаете…

– Если согласитесь помочь, я заплачу за работу, – догадалась Саша и умоляюще сложила ладони.

– Но ведь результата может и не быть. Не хочу быть самонадеянным.

– Я понимаю, но если удастся установить, о чем идет речь, это будет… Это очень важно, поверьте.

– Вы оставите псалтирь?

Отдать книгу Саша отказалась, но обещала сбросить фотографии с хорошим разрешением.

– Ничего не обещаю, но попробую подумать, – пожевав губами, нехотя согласился Разбегов.

Саша вспомнила, что фраза «попробую подумать» всегда была его любимой присказкой. Она улыбнулась и стала прощаться.

На самом деле, говоря, что надписи в книге заинтересовали его не слишком сильно, Разбегов лукавил. Он вообще был падок на всякие исторические загадки. А то, что бывшая студентка Смолина скрыла причину, по которой слова вызвали в ней такое волнение, придавало всей истории флер таинственности.

То, что эта таинственность может быть связана с криминалом, Разбегову в голову не пришло. Как, впрочем, и Саше. Потом она не раз корила себя за то, что в тот день пошла в университет, но знать будущее им обоим было не дано, поэтому обратный путь по Молочной горе она проделала весело, преисполненная надежд и ожидая от лета еще и других радостей.

Однако не успела она сесть в машину, как позвонил старший механик Шевченко и буквально потребовал от начальницы, чтобы она явилась на работу, не дожидаясь производственного коллапса.

Так и сказал – «производственного коллапса».

Саша помчалась в автосервис, однако уйти с головой в проблемы и заботы не получилось. В голове все время вертелась мысль о тех двоих, что приходили в квартиру Ивана Ильича.

Вдруг они искали псалтирь? Может такое быть, что таинственные записи в книге – как раз то, за чем охотятся преступники? Звучит фантастически, но если они приходили не за книгой, тогда за чем? Что такого мог хранить старый человек, явно живущий на пенсию. Или она про Кузнецова чего-то не поняла? Тогда самым правильным будет позвонить в полицию и рассказать про ночное вторжение.

Скорей всего, так она и сделает. Вечером. После работы. Найдет визитку и позвонит. Ясно, что потом покоя не жди, но это лучший выход.

Или лучший – как раз сделать вид, что ничего не слышала и не видела? Пусть этот – как там его? – сам разбирается?

– Шеф, выйди в зал, – заглянул в кабинет Мещеряков.

– Что там у вас?

– Да левый по ходу генератор.

– Для «Тойоты»? Как так? Мы же родной заказывали.

– Ага, родной. Щас увидишь, какой он родной.

Саша поднялась и решительно двинулась следом за Мещеряковым.

Ладно, ввязываться в это дело или нет, она решит вечером.

Вечером Разбегову не терпелось заняться таинственными фразами, поэтому поел он плохо: потыкал для виду вилкой в салат, торопливо выпил чай и поднялся.

– Ты не заболел? – тревожно спросила дочь.

– Нет, просто у меня срочная работа.

– Работа мешает нормально поесть? Опять завкафедрой загрузил? Когда ты уже научишься посылать его на три буквы?

– Нет, Мариночка, тут другое. Можно сказать, работа на частное лицо.

– Да? А сколько заплатят?

– Точно не знаю, но обещали. Да мне и самому интересно. Возможно, эта загадка таит большее, чем можно предположить.

– Ну, понятно, – скривила губы Марина. – Потратишь кучу времени за бутылку коньяка и коробку конфет.

– И все же я надеюсь на большее.

– Неужели на две бутылки?

– Мариша, хватить ерничать. Ты же знаешь, прежде всего я – краевед и не могу пройти мимо того, что касается истории Костромы.

– Ну-ну, – отрезая кусочек форели, буркнула дочь, не глядя на него.

Савелий Игоревич немного помялся на пороге столовой, ожидая, не скажут ли ему чего-нибудь еще, глянул на вечно недовольного, но сегодня молчаливого зятя, а потом тихонечко поднялся по лестнице и засел в кабинетике на втором этаже.

За окном окончательно стемнело, значит, домашние скоро угомонятся, и ему никто не помешает получать удовольствие.

Ну-с, начнем, благословясь.

Деня уже ногу поставил на стену, как вдруг Левчик схватил его за рукав.

– Нет, подожди! Послушай, бро, может, блин, ну на хрен это все?

– Ты че? Зассал, что ли? – осклабился Деня и посмотрел презрительно.

– Да мне-то чо! Не я ведь лезть собираюсь! Просто это ступидити!

– Какие еще питиди? Хватит всех своим английским чмарить!

– Ну треш полный тогда!

– Ну и что! Пацан сказал, пацан сделал, не в курсе? – процедил Деня и для убедительности сплюнул.

– Ладно! Фиг с тобой! Лезь!

– Так я и лезу! Спину подставляй!

Встав на Левчикову спину, он поднял одну ногу, утвердил на еле видимом выступе, затем подтянулся и сумел ухватиться рукой за край стены. Получилось. Тренированное за годы паркура тело слушалось беспрекословно, и это вселило в него уверенность. Оказавшись наверху, минуту Денис лежал, распластавшись и рассматривая территорию, а потом присел, оттолкнулся и, сделав в полете кувырок, бесшумно приземлился на траву.

Хорошо, кстати, что тут асфальта нет. Вышло бы громче.

Продумывая маршрут, он решил, что несколько минут обязательно потратит на то, чтобы, лежа в траве, еще раз убедиться: по ночам тут никто не шастает.

А то кто их знает… этих…

Однако сделал почему-то по-другому. Быстро поднялся, перебежал за ближайшее строение и оттуда, не тратя времени, рванул к нужному месту.

Левка не обманул. Дверь действительно была не заперта. С пятницы на субботу неизвестно по какой причине ее всегда оставляют открытой. Деня осторожно потянул дверь на себя и юркнул в образовавшуюся узкую щель. Шире нельзя, а то заметить могут.

Оказавшись внутри, он замер на несколько секунд, чтобы перевести дух и успокоиться. Левчика рядом не было, понты кидать не перед кем, поэтому Деня дал волю внезапно подступившему страху.

Стремное все же место! Тут и днем-то жутко, а уж ночью и говорить нечего!

Наконец ему удалось унять сердцебиение – крутой он все же чел! – и заставить себя двинуться к назначенному месту.

Ага, вот и гробик чей-то! Тебя-то нам и надо, дорогой!

Гроб был, конечно, пустым, но от этого не менее пугающим. Однако отступать было некуда. Он сел на край гробницы, достал телефон и вставил в селфи-палку. Руки немного дрожали, но он справился.

Камера включилась, и от ее свечения в темноте стало еще страшнее.

«Не дрейфь, мужик», – приказал он себе и, подняв палку повыше, улыбнулся в камеру.

– Ну, здравствуй, Таня! Я сдержал обещание. Посмотри, откуда веду репортаж.

Он повернул камеру так, чтобы она могла убедиться: он именно в том самом месте.

– Ну что, Танечка, убедилась? А теперь скажи… – начал Деня и не закончил.

Прямо за его спиной медленно поднялась четко очерченная на выкрашенной белым стене голова в надвинутом на лицо капюшоне.

В свете камеры блеснули пустые глазницы.

Денис вскрикнул и упал на кирпичный пол, ударившись о край каменной гробницы.

Савелий Игоревич так и не понял, сколько просидел у компьютера. Очнулся от боли в шее и понял, что спал, уронив голову на стол. За окном вовсю копошилось утро, домашние давно на ногах, и сейчас ему попадет от дочери за ночные бдения.

С трудом поднявшись, Савелий Игоревич походил немного, делая наклоны из стороны в сторону, растирая закостеневшую шею и одновременно прислушиваясь к голосам внизу.

Интересно, дома ли зять? По утрам особенно сильно не хочется видеть его постную физиономию.

Когда убедился, что слышны лишь голоса дочери и внучки, спустился.

– Привет, деда! – крикнула внучка из коридора.

– Будешь завтракать? – не поворачиваясь, спросила Марина.

– Чай и бутерброд с колбасой. Даже два, – чувствуя, как разыгрывается аппетит, ответил Разбегов, усаживаясь за стол.