Ратибор. Возмездие

Александр Фомичев

Ратибор. Возмездие

Глава 1. Русь. Усть-град, столица Поморского княжества

Корчма «Рыба-меч»

Спустя три недели после убийства Олафа Чернобрового и смены власти на Севере, в Хеддинберге

– Рад тебя лицезреть в добром здравии и столь же хорошем расположении духа! Я, как издалека в порту увидел твою могутную фигуру, сразу понял, кто к нам на берег сошёл с варяжского кнорра! – Переслав, средних лет ушлый русоволосый купец из Усть-града, хитровато прищурившись, наблюдал за тем, как сидящий перед ним Ратибор с завидным аппетитом уминает в одну рожу грамотно запечённое здоровенное говяжье бедро. – Может, ещё кваса? Не скромничай! Угощаю, сказал же!

Рыжебородый богатырь, минут пять назад осушив очередной жбан с любимым напитком, по коему страсть как соскучился за время своего вынужденного отсутствия на Руси-матушке, лишь согласно рыгнул в ответ на столь дельное предложение, с довольным урчанием продолжая поглощать прекрасно приготовленное мясо.

– Вторак! – повелительно пророкотал Переслав на весь кабак. – Ещё своего лучшего кваску притарабань-ка нашему дорогому гостю! Да пошустрее! Он ждать не любит!

– Ужесь несу, ужеся туточки! – тут же угодливо раздалось недалече. Спустя пару мгновений перед угловым столиком, за которым и восседали Ратибор со своим собеседником, как из-под земли вырос пухленький трактирщик Вторак, торопливо и вместе с тем осторожно ставя перед дюжим ратником ещё один кувшинчик пенного нектара. Кабатчик не ведал, кого именно занесло к нему в заведение с попутным ветром, но то, как уважительно обращался к огромному гостю влиятельный и всеми уважаемый в Усть-граде именитый купец Переслав, явно произвело сильное впечатление на пронырливого корчмаря. – Ежели желаете ещё бурёнку, имеются жареная грудинка и подкопчённые рёбрышки, а также шея, язык, печень, сердце и хвост…

– Достаточно! – Ратибор отодвинул от себя блюдо с обглоданными костями и сытно икнул. – Я что, по-твоему, за один присест телёнка целиком уминаю? А хвост я тебе сейчас самолично накручу, коль не исчезнешь с горизонта! Будешь нужен, кликну.

– Понял! – Вторак быстро забрал пустую тару со стола. – Уже испарился, аки капли росы в знойный денёк!

Переслав, проводив смешливым взглядом умчавшегося восвояси понятливого хозяина таверны, молча дал Ратибору добренько отхлебнуть из принесённого кувшинчика и только после принялся осторожно любопытствовать:

– Все дела уладил на Севере? У нас не задержишься? Спешишь, поди? Ведь теперича можно и дома порядок навести, да?

– Угу, вроде того, – коротко рыкнул Ратибор, разом ответив на все злободневные купеческие вопросы. Затем «рыжий медведь» вперился прямо в очи Переславу и проворчал: – Ну хватит ёрзать на булках, гутарь уже, чего к языку прилипло?

– Что ты хочешь от нашего князя за позволение устимским барышникам вновь ходить по Сигливе на Восток? – тут же выпалил русый торговец, которого явно сильно мучил бессонными ночами сей донельзя интересовавший его вопросец.

– Обожди ты! Я пока Мирградом не правлю, чтобы такие решения принимать, – недовольно скривился Ратибор. – Негоже делить шкуры ещё не убиенных ведьм и их прихвостней; у меня не настолько длинные оглобли, чтоб прямо из поморской харчевни их придушить смог… Но вообще, войско. Всего-то.

– Всего-то?! Цельное войско?! Ха! Тебе нужна наша устимская рать? Ну ничего себе! Ты серьёзно?! – поражённо воскликнул Переслав, а после не удержался от ехидного смешка и ёрнически добавил: – А монаршую корону довеском не треба? В придачу со всеми волостями, скипетром и печатью княжеской?

– Оставьте себе землю и цацки, на поморские угодья с побрякушками не претендую. Покамест, – Ратибор протяжно зевнул. – А вот витязи ваши пригодятся. Сколько их, кстати, у вас? Тысяч восемь-девять?

– Около того… – просопел купец. – Собрался с нашей помощью зачистить Мирград от иноземцев?

– Нет, – Ратибор отрицательно мотнул огненными космами. – Не для этого мне нужны устимские воители. Мирград я и без вашей оравы освобожу от поселившегося там зла, то бишь роя зелёных зловонных мух. Воинство поморчан же мне понадобится уже после того, как отмоем столицу Медвежьего княжества от инородного навоза.

– Полагаешь, ослямы не простят и вернутся с подкреплением? – Переслав проницательно прищурился.

– Уверен, – «рыжий медведь» утвердительно кивнул, – что так и будет.

– Понятно… – Переслав отхлебнул из своей кружки с пивом, затем задумчиво отбарабанил пальцами по столу и уставился на Ратибора: – Надеюсь, мы не единственные, кто придёт вам на помощь?

– Я тоже на это надеюсь, – негромко хмыкнул дюжий ратник.

– Полагаю, я с дружками торгашами смог бы уговорить на такое безрассудство Доброжира, но князя придётся убедить, что он не посылает дружину на верную смерть. Если мы будем не одни, кто встанет рядом с вами, да плюс заключение новых соглашений, торговых и военных между нашими княжествами… Ну и вновь открытый проход по Сигливке… Желательно вообще без податей, вот тогда…

– Не наглей! Совсем беспошлинно не выйдет, мзду, пусть и малую, отстёгивать всё равно будете. Иначе тогда остальные барышники из соседних земель возропщут, – хмуро пробурчал Ратибор. – Со всем прочим же я решу вопрос. Не боись, вас одних под заморские кувалды не брошу.

– Что ж, – Переслав внимательно посмотрел на своего могучего собеседника. – Тогда жду от тебя вестей! Как только время придёт, свистни. А я пока что почву взрыхлю… Надо подготовиться, такие вещи нахрапом не решают.

– Ну вот и славно. Будем считать, что договорились, – Ратибор удовлетворённо осклабился.

– Будем! – согласно хрюкнул Переслав, протягивая правую длань для рукопожатия, а левой одновременно поднимая кружку с пивом. – Будем же! Ну и выпьем в таком случае за наш возобновлённый союз! Заодно и докажем всем ворогам, что селёдки, коими нас величают за глаза за наш герб с двумя сардинами, вполне способны сдружиться с медведями!

Глава 2. Хвойный тракт. Где-то посередине между Поморским и Пчелиным княжествами

Спустя неделю после занимательной беседы с Переславом, а также состоявшихся наутро бурных проводов Ратибора в дальнее путешествие

Полдень. Недавно прошёл короткий, но сильный ливень. Тёплые лучики солнца игриво плескались в больших и малых лужицах, в изобилии усыпавших протянувшуюся через еловый лес натоптанную дорогу. Стоял конец апреля, когда Ратибор, прикупивший себе в Усть-граде доброго вороного рысака, неторопливо скакал по Хвойному тракту, наикратчайшему пути, по прямой, сквозь лесные дебри соединяющему Поморье с Мёдоградом, столицей соседнего, Пчелиного княжества. Прозвали оное так в народе из-за невероятного количества пасек, окружавших тамошний центр мироздания. Просто местные работяги безумно обожали мёд, считая его как лакомым кушаньем, так и спасением от всех возможных и невозможных болезней да напастей. Само Пчелиное княжество располагалось уже не на побережье Варяжского моря, а значительно восточнее, на бескрайних луговых просторах, с коих доступа к Большой Солёной воде не имелось. Впрочем, бравым пчеловодам, предпочитавшим твёрдо стоять на своих двоих ходулях на суше, он был и не особо-то нужен.

Рыжебородому богатырю давеча стукнуло тридцать лет; тот самый возраст, который можно назвать расцветом практически для любого мужчины; мальчишеская горячность наконец-то сходит на нет, уступая место приходящей лишь с жизненным опытом холодной, зрелой рассудительности. Ратибор и сам с удовлетворением понимал, что заматерел: вроде как, по собственным ощущениям, стал чуть более уравновешенным, спокойным. И вместе с тем сила его заметно возросла, похоже, достигнув максимально-пиковых значений: он чувствовал это всеми фибрами души. Никогда ранее в нём не было столько мощи, как сейчас. Очевидно, Ратибор пребывал в наилучшей физической форме за всё время своего, весьма богатого на приключения жития-бытия.

«Дар у тебя! Очень необычный… Как мне кажется, годам к тридцати – тридцати пяти уже полностью сформируется могучесть твоя. В расцвете сил будешь…»

Раз за разом у дюжего ратника всплывали в голове эти пророческие слова Благаны, вскользь оброненные вредной знахаркой себе под нос в трактире «Дальняя дорога». Тогда, несколько лет назад, Ратибор на пару с Емельяном заявились к старой ведунье просить о помощи в борьбе с колдуном Мельванесом. Ну и заодно услышали очередное предсказание от язвительной ворожеи. Которое, похоже, сбылось.

«Любопытно только, с какой целью меня боги одарили подобным подарочком? Загадка…» – неспешно размышлял про себя Ратибор, не забывая при этом зорко оглядываться по сторонам. Переслав перед самым отъездом попытался отговорить рыжебородого богатыря ехать напрямки в Мёдоград, ибо, по его словам, на той части Хвойного тракта, что пролегала по территории Пчелиного королевства, бесчинствует довольно многочисленная шайка недобитков из Ночного Братства. Печально известная в народе гильдия воров, грабителей и душегубов, впрочем, уже практически канула в Лету. Не в последнюю очередь благодаря Ратибору. Но кое-где разрозненные остатки разбойничьего клана ещё бедокурили. В том числе на Хвойном тракте. Сбившись в разномастную стаю с местными лиходеями, негодяи наводили ужас на всю округу при полном попустительстве со стороны «пчёл».

«Как поговаривают, – вещал напутственно Переслав, – так происходит по причине того, что ночные братульки умудрились с полгода назад выкрасть с конной прогулки десятилетнего Воисвета, единственного отпрыска мужского пола князя Годислава, тамошнего правителя улья, рьяно пытавшегося извести супостатов под корень. Ну и, сам понимаешь, с таким козырем в рукаве пригрозили головорезы пчелиному владыке: коли тот не угомонится и не оставит их в покое, они ему по частям ненаглядного ребёночка присылать будут. У Годислава, помимо Воисвета, ещё семь деток имеется, но все – девки, разумеешь? Так что мальчонка, уродившийся-таки восьмым, к невероятной радости могущественного отца, является, помимо всего прочего, единственным престолонаследником королевства полосатых насекомых. Ну а угодив в плен, связал малец длани своему царствующему батьке знатно; тот теперича и чихнуть боится в сторону ночных шакалов, кои от безнаказанности совсем распоясались, творят чего хотят! Так что двигал бы ты в обход, так спокойнее будет… Не тебе их, конечно, пужаться, но и лишние неприятности на рыжую голову искать не стоит, своих хватает. Ведь по слухам, душегубов рыл тридцать-сорок, не меньше!.. И терять им нечего!»

«В обход пущай женщины с ребятишками ходють да обозы без охраны, мне же не с руки увиливать от встречи с какой-то жалкой кучкой головотяпов, – презрительно фыркнул тогда Ратибор, негромко добавив себе в бороду: – Тем более с Ночным Братством у меня свои старые счёты. Не всех ещё вонючек раздавил… Ну так ента никогда не поздно исправить!»

Потому и скакал неторопливой рысцой не терявший бдительности Ратибор по Хвойному тракту, за последнее время сильно обезлюдевшему, ибо подавляющее большинство честного народа предпочитало пусть более долгие, но зато и более безопасные объездные дороги, благо таковые в округе имелись, и даже не в единичном количестве.

«Рыжий медведь» проехал уже полпути, когда вылетевшая откуда-то слева стрела с характерным вкрадчивым шелестом юркой молнией устремилась прямо в висок дюжему ратнику. Выстрел был точен и выверен; коли не успел бы отклонить голову Ратибор на боевой чуйке, лишь усиливающейся с прожитыми годами и накопленным воинским опытом, в чертогах Перуна явно одним славным витязем стало бы больше. Просвистевшая же мимо стрела нашла-таки себе иную цель, со знакомым чавкающим звуком вонзившись в чьи-то невезучие телеса, восседавшие с другой стороны дороги, на нижней ветке крупного разлапистого вяза. Тихо охнув от прямого попадания, обладатель неопознанного тулова громко шлёпнулся с дерева на землю. Очевидно, замертво. Похоже, засада на одинокого путника с самого начала пошла не по запланированному душегубами сценарию; неожиданный выстрел, предназначавшийся Ратибору, угодил в кого-то из своих.

– Вот дерьмо! Стрелок из тебя, Блуд, как бравый конь из дряхлого барана! – спустя мгновение громыхнул по окрестностям чей-то тягучий недовольный голос. – Мало того что промазал по этому здоровенному кабану, будто на пикник выехавшему трюфелей откушать, так ещё и Велиграда укокошил! Ну точно, да: наглухо! Это же надо умудриться так бестолково тетивой тренькнуть! Прям в рожу ему попал! Тебе, блудливый пёс, не лук, а лопату в лапы всучить надобно, дабы ты ей махал всю оставшуюся жизнь без продыху!.. Так же бесполезно, как и своим облезлым хвостом!

Говоривший, по всей видимости, атаман шайки, вылез на дорогу и, не обращая никакого внимания на остановившегося Ратибора, зло вперился очами по прямой, в росшие через Хвойную стёжку от него несколько молодых пихт, надёжно скрывавших нападавших. Главарю лиходеев навскидку было не больше сорока лет: высокого роста, на удивление упитанный, то есть очевидно не голодающий в здешних, богатых дичью лесах, но вместе с тем весьма неопрятный, в порядком замызганных шёлковых рубахе, шароварах и сильно изношенных, но добротных сапогах, косматый русоволосый вожак производил самое что ни на есть неблагоприятное впечатление; его сверкающие лютой злобой маленькие поросячьи глазки болотного цвета жалости явно не знали. Ну а проходящий через всю рожу наискось старый кривой шрам от удара тупым ножом наотмашь, полученный ещё в молодости в одной, уж быльём поросшей кабацкой драке, так ещё пуще не красил обозначившегося на тропе громилу.

Следом за своим предводителем на Хвойный тракт неспешно «выползли» и его подчинённые, рыл пятнадцать ещё более неряшливых, грязных и нечёсаных бандитов, уверенно при этом взяв в кольцо конного богатыря, всё так же молча, хмуро наблюдающего за вышедшими на свет белый головотяпами.

– Ну зачем наговариваешь-то, Годогост? – тем часом обиженно раздалось с противоположной обочины дороги. – Ты же прекрасно знаешь, что из наших охламонов я самый меткий! – из-за пихт выглянул говоривший: худощавый, бледнощёкий малый годков под двадцать пять, одетый в такое же рваньё, как и его приятели по душегубству. В руках у стрелка, как и ожидалось, был короткий лук, за спиной – практически полный колчан стрел. За ним следом также показалось ещё рыл десять очередных обросших, чумазых, вонючих детин, вооружённых в основном топорами; итого, как быстро прикинул в уме Ратибор, смрадных лиходеев с четвертак, не больше.

– Это-то и печально! – уничижительно процедил Годогост. – Ежели ты самый славный наш стрелок, то как лупят из лука остальные мои балбесы, лучше не представлять… И не вспоминать!..

– Всегда усё нормально было, срабатывал я до ентого момента безотказно! – Блуд ещё больше надулся, от злости и обиды забавно выпятив губы трубочкой. – Просто в этот раз нашей добыче свезло по-барски; качнуло пришлого крепыша в седле не вовремя, вот и прошмыгнула стрела мимо рыжей ряхи! Дура! – лучник гневно воззрился на Ратибора, а затем подошёл к нему и обвиняюще указал на витязя пальцем, как бы закрепляя сказанное.

– Позволь уточнить, грязнуля, – рыжебородый богатырь, которого порядком задело, что шалящие на Хвойном тракте ночные братишки, очевидно, считают его уже покойником, потому банально игнорируют, взял ножны с Яриком в руки, спрыгнул с коня, хлопнул того сильно по крупу, заставив с громким ржанием отскакать в сторону, после чего сурово посмотрел на стрелка: – Кто дура-то? Стрела или рыжая ряха?

– Дура – стрела! Ты же, носитель рыжей ряшки, дурак, каких поискать! – чуть опешив оттого, что мертвец, к коим он и взаправду уже причислил дюжего ратника, внезапно подал голос, Блуд всё-таки соизволил ответить здоровенному путнику. – Ибо в одну рожу переться по Хвойной стёжке такое себе занятие… глуповатое!.. И, скажем так, нонче малость небезопасное. Ну совсем капелюшечку, хе-хе!.. – стрелок ядовито забулькал. На смех сие отвратное хрюканье походило весьма отдалённо.

– Бросил бы ты эту железяку, здоровяк, – атаман ватаги, тем часом соизволив наконец-то заметить «рыжего медведя», небрежно кивнул на его палаш. – Тогда, быть может, умрёшь быстро. Ну а коли хоть чутка поцарапаешь своей тупой штуковиной кого-нибудь из моих твердолобиков, клятвенно обещаю: голосить от дикой боли до рассвета тебе придётся!

– Ну почему же тупой? – булатный меч, шустро вылетевший из ножен в ответ на столь «заманчивое» предложение Годогоста, по чёткой, выверенной траектории мастерски снял, как грибную шляпку, голову Блуда с плеч. Спустя пару мгновений кровяной фонтанчик из заваливающегося на землю тела лучника добро окропил как Ратибора, так и окруживших его лиходеев. – Как видишь, палаш у меня вполне себе востренький! А штуковина у тебя заместо башки, межеумок! Впрочем, что-то мне подсказывает: недолго ей осталось там располагаться!.. Ибо сейчас я вас всех покрошу в капусту, шакалы немытые!

С этими словами рыжебородый витязь насадил на остриё клинка бросившегося на него излишне прыткого узколобого верзилу, прошив тому брюхо насквозь, далее провернул меч, извлекая его наружу вместе с кишками уже представившегося богам головотяпа, а затем сам неистовым ураганом налетел (как умел, пожалуй, только он) на замерших, ещё в большинстве своём не пришедших в себя от шока разбойников, в привычной манере принявшись отправлять душегубов прямиком в царствие вечного Мрака.

Хвойный тракт заполонили шум, гам, лязг стали и предсмертные вопли; растерявшиеся, действовавшие разрозненно лиходеи не смогли оказать чемпиону Кузгара хоть какое-то вменяемое сопротивление; Ратибор обыденно складывал ворогов одного за другим, разваливая буквально надвое чумазых бандитов.

Вот очередной сквернавец лишился головы, точнее, её верхней части; острое лезвие снесло ему полчерепа, словно спелую грушу, разрезав башку негодяя на две не совсем равные половинки. Следующему противнику дюжий ратник отсёк руку с топором по плечо, после развернувшись и всадив Ярика кинувшемуся на него сзади оппоненту между рёбер. Широкий палаш мелькал, точно молния, благодаря непревзойдённому мастерству Ратибора, соткав вокруг него смертоносную стальную паутину; отведав доброго булата, разбойники, словно опадающая по осени листва, справно оседали на землю.

– Да убейте вы его, в конце-то концов! Он же всего один! – сквозь шум боя раздался преисполненный гнева и страха визгливый глас вожака шайки, в сечу не лезшего и лишь со стороны в бессильной ярости наблюдающего, как стремительно сокращается количество его ватажников.

– Похоже, атаман, не судьба нам завалить ентого свирепого медведя! – болезненно воскликнул лиходей с отрубленной рукой, обречённо-отрешённо присевший на пятую точку у обочины. Большая кровопотеря явно его сильно ослабила. – Голубоглазый, здоровенный, аки глыба гранитная, рыжий, крушащий в одну моську всё и всех на своём пути… Никого не напоминает?! Да будь я проклят Сварогом, если ента не легендарный Ратибор собственной тушкой! Ну тот самый знаменитый богатырь из Мирграда! Воротился, кажись, из ссылки на Запад. Ну и не преминул заявиться на огонёк в наш лес! Впрочем, уже, похоже, не наш… М-да, и угораздило же нас, дурачьё, на него нарваться! Лучше бы мы дали ему тихо-мирно, без препон проехать куда зенки егошнего коня глядят… – однорукий бедолага обессиленно завалился навзничь, отключившись от пронзающей насквозь острой боли. Кровь, а вместе с ней и жизнь всё так же продолжали покидать его искалеченное тело.

– Ратибор?! – огорошенно выдохнул Годогост. – Да ладно?! Не может быть!..

– Ещё как может! – ошалело гаркнул вожаку в ответ один из разбойников, узколобый, уже начинающий лысеть коротышка лет двадцати восьми, споро разворачиваясь и сигая вглубь леса. – Ента ж всё объясняет! Наверняка он! Тика́ем, други!

Дурной пример заразителен, и вот оставшиеся душегубы, коих уцелело всего трое рыл, потрясённо бубня: – Ратибор! Тот самый! – также споро вдарили по тапкам, то бишь суматошно припустили с поля боя вслед за плешивым малоросликом. За ними по пятам помчался и главарь шайки, кляня про себя на чём свет стоит свою же недалёкость.

«Мог бы и сам догадаться, кому нам не подфартило преградить Хвойную стёжку!..» – тоскливо промелькнуло у него в голове. Впрочем, лихорадочно-удручённые размышления тут же прервались приступом резкой боли; что-то острое вонзилось ему в левую ягодицу и сбило на землю. Непроизвольный отчаянный крик вырвался из глотки атамана, тут же осознавшего: убежать от «рыжего медведя» не выйдет. По крайней мере, именно у него, у Годогоста.

– Обожди, плюгавец, не гони лошадей, – подошедший дюжий ратник гранитным валуном навис на раненным в задницу ночным братишкой. – Я же с тобой ещё по чарочке-другой за знакомство не пропустил.

– Т-ты и вправду Ратибор? И-из Медвежьего княжества? – перевернувшись на бок, проскулил, слегка заикаясь, потрясённый лиходей, после чего жалостно добавил: – П-помилуй, а?..

Впрочем, мольба о пощаде тут же прервалась, когда рыжебородый богатырь выдернул у Годогоста нож из левой «булки», не спеша обтёр о его же сальную штанину, а затем пророкотал: – Да я ента, я! Сообразил ты, хоть и поздновато да не без подсказки. Но посему, полагаю, беседа наша далее проще пойдёт. Мальчонка-то где? Надеюсь, живой ещё?

– Какой мальчонка?.. – вожак шайки всхлипнул и деланно-непонимающе захлопал глазами. – О чём ты гутаришь, не разумею!..

– Дурковать удумал? Так ента зря, – Ратибор, многозначительно прищурившись, принялся показательно примериваться тесаком ко второй ягодице атамана. – Сейчас, пожалуй, добрый кусок мяса из тебя вырежу да воронам скормлю на твоих же моргаликах; они, знаешь ли, страсть как обожают человечину.

– Ай-яй-яй, да погодь, погодь ты! – тут же противно заверещал подранок. Память к нему явно вернулась. – Ты про этого, что ль, про Воисвета, сынка князя Годислава? Да живой он, живой, конечно! Мы же ещё не совсем ку-ку, гробить курочку, златые яйки несущую. Пуще сундучка с драгоценностями парнишку бережём, пылинки с него сдуваем всей оравой! Практически в прямом смысле! Сами впроголодь жить будем, но мальца напоим, накормим…

– Для тебя же лучше, чтобы твои слова соответствовали действительности. Где вы его держите? – Ратибор вопросительно вперился грозным взглядом в суетливо забегавшие зенки главы разбойников.

– Знамо где, – Годогост, секунду-другую подумав, тяжело вздохнул, прекрасно осознавая, что лучше сейчас говорить правду и ничего, кроме неё. Ежели, конечно, не хотелось отправиться по кускам на корм воронью. У ночного же братишки такого желания явно не имелось. – В нашем лежбище…

– Далеко оно отсюдова? – могучий ратник лениво поигрывал здоровым, острым как бритва ножом перед испуганной физиономией разбойничьего атамана, ловко перекатывая булатное лезвие между пальцами.

– Да нет, – нехотя пробулькал Годогост. – Версты полторы…

– В вашей берлоге, помимо малька, есть кто-нибудь ещё?

– Угу, – вожак душегубцев, страстно хотевший жить, без зазрения совести выкладывал всё, о чём его спрашивали. – С дюжину моих головорезов там трутся. Охраняют лагерь, мальчишку, припасы, пожитки наши какие-никакие. Мы ж в засаде всем скопом редко сидим, ибо оставлять совсем без присмотра становище как-то боязно; мало ли кто по чаще бродит… Тем более наш разведчик маякнул заранее, что путник, ну то есть ты, всего в одно жало по тракту скачет. Мы и решили, что дельце плёвое предстоит! Из лучников только Блуда взяли. Стрелок он, конечно, так себе, дык остальные ещё хуже!..

Договорить Годогосту не дали; Ратибор схватил его за шиворот, поднял, а затем, аки напроказившего щенка, не там напрудившего лужицу, сильно встряхнул, заставив звонко клацнуть зубами.

– Вот что, бормотулик, сейчас сам себе перевяжешь зад из подручных тряпок, кои сорвёшь с кого-нибудь из разбросанных рядом мертвяков, а после поковыляешь со всей возможной скоростью к вашей норе! Той самой, где высокородного юнца держите, – Ратибор не спрашивал, он говорил, как будет, и спорить с ним у ночного лиходея желания не было никакого. – И молись, чтоб с сынишкой Годислава всё было в порядке! Иначе, исходя кровавыми соплями, ты вскоре станешь умолять меня скормить тебя серым каркушам. При этом со всеми удобствами восседая на берёзовом колышке. Уяснил, кусок ослиного навоза?

– Уяснил, – тихо пискнул себе в бороду Годогост. – Почапали! Тут, как я и балакал, недалече…

Лежбище разбойников, располагавшееся возле небольшого лесного родничка, являло собой с десяток неказистых деревянных хижин, топорно обмазанных с внешней и внутренней сторон дёрном, серой глиной да покрытых сверху ельником. Примитивные постройки были одной, конусообразной формы, но разного размера. Пара-другая самых крупных хибарок могли вместить в себя, навскидку, семь-восемь человек. Если, конечно, ужаться по максимуму. Также в селении имелись примитивная кладовка с нужником да нечто наподобие кухни, представлявшее собой обложенное булыжниками костровище, располагавшееся в центре обители лиходеев. Вокруг очага стояло несколько обветшалых, грубо сработанных лавок да три убогих, кривых стола, не иначе, лишь благодаря чуду ещё не развалившихся. Оградки никакой у разбойничьего становища не имелось, не говоря уже о дозорных вышках. Караульных по периметру также не наблюдалось. Вопиющая беспечность, на пару с неслыханным разгильдяйством царили в берлоге Ночного Братства. Очевидно, головотяпы никого и ничего не боялись, похоже, считая, что ценный пленник способен уберечь их от любых напастей.