Огонь в янтаре

Катерина Крутова

Огонь в янтаре

Во всем виноваты драконы

*

Усинь дернул ушами, настороженно вскинул голову и тихо заржал.

«Поганью пахнуло!» – Возгар понимал коня без слов. Успокаивающе погладил морду, протянул пучок свежей моркови, купленной на окраине Бабийхолма у босоногой девчушки за полмедяка. Усинь, верный товарищ, благодарно ткнулся в щеку влажным носом, но тревожно фыркать не перестал – рядом творилось что-то нечистое.

Мужчина привычно проверил перевязь, пробежавшись пальцами по гладкому обуху топора и прохладной рукояти сакса* (длинный нож, часть вооружения вэрингов. Обязательная часть вооружения благородного человека). Лук и колчан еще висели пристегнутыми к седлу.

Может, пустое? – Усинь кого из Дировой шайки почуял, вот и тревожится. Даром, что те сплошь полукровки – потомство навий и злыдней от человечьего люда. Но беспокойство никогда не было излишним, уж что-что, а эту простую истину Возгар изучил на собственной шкуре. Напоминанием о недавней ошибке заныло заживающее после стычки плечо. Отмечая крупный заказ, перебрал убористой медовухи Зимича и не сразу приметил мелкого воришку с острым клинком в шустрых пальцах.

Сквозняком распахнуло створки дверей, зашуршала, потревоженная солома. Гнедая кобыла в соседнем стойле вскинула сонную морду, прислушиваясь. Мужчина бесшумно огляделся. В дальней части конюшни вздрагивала, шевелилась, дышала непроглядная тьма. Тусклый свет фонаря не добивал в темный угол, но то явно было не дрожанье теней в отблесках колышущегося фитиля – кто-то в черном, как ночные воды Фьорда, плаще старался остаться незамеченным.

Скрываться и прятаться Возгар тоже умел. Даром, что без этого мастерства рискуешь из охотника превратиться в жертву. Любовно похлопав Усиня по холке, мужчина под прикрытием громкого довольного фырканья коня подкрался ближе. Фигура в темном шарила по седельным сумкам, висящим на боку ленивого старого мерина. Утомленный прожитой жизнью конь равнодушно жевал сено, не обращая на воришку никакого внимания.

«Темно, как в драконьей заднице! Что он там видит?» – удивился воин, поудобнее перехватывая нож. Рукоять в форме головы ящура привычно легла в ладонь. Подался вперед, пытаясь лучше разглядеть незваного гостя, под подошвой хрустнула ломкая солома. Неизвестный в плаще насторожился, глянул через плечо – в тусклом свете янтарным огнем вспыхнули глаза, капюшон соскользнул, обнажая медные космы. Палец с неестественно длинным ногтем подцепил накидку, возвращая на место и скрывая лицо.

«Навия!» – не раздумывая, Возгар рванул к порождению ночи, оттеснил от поклажи, прижал к стене стойла и тут же получил коленом в пах. Сгибаясь, давясь стоном, собственным весом навалился на более хрупкого противника, лишая возможности к бегству.

– Говори, кто такая! И без шуток – заговоренный я от вашего колдовства! – острие сакса уперлось в горячий бок воровки. Низкий грудной смешок теплым воздухом коснулся щеки Возгара:

– Обознался, богатырь. Простая я – из людских.

И действительно – из сумрака покрова глядела на него обычная девка, разве что спокойная чересчур, будто только что на горячем не ее поймали. Чуть раскосые карие глаза лукаво щурились, янтарными отблесками отражая пламя фонаря. То, что сослепу в темноте принялось за длинный коготь, оказалось металлическим крюком, позволяющим быстро вскрывать замки и подрезать подклады.

– Хапунья*! (воровка, мошенница) – пренебрежительно констатировал Возгар, в подтверждении догадки прощупывая незнакомку сквозь плащ. В складках одежды таились скрытые карманы и петли, а к поясу пристегивались кошели для добычи. «А ладная такая», – закралась невольная мысль, когда ладонь от талии скользнула выше, намечая округлость груди.

– Из Дировых будешь? – спросил, нависая, откидывая край накидки, чтоб получше рассмотреть. Глаза незнакомки опасно блеснули, предостерегая. Огненно-алые губы изогнулись презрительной усмешкой:

– Ящур упаси с этим болотным выродком связаться!

– Что ж тогда по торбам его шаришь? Потеряла что, аль впотьмах попутала?

– Потеряла, догадливый. Да уже нашла, – незнакомка вскинула руки, обвивая Возгара за шею, обожгла дыханием, прижимаясь упругой грудью, опалила взглядом из-под длинных рыжеватых ресниц… А затем, едва он поддался чарам, ухмыльнулся с расслабленной небрежностью бывалого любовника и расслабленно оперся о стену над девичьей головой, хапунья подобралась, используя его как опору, подтянулась за крепкие плечи, оттолкнулась, подпрыгивая от мужских колен и взмыла на стену стойла, перескочив через спину флегматичного мерина.

Воин восхищенно присвистнул. Ловка, чертовка! Рыпнулся было с досады за ней, да та уже перемахнула вперед, точно белка хвостом, дразня взметнувшейся копной огненных волос.

– Звать тебя как? – бросил следом, внезапно передумав ловить.

– Зови – не зови, как решу – сама прихожу. А кличут Ярой, – одарив напоследок озорством янтарного взгляда, спрыгнула в темноту и была такова.

Возгар ухмыльнулся, убрал сакс в ножны и повторил самому себе, точно пробуя имя на вкус:

– Яра…

*

В постоялом дворе «Драконье брюшко» на дальней окраине Бабийхолма всегда было людно. Таилась ли причина того в стряпне смешливой пышнотелой Рёны, или в странном равнодушии вэрингов* (в этой истории – военные, состоящие на службе у правителя. В нашем мире – вэринги, одно из названий варягов), обходящих постоялый двор стороной, да только Возгару и товарищам сильно повезло ухватить две лучшие комнаты. Сама хозяйка, выдавая ключи, да игриво поглядывая на молчаливого Бергена, пояснила:

– Подельники* (наемные работники) полей по своим стадам* (здесь – поселок, деревня) разъехались, ярмарочные через седьмицу нагрянут, а некоторых новые хоромы в Купечьем дворе прельстили.

Последнее женщина выдала нехотя, через губу, будто само упоминание конкурентов давалось ей тяжко.

– Омыться лохани нагреты, чернавку* (тут – служанка) кликните, подсобит. Внизу похлебка с лепешками полбяными. Ввечеру порося затушу, да извару ягодного будет. А коль другие хотейки* (тут – очень сильные желания, которыми невозможно пренебречь) терзают, только знать дайте – решим, – на этих словах Рёна недвусмысленно подмигнула Бергену, который с высоты своего роста то ли не разглядел, то ли недопонял ее намека.

– Благодарим за радушие, да обойдут стороной дом твой и драконье пламя и крезова*(Крез – здесь одновременно имя и титул правителя. Будут еще и местные деньги – крезы – в народе крезики) благодать, – Зимич поклонился в пол, чем вызвал румянец признательности на женских щеках.

– Полно-те, старче, – Рёна подхватила старика под локоть, помогая разогнуться, – скажу принести одеяло из овчины, под ним как молодой спать будешь.

– Так-то хорошо, – усмехнулся Зимич и ущипнул хозяйку за округлый бок, – когда б еще и с молодой лечь.

– Проказник, – женщина легко шлепнула его по руке и удалилась, покачивая крутыми бедрами.

Рёна Возгару нравилась не своей любвеобильностью, а легким незлобным нравом и по-женски метким, цепким взглядом, с порога подмечающим натуру, что людей, что полукровок. А еще и сама она и «Драконье брюшко» всегда были чисты, опрятны и уютны по-домашнему, точно не ночь переждать собрался, а вернулся к родному очагу после дальних странствий. Всегда, когда Великий троп или окольные пути приводили его со спутниками в Бабийхолм, мужчины не искали другого места для ночлега кроме как в «Брюшке» у Рёны.

Все еще усмехаясь в бороду от неожиданной встречи в конюшне, Возгар зашел в шумный зал. При входе зацепился собранными в пучок на затылке волосами за связку ядреных острых перцев и чеснока – основы популярной в народе приправы «Драконий язык», пробирающей жаром нутро на входе и на выходе. Верили, будто развешенные на крыльце гирлянды защищают жилье от злыдней и навий, да и выродкам они не сильно по душе. Оглядев харчевню, Возгар улыбнулся – минимум половина собравшихся людьми не были. «Брехня беззубого дракона, а не поверье!» – подумал воин, на всякий случай вынимая из-за пазухи черный коготь на янтарном шнурке и прикладываясь к нему губами «на удачу». Ведовство и колдовство с рождения обходили Возгара стороной, за ним плотно закрепилась слава заговоренного, но пренебрегать семейным оберегом было не дело. Тем более, когда давний соперник прожигал тебя взглядом, полным голодной ненависти.

Тощий, что болотное дерево, бледный, будто обескровленный, Дир сидел во главе длинного стола, за которым пировали его сотоварищи. Со стороны они казались обычными, но, приглядевшись, становилось ясно – людского в них с половину, а то и того меньше. Из встрепанных мышиного цвета, жестких как лесной ягель в засуху, волос Дира торчали сухие ветви. Крючковатые пальцы кривыми сучьями сжимали глиняный кубок. Народная молва самого лешего рядила полукровке в родичи, но правды не знал даже он сам. Одно выходило наверняка – городов и больший стад наемник сторонился, зато в непролазной чаще дышал, как рыба в воде. Оттого и самого Дира и шайку его в корчме видеть было странно. С битвы Злата и Пепла выродки – порождения навий и злыдней от связи с обычными людьми – стали явленьем обыденным. Сотню лет назад в горниле войны заключались невероятные союзы и сделки, чуднЫе полулюдские дети были лишь малой толикой напоминаний о давних темных временах. Однако любви к ним многие не питали. Вот и сейчас соседние с Дировыми товарищами скамьи пустовали, даром, что банда выродков пользовалась дурной славой, промышляя разбоем на Великом Тропе, и не чураясь заказов любой степени мерзости.

При виде Возгара бледное лицо главаря шайки резанула корявая усмешка – точно по белесой коре трещина пошла. Демонстративно сплюнув на пол, Дир отвернулся и, громко стукнув кубком о стол, бросил своим едкую остроту, вызвавшую громкий гогот. Слов Возгар не разобрал, да то и не требовалось – выродки пялились на него, в смехе обнажая острые клыки и гнилые зубы. Рассудив, что драка подождет, а вот похлебка остынет, равнодушно отвернулся и направился к своим. В глубине зала, подальше от толпы, но поближе к кухне и бочонку с медовухой ждали Берген и Зимич. Старик умел выбирать лучшие места, даром, что появился на свет от особой любви домовика и душевной бабы.

Здоровяк Берген молча подвинулся, уступая место приятелю. Зимич плеснул ароматной похлебки из стоящего тут же котелка, преломил краюху хлеба и буквально сунул Возгару под нос:

– Толковая, все-таки, Рёна, такой мякиш не каждой стряпухе дается! Большинство поварих сетуют, мол дурной драконий глаз тесто уронил, или ящурово племя муку попортило, а того признать не могут, что дело в них самих. Только те, кто сам с широкой душой могут так душу хлебную чуять. Кусай давай, он еще дышит!

От ароматного ломтя шел пар.

– Из печи только. Сейчас и порося вынесут, чую! – старик повел носом, принюхиваясь. – Ой, затейница! Яблоками с драконьим языком зафаршировала. Ну, чудо же, а не девка! Берген, ты б на ней женился что ли?! Добрая да пригожая – кровь с молоком, готовит – пальцы оближешь и оглоблю в прикуску съешь, в доме порядок, а как взглянет, так в жар бросает даже тех, в ком угли жизни еле теплятся! Долго еще в бобылях ходить будешь, а? – домовик с вызовом заглянул в спокойное лицо молодого приятеля. – Пора тебе, парень, давно пора стать свою отпрыскам передать, а то такое богатство без толку пропадает.

Возгар улыбнулся – беззлобный поток старческой болтовни направился в привычное русло. Его самого домовик почему-то щадил, избрав объектом домогания непрошибаемого, как скала здоровяка Бергена. За Возгаром Зимич признавал лидерство и без дела дергать привычки не имел. Рослый, широкоплечий как двое мужчин, светловолосый Берген мог за целый день не проронить ни слова, но наемник во всей Вельрике не встречал воина сильней и надежнее молчаливого блондина. Разве что ярл Тур в пору молодости, но то были легенды давно минувших лет.

Зимич демонстративно закатал рукав рубахи, обнажая мощное, покрытое защитными рунами предплечье воина. Берген едва заметно улыбнулся в усы, но руки не убрал, позволяя старику продолжать представление.

– Вот скажи, чем тебе Рёна не угодила? – продолжал наседать Зимич громче, привлекая внимание вошедшей в зал хозяйки постоялого двора. – Так и вижу какие у вас дети пойдут – богатыри в отца, а в мать – красавицы. А дедушка Зимич себе уже и теплое местечко за печкой присмотрел. Буду дом ваш беречь, да за ребятней приглядывать.

От представленной идиллической картины светлого будущего по щеке старца скатилась слеза умиления.

– Что бы дети пошли одного желанья мало. Верный муж познается в поту дней, да в жаре ночей, – Рена выставила на стол исходящего ароматами и текучим жиром поросенка, – да и не ищу я пока его, старче, хватает других забот и утех.

Наклонившись так, чтобы грудь ее не миновала отстраненного взгляда Бергена, женщина добавила:

– Сами драконы мощь тебе свою отдали, не иначе. От кого руны защитные нанес – от злыдней с навиями, или от бойких молодух? – Рёна хихикнула, добавляя, – Сдается мне биться и любиться ты с равной силой горазд?

– Не жалуюсь, – нехотя ответил мужчина, а щеки его под светлой бородой стремительно порозовели.

– Ну-ну, – усмехнулась хозяйка, походя оглаживая широкое плечо мужчины и явно наслаждаясь смущением немногословного великана.

– Вижу другой голод тебя пока терзает. Трапезничай, после поговорим, – от игривой улыбки на румяных женских щечках заиграли ямочки. Подвигнув еду уже пунцовому Бергену, и наполнив до краев кубки Возгара и Зимича, хозяйка удалилась к другим гостям.

Звук кантеле* (струнный музыкальный инструмент похожий на гусли) вплелся в многоголосый шум харчевни.

– Драконьих крыльев мрак, затмивший солнце, принес беду, ввел Вельрику во грех… – вывел высокий голос первые строки известной саги о восхождении династии Крезов к власти. Возгар с интересом обернулся – песни он любил, а хороший скальд-рунопевец ценился на вес янтаря и злата. «Видать, неплохо в «Брюшке» идут дела, раз Рёна смогла певчего музыканта завести», – облокотившись о надежное плечо Бергена и устроившись поудобнее, лучник приготовился слушать.

В длинной льняной хламиде в пол, вышитой черными и алыми драконами, в центр зала вышло самое странное создание из всех, когда-либо виденных наемником. Удивительной была не столько сама внешность – хрупкая, тонкая, принадлежащая то ли хилому парню, то ли недокормленной девице – а ощущения, накрывающие при взгляде на скальда.

– Не от мира сего… – буркнул Зимич, и Возгар согласно кивнул, подмечая точность определения.

Длинные пальцы летали над струнами, едва касаясь. Бледные губы шевелились еле заметно, но чистый негромкий голос взвивался над гулом, привлекал внимание, связывал собравшихся нитью единой мелодии.

– … и Бабийдол, усыпанный костями, все рос и рос, пока не стал холмом, – лицо скальда скрывали длинные распущенные волосы, а цвет глаз было не разглядеть из-за опущенных век. Возгар почему-то готов был поклясться – они серые, точно воды Фьордов в ненастный день. Рунопевец качнулся, ударяя по струнам завершающим боем. Голос взвился, выводя:

– Вельрики слава – Крезы на века, – и глаза распахнулись, встречая пытливый взгляд наемника.

«Как знал – стальные, точно водная гладь перед штормом!» – мужчина подался вперед, гадая, кто же перед ним – юнец или девка. Тот же вопрос, видать, занимал и Дировых прихвостней. Потный громила, воняющий рыбой так, словно спал в сетях с салакой, покинул насиженное место, чтобы за пару шагов оказаться рядом с певцом.

– Ладно воешь, – усмехнулся, протягивая ручищу схватить скальда за подбородок. Рунопевец попятился, выставив кантеле щитом перед собой.

– Занятно нам с друзьями стало, и мы поспорили. Половина считает – баба ты. Мол, парни не так поют. А мы с главным сошлись, что и мужики чайкой кричать могут, если им по детству кой-чо важное оторвать. Рассуди-ка честных людей, – полукровка резко рванулся вперед, схватил рунопевца, и, прижав так, что кантеле жалобно затрещало, принялся под одобрительный свист и гомон соратников задирать подол рубахи со словами:

– Не боись, разок пощупаю, да пущу!

– Прочь! – хриплый бас Бергена, похожий на утробное медвежье рычанье пресек веселье выродков. Поднявшийся в полный рост, воин макушкой едва не задевал потолочную притолоку. Кулак размером с голову теленка сжался на рукояти короткого меча.

– Пусти скальда, – Возгар встал следом за другом, незаметно доставая из подклада легкие метательные ножи. Зимич благоразумно скользнул под стол – в прямой схватке от старика проку не было, а помехой оказаться мог запросто.

– А то, что? – ухмыльнулся рыбный, забавляясь видом безвольно обмякшего в его лапах рунопевца.

– А то отправишься в драконье пекло! – рядом возникла Рёна с тяжелой сковородой наизготовку.

Шайка Дира, раззадоренная вызовом, повскакивала с мест и принялась подбираться ближе, забирая в кольцо Бергена и остальных. Дир из-за стола не встал, с хищным прищуром наблюдая за соратниками.

Еще недавно веселая атмосфера сменилась на давящую, тревожную, требующую разрядки.

– Ты не расслышал? Отпусти сейчас же! Или драконы в детстве тебе уши обожгли и мозги поджарили? – Возгар оценивающе оглядывал противников, мысленно прикидывая в кого первого полетят ножи, а кто после узнает остроту сакса.

Берген молча шагнул вперед, наполовину вынимая меч. Полукровка, потеряв интерес, отшвырнул скальда и снял с пояса увесистый цеп* (инструмент для обмолота, состоящий как правило из двух палок и соединяющей их короткой цепи. Иногда применялся в качестве боевого оружия). Его собратья-выродки переглянулись, ожидая команды или намека.

Дир свистнул. Резкий, пробирающий до озноба звук поджог разгоряченную толпу, как искра сухой хворост. Но не успело пламя драки опалить зал харчевни, как двери распахнулись, и весь проем заняла широкоплечая фигура.

– Найдется ли, добрая хозяйка, этой ночью в доме твоем приют для усталых путников и краюха хлеба для пустых животов? – сильный волевой голос принадлежал немолодому мужчине в легком кожаном доспехе. За спиной его стояло с полдюжины крепких молодцев, облаченных в броню попроще с эмблемой воина, побеждающего дракона.

– Крезовы вэринги! – прокатился по залу единый вдох, и тотчас жаждущие потасовки полукровки тихой сапой вернулись за стол к главарю. Потерял интерес к скальду и пахнущий рыбой громила. Разведя руками, будто он к происходящему дела не имеет, выродок отступил, освобождая проход новым гостям.

Предводитель вэрингов подошел к хлопающей огромными глазищами Рёне и забрал из ее рук сковороду:

– Негоже девице такую тяжесть таскать: и самой убиться можно и кого пришибить ненароком. Ну что, найдется для нас ночлег и харчи?

– Найдется, – женщина взяла себя в руки, успокоено выдохнула и добавила с радушной улыбкой:

– Добро пожаловать в «Драконье брюшко», ярл Тур!

*

О персонаже – Дир

Первым на сцену выходит Дир – главарь банды полукровок – существ, рожденных от связи людей с навиями и злыднями.

Небольшое отступление – навии и злыдни – порождения потустороннего мира. Давным-давно до битвы Пепла и Злата драконы их сдерживали вдали от людей, но на момент событий книги поганцы осмелели. В некоторых отдаленных поселениях их потомки живут бок о бок с обычным людом. Но в столице Вельрики – Бабийхолме – полукровки редкость.

Своих родителей Дир не знает. Многие в шайке почитают его как двоедушного, т.е. обладающего душой человека и дракона. На деле же, душа у главаря одна и драконов среди его предков не значится. Пятьдесят лет назад одна деревенская дуреха заплутала в чаще. Сама ли она не смогла найти дорогу до родного стада, или кто ей в том помог, да только вместо проторенной тропы привели ее ноги к топкой трясине. Тот, кто жил в топи на жизнь девки не позарился, зато оценил длинные ноги, да крепкий зад. Тешился он с ней с новолуния до тонкого стареющего серпа, а затем отпустил. Опозоренная понесла, а спустя девять месяцев принесла нежеланное дитя все в ту же чащу и оставила на верную смерть. Но, видать, другое было на роду Дировом написано – то ли шиши за своего его приняли, то ли Леший родню признал, только малец выжил. Постепенно обрел товарищей средь таких же как он – отвергнутых людьми, живущих на границе миров.

Большие хотейки малютки Креза

– Веселые песни знаешь? Моим парням не помешает взбодриться, а то скисли, что брага в захудалом трактире, – Тур приглашающе похлопал по скамье рядом, усаживая рунопевца. Скальд охотно подсел к вэрингам, чувствуя, что обязан им спасением чести, а, может, и жизни.

– Как на голом Твердыше, сидит вэринг в нагише, – отстраненное лицо певца озарилось детским озорством. Люди ярла заулыбались, поддерживая хлопками и постукиваниями похабную побасенку о молодом воине, возжелавшем горячую дракониху, которая заманила его на остров посреди Фьорда и бросила там без оружия и одежды.

Раззадоренный музыкой и хмельной медовухой самый младший из вэрингов, еще безусый юнец, обнял рунопевца за плечи и зашептал так, что услышали все в зале:

– Слышь, а ты кто – девка или паря?

Скальд заметно напрягся, сгорбился, пряча бледное лицо за прядями длинных волос. Ярл грозно глянул на охмелевшего юнца:

– Отцепись, Мошка* (это имя, если что)! – а когда молодой вэринг удрученно отсел, Тур заговорщицки подмигнул ему:

– Разведку в лоб не ведут. Учись, как надо!

– Поведай певец нам свое имя. До того звонки струны под твоими пальцами и легки слова, слетающие с губ, что вся Вельрика должна знать о таком таланте.

Серые глаза с признательностью взглянули сквозь завесу волос, однако называться рунопевец не торопился. Задумчиво коснулся струн, заставляя кантеле мелодично всхлипнуть, а затем, когда эхо мелодии растворилось в потолочной темноте, бледные губы дрогнули:

– Скёль. Я – Скёль.

– Нда, понятней не стало, – Тур задумчиво почесал подбородок и смерил суровым взглядом Мошку, с трудом сдерживающего смех.

– Что ж, Скёль, сыграй нам плясовую, да такую, чтоб драконьи кости под Бабийхолмом задрожали!

Упрашивать музыканта не потребовалось. Полы харчевни вздрогнули, когда, не усидев за столами, повскакивали с мест и вэринги, и полукровки. Сдержанный Берген кивал в такт, а подпирающий стену у очага Возгар отбивал ритм ногой. Зимич же, даром что явился на свет, когда о битве Пепла и Злата помнили не понаслышке, выпрыгнул в центр зала и принялся лихо отплясывать вприсядку, вызвав всеобщее одобрительное улюлюканье.

– А ты, ярл, что не танцуешь? – под шум веселья Рёна подошла незаметно, наполнила кубок и замерла рядом, разглядывая легендарного воина. Меж бровей Тура залегла глубокая морщина, да и выцветшие от времени, когда-то пронзительно синие глаза глядели с напряженной задумчивостью. Она помнила этот взгляд – ярче полуденного неба в летний зной, эту сдержанную улыбку – награждающую пуще злата. Помнила, будто видела вчера, а не с полторы дюжины лет назад.

– Может, харчевня моя для тебя слишком проста и стряпня безвкусна? Иль компания вокруг не подобает такому славному мужу?

Он ответил не сразу. Молча, глядя в пустоту, осушил кубок до дна, а когда женщина уже собралась отойти, схватил за руку:

– Оставь кувшин, чтоб дважды не ходить.

– То мне совсем не сложно. Не каждый день легендарный Крезов воевода «Драконье брюшко» визитом балует. За радость хозяйке для такого гостя похлопотать.

– Забудь, что видела нас. Раньше первых петухов уйдем, – Тур сильнее сжал девичью ладонь. Рёна даже не поморщилась, хотя пальцы хрустнули под хваткой бывалого вояки. В ответ, накрыв мощную ручищу своей, женщина наклонилась и так, чтобы услышал только ярл, сказала:

– Их забыть, что поутру умыться. А тебя, соколик, вовек забыть не смогу.

Круглое лицо, венчанное толстой, забранной вкруг головы косой, замерло близко. Тур чувствовал ее запах – медовой ковриги и свежего хлеба, скошенной травы и растопленного очага. Мягкие пухлые губы манили; приоткрытые, обнажали они ровный жемчуг зубов. В разрезе расшитой рубахи дышала, притягивая взгляд, полная грудь. Вэринг сглотнул:

– Принеси-ка еще питья и кушаний, да распорядись, чтоб о парнях моих позаботились. Нелегкая их доля – по чести жить.

Проницательная Рёна отметила эту странную фразу. Раздавая приказы чернавкам и дворовым, хозяйка постоялого двора приговаривала: «Ваша доля – рядовые, а о ярле я сама позабочусь».

Не успел скальд в кровь стереть пальцы, а танцоры отбить пятки, как голова Тура, тяжелая во хмелю, упала на могучие руки, скрещенные на столе. Рёна засуетилась, выбрала вэрингов посильнее и посноровистее и снарядила их отвести осоловелого ярла в свою опочивальню. Уложив предводителя на кровать, парни понимающе переглянулись, но под грозным взглядом хозяйки от шуток благоразумно воздержались.