Повесть. Стихи

Повесть

Стихи

Михаил Владимирович Рудаков

© Михаил Владимирович Рудаков, 2025

ISBN 978-5-0067-0096-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЗАГОВОР

I

Павел не сдержал данного себе обещания больше не устраиваться на работу в школу. В саду, где он недавно проводил занятия по физической культуре, со сменой руководства произошли изменения. Оставаться в новых условиях работы ему не представлялось возможным, поэтому Павел оттуда уволился. В этом дошкольном образовательном учреждении он отработал два года, после того как ушёл из одной школ города; любимая женщина отказалась выйти за него замуж и сделала всё, чтобы с ним расстаться; тренерская карьера сошла на нет из-за того, что детей, платно посещавших его тренировки, становилось всё меньше. Сейчас Павел снова окунулся в школьную жизнь.

Его коллегой стала молодая женщина тридцати четырёх лет. Павлу Сергеевичу на тот момент стукнуло сорок шесть.

– Я предполагала, что вы к нам придёте.

– Почему? – удивился Павел.

– Моя подруга работает воспитателем в детском саду «Колокольчик». Она рассказала, что у них уволился физрук. А Юлия Викторовна (директор школы) в конце июня сообщила, что к нам обратился мужчина, до этого работавший в саду и тренером. Я сразу и поняла. Много ли у нас мужчин – педагогов работает в детских садах? После вашего увольнения ни одного. – Анна Владимировна определённым жестом правой руки закрепила логичность своего вывода.

– Понятно! – ухмыльнулся Паша.

Они вышли из кабинета и попали в большой спортивный зал.

– А вот здесь у нас щиток со всеми выключателями. – Анна Владимировна продемонстрировала их исправность.

Лампы накаливания постепенно озаряли зал. Как только они достигли максимума, Анна Владимировна вернула мини-рубильники в исходное положение. Лампы начали гаснуть. Естественного света было достаточно, чтобы дойти до двери инвентарной.

– Здесь у нас инвентарная. Сейчас покажу, что у нас имеется для проведения уроков. – Она еле заметно улыбнулась, демонстрируя в руке ключ. – Вот этот ключ от инвентарной. Думаю, вы его запомните.

На стальном колечке висело шесть ключей: от спортивного блока, от кабинета, от спортивного зала, от инвентарной и ещё два ключа – один от раздевалки мальчиков, другой девочек. Проводились физкультурные занятия и в актовом зале, расположенном на втором этаже. Но в сентябре никому из учащихся не грозило заходить ни в тот, ни в другой зал, потому что первая четверть для уроков физической культуры начиналась на улице.

– Младшие классы занимаются, как правило, в актовом зале. Он у нас вместо малого спортивного. Школа небольшая, сами понимаете. Ключ от актового зала висит на вахте. Так же, как и эту связку ключей, будете брать его у вахтёра под запись в журнале. У меня есть свои ключи от всего нашего хозяйства. Потом, если захотите, сделайте себе дубликаты ключей. Правда, директор этого не приветствует.

– Да? Странно. Мне она показалась понимающей женщиной.

– Ну, это не совсем так. Потом сами всё узнаете.

– Можно обращаться друг к другу на «ты», – сказал Павел.

Анна Владимировна, проигнорировав предложение Павла Сергеевича, продолжила:

– Актовый зал покажу позже. Всё равно ведь сейчас на стадионе начнём заниматься.

– Получается примерно до октября? – Паша сделал вид, что не обратил внимания на оставленное неудовлетворённым его желание перейти на «ты».

– Как-то так. Вы завтра придёте на педсовет?

– А что, можно не приходить? – Он мимикой лица дал понять, что это шутка.

Но Анна Владимировна не повела и бровью. Паша тогда даже подумал, что ей не хватает эмоций.

– Я на всякий случай спросила. Я же не знаю, какие у вас договорённости с директором. Может, вы завтра заняты.

– Нет, мне завтра как раз после педсовета нужно принести секретарю все документы для оформления.

Паше не очень понравилась будущая коллега, а так всё складывалось неплохо. Уволившись последним числом мая, он за лето отдохнул и, слава богу, выходит на новое место работы, не как раньше, когда ему везде давали отворот поворот. Было это по окончании института. Много времени с тех пор прошло, а всё-таки «жизнь, хоть держись» закончилась для него лишь два года назад.

Павел вышел на прямую улицу, которая соединяет один конец города с другим. Отсюда привычным шагом дойдёт до дома минут за пятьдесят. Паша редко торопился, потому что с детства был приучен выходить заранее. «Не надо бежать за трамваем! Подъедет следующий», – говорил отец и придерживал сына за руку, чтобы тот не побежал к остановке при виде подъезжающего автобуса. Взяв себе на вооружение это нехитрое правило, Павел перестал спешить и всегда приходил в назначенное место в нужный час. А повзрослев, почти отказался от общественного транспорта, предпочитая ходить пешком. Разумеется, в больших городах, где он успел побывать, без транспорта было никак.

«Жизнь явно налаживается! Из детского сада ушёл, школа подвернулась. В кои-то веки заживу по-человечески. Много, правда, лет потеряно, причём лучших лет». – Сегодня ему было о чём порассуждать. Он приближался к продуктовому магазину «Полюс». «Вот бы сейчас встретить Славу!» —подумал Павел. Вячеслав, мужчина пятидесяти-восьми лет, его старший товарищ, не исключено, что друг. Они знакомы лет пятнадцать. И Вячеслав знал, как нестабильна жизнь Павла. Вот бы он порадовался за друга! Они не виделись два с половиной месяца, так как Павел вместе с матерью уезжал к отцу в среднюю полосу и в отношении работы находился в затруднительном положении. Он предполагал, что сейчас Вячеслав на работе и искать его здесь в будний день бессмысленно. Прогуливаться в этих местах Слава любил, но только по выходным.

По сути, Вячеслав чем-то походил на Павла. Всю жизнь судьба его закаляла, причём с самого детства. Он родился где-то на Украине в обычной семье. Жизнь в маленьком городке протекала по-советски буднично. Нынешнего изобилия не было, но люди жили спокойно и счастливо, не смотря на дефицит каких-то товаров с отсутствием многообразия услуг, коих сейчас предлагается в огромном количестве. Например, его пёс Гаврик не подвергался нежным истязаниям в собачьих салонах красоты, но любил семилетнего Славку, вилял хвостом, ходил за ним по пятам, клал свою немного прямоугольную большую морду на его худые коленки и был верен своему хозяину. Славка тоже его обожал. Однажды за подзатыльник сыну пьяный отец Славки заработал от клыкастого друга рваную штанину, и больше так не делал. Из-за скандалов родителей Славику часто приходилось вести уличную жизнь. Мать кричала трезвая, отец шумел пьяным. И наоборот, напившаяся мать, успев ухватить забежавшего в дом в поисках перекуса Славку, начинала плакать, прижимая его к себе, а трезвый отец, ремонтируя мотоцикл с коляской, «Днепр», спокойно говорил: «Ну-ка, давай мы сейчас, сына, займёмся с тобой делом». Это то, немногое хорошее, что осталось в памяти взрослого Вячеслава. А когда ему исполнилось восемь лет (к тому времени пьяный отец разбился на мотоцикле, а мать окончательно спилась), его забрала к себе бабушка. Тогда Слава впервые почувствовал вкус предательства. Ему изменили родители, а он предал Гаврика, пусть и не по своей воле, не сумел защитить преданного пса от разочарования в людях. Да, любое живое существо может испытывать это чувство. У Вячеслава после того случая рана так и не затянулась. Бабушка силой оторвала внука от Гаврика вытянула его, скользящего туфлями по земле, за калитку. Пёс в это время истошно скулил, лаял до хрипоты, всячески пытаясь сорваться со своей цепи. До самого вокзала баба Галя крепко держала внука за запястье левой руки и вырваться из её сильной хватки щуплому, небольшого роста пареньку было просто невозможно. На вокзале они дождались объявления посадки в свой пригородный поезд и отправились в областной центр, откуда поезд дальнего следования доставил их во Львов. А там на автобусе они приехали в незнакомый Славке хутор. Слёзы текли по его щекам. Он не отрываясь смотрел в вагонное окно, по стеклу которого струился осенний дождь. «Успокойся, Слава! Ничего с Гавриком не случится. Твоя никудышная мать его-то сможет прокормить. У меня тоже есть собака —большой сторожевой пёс по кличке Карат. Вы с ним обязательно подружитесь. Вот видишь, даже дождь пошёл, только мы сели в поезд! А знаешь, что это значит?» – спросила баба Галя игриво. – «Нет, – буркнул Славка, а затем шмыгнул носом и добавил: – Что?» – «Дождь – к хорошей дороге», – голос бабушки стал ласковым. – «Не буду я дружить с твоим Каратом. Зачем мне с кем-то дружить, если потом приходится расставаться?» – прошептал Женька.

Эта часть жизни друга Паше была неизвестна. За годы их общения Вячеслав смог ему доверить всего лишь маленькие крупицы истории своей судьбы. Павел знал, что когда бабка, так её называл друг, умерла, его, четырнадцатилетнего, отправили в детский дом. С тех пор Слава решил, что жить нужно своим умом, надеяться только на себя и никому не доверяться. Около года назад Вячеслав в разговоре с Пашей изменил свои принципам: «Всю жизнь жил одиноко, без женщин, друзей. Единственный мой друг – это ты!» Слава тогда улыбнулся, что для него большая редкость. Павлу же было приятно услышать такое признание в свой адрес.

На перекрёстке с интенсивным движением Паша на всякий случай оглянулся, а через оставшиеся сорок секунд, потеряв надежду на встречу с другом, на зелёный свет пересёк самую широкую проезжую часть города. Люди здесь сновали и днём, и вечером, и в будни, и в выходные дни. Машины в час пик стояли в пробках. Слава богу, пробок из людей пока не наблюдалось. Но, если отвлечься на бабушек, пожилых мужчин, торгующих зеленью, чесноком, картошкой со своих огородов или рыбой, грибами, ягодами, являющимися достоянием уже общих озёр, лесов и рек, риск ненароком задеть кого-нибудь плечом, не исключался. У Паши никогда не было с этим проблем. Он умело мог взглянуть на несанкционированные торговые ряды из табуреток, раскладных столиков, деревянных ящиков, перевёрнутых вверх дном, и одновременно увидеть идущих навстречу пешеходов. К тому же в четырнадцать часов, в пик рабочего дня, люди не торопились, их было немного, большинство из них было безразлично по отношению к тем, кто стоял на этой улице вдоль края тротуара за самодельными прилавками. «А раньше слева на специальной площадке был мини-рынок», – вспомнилось Паше, когда он уже прошёл это место. Он продолжал идти, сравнивая своё прошлое и настоящее: – «Нет, в те двадцать с хвостиком мне возвращаться не хочется».

…Голод настойчиво и верно подводил Павла и его мать к критичной черте. Ночами мама то вставала с постели, то снова ложилась, тем самым не давая сыну уснуть. Поесть ему хотелось ужасно, но, как говорится есть ещё порох в пороховницах. Павел молодой и тренированный, поэтому каждое утро поднимался, умывался, зубы чистил, слегка обмакнув зубную щётку в соль (её хватало надолго) и доходил до «биржи труда», что оказывалось для него напрасным трудом. Раз в месяц со своей скудной пенсии бабушка (мать отца) Павла отправляла внуку ничтожную денежную помощь, но очень бесценную на тот момент для матери с сыном. Отец, уехавший к своим родителям, вновь оказался без работы. Причиной стал банальный обман работодателей. А началась вся эта свистопляска в их семье несколькими годами ранее.

…Всё случилось во время учёбы Павла в институте. Будучи студентом второго курса, он позвонил домой. По телефону ответила мама. Её голос прозвучал до ужаса странно. Мурашки пробежали по телу Павла. Странное дело, с ним говорил всё тот же человек, но как подменённый. Затем мама засмеялась жутким, дьявольским смехом, а после положила трубку. Отец Павла был на работе. Он приехал, как всегда, ближе к восемнадцати часам. И нёс домой нерадостную весть: его сократили на службе. (Тогда жизнь складывалась неважно, многие лишались работы.) Вдобавок к этому он застал жену в психологическом кризисе. Картошка в сковороде лежала недожаренной. На голову жена намотала какие-то нелепые тряпки. На протяжении всей ночи ей чудились умершие люди, в голову навязывались незнакомые голоса, в ушах гудело. Утром муж вызвал скорую помощь. Врач оценил состояние больной, сделал успокоительный укол и рекомендовал подписать согласие на её госпитализацию: «Смерть близкого человека на неё так повлияла. Нужно лечить». Умершим близким человеком был отец Надежды Николаевны. Но от предложения врача Сергей Петрович отказался и в тот же день запил.

Безработная жизнь Сергея Петровича продолжалась, а продуктовые запасы дома заканчивались. Он перезанимал деньги, ходил на собеседования по различным организациям, но устроиться на новую работу не получалось. Спустя месяц Сергей Петрович собрал сумку и объявил жене о своём отъезде в город своего детства: – Ну, я поехал. Устроюсь на работу, вышлю денег, и ты тоже приедешь».

Надежда Николаевна ничего не могла понять. Они вместе прожили двадцать лет, теперь он уезжает. А она, голодная, без денег остаётся одна. Стук закрывающейся за мужем двери гулко отдался в её голове. В это время на расстоянии ей помогал Паша, благо у него имелась подработка грузчиком. Позже и отец начал вносить свою финансовую лепту в жизнь жены. Острый кризис у неё миновал, перейдя в тихое помешательство. А на следующий год умерла её мать. Надежда Николаевна наотрез отказалась ехать к мужу, так как её волновали совершенно другие мысли и люди. Мысли были чёрные, люди неживые, и, как божественный луч, любовь к сыну спасала ей жизнь. Она ждала, когда он вернётся домой…

Заканчивалась бабушкина помощь буквально за четыре дня. Прошло уже три недели. Маломальской провизией помогал им друг Павла – Николай. Ему жилось проще: родители получали пенсию, к тому же его отец дополнительно нёс неплохую службу. И с работой у Коли складывалось удачнее, чем у Паши, правда, с каждой зарплаты на новом месте он уходил на неделю в запой. А отгуляв, снова пытался трудоустроиться. Сейчас шёл второй месяц его безработного существования, и удача ему не улыбалась. Но вчера вечером у него получилось умыкнуть с домашней кухни банку супа, во вторую банку он положил макароны и одну котлету. Продовольственный паёк от Николая Паша разделил с матерью. Голод в эту ночь сильно не тревожил, хотя принесённая другом еда и провалилась в его желудок, как в бездонную бочку. Павла больше беспокоила мать, которая в любом состоянии совершала свои обряды. Она корявым почерком расписывала обрывки газетных бумаг, раскладывала их по разным местам, клеила с помощью слюны на стены. Если бумажка падала на пол, то Надежда Николаевна вскакивала и исправляла данный недостаток в раскладке своих «карт таро».

Сейчас она бубнила, и Паша в раздражении готовился выбежать из-за своей половины комнаты. Его подстегнул неожиданно раздавшийся грохот. В мгновение Паша очутился на середине комнаты. Оказалось, с дивана упал стул, который мама зачем-то положила с краю ножками вверх. Теперь стул валялся на полу.

– Ты дашь мне поспать или нет? Чего ты тут вообще творишь? – громко заговорил Павел.

– Я всё правильно делаю! Спасаю нас от них!

– От кого «от них»?

– От тех, кто нам жить мешает!

– Этим ты ничего не исправишь. Я тебе говорил: «Поехали к папе!»

– Да как ты не понимаешь, что они только этого и ждут? Чтобы мы уехали отсюда и померли там.

– Ну-ну! Я пошёл спать. Дай мне поспать. Завтра на подработку иду. – Паша неожиданно для себя обессилел.

– Ты не должен работать никаким грузчиком на рынке! Ты – учитель!

– Прекрасно! Сделай так, чтобы меня взяли на работу. Но, если ты помнишь, я уже работал один год в школе по возвращении домой. Так же жили впроголодь, потому что денег практически не платили. Правда, сейчас вроде зарплату не задерживают. Но и места для меня уже нет.

– Я этих сволочуг, кто над тобой издевается, всех посажу!

Паша не захотел больше слушать бессмысленный шквал слов. Он снова скрылся за мебельной стенкой, и, бухнув на софу двадцатилетней давности, укрылся одеялом по самую голову…

«Сейчас я грузчиком не пошёл бы работать. Пусть и голодал бы! Да просто из принципа не пойду». – Паше осталось пересечь два перекрёстка, а на следующем стоял угловой двухэтажный многоквартирный старый дом – это их новое место жительства после возвращения из Светловска. Именно там он учился в институте, а в маленьком районном городке Светловской области, на своей родине, вот уже двадцать шесть лет живёт его отец. Бабушки с дедом нет в живых. И этим летом, заходя в гости к своему двоюродному брату в их старый бревенчатый дом, куда Семён заехал с женой и десятилетним сыном, Павел почувствовал его пустоту. Отец жил один в двухкомнатной квартире. Он очень сожалел, что купленную в Светловске квартиру Паша с матерью продали и уехали обратно в Стужинск. Нельзя назвать это решение спонтанным, ведь там он так и не смог найти работу по профессии. Да и Надежда Николаевна хотела уехать в Стужинск. Кстати, Павел обратил внимание, что в Светловске матери намного лучше. Сама она этого не заметила и настояла на переезде. Они вернулись на родину, чтобы каждый день подниматься по деревянным ступенькам на второй этаж и открывать дверь трёхкомнатной квартиры, где им принадлежала одна большая комната. Да-да, они жили с соседями. И Паша ни о чём не жалел.

Мать стряпала на кухне. Войдя в квартиру, Паша постучался в дверь соседа. – Витька, открывай! Ты дома? – И тут же прислушался. – Витька, открывай! Я знаю, что ты дома.

Из кухни в коридор вышла мама. Она вопросительно посмотрела на сына.

– Хочу заставить этого обормота открыть дверь. Я слышал, как он шевелился на диване. Когда деньги за электричество отдаст? Хотя бы за этот месяц.

– У него всё равно денег нет, безразлично сказала мать. Но обратно в кухню Надежда Николаевна уходить не спешила.

Паша застучал по двери соседа сильней. На той стороне послышалось движение. Виктор медленно зашаркал ногами к выходу. Через пару минут дверь отворилась.

– Чего так долго дверь открываешь? – сказал Паша без злости.

– Да нога болит.

– Витька, когда деньги за электричество отдашь? Я уж не беру в расчёт прошлые месяцы. Ты говорил, что устроился на работу. Полтора месяца прошло. Тебе всего-то двести рублей отдать, тем более за остальные услуги не платишь.

Пашу не волновало, оплачивает ли сосед жильё, горячую, холодную воду, отопление, вывоз мусора – счета на эти все услуги у трёх соседей были раздельными. А вот за электричество присылали одну квитанцию на всю квартиру. Собственники комнат сами должны были делить между собой выставленную сумму за пользование электричеством. Делить-то Павел делил, а оплачивали расход электроэнергии он и третий сосед. Тот не являлся собственником, а снимал комнату. А Павел сам, по своей инициативе, оплачивал набежавшую за месяц сумму Виктора. На самом деле Паша знал, что с него взятки гладки и давно перестал надеяться на возврат денег.

– Ну сейчас, на следующей неделе зарплату дадут и заплачу.

– У тебя же аванс был. А зарплату, ты сказал, обещали десятого числа каждого месяца.

– Вот, жду, – пробубнил Виктор.

– Ты и не работаешь! Всё ты врёшь, – отмахнулся от него Павел.

– Работаю я! – сказал тот протяжно и с удивлением.

Паша отвернулся, не желая препираться с соседом, и шагнул на свою часть коридора, где начал снимать обувь. Витька тихо закрыл дверь, дошёл до дивана и лёг. У него крутило живот, за последний год он вообще сильно сдал. Раньше в летний сезон Виктор плотничал на дачах. Сейчас иногда выходил на какие-то разовые дешёвые подработки, не изменяя своему профильному навыку. А в целом образ жизни вёл несуразный. Он и будучи женатым не имел привычки регулярно чистить зубы, вовремя побриться. Что и говорить, супруга его была под стать ему. Полы в их комнате никогда не мылись, максимум что Ирина могла сделать, так это подмести замусоренный пол. А общий в квартире коридор, кухню, туалет, ванную всегда подметали и мыли Паша с матерью. Жила Ирина с Виктором вынужденно, умом не блистала, больше отставала от среднестатистической женщины. Когда же умерла её мать, то, подхватив двухгодовалого сына, быстренько въехала в освободившуюся отчую квартиру. Разводиться им не пришлось, брак был гражданским. На память о совместно прожитых годах квитанции Виктору приходили с пометкой «два собственника», то есть отец и сын. Алименты с него Ирина не требовала, справлялась как-то сама. В первый год раздельной жизни изредка наведывалась, заикалась про деньги, но вскоре оставила свои пустые попытки. Вот уже два года, как Виктор не видел бывшую жену и сына, страданий по этому поводу, видимо, не испытывал. Он был ровесником Павла. В Паше нет-нет да и закрадывалась мысль: «Это ж надо, человеку изначально дали и жену, пусть глупую, но ему она нравилась, и ребёнка. А он что с ними, что без них ведёт себя безалаберно. А я бьюсь, бьюсь – толку никакого, будто специально счастья лишают, чтоб опустился».

Надежда Николаевна, понаблюдав за диалогом сына с соседом, отлучилась было к газовой плите, кастрюле, сковороде и прочей кухонной утвари, но снова вышла из кухни.

– Ну что, отдал деньги?

– Какой там!.. Откуда они у него? – небрежно ответил Павел. – Что там готовишь?

– Рис, котлеты. – На еде мать не заостряла внимания. – Я в милицию пойду заявление на него напишу. Пусть его выселяют, раз ни за что не платит!

– Какая тебе разница, платит не платит? Те счета нас не волнуют. А с двухстами рублями в месяц за электричество… Плевать на них!

– Нет, я пойду! Пусть его выписывают отсюда! – Надежда Николаевна перешла на крик.

– Ну началось. – Паша как бы обхватил свою голову и резко рванул к двери комнаты.

Её голос ещё доносился до Павла, когда он закрывал вторую дверь внутри комнаты. В эти годы его жизнь проходила не просто за мебельной стенкой. Въехав на новую жилплощадь, двое профессиональных плотников установили Паше двойную стену из гипсокартона с минватой внутри для лучшей звукоизоляции. Они же установили и межкомнатную дверь. На своей половине Павлу стало легче. Он сначала сел на шикарный диван отдышался. Потом встал, подошёл к двери и на всякий случай закрыл её на шпингалет: «Как мне надоело это сумасшествие. Как же я устал». Павел с грустью замечал, что по приезду в Стужинск к матери возвращается прежнее состояние. Однажды, когда не заладилась работа в школьном образовании, рухнула его тренерская деятельность, он засомневался в правильности решения, принятого в Светловске. В такие минуты, как сегодня, он так же боролся с чувством безысходности, гоня от себя мысль о совершённой им ошибке. Паше захотелось вина. – «А ведь такое хорошее настроение было до этого!» – Он взял под стулом спортивную сумку.

Мать мыла кастрюлю и была задумчива.

– Я сейчас приду! Пойду к чаю что-нибудь куплю, – обратился он к ней.

– А обедать? Ты же не обедал!

– Сейчас схожу и буду есть. Зал, кабинет на работе посмотрел. Завтра первый педсовет.

– Ну так купи чего-нибудь.

– Чего купи? – Паша притворился, что не понимает.

– Сам знаешь, чего. Коробку купи, – последнее мама произнесла тихо и скороговоркой.

– Потом ещё скажешь купить?

– Нет. Одной хватит. – Было видно, как она повеселела.

К семи вечера Паша всё-таки купил вторую коробку полусладкого белого вина. А его устроила одна бутылка итальянского сухого красного. Надежда Николаевна не только не разбиралась в вине, ей по непонятным сыну причинам нравилось вино в коробках. Если первая коробка маму утихомирила, то вторая разбудила спящих в ней бесов. Она вспоминала разных знакомых людей, кого-то обзывала, над кем-то смеялась, её монолог частично переходил в диалог с сыном. Паша специально оставил свою дверь нараспашку, чтобы мама не заходила к нему, где в кружку потихоньку наливалось насыщенное вино рубинового цвета, как описывают сомелье, с оттенками послевкусия… В первом часу ночи Надежда Николаевна, бормоча себе что-то под нос, уснула. Павел в нейтральном состоянии прикрыл межкомнатную дверь, чтобы крепко проспать до восьми утра.

Когда Паша раз в неделю выпивал вина, то хорошо высыпался, скидывая с себя накопившуюся психологическую усталость. Мать, напротив, проявляла скверный характер. Она злилась, внутреннее состояние чётко отражалось на её лице. Последствия алкоголя у Надежды Николаевны могли быть и кардинально другими. На утро имел место именно такой эффект. Она была удручена, измучена. К девяти утра Паша пошёл в ближайшую аптеку за настойками пустырника. Такие лекарственные средства, как боярышник, пустырник, пион, продавались в аптеке на ура.

– Пустырник? – предположила немолодая женщина.

– Да. Четыре штуки.

Паша давно перестал стесняться. Он часто покупал это спасительное для матери средство и по-боле. Бывало, количество травяных настоек за день доходило до двадцати штук, плюс к ним валидол, аспирин, корвалол. Ко всему прочему закупка пустырника не ограничивалась одним днём. Серийные, в течение трёх дней, походы Паши в аптеку случались, когда Надежде Николаевне переводили пенсию. Сын помогал матери снять в банкомате деньги. Они тут же оплачивали все услуги, связанные с жильём. Проходили по магазинам, закупая продовольственные и непродовольственные товары, а с оставшихся денег Надежда Николаевна три дня пила вино, и также три дня «отходила». Этому образу жизни мать следовала довольно-таки давно. Не раз Паша страшился: «Как бы не померла» – настолько сильно сдавливало ей сердце. Но в этот день тревожиться было незачем.