Неидеальный сосед

– Что это значит? – спрашиваю удивлённо.

– Моя фамилия Эллис.

– Вот это да, – я уже правда не могу сдержать улыбку. – Действительно прикольно. Как ваша рука?

– В порядке. Шрам останется, но ничего. Вроде как говорят, что мужчину шрамы только красят. Вы, наверное, очень устаёте на работе… Медсёстры всегда так загружены. Я восхищаюсь такими людьми.

Я допиваю чай и чувствую, как на лицо падает несколько капель. Снова начинается дождь.

– Пойду я спать, – говорю, поднимаясь с пола. – И давай на «ты»?

Он тушит сигарету и, улыбаясь, говорит:

– Давай. Спокойной ночи, Эллис.

Возвращаюсь внутрь квартиры с чувством лёгкости. Давно у меня не было таких обычных разговоров. С Гарретом в последнее время все заканчивается ссорами, на работе все разговоры о работе. Даже мои друзья – это мои коллеги. А о том, чтобы встретиться где-нибудь в нерабочее время и речи быть не может. То у меня завал, то наши графики не совпадают. С мамой и сестрой поговорить по душам тоже не получается, от них я всегда слышу только упреки. Кто бы мог подумать, что обычное знакомство с новым соседом и разговор через балконные перила станут моей отдушиной в этой бесконечной рутине стресса.

…15 дней

Я просыпаюсь рано утром и потягиваюсь, но сразу ощущаю тяжесть в воздухе, как будто что-то не так. В голове всё ещё мелькают мысли о том, как раздражает меня всё в последнее время, и Гаррет в первую очередь. Не открывая глаз, я пытаюсь перевернуться на бок, надеясь немного уединиться в этом моменте тишины. Но в следующий момент его рука ложится мне на талию. Я вздрагиваю, и раздражение снова накрывает меня. В последнее время его внимание и его близость стали такими удушающими, такими навязчивыми. Я пытаюсь тихо отстраниться, не разбудив Гаррета, но его рука всё ещё лежит на мне, и я чувствую, как растёт злость.

– Проснулась?

Я поворачиваюсь к нему. Он лежит, с той самой ленивой, полусонной улыбкой, даже не подозревая, что внутри меня уже давно нет ощущения покоя рядом с ним. Его кожа – гладкая, с тёплым карамельным оттенком – выглядит безупречно на фоне смятых простыней. Светлые волосы чуть растрёпаны, будто нарочно, а небрежная улыбка подчёркивает ямочки на щеках – до отвращения милые. Всё в нём как будто нарисовано – красивый, безупречный, будто специально созданный для восхищения. И, возможно, именно это начинает бесить больше всего. Я смотрю на него молча. Слишком долго, слишком пристально. Внутри медленно нарастает странная смесь чувств. Восхищение? Да, наверное. Но и раздражение тоже. Всё это слишком – слишком красиво, слишком правильно, слишком близко. А я будто трещу по швам, и терпения становится всё меньше.

– Почему ты так на меня смотришь? – он тянется ко мне за поцелуем, но я отстраняюсь.

– Не хочешь извиниться за вчерашнее поведение?

– Блин, Элли, не начинай с утра пораньше.

– Я злюсь на тебя, если ты не заметил!

– Ну так давай мириться, – он быстро наваливается на меня сверху, что я даже не успеваю отреагировать.

Я хочу оттолкнуть его, но чувствую, как он прижимается ко мне своим возбужденным членом. Жар расплывается между ног, и я ненавижу себя за то, что не могу перед ним устоять. В итоге, наплевав на всю злость, я отдаюсь ему.

Приняв быстрый душ, я выхожу в гостиную, и меня сразу окутывает аромат завтрака. На кухне, в одних боксерах, стоит Гаррет. Его спина прямая, плечи широкие, мышцы чётко очерчены в мягком солнечном свете, пробивающемся сквозь окна. Он двигается уверенно, непринуждённо, и каждое его движение будто подчёркивает идеальную физическую форму. Он выглядит так, словно только что сошёл со страниц мужского глянца – и даже не прилагает к этому усилий. Всё в нём – от тела до лёгкой небрежности в волосах – вызывает ощущение законченной, продуманной картинки. И, несмотря на всё напряжение между нами, несмотря на раздражение, которое не утихает в последние дни, я не могу не отметить: это сексуальное зрелище по-прежнему цепляет.

– Какие планы на день? – спрашивает он, пока мы завтракаем.

– Хочу проваляться весь день на диване и хорошенько отдохнуть.

– Малыш, я ведь уже говорил, что тебе не обязательно так убиваться на работе. Моей зарплаты будет достаточно, чтобы обеспечить нас обоих.

– Не начинай, пожалуйста.

– Ладно. Молчу. Просто беспокоюсь о твоем состоянии.

Я не отвечаю. Не хочу. Потому что знаю, что если скажу хоть слово, мы опять поругаемся.

– У меня сегодня смена после обеда, а до этого я хотел заскочить в спортзал. Но, если хочешь, могу остаться дома до работы.

– Нет, в этом нет необходимости, – говорю, сама не понимая, я правда не против или просто пытаюсь выпроводить Гаррета, чтобы остаться в тишине.

– Хорошо. Тогда помою посуду и поеду.

– Не нужно, я сама всё уберу, – видимо я и правда уже не знаю как поскорее от него избавиться.

Гаррет встает из-за стола, подходит ближе и целует меня.

– Люблю тебя, Элли.

– И я тебя.

Домыв посуду, я провожаю Гаррета до двери и закрываю её за ним, ощущая, как в квартире становится комфортнее. Впереди целый день покоя, без лишних разговоров и суеты. Я медленно иду к шкафу рядом с телевизором, тянусь к своей стопке книг. Рука невольно тянется к медицинскому справочнику, но я быстро останавливаю себя. Нет, не сегодня. Хватит. Вместо этого я беру с полки короткий любовный роман, который купила ещё полгода назад, но так и не начала читать. Его обложка обещает лёгкий сюжет и немного романтики, что именно сейчас мне и нужно. Устраиваюсь на диване, ныряю в мягкие подушки и начинаю читать, позволяя себе погрузиться в выдуманный мир, который хоть на время помогает забыть обо всём.

– Нифига себе, как он в неё поместился? – не сдержавшись, говорю вслух. Да уж. Чего только не придумают в этих любовных романах…

Я откидываюсь на спинку дивана, погружаясь в историю, когда вдруг, в тишине комнаты, начинает звучать тихая мелодия. Звуки пианино, мягкие и плавные, словно волны, накатывающие на берег. Я замираю, прислушиваясь. Это так красиво… но откуда? Я живу здесь давно, и, насколько помню, в нашем доме никто не играл на пианино. Или играл? Может, я просто не замечала? Чувствую, как любопытство начинает брать верх, а спокойствие, которое я пыталась найти в книге, уходит на второй план. Отложив роман на столик, я встаю с дивана, неспешно направляясь к балкону. Возможно, звуки идут с соседнего дома или кто-то в нашем подъезде недавно приобрёл пианино. В любом случае, мне хочется понять, откуда идёт эта музыка. Открываю балконную дверь и выглядываю наружу, оглядывая окрестности. Вслушиваюсь… это из соседней квартиры.

– Кларк! – кричу я, слегка перегнувшись через балконные перилла. – Кларк!

Мелодия затихает. Через пару секунд я замечаю, как на соседний балкон выходит он. Мужчина, чью музыку я только что услышала. Мы оказываемся так близко, что я могу разглядеть каждую линию его лица. Он стоит буквально в метре от меня, в лёгкой футболке и джинсах, и, несмотря на это, в его образе есть что-то запоминающееся. Я смотрю на его лицо, и вдруг замечаю, что его глаза… они совершенно разные. Один – тёмно-карий, словно почва после дождя, а второй – ярко-зелёный, как листья весной. Они так сильно контрастируют, что невозможно отвести взгляд. В его глазах нет ничего, что могло бы отпугнуть. Наоборот. Только спокойствие. Я не могу удержаться от того, чтобы не начать изучать его лицо, пытаясь понять, какой он.

– Ого, у тебя разные глаза! Теперь ещё более странно, что я тебя не запомнила и сразу не узнала.

– Доброе утро, Эллис, – улыбается он.

– Это ты играл? Очень красиво.

– Да, иногда балуюсь. Правда моей девушке не нравится, жалуется, что слишком громко.

– У тебя есть девушка? – я вдруг запинаюсь. – Ой, чего это я, конечно у тебя может быть девушка, я не имела в виду, что это странно. И… прошу, останови меня, пока я не наговорила ерунды.

Кларк начинает весело смеяться, и я уже не чувствую себя так неловко. Он достаёт из кармана пачку сигарет и протягивает мне.

– Я не курю.

– И правильно. Курение убивает, – говорит он с хитрой ухмылкой, прикуривая сигарету. – Кстати, мы с моей девушкой живём вместе. Решили съехаться и вот нашли эту квартиру. Сейчас она улетела к брату на свадьбу, поэтому пока я один, могу играть сколько хочу.

– Ты круто играешь.

– Спасибо.

Между нами повисает неловкая пауза. Я стою, не зная, что сказать. Но ловлю себя на мысли, что мне определённо хочется продолжить диалог.

– А ты почему не на работе? Выходной? – он первый прерывает молчание.

– Ага. Гаррет ушел в тренажёрку, потом на работу. А я решила весь день проваляться дома и почитать книгу.

– Что читаешь?

– Даже не спрашивай. Купила из-за названия – «Волшебная любовь». Думала, что это красивая сказка… А там такое, что мне стыдно об этом рассказывать.

– А мне теперь вдвойне интересно, что же там.

– Не будешь смеяться и осуждать за то, что я читаю такое?

– Нет, конечно, – весело говорит он.

– Ну, там есть героиня, она попадает в волшебный мир и встречает главного героя, в которого влюбляется. Этот герой – волшебное существо, он огромный, у него серебристая кожа, длинные белые волосы, а ещё у него есть крылья и хвост.

– И что же в этом такого постыдного?

– Стыд начинается тогда, когда дело доходит то их первого секса. Понимаешь, она девственница. А он, как я уже сказала, огромный… во всех местах.

– Ой, бедная героиня.

– Вот и я о том же! Я же, будучи медиком и разбираясь в анатомии, понимаю, насколько это физически больно! Но там…, – я чувствую, как моё лицо заливает краска, но на выдохе выдаю всё как есть. – В общем, он входит в неё полностью с одного толчка, а она кайфует от того, что её разрывает изнутри и кончает четыре раза подряд.

Я вижу, как Кларк застывает, не донеся сигарету до рта.

– Мда уж, – выдает он. – После такого у женщин завышенное ожидание, а у мужчин комплексы…

– Но самое стыдное всё же не это, —не понимаю почему мне так хочется всё рассказать. – Самое постыдное, что мне нравится такое читать.

Я опускаю взгляд, боясь показаться посмешищем.

– А я был девственником до двадцати восьми лет, – непринуждённо говорит он, и я смотрю на него с удивлением. —Джули, девушка с которой я сейчас живу, моя первая сексуальная партнёрша. Так что теперь и ты знаешь обо мне что-то, чего я стесняюсь.

– Тебе нечего стесняться, Кларк.

– Как и тебе, – улыбается он.

Мы стоим друг напротив друга ещё несколько секунд.

– Ладно, пойду дочитаю свою постыдную книжонку пока Гаррет не вернулся.

– Хорошего дня, Эллис.

– Можно просто Элли.

Кларк показывает мне большой палец в знак согласия и скрывается в своей квартире, пока я смотрю ему вслед. Захожу в гостиную, сажусь на диван и продолжаю читать. Хотя мне и стыдно признаваться, что я читаю такие книги, я всё же совру, если скажу, что эти постельные сцены не возбуждают. В слегка игривом настроении мне приходит идея устроить Гаррету романтический ужин. В последнее время наши отношения сильно испортились, может стоит попробовать всё наладить. Решаю приготовить на ужин его любимую пасту болоньезе. Я, конечно, тот ещё повар, в сравнении с Гарретом, но паста получается у меня хорошо. Достаю из морозильной камеры фарш и проверяю все ли продукты для ужина есть в холодильнике. И тут на ум приходит еще одна идея – десерт! Но, так как с выпечкой я не дружу, решаю купить чего-нибудь сладкого у мистера Беннета. Смотрю на часы. 15:10. Отлично, ещё успею сходить в пекарню. Открываю шкаф, переодеваюсь в спортивный костюм, захлопываю дверцу и бросаю взгляд на часы снова.

15:50.

Что?

Я моргаю. Это невозможно. Я же только что смотрела. Я не могла просто стоять без дела почти час… Я провожу ладонями по лицу. Может, мне действительно стоит больше отдыхать? Мне точно нужно сходить к врачу, если что, завтра на работе поговорю об этом. Выхожу из дома и направляюсь в пекарню за углом.

– Добрый день, мистер Беннет! – радостно приветствую хозяина пекарни. Он – седовласый мужчина в возрасте, чья семья владеет этим заведением уже несколько поколений. Их семейные рецепты сладких пирогов просто невероятны.

– Элли! Как же давно тебя не видел! Проходи, у нас как раз смеется свежая выпечка. Как дела?

– Вся в работе. Вот даже к вам забежать не успеваю. Ой! Это что, лимонный пирог?

– Да, как всегда по традиции, каждую субботу наш фирменный лимонный пирог.

– Мне два! И плевать на фигуру, за ваши пироги я душу продам! А ещё мне маковый рулет пожалуйста.

Мистер Беннет весело смеётся и упаковывает мой заказ.

– Вот блин, – говорю я, шаря по карманам и понимая, что оставила кошелек и телефон дома. Эти сцены секса из книги и мои фантазии совсем затуманили мне мозг. – Простите мистер Беннет, я забыла деньги дома. Давайте я сейчас сбегаю за ними и вернусь.

– Не нужно, Элли. Бери.

– Что вы? Я не могу…

– Элли, если ты не забыла, в прошлом году ты спасла мою внучку, когда она подавилась. Если ты попросишь печь тебе лимонные пироги бесплатно каждый день, я буду их тебе делать, – так по-отцовски с добротой улыбается мистер Беннет и протягивает мне коробки с пирогами.

– Спасибо вам. Я расскажу всем про ваши пироги, а про ваших конкурентов распущу ужасные слухи! – смеюсь я и машу на прощание.

Вернувшись в квартиру, я кладу коробки с выпечкой на обеденный стол и оглядываюсь в поисках телефона. Ищу на кухне, потом подхожу к дивану и отодвигаю плед. Странно. Телефона нет, но под пледом лежит книга, которую я читала. Но я же точно помню, что положила ее на место, когда дочитала. Учитывая мою любовь к порядку, я бы никогда не бросила её тут. Или нет? Ладно, видимо действительно эти эротические романы плохо на меня влияют. Кладу книгу на место в шкаф и продолжаю поиски телефона. Осматриваю гостиную, прихожую, ванную, спальню. Проверяю даже в шкафу для одежды. Но телефона нигде нет. Я же не могла его выронить на улице, я бы наверняка услышала звук, как он упал. Да уж, какой-то странный денёк. Решаю дождаться Гаррета, чтобы он позвонил со своего телефона на мой, а пока приступаю к приготовлению ужина.

Я заканчиваю готовить чуть раньше, чем планировала, поэтому иду в душ и после надеваю легкое шелковое платье голубого цвета на тонких бретельках. Хочется вина, но завтра рано вставать на работу. На часах уже почти полночь, а Гаррета всё нет, хотя он должен был вернуться ещё час назад. И телефон, как назло, потерялся, даже не могу ему позвонить. Решаю выйти на балкон, и подойдя к двери замечаю через стекло Кларка, который стоит ко мне спиной и курит. Я разворачиваюсь и возвращаюсь к кухне. Отрезаю два кусочка лимонного пирога, кладу их на тарелки и выхожу на балкон.

– Привет, Кларк! – говорю так громко насколько могу.

– Привет, Элли.

– Что, даже не испугался от неожиданности?

Он улыбается и на душе становится тепло.

– Вот, угощайся, – я протягиваю ему одну тарелку с пирогом.

– Выглядит аппетитно. Что это?

– Офигеть какой вкусный лимонный пирог!

– Сама испекла?

– Ой, нет. Если бы испекла сама, ни за что никого не угощала бы.

– Спасибо, Элли. Но у мня аллергия на цитрусовые.

– Блин, жаль, – говорю, откусывая свой кусок пирога.

– Красивое платье, куда-то собралась?

– Ждала парня на ужин. Но он задерживается.

– Сожалею, что твои планы сорвались. Ладно, пойду, ещё поработать надо.

– Конечно, спокойной ночи, Кларк.

– Спокойной ночи, Элли.

Я доедаю свой кусок пирога, а потом, без зазрения совести, тут же съедаю второй. Остаюсь на балконе ещё какое-то время, вдыхая свежий ночной воздух. Иду на кухню, смотрю на часы. Час ночи. Нет смысла ждать Гаррета. Складываю всю еду в холодильник, мою посуду и иду спать.

…14 дней

Я просыпаюсь от назойливого звука будильника. Резко поворачиваюсь на бок и с удивлением понимаю, что кровать пуста. Гаррета нет. Простыня рядом даже не примята, как будто он так и не ложился. В груди начинает нарастать тревога. Сбрасываю одеяло, вскакиваю с кровати и быстро выхожу из спальни. Вижу – он спит на диване. Растянулся неуклюже, одна нога свисает на пол, рука закинута за голову. Честно говоря, я удивлена, как он вообще уместился – диван явно не рассчитан на его рост и габариты. Я подхожу ближе и сразу чувствую запах. Резкий, стойкий запах алкоголя. Всё становится на свои места: вот почему он не пришёл спать в кровать. И вот почему я так и не дождалась его ночью. Стараясь не шуметь, я начинаю собираться на работу. В ванной быстро умываюсь, потом завязываю волосы в небрежный пучок, хватаю одежду и на носочках прохожу на кухню. Открываю холодильник, чтобы достать сок – и вдруг замираю. На верхней полке, между бутылкой молока и контейнера с овощами, лежит мой телефон. Я моргаю. Один раз. Второй. Секунду просто смотрю на него, не в силах поверить. Нет, я точно не могла его туда положить… Или могла? В голове – туман, как будто я всё ещё не до конца проснулась. Стою, вцепившись в дверцу холодильника, и чувствую, как по спине медленно ползёт холод. Может, это просто рассеянность? Но телефон в холодильнике – это уже перебор даже по моим меркам. Вынув гаджет, убеждаюсь, что он полностью разряжен. Раздражённо бросаю его в сумку, напоминая себе, что обязательно нужно будет разобраться со всем этим. Но позже. Сейчас – работа. Я выхожу из квартиры, тихо закрываю за собой дверь и, спускаясь на первый этаж, замечаю знакомую фигуру. Кларк. Он стоит у почтовых ящиков, перебирает письма.

– Доброе утро, – приветливо машу ему рукой.

– Привет, Элли. Как там твой парень? С ним всё в порядке?

– Что? Почему ты спрашиваешь? – не понимаю я его вопрос.

– Ну его же вчера полиция привезла домой, поэтому поинтересовался, все ли в порядке.

–А-а-а… да, в порядке… спасибо что спросил, – я решаю не рассказывать, что вообще не в курсе того, что случилось. – Хорошего дня!

Он что-то отвечает, но я уже не слышу его. Мои мысли забиты вопросом, что же вчера случилось.

Быстро добираюсь до работы, переодеваюсь и иду к стойке регистрации.

– Доброе утро, Аманда. Поставь пожалуйста мой телефон на зарядку. Представляешь, вчера потеряла его, а сегодня нашла в холодильнике!

– Ого. Кому-то срочно нужен отдых. У тебя всё нормально?

– Да, всё хорошо. А ты почему такая напряжённая?

– Элли… тот пациент, Мистер Уиллис, который поступил с ожогом, умер сегодня ночью.

–Что?! Как? От чего, что произошло?

– Заражение крови.

– Он же пил антибиотики! Я лично заходила к нему и давала их! Он же выпивал их при мне…

– Странно, анализы показали, что в его крови не было следов антибиотиков.

– Это невозможно, – мой голос звучит глухо. – Я же сама видела, как он их принимал…

Но в этот момент меня пронзает неприятная, тошнотворная, почти устрашающая мысль. Она проходит через меня, как ледяной ураган – быстрый и болезненный. Я в оцепенении хватаюсь за стойку регистрации, и в голове всплывает картина: я говорю мистеру Уиллису о таблетках, чётко, с расстановкой, даже записываю в его карту, делаю пометку, чтобы не забыть, достаю таблетки из баночки и протягиваю ему со стаканом воды. Всё – точно помню. Но вижу ли я перед глазами, как он глотает таблетки? Как запивает их водой? Как я слежу за этим, как делаю пометку в голове – выпил, всё хорошо? Нет. Ничего. Пустота. Сердце начинает колотиться чаще. Горло сжимается, как будто внутри застрял ком. Я что, забыла дать ему лекарства? Я действительно могла забыть? На автомате сделать перевязку, поговорить, записать – но не дать то, что должно было быть жизненно важно? Паника медленно расползается по телу. Я чувствую, как к щекам приливает жар, ладони становятся влажными, а разум – будто в тумане. Господи… если я и правда не дала ему таблетки… Мир на секунду теряет фокус, и я хватаюсь за стойку крепче. Вдох. Выдох. Ещё один.

– Мне жаль, Элли, знаю, как тяжело ты переносишь такие ситуации.

Она права. Смерть любого пациента даётся мне тяжело – слишком тяжело. Это оседает где-то внутри, в грудной клетке, и не отпускает ещё долго. Каждый раз, даже если я стараюсь держаться, быть спокойной, профессиональной – это проникает в самое сердце. Это одна из тех причин, почему я не хочу оставаться здесь. Не хочу снова и снова переживать это чувство – будто часть тебя уходит вместе с тем, кого не удалось спасти. А теперь ещё и эти провалы в памяти и чувство, что вдруг это моя вина… Молча отхожу от стойки регистрации, не вступая в разговор. Слова сейчас – лишние. Мне нужно прийти в себя, восстановить контроль, собрать мысли, которые разбежались в разные стороны. Я делаю глубокий вдох, стараясь удержать равновесие, будто внутри меня шатает сильный ветер, готовый всё снести. Но я не могу позволить себе сломаться. Я беру себя в руки. Один шаг. Потом второй. И снова – с головой в работу. В привычную, выверенную рутину, где у меня есть задачи, цифры, пациенты. Где всё по полочкам. Где я могу быть хоть немного в безопасности от своих собственных эмоций.

Вечером, возвращаясь домой, я всё ещё не могу выкинуть из головы мистера Уиллиса. Его лицо – бледное, но спокойное – всё ещё стоит перед глазами. Я прокручиваю события того дня снова и снова, как заезженную пластинку. Что я упустила? Всё ли сделала правильно? Почему именно он? Эти вопросы будто впились в голову и не дают покоя. Поднимаюсь по лестнице медленно, будто каждая ступенька даётся с трудом. Открываю дверь, вхожу в квартиру. Разуваюсь в прихожей, машинально выравнивая обувь у стены. Чувствую жуткую усталость. Прохожу в гостиную – вокруг знакомое пространство, почти уютное, но сегодня оно не даёт облегчения. Сегодня всё кажется чужим и глухим.

– Привет, малыш, – Гаррет протягивает мне огромный букет цветов. – Знаю, что ты злишься, прости. Не рассчитал и перебрал с алкоголем.

– А в полиции как оказался? – я даже не принимаю от него букет.

– А ты не читала мое сообщение?

– Я вчера потеряла телефон, а нашла его только утром разряженным. Потом на работе был завал, и я до сих пор его не включила.

– Понятно, – Гаррет перестает протягивать мне букет и идет на кухню за вазой. – Слегка подрался с каким-то алкашом и нас забрали в участок. Но всё в порядке, не о чем переживать. Я хотел приготовить ужин, но нашел в холодильнике огромную порцию пасты. Разогреть?

– Я не голодна. Очень устала и хочу лечь спать. Кстати, ты завтра всё-таки улетаешь к родителям?

Гаррет смотрит на меня с недоумением.

– Да… Элли, ты же только что уже об этом спросила.

Я моргаю. Только что? Я не помню. Почему я этого не помню?

– Да, точно. Просто устала. Ладно, я спать.

– Люблю тебя.

– Ага.

Я захожу в комнату, машинально закрываю за собой дверь и окидываю взглядом пространство. Всё на своих местах, кроме этой проклятой кучи одежды Гаррета, валяющейся у самого изножья кровати. Спортивная кофта, штаны, носки – хаотичный ворох, который раздражает взгляд. Быстро переодеваюсь в мягкую домашнюю футболку, почти не ощущая прикосновения ткани к коже. Усталость растекается с головы до пят, она как туман, окутывает каждую мою клеточку. Я бросаю свою одежду в ту же кучу и падаю на кровать. Лежу на спине, смотря в потолок. Но из головы не выходит эта небрежная груда одежды, валяющаяся на полу. Хочется встать, взять всё это и закинуть в корзину, раз и навсегда избавиться от раздражающей детали. Но внутри – пусто. Ни моральных, ни физических сил. Даже пальцем пошевелить трудно. Всё, на что меня хватает – это отвернуться к стене и свернуться под одеялом, будто оно сможет защитить от реальности.

– Гаррет! – зову его, и он тут же появляется в дверях спальни. – Отнеси грязные вещи в корзину, а то мне лень вставать.

Смотрю, как Гаррет молча поднимает с пола кучу одежды. Его движения резкие, он явно не понимает, почему я требую от него сделать это прямо сейчас, но ничего не говорит. Просто выходит из комнаты, оставляя за собой запах своего одеколона и еле уловимую напряжённость в воздухе. Я не задерживаю взгляд, не зову его и не пытаюсь остановить. Внутри – только усталость. С завтрашнего дня у меня начинается долгожданный двухнедельный отпуск. Но я не хочу рассказывать об этом Гаррету. Он предложит поехать к его родителям вместе, начнёт строить планы, предлагать потащить меня в какие-то шумные места. А я хочу совсем другого. Мне нужен покой. Покой и тишина. Только они. Я накрываюсь одеялом с головой, словно это кокон, в котором я могу побыть одна, без внешних раздражителей. Просто лежу, не двигаясь. Сна всё ещё нет – в голове крутится слишком многое. И тут, словно кто-то услышал мою внутреннюю просьбу о мгновении умиротворения. За стеной раздаётся знакомая мелодия. Кларк снова играет. Пианино звучит глухо, но отчётливо, как будто пробирается сквозь бетон, разделяющих нас стен. Его музыка – как дыхание другого мира: она одновременно спокойная и глубокая, как будто кто-то медленно распутывает мои мысли. Я замираю, прислушиваясь к каждому звуку. Медленные аккорды, затихающие переливы. Я не замечаю, как начинает отпускать. В груди становится легче. Глаза тяжелеют. Я проваливаюсь в сон под звуки пианино, впервые за долгое время чувствуя не тревогу, а спокойствие. А потом – темнота.