Дело Теней

– Призывайте бури, ветер, водопады, заставляйте катиться камни. Потому что если они вас схватят, то отравят и выпьют.

Она пытается! В ней ведь так много штормов и бурь! Весенних ливней и летнего ветра!

– Они гасят магию. Но вы можете их снести.

Пальцы дрожат, когда Кристина шепчет заклинание, когда собирает волю, чтобы призвать ветер, штормовой, которым можно сломать корабль в щепки, но порывы такие слабые. Кажется, она падает на пол, и её прижимают к жёстким доскам. Она пробует сделать хоть что-то… с кончиков пальцев срываются ледяные иглы, мерцая во мраке.

Какая-то сущность цепляется за Кристину, царапает руки, пытается проникнуть внутрь, что-то вворачивается в районе пупка, рвёт блузку, и боль пронизывает тело. Нет-нет-нет, она не сдастся! Она не хочет!

Собрав всю волю в кулак, Кристина сжимает ладони и шепчет. Снова и снова. Она хочет их сжечь. Сжечь дотла, но у неё нет ни единой искры, а холод обжигает, вымораживает внутренности, в нём ещё попробуй выживи. Ей кажется, пол становится скользким и ледяным, а змеи выскальзывают из ушей, ноздрей, отпускают тело. Мрак наваливается тишиной. В нём нет больше звуков.

Опять мерцает зелёный свет. Кристина пытается ползти в его сторону, но получается с трудом. Тело болит так, будто его били и сжимали до синяков. Возможно, так и есть.

Видимо, она потеряла сознание, потому что приходит в себя, дрожа, когда снова мерцают лампы, пусть тускло и с неохотой.

Как же холодно… тени… тени? Как же кружится голова…

Она с трудом переворачивается на бок – тело слушается плохо – и ищет на полу телефон. Когда находит, подносит его совсем близко к глазам и набирает дрожащими пальцами сообщение:

«Помогите. Тени…»

Кристина нажимает «отправить». Закрыв глаза, она позволяет тьме увести себя, но та уже спокойная и утихшая.

Глава 6

В мире теней всегда сумрачно.

Изгибаются серо-чёрные деревья с глубокими дуплами на равнине, покрытой антрацитовыми цветами, будто нарисованными грифельными карандашами. Серебрится трава, и если провести по ней пальцами, на кончиках останется пыль, как с крыльев мотыльков.

Если идти дальше, пейзаж изменится: появятся холмы и лес, некоторые следопыты – стражи-исследователи мира теней – видели и горы, чьи верхушки укрыты белоснежными шапками, и реку, что течёт вспять. С тёмными водами, глубоководную, с тенями рыб и серым камышом. Но полностью этот мир не исследован ни одними стражами.

Пока не встретишь теней, их мир даже успокаивает тишиной, приятным ветерком и нетронутой прогрессом природой.

Но если зайти ещё дальше… наверное, так выглядел бы библейский ад. Пекло, в котором ревёт пламя, огненная и песчаная бури, а чёрный ветер разносит хлопья пепла, и пыль забивает нос и горло. И тени, готовые вонзиться в плоть любого, кто туда попадёт, везде, за каждым камнем и скалой, в пропасти и за деревьями, горящими от вечного пожара.

Кирилл открывает проход из Академии на первый слой и, проверив, что место безопасно, для надёжности закрывает разрыв двойным узором печати, чтобы тени не воспользовались им и не проникли в Академию опять.

При проверке коридоров и защитных заклинаний стражи обнаружили одну расшатанную печать: узор светился слабо и нечетко, будто его наложили недавно и не очень умело. Печать открыли. Следы вели в мир теней и дальше, во мрак, куда сейчас и направился Кирилл.

Сейчас ему нужна помощь.

Стянув с левой руки перчатку зубами, Кирилл достаёт кинжал и быстро надрезает ладонь – свежие царапины ложатся поверх уже заживших, и на коже проступают тёмно-серые линии. Кровь здесь не алая, а будто разлитая тушь.

Заклинание, удерживающее тень, ослабевает, позволяя той вытечь из тела и вырасти чёрной фигурой. У неё нет ни черт, ни рук, ни ног, а во все стороны от неё растекаются дымчатые ленты.

Кирилл смотрит, как темнеют его собственные руки, будто измазанные золой. Чувствует, как подстраивается зрение и теперь различает десятки оттенков серого и чёрного, а кровь становится горячей – будто резко поднялась температура. И этот внутренний огонь ведёт вперёд. Тень стекает к земле и вьётся среди трав, ища следы.

Кирилл, держа руку на рукояти кинжала, идёт вслед за ней по тропкам. Кто их проложил? Стражи или сами обитатели?

Маги всех стихий давно задаются вопросом: что же ищут тени? Чего хотят? И что они такое на самом деле?

Кирилл не раз заглядывал в Архив, чтобы найти ответы, понять, что ими движет, и – кто знает? – может, придумать, как лучше защитить город. К сожалению, после падения Ведомства стражей, процветающего вплоть до революции, многие знания оказались уничтожены, случайно или по злому умыслу, а что осталось, едва сохранили в двадцатом веке. Кирилл нашёл только теоретические рассуждения, ничем не подкреплённые. Ему понравился прагматичный взгляд одного из практиков середины двадцатого века: тени – всего лишь голодные твари хаоса. Они подпитываются магией и жизнью, как звери, что ищут добычу. Они бессмертны, пока их не уничтожить, а от голода они только становятся злее. Но их можно подчинить и призвать, а некоторые обладают каким-то звериным сознанием.

Кирилл выходит на каменистое плато, на котором высятся острые валуны из какой-то особой разновидности стекла, напоминающего обсидиан. Именно из этого материала мастерят кинжалы стражей – и один такой у Кирилла в ножнах.

Тень шепчет – точнее, нет, Кирилл понимает образы, что вспыхивают в сознании, – они на месте. Здесь след обрывается. Он осматривается и решает, что проведёт ритуал у валуна.

Ещё один разрез на ладони, и на землю каплет кровь.

Кирилл пальцем чертит символы и зажигает пламя в каждом из них, а потом прижимает порезанную руку к валуну. Призыв готов. Остаётся только ждать, когда какая-нибудь местная тень ощутит и придёт на запах и пламя.

Кирилл устраивается у одного из валунов, вытянув ноги. Достаёт флягу с настойкой от Николая и делает большой глоток. Вязкая, с привкусом трав, она придаёт сил и не даёт уснуть. Тень вьётся вдалеке, но Кирилл чувствует их связь – не как якорь, который не давал потеряться, а как поводок, удерживающий монстра. Под сердцем тянет.

Но не зря Кирилл разрушил звенья якоря. Он слишком связан с тенью, та влияет на него, расшатывает магию, провоцирует, уводит в свой мир. Она могла бы навредить Николаю, оставь Кирилл якорь. Если бы это случилось, он бы себя не простил.

Задумавшись, Кирилл вздрагивает, когда тень возвращается и устраивается рядом, будто крылья из дыма развернулись за спиной. Кирилл не знает, сколько прошло времени, в этих слоях время течёт иначе: могло пройти два часа или два дня. Следопыты учатся высчитывать и планировать рейды, чтобы не пропасть на долгие годы. Именно с ними Кирилл прикидывал, что на ритуал уйдёт около недели – по крайней мере, именно столько пройдёт в Москве.

Кирилл чувствует лёгкий голод и достаёт из рюкзака орехи и сушёное мясо. Грызя фундук и сладковатый изюм, он думает об Академии, о пропавших студентах, о последней лекции, на которой он показывал щиты. Мысли переносятся к Кристине: даже сейчас, в мире без красок, он помнит, какого цвета её глаза, может почувствовать запах озёрной воды, которым веяло от неё после купания, ощутить нежные прикосновения. Она благословила его – ещё никто этого не делал.

Что-то меняется, и Кирилл вскакивает, тут же вытаскивая кинжал. Тень кружит рядом, ластится к спине и рукам. На мгновение ему чудится, что он может различить шёпот в своей голове: «Близко. Осторожнее». Наверняка показалось.

По плато широкими прыжками мчит зверь, похожий на волка, только без шерсти, сплошь кости и кожа, серые, как и всё вокруг. Торчат суставы и арки рёбер. Длинный белый язык вываливается из пасти, мощные лапы с длинными когтями едва касаются земли. Кирилл стискивает рукоять кинжала, тело напряжено как струна. Зверь останавливается в паре метров, скалится.

У теней нет ни голосов, ни разума, но Кирилл знает, что с ними можно общаться образами.

Зверь облизывается и скалится. С клыков стекает вязкая чёрная слюна. Рычит, будто спрашивает, что надо. Кирилл достаёт из рюкзака вещи пропавших студентов, которые взял с разрешения их близких из комнат общежития, и кидает их на землю: джинсовая куртка Анны, ботинок Хлои, шарф Влада. Зверь подкрадывается и принюхивается, а потом садится на задние лапы и смотрит тяжёлым взглядом.

Кирилл достаёт из кармана колбу с жидким огнём – попросил в лаборатории сделать забор его крови. Откупорив, он выплёскивает тот перед собой. Зверь молниеносно подскакивает и алчно лакает, а облизнувшись, скалится ещё шире. Подхватив зубами куртку, широкими прыжками уносится по плато.

Виски стискивает боль, и Кирилл морщится. Где-то вдали раздаётся звериный рёв, в котором перекатывается рокотом: «Слушай вой волков». Галлюцинации, так бывает после того, как погуляешь по полям и лесам мира теней.

Некоторые стражи не возвращаются вовсе и поселяются в мире теней навсегда. Или сходят с ума после долгих лет службы.

Боль пронизывает тело, Кирилл едва удерживается на ногах. Тень рвётся с заклинания, бьётся в силках и будто тащит… но куда?! Снова в ту глубину, где ревёт пламенная буря?!

Ну уж нет!

Он обещал вернуться – Саше, Николаю… Кристине.

Сжав зубы, Кирилл собирается и усиливает заклинание, и то, будто плеть, приструняет тень, загоняет обратно под сердце.

Отдышавшись, Кирилл собирает брошенные вещи, стирает символы призыва. Берётся за первый из амулетов, чтобы открыть проход к предыдущей метке. Путь домой долгий. Можно, конечно, открыть сразу в преддверье или даже Москву, но тогда он может привлечь теней с этих слоёв.

После третьей печати и двух привалов Кирилл возвращается в серое поле.

И тут же понимает: рядом тени. Увязались следом? Пальцы покалывает от огня, когда он разворачивается к ним, готовый выжечь. На этот раз – летучие твари с крыльями и широкими лапами, похожие на горгулий, но хотя бы без плоти, только дым. Кирилл отбивается быстро. Взмах кинжала, огненный круг. Развернуться, ударить. Нырнуть под крыло и сжечь дотла.

Не выдержав и устав, Кирилл вытягивает руки в стороны и пускает на них жаркий огонь, в котором вьётся и тень. Одна юркая горгулья проскальзывает и царапает когтями плечо и тут же с визгом сгорает.

От одежды идёт дым. Губы потрескались, хочется пить. Одна печать до дома. Кирилл вываливается в проулок недалеко от дома и закашливается. Какой-то прохожий шарахается от него в сторону и шипит: «Наркоманы!» Кирилл выставляет средний палец, но незнакомец уже ушёл. Как же хочется есть. И поспать.

Достав сигарету, Кирилл прикуривает от огонька на трясущемся пальце. Как же паршиво-то! Прислонившись к стене дома, делает пару затяжек, а потом бредёт в сторону своего. Десять минут медленных шагов, и, докурив, он напевает: «Чёрные сказки белой зимы на ночь поют нам большие деревья…» [3]

Кирилл слышит, как кто-то входит в дом, но у него нет сил встать. Тело ломит, перед глазами пляшут цветные пятна. Он лежит на диване, вытянув ноги, и пускает дым в потолок. Мысли вертятся про ужин, но это ж надо преодолеть головокружение, пошевелиться, заглянуть в наверняка пустой холодильник.

Вернувшись, Кирилл отписался Николаю, а потом, поддавшись тоске, позвал Сару на ужин – а та на удивление согласилась. Хорошо, у неё есть ключи, не надо открывать.

– Ты чего в темноте? – Она включает торшер, лампочка возмущённо мигает. Кирилл закрывает глаза ладонью от вспыхнувшего света. Как же… ярко. Весь мир слишком насыщен цветами.

Сара садится рядом, обнимает коленки руками. Как всегда, в элегантном платье, опрятная, с изящным русым хвостом. Она похожа на идеальную студентку элитного учебного заведения, и по ней не скажешь, что она управляет собственным клубом.

– Ты себя однажды погубишь, – вздыхает Сара и скидывает туфли, чтобы забраться с ногами на диван.

– Однажды мы все сдохнем, – огрызается Кирилл, а потом устало прикрывает глаза. – Извини. Сам не свой.

– Тяжело, да?

Он пожимает плечами и докуривает сигарету. С трудом садится.

Рана на плече никак не хочет затягиваться. Морщась, он аккуратно снимает рубашку и небрежно бросает в угол дивана. Со вздохом идёт к стеллажу с десятком пластиковых прозрачных коробок и находит среди них ту, на которой неровными буквами подписано «Аптечка. Служба».

– Что случилось на этот раз? – Сара смотрит с тревогой.

– Тень задела, когда возвращался в город. Не смертельно. Ужинать будешь?

– Не откажусь. Что закажем? – Мельком он замечает, как она улыбается. Он возится с плечом, никак не дотягиваясь до раны, и шипит сквозь зубы.

– Ох, Кирилл, все стихии, давай помогу!

Она подрывается и усаживает его обратно на диван, Кирилл даже не спорит. Кажется, рана хуже, чем он думал сначала, боль глубокая и неприятная, и вот это точно напрягает. Тени могут отравить кровь. Сара, которая с детства латала раны то Кирилла, то Дани, своего младшего брата, ловко справляется и аккуратно переплетает бинтом руку. Теперь Даня работает в Управлении по делам магов и путешествует по всему миру, налаживая связи и изучая редкие заклинания. Ему чужд город, и каждый раз, вернувшись в Москву, он жалуется, как она давит и как хочется снова в горы. Зато готовит, в отличие от сестры, отлично.

– Ты хотел что-то обсудить, – Сара открывает баночку с мазью и наносит осторожными движениями.

– Да, грядёт вечер памяти. Мы с Николаем хотели арендовать твой клуб.

– «Клюкву»? Сбор стражей… та ещё головная боль.

– Придёт вся Служба, многие с семьями и друзьями.

– И вы спалите его дотла?

Сара говорит с горечью в голосе, и Кирилл не понимает, с чего бы. Он вообще хочет лечь и прикрыть глаза, что он и делает, подложив под голову подушку. Так приятно слушать голос Сары, и плечо уже меньше болит… хотя надо проверить на наличие яда… и…

Громкий возглас заставляет прийти в себя:

– Кирилл, тебе надо поесть! А потом уже поспать.

– Прости, устал. – Кирилл потирает глаза.

Зря он позвал Сару сегодня. С другой стороны, насколько же приятнее, когда не приходится быть одному после мрака мира теней. Сара снова забирается с ногами на диван, он притягивает её к себе. Немного человеческого тепла – не более.

– Как дела у Дани? – Её брат вечно пропадает в командировках по делам Управления, но разговоры о нём обычно поднимают Саре настроение. И правда, она снова улыбается, а в голосе теплота:

– Как обычно. Мотается по миру в поисках секрета счастья и налаживает связи.

– Что, до сих пор не нашёл?

– Вернётся, узнаю. Он застрял в Индии.

Они втроём дружат со школы. Когда-то Кирилл по делам отца переехал с родителями в Москву и не сразу освоился на новом месте: его опасались из-за его неуёмного огня, да и высокая должность отца в международном Бюро не делала жизнь легче. Его или побаивались, или пытались подлизаться. Ещё и Кирилл вёл себя развязно-нагло, выстраивая стену между собой и другими. В одиночестве проще – так он думал.

Даня не смущался ни бесконтрольной стихии, ни пафосных шипов на косухе, ни отца. Он стрельнул сигарету за гаражами, где прятался Кирилл, и не отставал всю дорогу до дома, болтая без умолку. Кирилл и не понял, как согласился пойти на вечеринку, где познакомился с Сарой. И не заметил, как втянулся в то, что потом стало дружбой.

Некоторое время они молчат, и это уютно. Но не даёт покоя мысль о пропавших студентах.

Но потом Сара осторожно касается его запястья:

– Ты не думал… о якоре? Чтобы его вернуть. Тебе без него тяжело, как никому другому. После Николая…

– Не надо!

Кирилл резко поднимается и подходит к камину. Заложив руки в карманы, вглядывается в огонь: тот бьётся и внутри вместе с каждым ударом сердца. Голос Сары звучит тихо:

– Я закажу ужин, хочешь?

Он всё ещё стоит к ней спиной, напряжённый, как струна. Почти незаметно и тихо по окнам начинает стучать дождь. На пороге холодный и тёмный ноябрь, и почему-то Кириллу кажется: тот принесёт столько бед, что сил с ними справиться не хватит. Тёплые руки Сары обвивают плечи, дыхание ласкает кожу на шее:

– Ты же знаешь, я всегда рядом.

– Я того не стою.

– Не тебе решать. Давай, хватит хандрить. Лучше расскажи, что занимает твои мысли.

Обрывки теней в коридорах. Исчезновения студентов. Горький вкус кофе Сташека. Глаза, полные надежд и мечтаний. Поцелуй на берегу озера.

Жужжит телефон. И Кирилл знает: что-то случилось.

– Ужина не будет, да? – в голосе Сары звучит грусть.

Кирилл ищет телефон и находит его под подушкой дивана. Громко ругается:

– Мать твою!

– Что такое?

– Нападение теней. В Академии. Опять!

Кирилл чуть шатается, ощущая, как на него обрушивается ураган того, с чем он не может справиться. Он снова перечитывает сообщение.

«Помогите. Тени». Кристина Кристрен.

– Кирилл, – осторожно окликает Сара.

Он поднимает голову и смотрит на неё. Он чувствует, как внутри бушует пламя, готовое смести всё на своём пути. Сара подходит и касается его горячей руки.

– Что бы ни произошло, это не твоя вина.

Ему хочется расхохотаться. Но он лишь качает головой и, натянув рубашку, быстро застёгивает пуговицы. Его ждёт ночная дорога.

Глава 7

Хрустящие простыни под рукой. Запах трав и лекарств. Сухость во рту.

Мутные воспоминания.

Веки тяжёлые и никак не открываются. Издалека раздаются голоса; первый, мужской, резкий, хриплый, похожий на огненную бурю:

– Не вам меня обвинять!

– Вас не было неделю, – второй тоже мужской, и в нём звучит раздражение и неприязнь.

Она хочет поднять руку, пошевелиться, но тело будто онемело. Сил нет. Магии нет! Успокоив дыхание, она пробует пошевелить пальцами и если не вызвать заклинание, то хоть ощутить дыхание ветра, движение воды, прохладу на кончиках пальцев. То, к чему она привыкла с детства. И постепенно эти ощущения возвращаются. Магия всё ещё в ней.

Опять хриплый голос, вспыхнувший негодованием, будто чиркнули спичкой:

– В Академии всегда есть страж на посту. Печати не нарушены. Но на неё всё равно напали! И теперь вы валите всё на меня?!

– Значит, вы плохо выполняете свою работу. Между прочим, вы обещали всяческую поддержку, а Николай уверял, что с вами студенты в безопасности…

Как монотонный серый дождь по стеклу. Слова сливаются в холодные струи, от них начинает болеть голова. Она хочет крикнуть, чтобы вернулся хриплый голос. Но губы еле шевелятся, даже дышать тяжело. Рядом раздаются шаги, и шёлковое тепло касается кожи.

– Как она? – В хриплом голосе появляется тепло.

– Какая забота с вашей стороны, не ожидал от стража, – второй голос приближается.

Повисает тишина, но от близости первого голоса она наполняется ощущением, будто рядом горит костёр, с которого сыпятся искры.

Второй голос продолжает:

– Временная слабость, небольшая кровопотеря. Не смотрите так на меня, Ард. От вашего взгляда я не истлею, как бы вам ни хотелось.

– Когда она придёт в себя?

– Вам не терпится устроить допрос? Увы, придётся дождаться утра. Ард, да имейте совесть! Какие сигареты в лечебнице?

– Да не собирался я! Значит, до утра? Мне есть чем заняться.

– Как и мне.

Голоса удаляются. И почти сразу накатывает тяжёлое забытьё.

Кристина просыпается от напева «Пьяного матроса». Вместо вчерашней одежды – голубая больничная сорочка. Яркий свет солнца из окна заставляет прищуриться, и Кристина приподнимается на продавленной подушке, чтобы оглядеться.

По полу под воздействием простого заклинания скользит швабра. Около стола напротив кровати суетится молодой лекарь в тёмно-синем халате. Он немного сутулится из-за своего высокого роста и, напевая, расставляет баночки на подносе и пританцовывает. Пахнет спиртом и лекарственными травами. Кристина негромко здоровается:

– Доброе утро.

Лекарь оглядывается и широко улыбается:

– О, ты проснулась. – Он немного картавит и щурится одним глазом. Из-под рукава медицинского халата подглядывает татуировка в виде алхимического символа: два треугольника, пересечённые линиями, но детальнее рассмотреть не удаётся.

– А можно мне в туалет? – Кристина неуклюже садится, морщась от того, как тяжело даётся каждое движение: тело будто свинцом налилось. Кожа зудит, будто налетели комары и искусали, пока она спала. – И когда я могу вернуться к занятиям?

Она не знает, сколько времени прошло. Ночь? Несколько? Сколько занятий она пропустила? И когда приходили голоса? Кажется, вечер, когда Кристина вышла от Ады и Андрея, прошёл так давно, что все события стёрлись из памяти. А отец знает? А Лиза? Телефон! Кристина хватает его и, сосредоточившись, выхватывает дату. С удивлением понимает, что всего-то ночь прошла. Но оставаться в больнице нет никакого желания.

Она хочет ворваться в оранжерею, создать брызги, соткать из потока воды замысловатые фигуры, да хоть заглянуть в их с Адой мастерскую!

– После палаты сразу направо. – Лекарь кивает и добавляет: – И я позову врача.

Он выходит, оставив её наедине с тишиной и белизной палаты, от которых мутит. Кристина сомневается, что сможет уйти куда-то дальше коридора, но просить о помощи не собирается. С трудом дойдя до туалета и ванной, она несколько минут тратит на то, чтобы вовсю наиграться с потоком воды из крана: та покорно принимает разную форму, разлетается в стороны и собирается обратно.

Кристина поднимает взгляд в зеркало и удивляется: на неё смотрит бледная тень. Вид уставший, как после первой сессии, под глазами круги, а на плече что-то темнеет. Чуть спустив сорочку, она долго изучает след, будто по коже размазали намоченный водой уголь. Так Лиза мазала пальцы на фотосессии прошлой осенью. Надавив пальцем, Кристина ойкает от неприятной боли – как от укуса осы. Чёрт. Это что, оставили тени? Или ей ввели лекарство?

Образы из прошлой ночи возвращаются и оседают пеплом в мыслях, а с ними возвращается и липкий страх. Кристина отшатывается, отражение вторит ей. Нет-нет, это всё не с ней! Это не её хватали и лишали воздуха!

Вырваться. На воздух, на волю, куда угодно – подальше от больницы и мерзкого запаха лекарств. Отчего-то именно он напоминает о встрече с тенями. Накатывает слабость, кружится голова. Кристина возвращается в палату и, насколько может, быстро осматривает тумбочку и койку в поисках одежды, но не находит. Оборачивается, когда слышит шаги: к ней заходит долговязый лекарь вслед за главным врачом Академии – Кристина припоминает, что её зовут Верой, на первом курсе она помогала избавиться от ожогов после неудачного эксперимента с паром. А вот за ней входит незнакомка в белом халате, накинутом поверх элегантного небесно-голубого костюма.

Вера – невысокая и крепкая, волосы заколоты под белоснежную косынку – приветствует и спрашивает о самочувствии, просит сесть на койку и начинает осмотр. Её пальцы сухие и какие-то… требовательные. Кристина не любит чужих прикосновений, и ей хочется отвернуться, но не даёт покоя след на плече. Показывая язык и приспустив с плеча сорочку, Кристина изучает незнакомку: она не походит на лекарку и почему-то напоминает дружелюбную кошку, которая будет мурлыкать и унимать боль. В ушах покачиваются серьги-бабочки, которые отвлекают от неприятных ощущений.

– Ты помнишь, что с тобой произошло? – Голос Веры такой же сухой, как и её руки, щупающие странные следы.

Кристина не любит лечебницы и не верит в убеждения лекарей, – поэтому она коротко кивает. Стерильность палаты и белые стены давят, через окна, немного задёрнутые шторами, проникает редкий дневной свет.

– Стас, приготовь лекарство, – распоряжается Вера и, не спросив разрешения, закатывает рукав сорочки Кристины, чтобы померить давление.

Кристина прикрывает глаза. Нет-нет, пусть уберут эти руки! Вот так – без спроса, без объяснений, без её согласия – она не хочет. Хотя бы простая вежливость! Но не спорит, надеясь, что процедуры закончатся быстро и можно уйти. Чувствует, как сжимается предплечье, а потом выходит воздух. Вера убирает тонометр.

– Пульс в порядке. Но надо ввести лекарство. Это не больно.

Какая глупая ложь. Всегда больно.

– Кристина, – к ней вдруг обращается эта кошка, – меня зовут Соня, я из Управления по делам магов. Я здесь, чтобы помочь. Мы все очень обеспокоены тем, что с тобой произошло, но ты помнишь хоть что-нибудь? Это были тени?

– Наверное. – Кристина почти отдёргивает руку, когда Стас передаёт Вере шприц. – Свет погас… и так холодно. Ай!

Лекарство болезненное, и Кристина быстро убирает руку, как только Вера перевязывает место укола. Сейчас она ощущает себя отчаянно одиноко, отрезанная от остального мира стенами палаты.

– Ну, не капризничай, – ворчит Вера. – Скоро завтрак принесут, поешь, вон худая какая.

Соня присаживается на край койки и смотрит с сочувствием. Кажется, и правда приласкает и успокоит. «Не надо, – проносится в голове. – Не надо меня трогать». Скажи она это вслух, окончательно покажет себя капризным ребёнком.