Академия высших. Путь к дракону

– А потом? – Мне стало ужасно интересно.

– Потом теории всякие проверяла. Хотела, чтобы из кучи материала получилась одна бабочка, но не такая, как обычно. Алхимия, всё такое.

– Ты знаешь алхимию?

– Знала бы, получилось бы то, что задумала, а не рой бесполезных насекомых.

– Резались они очень даже. Можешь запатентовать, как живые бритвы, – с уважением признала я, показав своё запястье в царапинах. – А вообще ни у кого с первого раза не получается, это нормально.

Дари с довольным видом засунула за ухо торчащую светлую косичку и показала на мои вещи, которые она сама, видимо, перетащила к кровати из коридора.

– Твоё же?

– Моё, спасибо!

– Мне сказали, ты тоже феномен. Что за дар? – спросила Дари, плюхнувшись на свою кровать у стены.

– Сила. В гневе я разрушаю всё и раскидываю всех. Вроде как зеркалю и увеличиваю магию, которой пытаются воздействовать на меня. Но это не точно.

– Только проявилась силища? – почему-то обрадовалась Дари.

– Можно и так сказать.

– Так это ж отлично! Вместе будем экспериментировать!

– Поднимать усопших пачками и увеличивать их количество вдвое? – хмыкнула я.

– Ага! – рассмеялась Дари. – Чтоб всем дать жару! Слушай, а мне повезло с тобой: я думала, поселили какую-то неженку, которая даже от засушенных мозгов визжать будет, а ты вроде ничего!

– Из засушенных мозгов ты кого собираешься вырастить? – с опаской спросила я.

Дари опрокинулась на свою кровать и заявила с хитрым видом:

– Копию проректора. А то слишком умный, зараза, все мои тайные фишки просёк и изъял. Так что, увы, нет больше у меня сушёных крысиных мозгов в спальне. Только в лаборатории, сказал, выдаст.

– А он вообще какой, этот проректор?

– Нормальный мужик. У меня дома проблемы были с храмовниками – те некромантов не жалуют: мол, бесовщина, дьявольское отродье, а он меня забрал, привёз. Испортил себе каникулы.

– Интересно, что он делал в Северном Королевстве?

– Драконов вроде искал. Но из того, что я слышала, не нашёл. Драконов тыщу лет уже как нет. Вымерли. Скукота! Думаю, потому мистер Растен и увлёкся нами, феноменами. Ему, похоже, жуть как надо заниматься чем-то супер-пупер необычным, чтоб ни у кого больше. Как с порталами.

– Это он порталы изобрёл? – напряглась я.

– Да нет, что ты! Порталы давно в ведении аландарцев. Изначально их придумали маги, которые создавали тайные школы, эту академию тоже. Раньше же магов преследовали, да и сейчас идиоты находятся, как у нас, например, кто против магии. И вот древние маги находили что-то типа дыр в пространстве, а между ними острова – участки, как этот, где мы находимся. С одной стороны, аномальные зоны, с другой – территория с повышенным магическим уровнем и отсутствием лишних людей. На такие «острова» только маги и могут проникнуть. По сути, древние маги просто нашли к ним выходы. Через пещеры в основном, как я слышала.

– Ну я что-то такое тоже слышала про древние пещеры, через которые волшебники перемещались в свои земли.

– Ага, это оно. Наш проректор Растен развил теорию проходов в пространстве и доработал, чтобы не только было можно старинными лазейками пользоваться, но и новые создавать. Поэтому теперь ему все готовы в ножки кланяться. Даже наши храмовники возражать не стали, когда он меня у них из-под носа увёз. Для них он почти святой, хоть и маг!

– Надо же, а на вид простой совсем, несмотря на приставку к фамилии.

– Такой простой сотни хитровыдуманных стоит!

Во мне возникло уважение к Растену, но оно тут же смешалось с возмущением: выходит, если б он не изобрел эти проходы-порталы, нашу страну бы не захватили аландарцы в считанные часы!

Однако я промолчала: кажется, проректор для моей соседки был почти кумиром. А мне стоило хоть с кем-то поддерживать нормальные отношения. Тем более, что Дари мне понравилась!

Она завалилась с ногами на кровать и начала рассказывать о жизни в академии, а я принялась разбирать вещи. Простенькие мои платья и бытовые предметы из нормальной жизни выглядели тут чужеродными.

Я снова вспомнила про Линдена Калласа и мысленно покрыла красавчика всеми недобрыми словами, которые знала. Если б он меня не догнал, другие бы не смогли. Я бы была сейчас дома и, как обычно, напевая дурацкие песенки, жарила бы рыбу или стирала бельё. Эх, как мамочка сама с этим справится? Она же такая слабенькая!

И вдруг я подумала, что если проректор занимался порталами, значит, в его лабораториях могут быть записи об этом – недаром там столько бумажек. А я знаю, кому такие данные могли бы пригодиться – нашим. Ведь есть же ещё партизаны и те, кто хочет выбросить врага с наших земель. Тот же Линден сказал, что моя война ещё не закончилась. И это правда.

Я никогда не смирюсь с поражением, и почему-то если раньше моя нелюбовь к аландарцам была общей, то теперь всякий раз, когда я думала об их подлости, перед глазами возникал Линден Каллас. Моя война внезапно обрела лицо. Красивое, и это заставляло ещё сильнее чувствовать мою решительность и невозможность сдаться. Так что внезапно пребывание в академии обрело для меня смысл!

⁂

Дари, несмотря на свою мрачную специализацию, оказалась радушной и весёлой. Когда я разложила свои вещи в шкафу и тумбочке, она провела мне экскурсию по территории академии и практически не косилась на мерцающего фиолетового орфа, который нас повсюду сопровождал.

Иногда нам встречались и другие подобные псы. К счастью, они курсировали, не замечая друг друга, из чего я сделала вывод, что они как машины – выполняют свою функцию и всё. Интересно было бы выяснить, у кого какая функция и можно ли её перенастроить.

Помимо буфета здесь была и большая столовая, корпусы для разных занятий и несколько стадионов. Библиотека располагалась в центральной башне, как и лаборатории.

Никто не озирался на одежду Дари. В ней не было для этого места ничего необычного: юношеский сюртук или курку со штанами носили здесь многие девушки. Кстати, я нашла такие и среди выданной мне формы. Представляю, как бы взвилась мадам Сильван, если бы увидела это! У нас городок консервативный: девушки должны быть в длинных юбках, и всё тут.

Мы прошли к морю, которое было совсем не похожим на наше. Насыщенно синее, бурное, оно разбивало пенные волны о высокий каменный берег яростно, словно пыталось его подточить. Дари не теряла времени даром: она подбирала мёртвые ракушки, сухие палочки, треснувшее птичье яйцо и даже, разбив пополам круглый обросший мхом камешек, обнаружила внутри аммонит.

– Надеюсь, я не проснусь завтра в желудке моллюска с птичьим клювом, – хихикнула я, шутя лишь отчасти.

– Если ты будешь в желудке, ты не узнаешь, птичий у него клюв или нет, – пробормотала Дари, рассматривая с пристрастием древний аммонит.

И вдруг орф остановился, словно его выключили. Фиолетовое свечение над головой стало нестабильным, то вспыхивая, то тускнея. Затем сине-красные волны плазмы прокатились по туловищу пса, стали ярче. И вдруг лиловые его глаза заблестели и на мгновение стали чёрными, переливающимися, как смола на солнце. Человеческими. Со зрачком. В них мелькнуло что-то… Богом клянусь, похожее на растерянность и узнавание!

– Что это с ним? – Я осторожно толкнула Дари в плечо, привлекая её внимание.

Она с трудом оторвалась от аммонита.

– С кем? А, с этим! Чёрт его знает! Я ещё не разобралась в этих тварях. Ты лучше погляди, какое я нашла сокровище – красота невероятная! Я точно постараюсь его оживить!

Она склонилась над своей находкой. А черноту собачьих глаз вновь залило лиловое пламя. Мёртвый взгляд орфа вызывал во мне оторопь, но оторваться от него было почему-то трудно.

Пёс издал звук, похожий на глухой лай. Перед его мордой замерцало фиолетовое послание, словно буквы были написаны прямо в воздухе.

«Тара Элон, явитесь незамедлительно в кабинет проректора. Орф проводит вас».

Дари присвистнула.

– Ничего себе! Не знала, что орфы могут ещё и «письма счастья» разносить! А что от тебя нужно проректору?

Орф уже развернулся и направился в сторону башни.

– Всё-таки не пройдут мне даром спущенные штаны сына министра. Жаль. Я думала, пронесло. – И махнув рукой соседке, я шагнула за орфом.

– Ого! Потом расскажешь! – крикнула мне вслед Дари.

– Если не вылечу с треском обратно в тюрьму… – буркнула я себе под нос.

⁂

В кабинете меня ждал не только проректор, взъерошенный, бледный и очень мрачный, но и двое аландарцев в военной форме.

«Вот и приплыли», – подумала я, отметив плазганы на петлях их поясов.

– Тара, у господ из службы безопасности есть несколько вопросов, – сказал проректор Растен и грузно сел в кресло у стены.

– Тара Элон, где вы были после прибытия в академию? – Без пауз и экивоков спросил голосом простуженного камнетёса высокий, крепко сбитый мужчина лет сорока, с усами и непривычно короткой стрижкой.

Видывала я таких, над ними словно вывеска горит: «Сыщик».

– Здесь, на территории, – пробормотала я, с тоской думая о том, что всё-таки Линден обманул, они отправят меня за решётку, и я наврежу маме.

– Поминутно рассказывайте. Кто вас видел. Что делали, с кем общались.

– Об этом вы могли спросить и у меня, – вмешался проректор, подавшись вперёд. – Учитывая особенности её дара, Тару везде сопровождает приставленный мной плазменный орф.

– Вот как? Очень удобно. Продемонстрируйте, – заявил второй офицер, тонкогубый, рыжий, высокомерный.

Голос его был таким, словно он делал одолжение, произнося хотя бы слово. Судя по взгляду прозрачных, чуть навыкате, глаз, он заранее всех подозревал в идиотизме и госизмене. Слишком холёные, с мягкой кожей, ухоженными ногтями, каких никогда не бывало у военных, руки поигрывали белыми лайковыми перчатками. Тоже, наверное, сыщик, но повыше рангом или происхождением.

Проректор положил руку между торчащих ушей орфа и прошептал что-то. Мерцающий фиолетовый пёс никак не прореагировал. Однако мгновение спустя над его головой голограммой высветилась карта. Я сразу узнала башню академии, да и остальная территория неплохо просматривалась. И я мысленно выругалась: гады, значит, за каждым моим шагом ещё и следят!

– Извольте, господин Воугел. Красная точка – это Тара. – Проректор достал из кармана небольшую серебряную указку с сапфировым набалдашником и провёл по карте. – Как вы видите, Тара была в центральном здании академии, затем направилась в общежитие. Затем в буфет, обратно в общежитие и по территории академии. Последняя точка до прибытия сюда – побережье.

– Это ничего не говорит. А время? – пробасил усатый.

– Господин Гел-Марф, – терпеливо пояснил проректор. – Если вы наведёте указку и задержитесь на определенной точке, вы увидите время.

Он продемонстрировал сказанное, но безопасников это не порадовало.

– Расскажите, как вы сюда попали, Тара, – сказал с ленивой издёвкой рыжий Воугел.

– Меня привёз сюда один из ваших, Гел-Линден Каллас, на своей машине из Видэка.

– Зачем? Весна – не сезон зачисления.

– У Тары редкий дар, она феномен, – сказал проректор и, встав, повернулся так, словно хотел отгородить меня от безопасников как минимум краем серой мантии. – Вы знаете, что мы ищем феноменов по всему миру и принимаем вне конкурса.

– Знаем, – покривился рыжий, поправил и без того идеальный манжет рубашки, торчащий из-под военного сюртука. – Тара, где вы сели в машину Калласа?

– Вы и у него можете спросить.

– Отвечайте!

– Она стояла возле центральной базарной площади. Возле блокпоста.

– Кто-то ошивался рядом? – спросил сыщик повзрослее.

Я удивилась.

– Солдаты аландарцы, все в форме.

– А другие?

– Разве кого-то из местных подпускают к автомобилям офицеров? – нахмурилась я, не понимая, к чему они клонят.

– Я не просил вас умничать, я спрашиваю конкретно. Так и отвечайте! – язвительно процедил рыжий.

– Отвечаю конкретно: никого, кроме солдат аландарцев, рядом с машиной не было, – отчеканила я, чувствуя, как зарождается рубиновый кокон в животе.

Орф тотчас шагнул ко мне. Боже, боже! Как они мне надоели!

– Я должен проверить, подойдите, Тара! – мерзко ухмыльнувшись, произнёс рыжий.

Он вытянул ко мне руку, как делают духовидцы, когда лезут в чужие головы. Я поморщилась. Страшно мне не было, хоть ненависть к этим двум ищейкам так и клокотала. Орф увеличился в размерах.

– Тара, это формальность, – успокаивающим тоном проговорил проректор. – Прошу вас.

Поджав губы, я шагнула к вытянутой холённой руке, от неё пахло мужскими духами и молоком. К счастью, касаться он меня не стал, из изнеженной ладони на меня опустилось что-то невидимое, но отлично ощущаемое, как прозрачный колпак. В висках у меня заломило, я зажмурилась.

– О, сколько ненависти! – ухмыльнулся рыжий Воугел, просканировав меня. – Если б она измерялась в граммах тротила, господин Растен, можно было бы легко объяснить, что произошло с порталом.

– А что с ним произошло? – Я открыла глаза.

– Здесь не вы задаёте вопросы, – отрезал усатый.

Проректор кивнул мне, без слов вновь напоминая о необходимости успокоиться.

Рыжий убрал, наконец, свою руку. И колпак исчез, хотя тяжесть в висках осталась.

Мадам Сильван, которую однажды допрашивали аландарцы, разыскивая её мужа, говорила, что после разговора с духовидцем у неё целые сутки голова раскалывалась. Похоже, и меня такое ждёт.

Воугел медленно отёр пальцы платком и посмотрел на меня немного иначе. Считал, видимо, с моей памяти то, что произошло на базарной площади, гад ясновидящий.

– Как, оказывается, у вас всё интересно! – пробормотал он и обернулся к проректору. – Мы её забираем.

– С какой стати? – Растен насупился и стал похож на тучу.

– Она оказала сопротивление патрулю и нарушила закон. Ей место в тюрьме.

Растен скрестил на мощной груди руки.

– Тара Элон уже зачислена в Академию Высших и потому никуда не поедет.

– Поедет ещё как! По таким виселица плачет. Надо повторно проверить и её связи.

– Не стоит обманывать, господин Воугел, я прекрасно знаю методы духовидцев. Вы уже всё считали, и у вас на Тару уже есть целое дело: и связи, и знакомства. И, как я полагаю, ничего особенного, кроме её проявления дара, вы не обнаружили! – парировал Растен. – А даром как раз займёмся мы.

– И с чего бы вам, господин Растенгел, так защищать бунтарку из новых земель? Сочувствуете?

– Тара – феномен, и по приказу короля Аландара, будет учиться в группе избранных, – спокойно, но твёрдо, словно сваи в грунт забивал, произнёс проректор. – Развитие феноменов – проект государственной важности, а конкретно дар Тары Элон имеет чрезвычайное значение для развития магии. Согласно подписанному ею обещанию, она будет служить нам и науке! Вот почему!

Рыжий поморщился брезгливо. Похоже, ему не часто перечат.

– Что вы у себя, Растенгел, всякий сброд собираете?

– Сброд – это как раз ваша специализация, – ответил Растен и добавил с внезапной скорбью: – Линден Каллас привёз Тару, потому что был одним из самых талантливых специалистов, если не самым талантливым. И он не ошибся.

Моё сердце внезапно дрогнуло.

– Был?

Мне никто не ответил, словно не услышали.

– Итак, Тара Элон остаётся здесь и находится под защитой Академии высших, – повторил проректор. – Если к ней больше нет вопросов, не смею вас задерживать, господа.

– Она ещё не принесла присягу.

– Завтра принесёт. Как положено по традиции утром, торжественно, перед всеми.

– А если сбежит? – спросил усатый.

– Я не сбегу! – вставила я решительно. – Я хочу и буду учиться. Можете проверить своим даром, вру я или не нет.

Рыжий скривился так, словно ему под нос подложили детскую неожиданность в платочке. Считал, значит, что не вру.

– Господин Растен, вы не понимаете! Вы должны… – начал было усатый.

– То что я должен, прописано в налоговом своде и уставе академии, а то что не должен – в книге законов. Согласно уставу, одобренному королём и Высшим советом магов, я и действую. Необходимые письма я вам выдам, раз уж первые экземпляры не дошли. – Проректор повернулся ко мне. – Тара, обождите, пожалуйста, в приёмной.

И я вышла, дверь за моей спиной закрылась. Орф прошёл сквозь неё и сел рядом со мной, сверля стену мёртвым лиловым взглядом. Секретарь не обратила на меня внимание, занятая бумагами. Со стороны выглядело, словно её ими завалило, но она продолжала стучать пальцами по печатной машинке.

Можно было выдохнуть: проректор меня отбил. И на этот раз я почувствовала к нему уважение без осадков и примесей, зато с благодарностью. Впрочем, было ещё одно чувство, которое трудно было себе объяснить: я отчего-то волновалась о Линдене Калласе, этом аландарском мерзавце с чёрными глазами. Почему «был»? Почему проректор так сказал и с таким выражением лица?

С другой стороны, мне какое дело? Линден Каллас сдал меня в руки Растену, и на этом всё. Меня не должно интересовать, что там кто про него сказал. И вообще…

Но волнение так закружило меня, что усидеть на стуле я не смогла. В конце концов, почему не уточнить? Будет проще успокоиться и дальше его ненавидеть, как положено. Проректор наверняка просто оговорился. Я подошла к столу секретаря и проговорила тихонько:

– Извините…

Секретарь подняла голову, сдула прядь волос, упавшую на очки.

– Что такое? А, это снова вы! Нужен талон на обеды? Это не ко мне, в столовой выдадут. Я занята.

– Нет, я не про талоны. Вы случайно не знаете, что произошло с Линденом Калласом?

– Он погиб, – ответила та и снова углубилась в бумаги.

– Как?!

– Портал взорвался.

Меня будто ударили шпалой с размаху. До пронзительного звона во внезапно заледеневшей пустоте внутри. Ноги стали ватными. Я рухнула на стул рядом, случайно сбив рукой кипу бумаг. Листы со скрепками и без полетели на пол. Секретарь подскочила.

А в моей памяти всплыло красивое лицо, нахальная улыбка и умные, живые глаза, чёрные, с огнём, как раскалённая смола. Я должна была бы обрадоваться – одним врагом меньше, я ведь его точно ненавижу. Но дышать почему-то не получалось…

Глава 8

Тара

После минутного шока в приёмной я всё-таки смогла взять себя в руки. Вернулась в общежитие и рухнула на кровать, буркнув соседке, что дико устала. И на ужин не пошла. Но когда Дари улеглась и выключила свет, меня снова накрыло до звона в ушах. Я лежала, смотрела в потолок и ругалась с Богом.

«Почему из-за него меня рвёт на части? – мысленно кричала ему я. – Мне должно быть без разницы! Он аландарец!»

Подумаешь, спас от хищника в башне? Подумаешь, не в тюрьму отправил, а в академию, другу под крыло. Подумаешь, его глаза светились восхищением, когда он смотрел на меня. Подумаешь, между нами заискрило что-то, когда мы оказались рядом, до ватных ног, до потери здравого смысла, почти до поцелуя… Но не поцеловал же! Отшагнул. Почему? Не важно, это длилось лишь секунду.

В голове возникали тысячи разных «подумаешь» и «почему». И солёная влага стекала по горлу, полная злости, бессилия и невозможности чувствовать всё это! Ведь он враг!

И так по кругу, всю ночь.

Я не плакала, я уже привыкла дома глотать слёзы бесшумно, чтобы не расстраивать маму, и молилась о том, чтобы Дари не проснулась и не начала расспрашивать. Казалось, скажи я хоть слово об аландарце вслух, о том, что он по-дурацки погиб в одном из их проклятых порталов, я бы взорвалась – никакой орф не остановил бы!

Так же нелепо, тяжело до невыносимости я чувствовала, когда папа ушёл от нас. Мама слегла, а он ходил по городу со своей новой пассией и при ней не решался со мной поздороваться, словно это было преступлением. Даже не захотел навестить маму, хотя она была в горячке. Его вульгарная мадам рассмеялась, сказав, что с судьбой не поспоришь, ни к чему лечить умалишённых. Тогда я и разнесла их уютное гнездышко вдребезги, только не поняла сначала, что в тот миг во мне проснулся дар, я ведь никогда не слыла паинькой.

А мама не была сумасшедшей, просто с ней нельзя было так, по-свински. К счастью, позже она пришла в себя, только здоровье её стало ещё хуже.

Папа не подал заявление на меня в полицию, но окончательно перестал со мной разговаривать и увёз свою мадам в другой город. А потом я узнала, что он вступил в Сопротивление против аландарцев и погиб.

И у меня не осталось никакой возможности хоть когда-то наладить с ним отношения. А я надеялась. Глупо, конечно, но ведь я так его любила! Несмотря на обиду, мечтала, что однажды он осознает всю боль, что причинил, и придёт к нам, или хотя бы письмо напишет… Увы, этого не случится никогда.

В тот день рубиновый кокон во мне вспыхнул по-настоящему. Боясь навредить соседям или маме, я ринулась к морю, за город. Я думала, что взорвусь, как бомба. Море било в меня прибоем. Я била энергией в него в ответ. И сила только росла.

Волны стали огромными, квадратными, словно море превратилось в гигантскую шахматную доску. Говорят, рыбаки разбежались в ужасе, но я их не видела. Наутро меня кто-то нашёл на берегу, мокрую, без чувств. А вокруг – щепки от лодок, горы моллюсков, рыбы и здоровенных морских гадов.

С тех пор жители Видэка знали, что лучше меня не злить, некоторые зауважали, но большинство стало обходить стороной. Даже Ник Хойт, парень из параллельного класса, с которым мы встречались. Тоже предателем оказался, как папа. Что вообще ожидать от мужчин?..

Разумеется, мне пришлось учиться держать себя в руках. Вот только внутри ещё кипело так много злости: на папу, на войну, на нищету, на аландарцев, на несправедливость жизни! Но больше всего я злилась на себя: на то, что не умею собой владеть, и на то, что такая большая сила во мне была совершенно без толку.

И вот Линден тоже погиб… Теперь и злиться на него не получится. Проклятый аландарец!

Слёзы всё же брызнули из моих глаз, и всхлип был чересчур громким. Я подскочила с кровати. Испуганно глянула на Дари. Та спала безмятежно, разметав белые руки и косы поверх одеяла. Я бросилась к умывальнику, чтобы умыться и стереть слёзы, как следы преступления. Но вздрогнула: в раковине обосновался аммонит – отмокал от грязи, отменно воняя.

«К чёрту! К морю пойду!» – решила я поморщившись.

Оно тоже солёное, мокрое, с ним можно не скрываться и ничего не объяснять. Я накинула на плечи шаль. Вышла из комнаты. И наткнулась на орфа.

Тот стоял посреди едва освещённого коридора, сейчас ничуть не похожий на пса, разве что подобием четырёх лап и намёком на торчащие сверху уши. Плазменное существо на моих глазах меняло форму, растекаясь в пространстве, как клякса. Казалось, изнутри него что-то пыталось изменить контуры, рвалось наружу. Выглядело это жутко.

Я замерла. Дверь захлопнулась за спиной, подтолкнув в поясницу ручкой. То, что было орфом, обратило на меня внимание. Переливающаяся синим и красным масса двинула ко мне. Она стала значительно больше орфа, обойти её бы не вышло. Одной рукой я попыталась толкнуть дверь, чтобы спастись в комнате. Другую выставила, готовая защищаться. Но внутри застыл страх, а не кокон силы. В страхе я пуста.

Плазменное пятно не добралось до меня. Дёрнулось, забилось в агонии… И разлилось, бесформенное, по полу со взрывом искр. Холодные, колкие, словно ледяной огонь, они ударили меня по ногам и отпрянули обратно к массе, из которой возникли. Весь пол вокруг меня превратился в бушующее море плазмы.

Я сглотнула и забила кулаком в дверь спальни.

Плазма попыталась собраться обратно. Мерцающий, с пробегающими синими и красными прожилками энергии ком увеличивался.

«Надо бежать! Спасаться! Куда?!» – с липким потом по спине думала я, понимая, что эту живую лаву мне не перепрыгнуть. Сердце моё выскакивало из горла, колотилось о рёбра.

Что-то похожее на руку, вполне человеческую по форме, но сотканную из плазмы, выпросталось из мерцающего кома. Рука потянулась ко мне. Я перестала стучать и дышать.

«Тара!» – пронеслось в голове не мои внутренним голосом, а чужим, мужским, сухим и жарким, как солнечный ветер.

Я облизнула пересохшие губы, влипла спиной в дверь, наблюдая, как плазма постепенно превращается в согнутого в три погибели человека – точнее, его контур, залитый мерцанием синих и красных разрядов. Мучительно, с борьбой внутри, со вспыхивающими протуберанцами тут и там, он всё-таки распрямился. Высокая мужская фигура без намёка на одежду, внутри контуров словно залитая космосом, встала передо мной. Широкие плечи, тонкая талия, абрис сильной шеи, рельефных рук… Он поднял голову, отбрасывая с лица плазменные волосы назад. В меня вперились чёрные, живые, как раскалённая на солнце нефть, глаза. Аландарец? Линден?

Я всё-таки вскрикнула.

Где-то вдалеке пробили часы. Фигура мужчины рассыпалась в жидкую плазменную лаву обратно на пол. За спиной распахнулась дверь, я упала на высунувшуюся в проём Дари. Растрёпанная, в одной майке, та подхватила меня и помогла вернуться в вертикальное положение.