Когда время не подвластно.

Она встала, поправила коромысло на плечах, поставив вёдра на места.

– Придётся искать, чем эту воду очищать. Без этого они не выживут, – сказала она вслух, словно обращаясь к самой себе.

Она вылила воду в ведро, повторив процесс ещё раз, чтобы наполнить второе. Когда оба ведра были полны, Лидия на мгновение остановилась, тяжело дыша.

– А теперь обратно, – сказала она себе, поднимая коромысло с ведрами на плечи. Вес воды был значительным, но девушка упрямо сделала первый шаг.

Окинув последний взглядом старый колодец, Лида отправилась обратно к дому, чувствуя тяжесть не только от воды, но и от осознания ответственности, лежавшей теперь на её плечах.

На обратном пути её мысли были заняты только одним:

«Вода – это жизнь. Сначала они получат её. Потом я займусь отварами и лекарствами».

Когда Лидия подошла к дому, из него доносились приглушённые звуки. Она услышала, как дети закашляли, и это заставило её прибавить шагу.

– Потерпите, малыши, – тихо проговорила она, входя в дом. – Сейчас мы начнём вас лечить.

Антонио и отец Федор, подошли к церкви. Перед ними возвышалось деревянное здание, пропитанное вековой историей. Центральный купол, величественно парящий над остальными, как будто стремился достичь самого неба, олицетворяя Христа. Вокруг него возвышались меньшие купола, их золочёные вершины отражали последние лучи заходящего солнца. Их сияние напоминало об ангелах, вечно охраняющих это святое место.

– Она построена ещё при дедах наших, – сказал отец Федор, скрестив руки на груди. – Здесь каждый брус с молитвой рублен, каждый гвоздь со святым словом вбит.

Антонио молча, оглядывался, его взгляд задерживался на каждой детали. Гладкие бревна, срезанные с вековых сосен, были плотно пригнаны друг к другу. Снаружи стены тёмные, обветренные, но крепкие, как будто сама природа охраняла этот храм от времени.

– Красивая, – тихо вымолвил он на своём ломаном русском, но тут же осёкся и пожал плечами, пытаясь скрыть своё произношение.

– Богом нам дана, – священник не обратил внимания на акцент, – а народом сбережена.

Церковь имела вид крестово-купольной конструкции. Основной купол господствовал над центральной частью здания, а множество маленьких, расположенных по периметру, создавали впечатление небесного венца. Антонио шагнул ближе и заметил, как мелкие резные узоры на деревянных колоннах у входа, словно переплетение виноградной лозы, рассказывали свою тихую историю о труде мастеров, создававших это чудо.

– Неужели всё это вручную? – наконец не удержался он, указывая на орнамент у входа.

– Вручную, сын мой. Тут пот и молитвы наших предков. А это, – он провёл рукой по большому кресту, вырезанному на дверях, – наша защита от зла.

Антонио задумчиво провёл пальцами по грубой поверхности. Тепло дерева, кажется, передавалось прямо в его ладонь, как будто само здание благословляло его.

– Когда ты внутри, чувствуешь себя ближе к Богу, – продолжил отец Федор, открывая дверь. – А сейчас, сын мой, давай попросим Господа дать силу этой земле и её людям.

Они вошли в церковь, и Антонио тут же ощутил, как всё вокруг наполнилось особой тишиной, царившей внутри, казалось, окутала их, словно невидимое покрывало. Казалось, стены храма поглощали все звуки снаружи, оставляя только пространство для молитв и мыслей. Лёгкий запах воска и ладана окутал их, а скромные деревянные иконы, обрамлённые простыми рамами, излучали незримый свет.

Стены, высокие и строгие, были украшены фресками и мозаиками, которые, несмотря на потускневшие краски, сохраняли своё величие. Изображения святых, святых мест и сцены из Евангелия оживали в мерцающем свете свечей, заставляя Антонио затаить дыхание.

– Какая красота, – едва слышно произнёс он, чтобы не нарушить священную тишину.

– Это работа наших мастеров, – ответил отец Федор, гордо оглядывая стены. – Они вложили душу, чтобы запечатлеть нашу веру.

Антонио подошёл ближе к одной из фресок, изображавшей Рождество Христово. Её детали были удивительно чёткими, даже спустя годы: светлый лик Марии, склонённой над младенцем, мерцал добротой и теплом. Каждая складка её одеяния, каждый мазок напоминали о величии момента.

– Эти сюжеты… они европейские? – с удивлением спросил Антонио, указывая на детали архитектуры.

– Да, – священник кивнул. – Наши мастера вдохновлялись лучшими примерами. В этой церкви переплетаются традиции. Вера едина, а её выражения многолики.

Антонио провёл пальцами по деревянной колонне. Поверхность была резной, покрытой сложным орнаментом – переплетением лоз, цветов и птиц. Работа была настолько тонкой, что казалась ожившей.

– Наружные фасады такие же? – спросил Антонио, оборачиваясь к Фёдору.

– Ещё красивее, – ответил тот с лёгкой улыбкой. – Но в этом есть глубокий смысл. Внешняя красота привлекает взгляд, но настоящая сила – внутри, в душе.

Священник провёл его дальше, к центральному алтарю. Здесь мозаики сияли особенно ярко, отражая свет десятков свечей. Казалось, что изогнутые линии и яркие цвета мозаик складывались в молитву, обращённую прямо к небесам.

– Это место пропитано историей, – задумчиво произнёс Антонио.

– И надеждой, – добавил отец Федор. – Здесь люди приходили искать утешение и поддержку. Сейчас вы здесь, чтобы молиться за спасение деревни.

Антонио кивнул, чувствуя странное волнение. Он осмотрелся, замечая даже мелкие детали: вытертые половицы, на которых, кажется, отпечатались шаги десятков поколений, старые подсвечники, на которых висели остатки застывшего воска, и образа, смотрящие с высоты, словно призывающие к вере.

– Я буду молиться за них, за Лидию… и за тебя, сын мой, – сказал отец Федор, опускаясь на колени перед алтарём.

– Садись, сын мой, – мягко сказал отец Федор, указывая на скамью у алтаря. – Давай помолимся вместе.

Антонио кивнул, не решаясь заговорить. Он, молча, присел на скамью, глядя на горящие свечи. В их огоньках он видел не только свет, но и надежду. Надежду, которая теперь была в руках Лиды и, отчасти, в его собственных.

Антонио, склонив голову. Он слышал, как священник начал тихую молитву, его голос звучал, словно эхо, разносящееся по сводам храма. Антонио закрыл глаза, чувствуя, как тишина и свет наполняют его внутренний мир. Эта церковь, казалось, действительно была местом, где прошлое и настоящее соединялись, а любовь и надежда становились путеводными звёздами.

Лидия аккуратно поставила ведра на деревянный пол, её спина ныли от непривычной тяжести. Она тяжело дышала, вытирая ладонью пот, который выступил на лбу. Вода была тяжёлой, а путь от колодца до дома, несмотря на его недалёкость, оказался долгим и изматывающим. Сначала она поставила ведра рядом с печью, чтобы сразу же приступить к делу. Руки дрожали от усталости, но Лида не могла позволить себе замедлиться.

Она сделала несколько наклонов, чтобы растянуть уставшие мышцы спины и плеч. Но боль всё равно не отпускала. Вздохнув, она бросила взгляд на горшки, стоявшие на полке у печи. Их форма и состояние были достаточно хороши для того, чтобы выполнить задачу.

– Отлично, этим можно процедить воду от разной грязи, – сказала она вслух, подходя к одному из горшков и осматривая его. Лидия чувствовала, как её разум сосредотачивается, несмотря на усталость. Она поднесла тряпочку к свету, внимательно рассматривая её. На ткани были небольшие пятна, но это не имело значения. Важно было то, что она могла использовать её, чтобы очистить воду.

Взяв в руки второй горшок, она ощутила его тяжесть, чувствовалась привычная для керамики твёрдость. Взгляд Лиды стал более уверенным, когда она начала мысленно планировать следующий шаг.

– А в этом её вскипятить, – продолжила она, скручивая в руках горшок и покручивая его, будто проверяя, насколько он способен выдержать жар.

Лида оглядела комнату. Она заметила, как на полке лежат несколько старых тряпок, потертых временем и частыми стирками, но они вполне подходили для того, чтобы использовать их для фильтрации воды.

– Как жаль, что нет электричества, чайника или на худой конец самовара, – произнесла она, поглаживая одну из тряпок. В её голосе было слышно разочарование, хотя она старалась не показывать этого. Она понимала, что нужно использовать то, что есть, ведь это – единственный шанс помочь.

Девушка бросила взгляд на печь и подумала, как хорошо было бы иметь что-то более современное. Но, вернувшись в реальность, Лидия вернулась к работе. Она поставила горшки на печку и принялась за процедуру.

– Ну что ж, будем действовать тем, что имеем, – сказала она решительно, заправляя рубашку, чтобы она не мешала.

Лида осторожно поставила керамический горшок на пол, затем взяла чистую тряпочку и натянула её на горловину. Она знала, что этот примитивный способ очистки воды не избавит её от всех опасностей, но хотя бы уберёт видимый мусор.

Рядом на столе стояла деревянная кружка, слегка потемневшая от времени. Лидия взяла её в руку, почувствовав шероховатую поверхность, и, зачерпнув воду из ведра, начала осторожно переливать её в горшок. Струя пробивалась через ткань, оставляя на ней мелкие частицы грязи, кусочки листьев и что-то ещё, чему явно не место в питьевой воде.

Лидия села рядом с горшками и начала аккуратно фильтровать воду, внимательно следя за тем, чтобы ничто не упало в ведро. Она знала, что этот процесс займет время, но сейчас каждый момент был на вес золота. В её сознании всё было чётко – она обязана помочь, ведь только от неё зависела судьба жителей деревни.

Она работала методично, терпеливо, чувствуя, как ритмичное движение кружки успокаивает её. Казалось, что в этом процессе было что-то почти медитативное, но Лида знала – времени на лишние размышления у неё нет.

Когда оба горшка наполнились, она аккуратно поставила их на стол, чтобы вода могла немного отстояться. Затем вытерла влажные руки о подол платья и повернулась к печи.

Печь была старой, с потрескавшейся глиняной кладкой. Её дверца слегка перекосилась, а внутри темнел зев, в котором когда-то жарко полыхал огонь. Лидия провела ладонью по шершавой поверхности, вспоминая современные электрические плиты и чайники, которые могли бы сэкономить ей столько времени.

– Вот бы сейчас газовую плиту… – пробормотала она, устало потерев лоб.

Но жаловаться было некогда. Нужно было разжечь огонь, а для этого требовались дрова. Лида бросила взгляд на угол у входа, где стоял старый топор. Рукоять потемнела от частых прикосновений, лезвие выглядело немного тупым, но всё ещё могло выполнять свою работу.

Она уверенно взяла топор в руки, чувствуя его вес, и вышла на улицу.

Солнечный свет ослепил её на мгновение, и Лидия прищурилась, оглядывая двор. Воздух был наполнен запахом влажной земли, где-то вдалеке стрекотали кузнечики, а лёгкий ветер шевелил траву.

Она направилась к небольшому поленнице, где лежали старые, потрескавшиеся брёвна. Вздохнув, Лидия подняла одно из них, поставила на колоду и занесла топор.

– Ну что ж, – сказала она самой себе, – начнём.

Она ударила, и дерево с глухим стуком раскололось на две части.

Лидия окинула взглядом комнату. Пол покрывала толстая пелена пыли, в углах паутина тянулась серыми клочьями, а по полу валялись щепки, клочья ткани и грязные соломинки. Запах сырости, смешанный с едва уловимым смрадом болезни, бил в нос.

– Так, а ну-ка, давайте с этим разберёмся, – тихо сказала она себе, закатывая рукава.

В углу, прислонённый к стене, стоял веник – старый, с потрёпанными прутьями, но всё ещё крепкий. Лида схватила его, пару раз ударила о стену, чтобы выбить пыль, и принялась за работу.

Каждое движение вызывало лёгкое облачко пыли, отчего Лидия начала покашливать, но она только сильнее сжала зубы. С хрустом под веником собиралась грязь, перемешанная с мусором.

За её спиной слабо застонал один из детей. Лидия обернулась. Девочка, лежащая на лавке, чуть приоткрыла воспалённые глаза, мутные, с красными прожилками.

– Тише, тише… Всё хорошо, – мягко сказала Лидия, откладывая веник. Она подошла к детям, коснулась их лбов. Всё такие же горячие.

Девочка тихо всхлипнула, но тут же снова закрыла глаза, утопая в лихорадочном сне.

Лида тяжело вздохнула. Работы ещё непочатый край.

Она вернулась к уборке. Подмела пол, сгребла мусор в старый тряпичный мешок, нашла в углу грязное ведро и тряпку. Пришлось взять немного отстоянной воды из второго горшка – не питьевую, но достаточно чистую, чтобы хоть чем-то помыть полы.

Окунув тряпку, она склонилась и начала тщательно вытирать половицы, стирая въевшуюся грязь. На душе стало чуть легче – в чистоте дышать проще, а значит, и больные смогут чувствовать себя лучше.

– Ну вот… Уже лучше, – пробормотала она, глядя на результат своей работы.

Печь потрескивала, из горшков уже начал подниматься лёгкий пар. Скоро вода закипит, и можно будет заняться следующим шагом.

Лидия вытерла вспотевший лоб, бросила взгляд на детей, которые по-прежнему лежали, словно обессиленные тени. Лёгкий румянец лихорадки на их щеках и слабые стоны подсказывали ей, что медлить нельзя.

Она вышла на крыльцо, вдохнула свежий воздух, наполненный запахом сырой земли и древесного дыма. У дома, прямо у стены, росли пучки тысячелистника и ромашки – настоящие сокровища в её ситуации.

– Вот вы-то мне сейчас и пригодитесь, – пробормотала она, осторожно наклоняясь и перебирая листья.

Тысячелистник крепко цеплялся за землю своими тонкими стеблями, а его резные листики казались слегка колючими на ощупь. Лида аккуратно сорвала несколько веточек, отряхнула от пыли и отложила в сторону. Затем протянула руку к ромашке – нежные белые лепестки чуть подрагивали от её прикосновения, будто сама природа знала, что эти цветы сейчас станут лекарством.

Собрав достаточно трав, Лида направилась обратно в дом, стараясь идти быстрее. Время было на счету.

Она знала, что это не панацея, но хотя бы первый шаг. Надо будет продолжать бороться за жизнь этих детей.

Зайдя внутрь, она сразу подошла к столу, на котором стояли два горшка с уже закипевшей водой. Пар поднимался лёгкими завесами, наполняя комнату тёплым влажным воздухом.

Лида старалась не шуметь, чтобы не потревожить детей. Внутри было прохладнее, чем снаружи, но всё равно воздух оставался тяжёлым, пропитанным запахом болезни и сырости.

Лида разложила травы перед собой, задумчиво провела пальцами по листьям тысячелистника.

– Ты поможешь сбить жар, – тихо сказала она, будто разговаривая с растением, затем посмотрела на ромашку. – А ты снимешь воспаление.

– Ну вот, хоть немного очистим их от пыли, – пробормотала она, отжимая стебли и цветки.

Она подошла к ведрам с водой, зачерпнула немного в ладони и провела по лицу, смывая пот. Взяв охапку трав, аккуратно опустила их в оставшуюся воду, размяла пальцами, наблюдая, как сорванные растения отдают свои соки.

Воды было немного, но её хватило, чтобы ополоснуть травы. Лида разложила их на печи для просушки, осторожно разглаживая пальцами каждый листик. Печь ещё хранила остатки жара, и травы быстро начнут терять влагу.

Вода зашипела, будто приветствуя целебные растения. Закипела, и Лида, взяв полотенце, осторожно достала их из печи. Горячий пар обжигал руки, но она стиснула зубы и поставила горшки на стол. Вдыхая тёплый аромат кипятка, она на мгновение закрыла глаза, собираясь с мыслями.

Взяв пучки уже высохших трав, Лида поломала их пальцами, бросила в кружки, залила кипятком и накрыла деревянными крышками.

Лида размешала отвар деревянной ложкой, вдыхая аромат трав.

– Пусть настоится немного… – пробормотала она, пристально наблюдая, как листья и цветки раскрываются в кипятке, как вода медленно окрашивается в золотистый оттенок.

Оглядев дом, Лида удовлетворённо кивнула: теперь на полу не было мусора, она всё подмела, и стало значительно чище. Но стоило поднять голову, как перед глазами предстала другая проблема – стены и потолок заросли паутиной, создавая впечатление, будто в этом доме давно не жили люди.

– Чёрт… да тут целые заросли, – нахмурилась она, вздохнула и пробормотала: – Вот бы сейчас пылесос…

Но пылесоса, конечно, не было. Лида усмехнулась своей глупой мысли, подошла к углу и начала осматривать дом в поисках хоть чего-то, что могло бы заменить привычную современную технику.

– Так… веник не подойдёт, он слишком короткий… Может, палка какая-нибудь? Или тряпка на шесте?

Она прищурилась, заметив в углу длинную жердь, вероятно, использовавшуюся когда-то для того, чтобы снимать сушёные пучки трав с потолка.

– Ну вот, другое дело, – Лида схватила жердь, сдёрнула с гвоздя старую ткань и быстро намотала её на конец палки, завязав узлом.

– Импровизированный "паутиноуборщик" готов, – усмехнулась она, подбрасывая жердь в руках.

Подойдя к стене, Лида подняла палку и осторожно начала водить ею по углам, собирая липкую паутину. Время от времени она морщилась, когда особенно крупные комки срывались вниз и падали прямо у её ног.

– Брр… ненавижу пауков, – пробормотала она, но не останавливалась.

Когда закончила, комната выглядела значительно чище. Лида отряхнула руки, вытерла пот со лба и удовлетворённо посмотрела на результат работы.

– Ну вот, совсем другое дело.

Теперь можно было возвращаться к детям и заниматься их лечением.

Глава 4. Огонь в печи, тепло в душе.

Лида глубоко вдохнула, стараясь не обращать внимания на удушливый запах болезни, пота и старой, несмененной простыни. Дети лежали без движения, только их слабое, чуть слышное дыхание подтверждало, что они ещё живы. Она сняла с головы платок, прикрывая им нос и рот, как самодельной маской, и подошла к плетёной корзине в углу комнаты. Внутри нашлось немного одежды – две ночные сорочки, застиранные, но всё же чистые, и кое-какое постельное бельё.

Лидия сжала в руках тонкую ткань, размышляя. Дети выглядели настолько ослабленными, что любая лишняя нагрузка могла только усугубить их состояние. Но в тоже время они лежали в пыли, грязи, на давно нестираных тряпках. Оставить их так было нельзя.

– Нужно переодеть вас, милые, – прошептала она, наклоняясь к мальчику.

Его кожа была горячей, но липкой от пота. Осторожно, чтобы не потревожить лихорадочное тело, Лида приподняла его и стала расстёгивать рубаху. Ткань прилипла к коже, и каждое движение вызывало у мальчика слабый, почти беззвучный стон.

– Тише, тише… Всё будет хорошо, – пробормотала она, словно убаюкивая его.

Переодев мальчика, Лида быстрыми движениями сменила постельное бельё. Как только он оказался на свежей ткани, его дыхание немного выровнялось. Это придало ей сил.

Она повернулась к девочке. Та слабо шевельнулась, когда Лидия дотронулась до неё. Девочка открыла затуманенные глаза, её губы беззвучно шевельнулись.

– Тише, я просто помогу, – Лида провела рукой по её спутанным волосам, – скоро тебе станет легче.

Девочка не сопротивлялась. Её худенькое тельце казалось почти невесомым.

Когда обоих детей, наконец, уложили на чистые простыни, Лидия вытерла пот со лба, ощущая, как капли стекают по её собственному лицу. Работать в душном, пропитанном болезнью воздухе было тяжело, но она знала – это только начало.

"Теперь нужно все постирать", – подумала она, выпрямляясь и оглядываясь в поисках, того куда можно сложить грязное белье и одежду.

Лида собрала всю грязную одежду и постельное бельё, аккуратно складывая их в плетёную корзину. Куски ткани были тяжёлыми от влаги и пропитаны запахом болезни, но она старалась не обращать на это внимания. Каждый кусок, который она складывала, казалось, будто рассказывал свою историю: потрёпанная рубашка, видевшая много дней забот и труда, сорочка, когда-то белоснежная, а теперь запачканная временем и недугом.

– Нужно всё это постирать, – тихо сказала она, как будто самой себе, поправляя корзину. – Иначе никакого толку от моего ухода за детьми.

Она вздохнула, взглянув на детей, которые лежали теперь на чистых простынях. На их лицах мелькнуло что-то похожее на облегчение, хоть они и оставались без сознания.

– Потерпите, милые, – шепнула Лида, подходя к двери. – Всё скоро станет лучше. Я обещаю.

Корзина оказалась тяжелее, чем она ожидала, но Лида стиснула зубы, взяла её и направилась к выходу. Дверь скрипнула на старых петлях, впуская в комнату свежий воздух и солнечный свет. Лида остановилась на пороге, глотнула прохладного воздуха и прищурилась на яркое солнце.

Снаружи всё казалось удивительно тихим. Только легкий шелест ветра в траве и редкие звуки птиц нарушали эту тишину. Лида медленно спустилась с крыльца, ощущая, как корзина врезается в её ладони.

– Надеюсь, поблизости есть источник воды, – пробормотала она.

Она остановилась у края двора, бросив взгляд на окрестности. Старый деревянный колодец, из которого она уже черпала воду, выглядел приглашающим, но она знала, что для стирки потребуется больше воды.

– Может, где, то есть река или ручей? – спросила она вслух, словно ожидая ответа.

Солнце ласково касалось её лица, но внутри Лида ощущала усталость, будто весь мир навалился ей на плечи. Однако она не могла позволить себе отдыхать.

– Ладно, действуем дальше, – сказала она решительно, крепче ухватившись за корзину. – Каждый шаг – ближе к выздоровлению.

Она направилась вдоль дома, глядя по сторонам в поисках места, где можно было бы выстирать всё это бельё, приговаривая себе тихо, чтобы не терять дух:

– Я справлюсь. Я не могу оставить людей в беде, когда могу им помочь.

Лида с трудом удерживала корзину с бельём, чувствуя, как усталость медленно пробирается в мышцы. Она снова подумала о том, насколько легче была бы жизнь, если бы здесь были все привычные удобства.

– Сейчас бы стиральную машину… – устало пробормотала она, кривя губы в печальной улыбке.

Но стоило ей поднять голову, как на неё нахлынуло ощущение свободы. Воздух был наполнен ароматами трав и цветов, словно природа сама пыталась обнять её своим теплым дыханием. Птицы чирикали где-то в кронах деревьев, перекликаясь между собой, а солнце, будто ласковая рука, согревало её плечи.

Лидия остановилась на мгновение, глубоко вдохнула и медленно выдохнула, наслаждаясь этим моментом.

– Да, у меня нет стиральной машинки, нет электричества, нет плиты, нет пылесоса… – проговорила она, словно перечисляла потери.

Она прикрыла глаза, позволяя лёгкому ветерку коснуться её лица. Потом открыла их и улыбнулась.

– Но зато есть эта красота… А не тёмные коридоры подземного убежища, – её голос дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. – Здесь я могу не бояться монстров.

Лида ещё раз глубоко вдохнула, наполняя лёгкие свежестью полей и лугов. Она почувствовала, как на сердце стало легче. Всё это было так естественно, так правильно… Настоящая жизнь, живая и прекрасная.

– Не время для грусти! – весело сказала она сама себе, крепче ухватываясь за корзину.

Она улыбнулась и уверенно зашагала вперёд, подставляя лицо солнцу, радуясь каждому шагу и каждому мгновению.

Впереди послышался приглушённый рокот воды. Сначала он был едва различимым, словно чьё-то далёкое дыхание, но с каждым шагом становился всё отчётливее. Лида остановилась прислушиваясь.

– Река… – прошептала она, и её сердце радостно сжалось.

Подгоняемая этим открытием, она ускорила шаг, обходя раскидистые кусты и высокую траву. Ветки цеплялись за платье, но она не обращала внимания. Ещё немного, и вдруг перед ней открылся чудесный пейзаж.

Река извивалась, как живая, отражая в своих водах небесную синеву и солнечные лучи. Берега её были усыпаны цветами и зелёными травами, кое-где виднелись коряги, словно нарочно оставленные здесь природой. Вода журчала, пенилась на камнях, её плеск был мелодичным, убаюкивающим.

Девушка подошла ближе к реке, её шаги были осторожны, словно она боялась спугнуть эту тишину. Вода неспешно текла вперёд, поблёскивая под лучами солнца, её поверхность то и дело рябило лёгкое дуновение ветерка. Всё вокруг дышало покоем – ни звука, кроме далёкого пения птиц и тихого плеска воды о прибрежные камни.

Лида сделала несколько шагов вперёд, осторожно приблизилась к берегу и опустила корзину на траву, не сводя глаз с реки. Медленно наклонилась, протянула руку и кончиками пальцев коснулась воды.

– Тёплая… – выдохнула она, словно не веря.

Ожидала холода, но вместо этого почувствовала приятное тепло, будто река сама приглашала её, ласково приветствуя прикосновение. Зачерпнула ладонями воду и с наслаждением окатила лицо. Капли стекали между пальцев, поблёскивая на солнце, и она невольно улыбнулась. Это было впервые в её жизни – впервые она видела реку, впервые касалась настоящей, живой воды, не заключённой в металлические трубы и пластиковые резервуары.

Она стояла на коленях у самой кромки воды, жадно всматриваясь в каждую деталь: как плывут тонкие нити водорослей, как пробегают по поверхности крохотные волны.