Чертог Восхода Асуры

– Что это была за чушь про демонов?

– Не думаю, что дело в демонах. Твой брат изменился, когда лишился крыльев. И не стоит воспринимать слова старейшины Ясуо буквально. Он стар. Его разум сгущает краски, – ответил Тинджол, если можно было так выразиться, потому что рта он не открывал с самого первого дня их занятий. – Начнём тренировку.

Рейн выбрал Тинджола, закрыв глаза на его поднебесные расценки, потому что тот родился в стенах храма и к тридцати годам прошёл обучение у всех учителей в братстве, но главное – он был настолько силён, что Рейн не знал никого среди магов, кто мог бы ему противостоять.

Тинджол учил его обращать своё сознание к нематериальному, превращая разум в нечто неуловимое, как воздух, и крепкое, как опоры мира. Пока голова была не отуманена течением дня, они занимались сознанием. Наступал вечер – тренировали тело. Рейн не изучал боевые техники. Магическая практика, по мнению Тинджола, была важнее, и с каждым днём они всё больше внимания уделяли именно ей.

– Если ты знаешь своего противника – это сведения. Если ты познал себя – это знание. – Вступив в схватку, Рейн слушал Тинджола, позволяя ему говорить внутри себя. — Если ты победил другого – это способность сделать усилие. Если победил себя – это владение силой. Для духа не существует страшного противника, кроме тебя самого.

Буро-свинцовая магия Тинджола тремя потоками возникла в воздухе, и Рейн прижался к земле.

– Твоё тело научилось делать больше, чем ты считаешь, ещё до того, как ты переступил порог нашего храма. Почему столько времени потрачено впустую?

– Тин, ковыряться в чужой голове без разрешения невежливо, – ответил он, когда снова оказался на ногах.

– Я лишь слушаю твои громкие мысли. – Улыбка появилась на каменном лице учителя так незаметно, словно была там и до этого.

– Тогда ты знаешь, что я сидел.

– Пять лет без капли магии сделали твоё тело мощным, но ярость абсолютно отупила дух, – произнёс учитель, сближаясь с ним. — И ты продолжаешь его травить контролем сознания.

Тин провёл серию быстрых ударов, которые Рейн встретил защитой, а потом хлёсткий всплеск бурой магии чуть не сбил его с ног. За первым выстрелил ещё один.

– Полегче, – откликнулся Рейн, почувствовав, как нагрелся его доспех.

– Мир и покой внутри – основа всего. Дух должен быть чист и должен доверять телу, только тогда оно покажет, на что способно. После твоего освобождения прошло достаточно времени, и ты продолжаешь тратить его впустую.

– Всё просто, когда ты родился при храме и тебя с первых дней, как созрела магия, окружают учителя контроля сознания и боевых искусств, – со злостью прохрипел Рейн. – Чему бы ты научился, если бы всё, что занимало твою отупевшую голову, – это желание не сдохнуть?

– Злость разрушительна. Сильного внутри наполняет мир. Ты пришёл, чтобы учиться. Учись. Я лишь говорю, что твой потенциал куда больше, чем ты считаешь, а твоя ярость медленно разрушает его.

Буро-свинцовая энергия чудовищным вихрем откинула Рейна к краю плаца. Скованный контролем, он оказался на спине и не мог пошевелиться. Доспех начал сбоить. Тин подлетел, прижал его к плитам и стал захватывать сознание.

«Незаметный дух – тихий дух. Рой мыслей и чувств делает сознание явным» – эти слова сами возникли в голове, после чего Рейн смог удержать тишину и ослабить цепкость контроля. Вторая попытка скинуть Тина породила изумрудный вал энергии, и он опрокинул учителя через себя с такой силой, что его фигура быстро скрылась в облаке тумана, наполняющего провал храма.

– Хорошо. – За спиной заговорил незнакомый голос, звучавший уверенно, одобрительно и с сильным акцентом. – Но тишины мало. Нужен мир и покой.

Стоя на плацу, Тин сложил руки и впервые заговорил своим голосом.

– И как же его достичь? – спросил Рейн, когда они направились к выходу с плаца.

Удовольствие застыло на каменном лице Тина. Он шёл, продолжая говорить:

– Сомнение, злость и боль нарушают твой покой. Некоторые практики могли бы помочь укрепить веру лучше, чем контроль настроения.

– У меня нет времени ещё и для медитаций.

– Медитации – меньшее из того, что необходимо твоему духу. Тебе нужно стать частью нашего братства. Одежда, пища, жилище, слова, мысли и занятия – всё должно быть общим. Подумай над этим.

– У вас, буддистов, даже грехи по расписанию, не каждый день. Не уверен, что это по мне.

Тин остановился.

– Ты хорошо видишь свою цель?

Рейн задумался, была ли это одна цель или она просто складывалась из множества других.

– Да, – наконец сказал он.

– Что, если она останется недостижима?

– Тогда мне будет не нужна сила.

– Что, если силы не будет, пока ты не поверишь?

– Почему ты всегда говоришь так, будто успех зависит от того, что я думаю?

– Потому что в конечном счёте сначала важно то, что мы думаем, и только потом – что делаем.

Рейн вопросительно посмотрел на Тина:

– А как же время, пот, усилия?

– Это пустяки. Самое сложное – верить без сомнений. Здесь ты только на середине пути, но это всё равно дальше многих. Поэтому я и взял тебя.

– Да? Я думал, ты взял меня потому, что я тебе плачу.

– Это тоже пустяк. Главное – вера.

Рейн подумал о том, как можно быть слепо уверенным хоть в чём-то. Ведь каждый день меняется всё: от бездушных условий до простых человеческих решений. О лжи в таком случае он думать вообще не хотел. Она противоречила самой идее возникновения веры как явления.

– Если ты хочешь приходить сюда и дальше, – проговорил Тин, – больше не используй контроль сознания, чтобы справляться с собой.

От одной мысли об этом могильный холод пробрал до костей.

– Выбора же у меня нет? – с надеждой уточнил Рейн.

 Улыбка пропала с каменного лица учителя, словно её там и не было, а за ней и он сам растворился в буром столпе энергии.

На выходе из Зала духов раздался громкий свист и весёлый голос с лёгкой хрипотцой, который заставил Рейна обернуться:

– За всё время, сколько я здесь тренируюсь, впервые увидел, как Тин летает. Ты неплохо отделал его смуглый зад.

Загорелый парень с татуировками на шее и лице уже стоял напротив: чёрные волосы, взбитые в беспорядке, глаза цвета коры дерева и та улыбка, которой быстро учишься не доверять.

– И давно ты здесь тренируешься?

– Скажем, не первый год. – Парень протянул руку. – Меня все называют Шах.

– Рейн. – Он пожал её в ответ.

– Смотрю я на тебя и думаю: вот этот парень мне нравится. – Так нормальные разговоры не начинаются, но Шах явно был слегка не в себе или зачем-то хотел таким казаться, поэтому Рейн решил послушать, что тот скажет дальше. – Сильный, серьёзный, осторожный. Знаешь, это, наверное, духовное родство или типа того. Во взгляде, в том, как человек говорит и ведёт себя, видишь своё отражение. Такие вещи я чувствую, понимаешь?

Рейн уже минуту не понимал ни хрена.

Посмотрев по сторонам, Шах придвинулся к нему и тихо добавил:

– Когда я делаю предложения, они настолько хороши, что отказаться от них не так и просто. У меня есть одно для тебя.

Гей-радар начал зашкаливать с треском счётчика Гейгера.

– Друга на раз поищи в другом месте, – ответил Рейн, отодвинув его от себя, потому что пристальный взгляд неожиданного собеседника слишком откровенно осматривал его.

Улыбка на лице Шаха сделалась шире, и он застыл, словно услышал предложение, а не отказ.

– Чёрт, я уважаю такой подход. Даже с удовольствием посмотрел бы, насколько он глубокий, но сам я дважды в одну мишень не стреляю. Моногамия не для меня, уж прости.

Рейн уже собрался пойти, но Шах задержал его крепкой хваткой.

– Руку убери.

– Чего ты такой закрепощённый?

На территории храма стычки запрещались под угрозой полного отстранения от обучения, поэтому эти слова Рейн прорычал ему на ухо:

– Если сейчас же не уберёшь, я вырву её и вставлю в твой смуглый зад так, что по пальцу будет торчать из каждой дырки в башке.

– Что же ты делаешь? – Шах даже глаза закрыл. – Это самое соблазнительное, что я слышал.

– Я считаю до трёх.

– Как твои успехи с верой? – спросил он, всё ещё крепко держа его за плечо, но из голоса пропала вся игривость. На смену ей пришла тихая угроза. – Я вот верю в деньги, но глупо верить, что они сами приплывут мне в руки, как считаешь?

Вот теперь Рейн действительно напрягся, поняв наконец, к чему тот клонит и что все эти двусмысленные намёки были простой проверкой на сдержанность.

– Похоже, твоя вера крепка, раз у тебя есть возможность тренироваться здесь не первый год, – ответил Рейн.

– Мы собираем народ на дело и хорошо платим.

– Мне это неинтересно.

Пальцы Шаха всё ещё настойчиво удерживали Рейна на месте. В глазах, обманчиво тёплого оттенка, не было ни капли сомнения или страха. Рейн знал таких ребят. Педали тормоза у них нет.

– Ты сидел, и не за красивые глаза. Хотя за твои можно и посадить. Ты в отличной форме. Значит, был в деле и не просто пушкой махал. Мне нравится, как ты говоришь, а ещё тебе нужны деньги, потому что учиться здесь может позволить себе далеко не каждый. – В голосе Шаха проскочила тень нравоучительной интонации, какие очень любит Тин. – Приходите с братом вечером в паб «Медная голова» за торговыми рядами в паре кварталов отсюда. Найдите меня или спросите парня по имени Арчи, – закончил он и направился прочь, будто и не говорил ни о чём.

После тренировки Рейн с Максом встретили Артёма в небольшом баре Русского квартала Города Мира, где обычно ужинали. Было ещё светло. Барьер Чертога Асуры, в отличие от Чертога Ночи, пропускал не только погодные явления, но и свет. Нагромождение пёстрых рекламных щитов обманывало глаза, и перспектива искажалась в дрожащем от магических потоков воздухе, создавая ощущение, что улицам бетонного муравейника нет конца.

Жрать хотелось зверски. Кирсанов сидел за столиком, вытирая капли пота со лба платком, который достал из кармана лёгкого коричневого пиджака. За несколько недель Рейн заметил, что в строгом гардеробе целителя преобладали коричневые и зелёные цвета, а ещё что у него по меньшей мере пять пар очков.

Рейн с Максом сели напротив Артёма. Бар был небольшим, и ходили сюда в основном одни те же посетители. Макс бросил дежурный взгляд по сторонам, успокоил своё внимание тем, что никто в зале не вызвал подозрение, и откинулся на спинку стула, рассматривая меню, будто рассчитывал увидеть там что-то новое. На брате были синие джинсы, свободная белая рубашка с закатанными рукавами, а запущенные кудрявые волосы цвета чёрной меди с царапинами седины на висках торчали во все стороны. Рейн отметил, что он неплохо набрал мышечную массу, куда больше его самого.

За окном палило солнце, испуская ровный беспощадный поток света, но каждый раз, как входная дверь открывалась, сквозь стекло в её створке один из лучей шёл по другому пути, не так, как все, и играл солнечным светом на их столе.

– У меня для вас хорошие новости, – в очередной раз пройдясь платком по влажным русым волосам, заговорил Артём.

– Уже заказал нам пожрать? – спросил Макс.

– Это тоже. – Артём махнул рукой девушке за стойкой, а потом важно уставился на Рейна. – Твой егерь не выходил на связь уже неделю.

– Может, он здесь, и я буду первым, с кем он выйдет на связь?

Перед носом появилась тарелка с жареной курицей, картофелем и овощами, а пахла она так, что язык лип к горлу.

– Нет, ты не понял, – продолжил Артём.

– Ну, как объяснил, – перебил его Рейн и поморщился оттого, что кто-то широко распахнул дверь и луч света попал в глаз.

– С тобой голодным я вообще не знаю, как разговаривать, – отразил его выпад Кирсанов. – Мортен написал, что в Сферу пришла заявка о пропаже твоего егеря.

Рейн пожал плечами и замолк, занимая свой рот более приятным делом.

– Они ввели военное положение. Теперь на счету каждый хранитель. Нового егеря могут и не назначить, – проговорил Макс, взявшись за ягнёнка на своей тарелке.

– Что у нас с деньгами? – спросил Рейн.

– Три недели назад кто-то снял со счёта почти всё, – произнёс Артём.

– Доступ был только у Дэна и того, кто открыл счёт, – сказал Макс. – Похоже, в отличие от Виктора, его брат Игорь делиться деньгами не собирается.

– На то, что там осталось, получится прожить здесь месяц, а с вашими тренировками хватит только на неделю, да и то с натяжкой, но я могу одолжить, – предложил Артём.

– Кирсанов, у нас не отпуск, – ответил Рейн, отламывая хрустящую куриную ножку в медовом соусе. – Через две недели мы снова окажемся с пустыми карманами.

– Есть такое заведение, как биржа магического труда. – Артём с особым удовольствием изобразил кислую улыбочку. – В Асуре должна быть такая же, только неофициальная, специально для нарушителей закона, вроде вас двоих.

– Здесь она, похоже, сама находит нуждающихся, – прохрипел Рейн.

Хмурые брови Макса изогнулись, высоко поднимаясь вверх.

– У тебя просто поразительный талант завязывать хреновые знакомства.

Разномастные глаза брата сейчас казались внимательнее, чем раньше. Рейна не отпускало ощущение, что он что-то недоговаривает. Макс вообще больше напоминал брата, которого он помнил: ни с кем не считался, чётко знал, что ему надо, и пёр как танк.

– Так что там?

Рейн с протестом подался вперёд:

– Понравилось? Хочешь подкинуть ещё кому-нибудь пару стволов?

– Можно подумать, без них ты был святой. Мы давно по другую сторону закона. Не хватало ещё сидеть сложа руки.

– Если моё мнение имеет вес в нашей группировке, то я бы не хотел ввязываться в дела с бандосами, о которых ничего не знаю, – сказал Рейн, бросив обглоданную кость на тарелку.

– Что-то же они тебе сказали? – поинтересовался брат.

– Искать Шаха или Арчи в пабе за торговыми рядами Улья. Это всё.

– Тогда для начала нам придётся найти мамашу Арчибальда, – посмеялся над ним Макс. – Уж она-то всё расскажет.

– Они из другой лиги. Это тебе не мелкий криминалитет, на котором ты практиковался, как на кроликах. Если мы влипнем, то крепко.

Макс пару раз пальцами крутанул бокал, на стенках которого играл луч света.

– Денег нет, и вариантов их достать тоже, – напирал он. – Можно же просто сходить поболтать? Или ты передумал и готов возвращаться домой?

Глава 3. Лоренс

Сиреневое небо опускалось на сумеречный город, прочерченный тёмными силуэтами крыш. Февраль гулял по улицам морозным ветром, а за редко проезжающими машинами мёлся снег. Лоренс шагнул через чугунные ворота, ведущие во двор Гагаринской улицы, и проход в Чертог Ночи с шипением открылся. Все звуки стихли. Перед глазами пролёг мрак. Межпространственный барьер города под землёй стал настолько мощным, что на несколько шагов дальше не существовало абсолютно ничего.

«Главное – идти прямо», – подумал Лоренс.

По другую сторону четверо вахти, охранявших проход, почтительно кивнули ему. На них были длинные тёмно-серые мундиры с косым бортом, отделанным угольно-чёрными вставками, прямые штаны на тон темнее и высокие сапоги. Орлиные головы наверший посохов хранителей превратились в драконьи. Их клыкастые пасти устрашающе разевались, а глаза чернели ониксами.

Уже около месяца под действием чар Вайтари маги постепенно возвращались в Чертог Ночи. Проходы открывались в разных местах, а о закономерности смены их расположения знали только прибывшие. Хранители Цитадели пытались проникнуть в город, но безуспешно. Вайтари всё сделал так, что в случае поимки кого-то из жителей его города стражами вытащить из памяти нужные сведения было невозможно. Эти знания лежали глубоко, и любой маг сказал бы, что просто угадывает, как попасть в Чертог Ночи. Конечно, если бы смог говорить об этом. Поднимающиеся на поверхность были зачарованы не рассказывать о том, что происходит внизу. Даже товары в город поставляли через специальные переходные лабиринты2. Только тот, кто знал об их существовании, имел представление, как попасть на нужный уровень, чтобы найти проход. Все остальные маги могли только пытаться пробраться в город, пока их самих не нашли бы вахти.

Лоренс прибыл в Чертог Ночи раньше, чем планировал, и теперь неторопливо шёл через отстроенный городской центр в сторону Талминской крепости. Непроницаемо чёрное небо не оставило и следа от стылых сумерек, которые на поверхности окутывали Петербург. Дыхание всё ещё превращалось в пар на кусачем морозном воздухе, а под ногами хрустел снег. Всю дорогу Лоренса преследовали разговоры. На площади Ребеля к ним добавились ароматы сладкого хмеля и сытной кухни. Идущие навстречу прохожие нередко растворялись перед глазами, оставляя причудливый цветовой след. Центральная площадь всегда была самым оживлённым местом в Чертоге Ночи. Здесь теснились городская библиотека с двухуровневой аркадой, центральный банк, вход в который отмечали четыре колонны, поддерживающие балкон с грифонами, и здание городского Магистрата. Старинной часовой башней оно возвышалось над архитектурным ансамблем тесно соседствующих поблизости жилых домов. Они плотным кольцом обступали саму площадь, где уличная торговля пестрила разнообразием товаров, а в воздухе встречались пять мостов. Главный из них – крытый с арочными окнами и галереей. Четыре других: открытые, изогнутые, украшенные скульптурами мифических существ.

В центре площади теперь возвышалась мраморная статуя Майсенты Ребель в память о первой женщине в своём роде. Длинноволосая, стройная, светлокожая. Её босые ступни шли дорогой серебряных звёзд, отлитых на постаменте, а ткани платья раздувал ветер, родом из края солнечных лучей и дождя. Для энтер рождение ребёнка женского пола представлялось чем-то сакральным в понимании Лоренса, ведь шанс был очень мал, и Вайтари, сдержав обещание Морзу, почтил память Майсенты, увековечив её в камне.

Сам Вайтари занял Талминскую крепость, где разместил и вахти. За неприступными стенами Талмы скрывался огромный внутренний двор с большим колодцем в центре и замок с пятью башнями. Скрипучий ковёр снега стелился под сапогами Лоренса, пока он поднимался по широким каменным ступеням к воротам замка. Внутри тихая лестница Восточной башни увела его на самый верх, где за распахнутыми дверями он нашёл пустующий зал для собраний. В помещении было прохладно, хотя в очаге ревел огонь. Отодвинув кресло от стола, Лоренс устроился поближе к теплу, потому как жар грел куда приятнее доспеха.

Морзу показался первым. За время, которое Лоренс провёл в Асуре, тот сменил полотняные одежды на тёмно-свинцовый мундир, с одного борта отделанный тонкой серебряной кольчугой. Она едва слышно звенела, раскачиваясь в такт стука его начищенных ботинок.

– Хэй’хет маарас, – сказал Морзу. Стрелки на его брюках окончательно разбили образ чернокожего туземца, сложившийся в первую неделю возведения Чертога Ночи.

– Хэй’хет маарас, – ответил Лоренс прославляющим новый мир приветствием, которое служило негласным паролем для всех прибывших.

Следом вошла женщина с длинными смоляными волосами. Глаза её были полностью чёрные, а кожа белее каррарского мрамора. На высокой стойке мундира, который она носила расстёгнутым поверх прозрачной блузки, красовались змеевидные драконы. На шее, обмотанный плетёным шнуром, висел осколок, похожий на окаменевший уголь. Украшение выглядело самодельным и совсем не шло к её изящному образу. Вместе с Морзу могла прийти только Гремори, которую без чадры Лоренс видел лишь раз, но помнил, что глаза её выглядели иначе. Движением руки, с которой сорвался поток чёрной магии, она захлопнула за собой двери и осталась стоять рядом, словно Цербер.

– Вайтари к нам не присоединится? – поинтересовался Лоренс у Морзу, опустившегося в кресло рядом.

– Он восстанавливает силы. – Ответ прозвучал как отговорка. – Возведение барьеров, работающих на жизнеобеспечение города, отнимает у него много энергии.

– Стоит ли тогда тратить на это столько времени, – сдержавшись от назидательного тона, отметил Лоренс, но сам уже думал, как поговорить с Вайтари с глазу на глаз после своего долгого отсутствия.

– Чертог Ночи должен привлекать магов не только мягкостью законов, но и финансовой свободой. Жить здесь выгоднее, чем на поверхности, – объяснил Морзу, твёрдостью голоса показывая очевидность своих слов.

– Чертог Ночи закрыт для большинства магов, – не согласился Лоренс.

– Да, но так будет не всегда. – Морзу вернулся к началу разговора. – Вайтари действительно слишком много сил тратит на город, и мы думаем, как избежать этого в будущем.

Из Восточной башни открывался вид на светящийся огнями центр Чертога Ночи. От площади Пяти Мостов к Талминской крепости тянулись несколько восстановленных улиц с подсвеченными фасадами.

– Заключённые, – пожав плечами, предложил Лоренс, удивляясь, почему никто не додумался раньше. – Ресурсы Цитадели поддерживают большее двух сотен магических преступников. Мы же можем использовать их энергию для защиты Талмы и города.

Морзу взглянул на него, и в его карих глазах отразились языки пламени очага.

– Низкие цены и мягкие законы – это хорошо, но этого мало, – продолжал Лоренс. – Нам нужно не просто показать, что в Чертоге Ночи лучше, чем где-либо, нам нужно сделать так, чтобы сомнений не возникало ни у кого. Нужно показать, что за нами сила, свобода и будущее.

– У Вайтари были мысли на этот счёт, – согласился Морзу. – Он считает, что ты – отличный кандидат для демонстрации.

Гремори прошла к огню и остановилась так близко, словно не знала, что он обжигает. Лоренс видел её силуэт боковым зрением, и ему казалось, что пламя большого очага объяло виесу целиком.

– Каждый маг получил силу после тебя, потому что заслужил её так же, как и ты, – своими шарадами из трёх времён прошлого заговорила она, и Лоренс, ненадолго прикрыв глаза, с усилием попытался вспомнить, как это расшифровать.

Морзу пришёл на помощь:

– Ты хотел силу, и ты её получишь, а после тебя силу получит каждый маг, который её заслужит.

– Каким образом? – спросил Лоренс.

– Также, как и я. Даэрхиг’карах.

– Ты – драмах.

– В твоём теле природная сила всё ещё может развиваться, нужно только его перестроить. Для этого мы проведём ритуал даэрхиг’карах, – коротко объяснил он.

– Всё, что мне известно об экспериментах такого рода над людьми и магами, так это то, что они смертельны, – насторожился Лоренс.

– Потому что магхи ничего не знают об этом ритуале. – Глаза Морзу горели красным огнём, как уголья в очаге. – Люди действительно умирают в течение двух-трёх лет. Слабые маги живут дольше, но и их тела не выдерживают. Я прожил уже пятнадцать лет и чувствую себя прекрасно.

– Я хочу поговорить об этом с Вайтари, – сказал Лоренс.

Обойдя его, Гремори облокотилась на спинку свободного кресла. Сквозь тонкую улыбку скользнул её шёпот:

– Вайтари никогда не говорил тебе больше, чем мы.

– Знала бы ты, как ошибаешься, – изобразив все оттенки презрения, отмахнулся от неё он.

– Как продвигаются поиски дочери Руак’Маара? – Морзу сменил тему с видом, до глубины веков уставшим от их инфантильных препираний.

После недолгого молчания, которое наполнил треск огня, Лоренс ответил:

– Контроль сознания Вайтари, который заставил Ксави защищать Майсенту, сильно усложнил задачу. Она не поверила моим словам о том, что Вайтари может быть опасен, и сбежала, потому что испугалась не его, а меня.

Правдой это было только отчасти. Вайтари действительно хотел, чтобы и Ксави, и Розали всеми силами оберегали девочку, пока он не сможет забрать её в Чертог Ночи, но Лоренс недостаточно доверял ему и надеялся остаться в живых, поэтому схитрил, нарочно спугнув Ксави и став таким образом одним из немногих, кто смог бы её найти. Шансов умереть сразу поубавилось.

– Другими словами: ты действовал против нас, – перевёл Морзу.

– Это была предосторожность, которую я счёл на тот момент оправданной, – с тихой злостью защищался Лоренс, чувствуя, как жар огня раскаляет его.

– Ты здесь потому, что разделяешь наши идеи, а ещё: ты – один из них. – Пренебрежительным жестом Морзу махнул в сторону окон, и, если бы у расизма был запах, он бы повис в воздухе, не давая свободно дышать. – Но в любой момент всё может измениться.

– Придётся тебя расстроить, – процедил Лоренс. – Для них я белее тебя.

Морзу взглядом указал Гремори на дверь:

– Проводи его к Вайтари.

В пристальном внимании виесы читался голод. В звуках же её голоса затаилось что-то чудовищное.

– Разумеется.

Они вдвоём покинули Восточную башню. Когда мрачная лестница Северной башни крутыми поворотами повела их наверх, холодный воздух снова забрался под полы шинели Лоренса.

– Ты так жаждал его внимания, – сказала Гремори, поднимаясь следом.

Он развернулся, заставив её остановиться.