Кричащая Башня знает

Уже на крыльце Аринка внезапно буркнула:

– Пошли в «Чемодан». Посидим немного. Не хочу идти домой.

Я согласилась.

Наш любимый столик у окна был свободен, мы заказали по шоколаду и молча смотрели – Аринка в окно, а я – на посетителей. Мне нравится наблюдать за людьми, почему-то любопытно, что они едят, пьют, читают или о чем разговаривают, – наверное, я по натуре созерцатель.

– У меня такое чувство, будто за мной следят, – неожиданно сказала Аринка. Ее слова резко выдернули меня из размышлений о собственных странностях и привычках.

– В каком смысле? – Я наклонила голову ближе к ней и инстинктивно понизила голос. – С чего ты это взяла?

Бросив на меня мрачный взгляд, она снова уставилась в окно.

– Не знаю, просто чувство такое.

– Ты видела машину или…

– Да при чем здесь машина? – раздраженно прервала она. – Я говорю о том, что за мной наблюдают, понимаешь? Где бы я ни была, что бы ни делала – в институте, дома, даже сейчас! Не только за делами, но и за мыслями.

Я смотрела на нее с растущим беспокойством. Паранойя?

– И как только я сделаю что-то плохое: нагрублю маме, поиздеваюсь над Лебедевой, в очередной раз обману Макса – так сразу кто-то сверху, тот, кто наблюдает, тут же заносит это в огромный журнал и недовольно хмыкает.

– Вот ты о чем… – Я почувствовала облегчение. – Может, дело в приближающемся Новом годе? Ну, подведение итогов и все такое.

Она запустила в меня второй мрачный взгляд, нахмурила брови и, кажется, тоже немного успокоилась.

– Может быть. А может, я скоро умру. И Боженька, Аллах, Летающий макаронный монстр или кто-то из них начали вести досье моих плохих дел.

Я засмеялась и приготовилась получить еще один мрачный взгляд, но, к удивлению, Аринка усмехнулась.

– Если я умру, то точно попаду в ад.

– Не говори ерунды. Ты не умрешь. У меня тоже бывают такие мысли перед большими дедлайнами: Новым годом, днем рождения или первым сентября. А что я успела сделать? Почему я снова все просрала?

Аринка засмеялась. Ей всегда нравилось, когда я сквернословила.

– Смерть – это тоже дедлайн, – сказала она с грустной улыбкой.

– Не важнее, чем все остальные, – ответила я и, дотянувшись до длинных прядей ее волос, слегка дернула за локон. – Не кисни.

Она внимательно посмотрела на меня, потом полезла в сумку и достала ключик на серебристой цепочке. Маленький, с витиевато сплетенной головкой, и я подумала, что навряд ли им можно что-то открыть, он явно декоративный. Аринка положила его на стол между нами, выпрямив цепочку так, что конец остался у кончиков Аринкиных пальцев, а ключик тянулся ко мне.

– Он обычно висит в моей комнате, на углу книжной полки, – сказала Аринка, пока я рассматривала ключ. – Если со мной что-нибудь случится, ты должна прийти и забрать его. В парке есть кафе Summertime, налево от главных ворот. В кафе работает Ключница. Отдашь ключ ей, а она отдаст тебе кое-какие мои вещи.

Я слушала подругу, и мои глаза от удивления распахивались все шире. Я, конечно, знала, что Аринка мутит темные делишки, но теперь от ее слов веяло и вовсе какой-то мистикой.

– Какие вещи? – прошептала я. Аринка в ответ пожала плечами.

– Ничего особенного. В общем, ты сама решишь, что с ними делать. Только об одном прошу: пусть мое имя не полощут в грязи. Никто ничего не должен узнать. Ни мои родители, ни Дашка, ни Лебедева с ее свитой, ни Макс… Обещаешь?

Она протянула руку через стол и схватила меня за ладонь. Я кивнула, не сомневаясь ни секунды.

– Обещаю.

«Ведь я сама замешана в твоих тайнах, Арин».

Она пронзила меня взглядом, тяжелым и острым, как копье спартанца, и отпустила руку. После ловко смотала цепочку с ключом и убрала в сумку.

– Может, я сейчас его заберу? – простодушно предложила я, представляя, что пробраться к Аринке в комнату и выкрасть ключ, возможно, будет не так-то просто.

Аринка горько усмехнулась и резко застегнула молнию на сумке.

– Так ведь я еще не умерла, Насть.

Маршмеллоу в моем стакане быстро тают, превращая верхний слой напитка в розово-зефирное болотце. Я мешаю их ложечкой, топлю на дне и снова позволяю выныривать на поверхность. Похоже на тот процесс, что я проделываю со своими мыслями. Как ни пытайся засунуть некоторые из них поглубже в подсознание, все равно выскакивают и ударяют прямо в лоб.

Оставив в покое и ложку, и зефирки, и мысли, поворачиваюсь к обувной коробке. Темно-малиновая крышка с надписью Calipso. Я знаю эту коробку. Аринка купила в сентябре босоножки этой фирмы – на них была огромная скидка, так как носить их было уже не сезон, и Аринка очень радовалась, что сможет надеть такую красоту летом. Уже не сможет.

Снимаю крышку.

Узкий блокнот с черной обложкой – не Аринкин дневник, а скорее телефонная книжка, которую я вижу впервые. Такая простецкая, даже «совковая», вещь не в Аринкином стиле.

Полиэтиленовый сверток – одного взгляда достаточно, чтобы понять: внутри пачка денег.

Бархатная красная коробочка в виде сердца: футляр для колечка.

Быстро закрываю коробку и оглядываюсь. Посетителей почти нет. Парочка в противоположном углу и мужик, торопливо жующий пасту, не отрываясь от планшета. Даже официантов не видно.

Снова снимаю крышку. Сначала беру в руки пакет с деньгами – он самый безопасный. Понятия не имею, чего ожидать в футляре, а блокнот и вовсе не хочу открывать. Осторожно разворачиваю полиэтилен, и он шуршит на весь город. К счастью, это мне только кажется. Стопка в моих руках оказывается приличная. Десятки, двадцатки, полтинники. Доллары. Мать его, доллары! Что подумает официантка, вздумай она подойти, если увидит пачку долларов в руках у студентки, которая пришла в ресторан в парке на искусственном меху и с рюкзачком из кожзама? Торопливо прячу их обратно в мешок, сворачиваю. Навскидку – не меньше чем полторы штуки баксов. Неплохо Аринка сэкономила на обедах.

Беру футляр. Бархатное красное сердечко. Такие преподносят взволнованные молодые люди своим избранницам в надежде услышать «да». Открываю. Хм, кольцо – ничего неожиданного. Выдергиваю его из гнезда и разглядываю. Массивное золотое кольцо, в центре – приличный такой камень, карата в два-три. Рубин или гранат? Думаю, рубин. Гранат вроде бы темнее. Такое сейчас не купишь в ювелирных магазинах, оно выглядит старинной реликвией.

Но откуда у Аринки такое дорогущее кольцо? Дорогущее по меркам этого города и окружавших Аринку парней. Если бы подарил кто-то из ее поклонников, я бы точно об этом знала. Да господи, об этом бы тут же узнал весь институт и весь город, и плевать ей бы было на чувства Макса! С чего бы ей прятать кольцо в обувной коробке? Украла она его, что ли? На хрена?

Кладу кольцо обратно в футляр, возвращаю в коробку. Остался блокнот. Я вижу его впервые. Обложка скреплена резинкой, чтобы блокнот оставался закрытым. Отодвигаю резинку, и она обвисает позади блокнота петлей. Кожа потерта, в углу оттиснен значок типографии. Стремный блокнот. В моем представлении такие носили лысые партийные деятели во внутреннем кармане пиджака, и доставали оттуда, заходя в телефонную будку.

Аринка не придерживалась букв, указанных в уголках страниц. Она просто писала имена подряд и ниже – номера телефонов. Иногда добавляла адрес или даже «айди» социальной сети. Она составляла список.

Я листаю страницы.

«Ринат Амирович Мазитов… Эмма Свиридова (художница)… Марина Чуркина… Радмир Кантимиров… Олег Вавилов (техфак)… Ксения Куликова…».

Многих я знаю. И я, кажется, поняла, что они делают в этом блокноте. Я листаю, чувствуя внутри нарастающую дрожь. Руки начинают трястись. Я боюсь найти в этом блокноте свое имя. Глаза застилают слезы, и буквы расплываются. Раздраженно тру ресницы. Блокнот закончен. Моего имени там нет. Но последние два имени заставляют меня замереть.

«Дима Суханкин». Рядом стоял номер его телефона.

«Ваня Щербаков». Имя Ваньки Аринка обвела в кружок.

Глава 5

Прежде чем идти в институт, я занесла коробку домой. Не знаю, где носило мать, но то, что дома ее не было, оказалось очень кстати. Немного пометавшись по нашей крошечной квартирке, я засунула коробку под диван, в отсек, где лежали мои одеяло с подушкой, комплект белья и плед. В него я и завернула коробку. Сразу появилось чувство, что в доме теперь хранится бомба, причем ее детонатор не в моих руках.

В институт почти бегу, понимая, что опаздываю. Не хочу лишний раз привлекать к себе внимание, его и так будет хоть ложкой ешь. О коробке стараюсь не думать, но получается плохо. Деньги я могу отдать Аринкиной семье, подкинуть, оставшись анонимным дарителем. Или отнести в какой-нибудь благотворительный фонд. Или себе оставить. Какая эгоистичная, но приятная мысль. В конце концов, будь Аринка жива, эти деньги не достались бы ни ее семье, ни больным детям. Кольцо вызывает любопытство. Пожалуй, я попытаюсь выяснить, кто его подарил. А вот блокнот… Его хочется сжечь на большом костре, а пепел развеять по ветру. Причем уверена, когда он будет гореть, то будет пищать, как какая-нибудь колдовская тварь. От мысли, что он лежит дома, в диване, на котором я сплю, по спине бегут мурашки. Как будто блокнот источает радиацию.

Я подхожу к перекрестку перед институтом, когда над ухом раздается голос:

– Привет!

Поворачиваю голову, утыкаюсь в ворот светло-серого пуховика. Поднимаю взгляд – Ванька.

– Привет, – бросаю я куда-то ему в грудь и не сбавляю шага. Он идет рядом. Значит, это был не просто «привет, раз уж мы знакомы, и я пошел дальше», а «привет, давай поболтаем». Я поднимаю на него взгляд и чуть заметно улыбаюсь, чтобы смягчить резкость своего поведения.

– Как дела? – спрашивает он. Я немного замедляю шаг. Может, хочу растянуть наш совместный путь до института, может, на бегу неудобно разговаривать.

– Ничего, – отвечаю я и пожимаю плечами. Парка, слава богу, скрадывает это нелепое движение. – Ничего хорошего, собственно.

Перед Ваней я не хочу быть вежливо-отстраненной. Он заслуживает искренности. Лучший друг Макса, мы познакомились, когда тот начал приударять за Аринкой, во вторую неделю сентября. Аринка принимала ухаживания, одновременно мониторя остальных возможных кандидатов на роль ее парня, и быстро пришла к выводу, что Макс – неплохой вариант, да и к тому же настолько в нее втрескался, что кастинг может продолжиться и во время их отношений. Впрочем, Аринка пеклась о своей репутации, так что об изменах речи не шло. Она просто коллекционировала поклонников, не говоря им ни да ни нет.

Отношения с Максом у нас сразу не сложились, поэтому мы довольно редко встречались вчетвером: я, Аринка, Макс и Ванька. Все эти совместные тусовки я помню наперечет. Сложно забыть собственное глупое поведение, зажатость и высказывания невпопад на фоне сверкания Аринкиной звезды остроумия и изящества.

– Понимаю, – отвечает он. – Решили, когда похороны?

– Завтра.

«Если бы твой лучший друг Максим не прятался от Авзаловых, то владел бы информацией. – Я вдруг раздражаюсь. – Уж не засланец ли ты, милый Ваня?»

– А что, Макс не в курсе? – Я надеюсь, что мой голос звучит отстраненно, но, по-моему, получилось холодно и саркастически.

Ванька молчит. Отличная тактика, просто класс! Можно я тоже буду попросту игнорировать все вопросы?

– Не обижайся на Макса, – говорит вдруг Ванька. Грустно и серьезно.

– Обижаться на Макса? Да что ты? Он меня за косичку дернул или конфету отобрал, чтоб я на него обижалась? – Сарказма уже не скрываю, раздражения тоже. Нашелся защитничек!

Ванька резко останавливается и, придерживая за рукав, останавливает и меня.

– Слушай, я понимаю, что ты на него злишься.

Мы стоим на перекрестке, горит зеленый, и людская волна обтекает нас, как прибрежный камень.

– Вчера он повел себя как мудак, не спорю. Он не должен был так с тобой разговаривать.

Я решаюсь поднять на него взгляд, он держит меня за рукав.

– Но его тоже можно понять – он в полном ауте от того, что произошло. Даже я не знаю, что с ним творится, он ничего толком не говорит.

– Откуда у него синяк на пол-лица? – Я в кои-то веки не мямлю, разговаривая с ним. Аринкина смерть, кажется, многое во мне меняет.

– Не знаю.

Ой, правда?

– Они встречались с Аринкой в воскресенье? В день ее смерти? – Вот! Наконец-то я задаю вопросы! Ванька отпускает мой рукав и немного отстраняется. Он не хочет отвечать.

– Спроси у него сама.

Снова горит зеленый, и мы начинаем переходить улицу. До института осталось всего ничего. В фойе мы разойдемся – Ванька, как и Макс, учится на курс старше, на технолого-экономическом факультете, на самом модном и дорогом отделении «Финансы и предпринимательство». Он пойдет в одну сторону, я – в другую, и маловероятно, что мы хоть когда-нибудь еще раз будем вот так идти вдвоем и разговаривать. После перекрестка я замедляю шаг, он тоже. Мы безбожно опаздываем на третью пару.

– Спросишь у него, как же, – ворчу я. – Мне страшно ему на глаза показываться, этому неадекватному придурку.

Ванька усмехается. Почему всем так нравится, когда я ругаюсь? Аринка говорила, что моя милая внешность не сочетается со сквернословием, и когда я начинаю выражаться, то выгляжу, как ребенок, который нахватался в садике матерных слов и не понимает их значения.

– Не бойся, – отвечает Ванька. – Он больше тебя не обидит. Я не позволю.

Смотрю на него удивленно, и наши взгляды сталкиваются. Я смущаюсь и снова чувствую себя глупой гусыней, которая не может и трех слов связать, – как всегда в его обществе. Остаток пути мы идем молча.

В фойе меня встречает Суханкин.

Мы с Ванькой мешкаем у гардероба, не зная, как распрощаться.

– Ну ладно, увидимся. – Он улыбается, и я не хочу его отпускать. Суханкин подходит ближе.

– Настя! А я тебя жду.

Мне хочется повернуться и послать его куда подальше, а лучше просто молча дать подзатыльник. Кто дал ему право вести расследование Аринкиной смерти? С чего он решил, что может так просто получить мой номер телефона, явиться в институт, подходить ко мне и расспрашивать с таким видом, будто мы все тут подозреваемые, а он один умный в белом пальто стоит красивый? Больше всего бесит, что отшить его не получится – вызывает лишние подозрения.

Я замечаю удивленный взгляд, который бросает на него Ванька, и кричу:

– Подожди!

Ванька замирает. Господи, какая же я дура.

– Я хотела сказать… Что… – Что, блин? Дима стоит рядом и греет уши, я прямо вижу, как они увеличились и заострились. – Ты придешь на похороны?

– Конечно.

– Хорошо. Спасибо за твою поддержку.

Ну вы только гляньте на эту идиотку в мешковатой парке! С чего ты взяла, что он придет на похороны поддерживать тебя?

Однако мои слова не вызвали у Вани ни удивления, ни усмешки. Он обнимает меня за плечи одной рукой. На секунду моя щека прижимается к молнии на его пуховике.

– Пожалуйста, – говорит он. Отпускает меня и уходит, бросив на Диму вызывающий взгляд. Я готова танцевать от счастья, и мне теперь не страшен сам серый волк. Я чуть медлю – намеренно, показывая, насколько неважно для меня присутствие этого недоделанного следопыта, – потом поворачиваюсь с усталым вздохом.

– Что ты тут делаешь?

Он не выглядит смущенным. Он смотрит мимо меня. Слежу за его взглядом и вижу Ваньку, тот стоит недалеко от входа в буфет в компании одногруппников.

– Кто это был? – спрашивает он. Ха! Видали наглеж?

– Знакомый один.

– Твой молодой человек? – Суханкин наконец отводит взгляд от Вани и смотрит на меня. Я чувствую себя мухой, кружащей вокруг ленты-липучки на опасном расстоянии.

Как бы мне ни хотелось припечатать его, сказав гордое «да», приходится говорить правду:

– Нет.

Он усмехается:

– Ясно. Насть, я приехал просить тебя помочь. Вчера весь старый город перевернул, никто не знает толком, где живет этот Максим Назаров. Потом до меня дошло, что нужно просто выцепить его в институте. Ты же знаешь, в какой группе он учится? Можешь показать мне его? Даша скинула пару фоток, но подстраховаться не помешает.

«Подстраховаться ему не помешает! А я что должна делать? Привести его к аудитории и ткнуть пальцем в Макса?»

Я молчу, взывая к собственной дипломатичности.

– Я скажу номер его группы, но вычислять его придется тебе самому. Извини, но в этом деле я тебе не помощница. Если Макс не выходит на связь, значит, у него есть причины или он не хочет, чтоб его трогали. Его любимая девушка умерла, он не какой-то сосед по подъезду, он был ее парнем. И я могу его понять. Мне тоже очень хочется, чтоб меня просто оставили в покое!

Надеюсь, ты провел все аналогии? Метод дедукции должен быть вам знаком, мистер Шерлок.

Дима ничуть не смущен. Он прожигает меня взглядом и кривит губы в усмешке.

– А я, кажется, уже вычислил.

Он переводит взгляд в сторону буфета. Я поворачиваюсь и вижу Ваню с Максом, они тоже смотрят на нас. Макс выглядит злым и обеспокоенным.

– Это же он, да?

Они втроем не спускают с меня глаз – Макс, Ваня и Суханкин. Я словно под прицелом. Они все увидят, если я кивну.

– Вот иди к нему и спроси.

Разворачиваюсь и иду к гардеробу, на ходу стаскивая куртку. Суханкин догоняет и хватает меня за руку.

– Настя, – говорит он тихо, – я не пойму, откуда столько агрессии? Я думал, мы на одной стороне и ты тоже хочешь выяснить, что случилось с Аришкой.

Ах ты чертов манипулятор!

Выдергиваю руку и отдаю куртку гардеробщице.

– Не знала, что мы тут разделились на стороны. Если так, то я на своей собственной стороне, не впутывай меня в свои дела.

Так, кажется, я наживаю себе врагов с завидной скоростью.

Гардеробщица приносит номерок, сую его в сумку и добавляю:

– Извини. Я не хочу ничего выяснять. Пока я пытаюсь осознать, что моя лучшая подруга покончила с собой, что я теперь вынуждена как-то жить с этим. Может, позже я смогу что-то расследовать, анализировать… но сейчас мне не до этого.

Он кивает с улыбкой и отходит в сторону. Я иду к лестнице и краем глаза вижу, что он направляется в сторону Макса и Вани.

* * *

Поднимаясь по лестнице, понимаю, что на зачет я безнадежно опоздала. Звонок на пару прозвенел, видимо, еще до того, как мы с Ваней зашли в институт. Мы с Ваней. Какое занятное словосочетание. Интересно, что они скажут Суханкину. Макс видел Аринку в тот день или нет? По словам Даши, она ушла из дома около пяти вечера, а с Башни прыгнула в полночь. Что она делала все это время и где была – вот что мы все пытаемся понять. Восстановить последовательность событий. Пока ни на шаг не продвинулись. Я, конечно, кое-что знаю, но Аринка достанет меня и с того света, если расскажу.

Она ходила на свидание. На опасное и интересное свидание. Разумеется, не с Максом, потому это и было опасным. Но если Аринка видела цель, то мчалась на нее, как бык на красную тряпку. Она всегда смеялась над этим сравнением. «Я же Телец по гороскопу! Лучше сказать – телочка».

Подхожу к аудитории и понимаю, что зачет или еще не начался, или уже закончен – в коридоре слышна болтовня моей группы. С порога меня встречают приветственные возгласы. Я едва сдерживаюсь, чтоб не поморщиться.

– Зачета еще не было? – с надеждой спрашиваю я. Что бы ни происходило, но вылететь из института не очень хочется. Потому что один фиг придется сюда же и восстанавливаться.

– Был!

Марька и ее подружки загалдели одновременно, сверкая выпученными глазами.

– Всем автоматом!

– Из-за Авзаловой!

– Сказала, мол, вам и так нелегко, ребятки!

– И тебе тоже поставила.

Марька тщетно пытается всех успокоить и орет громче остальных. Я сажусь на пустую парту позади них. На соседнем ряду немногочисленные мальчишки нашей группы играют в карты.

– Насть! – Чуркиной наконец удалось всех перекричать. – Тебя Мазитов вызывал. Секретарша просила передать, чтоб ты шла к нему в кабинет, как только появишься.

Ну началось.

Мазитов Ринат Амирович, замдекана по воспитательной части.

Первый в Аринкином списке.

Перед глазами всплывает блокнот в черной обложке, перетянутый резинкой. И имена на страницах, написанные Аринкиной рукой.

– У нас еще есть пары?

– Лекция по статистике, и все, – отвечает Марька. – Ты слышала, что я сказала? Иди к Мазитову.

Или Мазитов придет за тобой.

Я невольно хмыкаю, поднимаюсь и иду к выходу.

С Мазитовым Аринка познакомила меня в начале октября. Мы с ней тогда уже, что называется, в десны лобызались и ходили как приклеенные. Она все больше узнавала о моем горьком прошлом, а я все глубже погружалась в ее тайны. Мазитов был одной из них.

Деканат, как и вся административная часть института, находится на втором этаже. Я не очень тороплюсь, спускаясь по лестнице. Пусть до звонка останется как можно меньше времени, чтоб у меня был повод сбежать.

В просторной приемной деканата посередине стоит стол секретарши, направо и налево – две массивные двери, напротив друг друга: за одной сидит декан нашего факультета, за второй – его замы. Их два: по воспитательной части и по учебно-методической. Но второй зам в основном обитает в своей учебной аудитории, так что просторный кабинет остался полностью в распоряжении Мазитова.

Вяло объясняю секретарше, по какому поводу явилась. Она кивает в сторону левой двери и снова погружается в монитор компьютера. Выжидаю паузу после короткого стука и захожу.

Ринат Амирович сидит за столом и не торопится обращать на меня внимание. Меня всегда бесила эта гиперважность в его манерах. Наверное, это характерная черта всех молодых преподов.

Его считают приятным на внешность. Это я не так давно узнала. На мой вкус – излишне слащав, да и черты лица ярко национальны – круглая голова, широкие скулы, раскосые глаза, которые придают выражение извечной усмешки, пухлые губы. Бабуля, будь она жива и повстречай его, назвала бы брыластым. Но девчонки на курсе хихикали и шутили на его счет, бойко вели с ним диалог, когда он заходил с каким-нибудь объявлением. Он не стеснялся, было видно, что ему не в новинку купаться во внимании юных студенток. Но я на дух не перевариваю подобных липких типов. Аринка тоже, но она уверяла меня, что «Амирыч», при всем своем раздутом самомнении и повадках кота, добрый и отзывчивый. Убедиться в этом мне пока не пришлось.

Наконец он поднимает на меня взгляд, тепло улыбается, но я вижу только хитрую ухмылку, к тому же успеваю заметить, как глаза его скользнули по моей груди, обтянутой черной водолазкой.

– А-а, Настя Нагаева! Ну проходи. Кофе?

Когда Аринка привела меня к нему знакомиться, мы тоже пили кофе. Это было, когда она начала посвящать меня в свои планы.

На большой перемене, между второй и третьей парой, мы, выйдя из аудитории, спускались по лестнице. Я думала, что мы идем вниз в буфет или в столовую, как обычно, однако на втором этаже Аринка меня затормозила.

– Сегодня мы приглашены на кофе-брейк в более интересное место.

Она потащила меня по этажу мимо кабинетов кафедр и бухгалтерии.

– Тебе в деканат, что ли, надо?

– Да, и тебе тоже.

– Зачем?

– Хочу тебя кое с кем познакомить.

– Кого я, по-твоему, не знаю в деканате?

Я начала психовать, потому что, во-первых, собиралась перекусить на перемене, а во-вторых, ненавидела эту манеру Аринки – хихикать и, ничего не объясняя, куда-то меня тянуть. Подобные эскапады не всегда были такими уж интересными, как Аринка пыталась обставить: мы то выискивали Макса, то курили в туалете старого корпуса, то изучали расписание старших курсов, потому что Аринке, видите ли, захотелось попасться на глаза очередному симпатичному старшекурснику.

Приемная пустовала – у секретарши был обеденный перерыв. Аринка направилась к левой двери и коротко и громко постучала.

– Что за игривый перестук, – проворчала я, подумав, что Аринке в искусстве флирта равных нет – она даже в дверь стучится кокетливо.

Мы вошли, Аринка захихикала и протянула:

– Здра-а-асьте! Можно?

Знаю я эту улыбочку диснеевской принцессы.

– А-а-а, вот и Ариночка! Проходите.

Мазитов, чуть помедлив, поднял-таки свою пятую точку и вышел из-за стола.

– Будете кофе, девочки?

Девочки уселись за длинный стол, располагавшийся перед столом Амирыча, он щелкнул кнопкой электрического чайника, и пока вода грелась, они с Аринкой разговаривали обо всякой ерунде. Я помалкивала, сидела на краешке стула и чувствовала себя крайне неуютно.