Спроси Андреа

«Tonta»[7], – отругала я себя за надежду.

В конце концов я ушла. Назад, туда, где мы въехали в предгорья дороги Блэкс-Крик. Я знала дорогу.

Живая или мертвая, я просто хотела вернуться домой к маме.

Я остановилась на осыпающейся обочине узкой двухполосной дороги, проложенной через бесплодные холмы. И понимала, что при желании смогу пройти прямо по центру дороги. Не знаю, что случилось бы, если бы меня сбила одна из немногочисленных машин, проезжающих в сгущающихся сумерках. Существовал ли другой уровень смерти, которого я достигла бы, если бы меня раздавила машина? Напоминала ли смерть видеоигру с разными уровнями? Если да, то сколько их?

Мне не хотелось исследовать это вопрос, да и вообще узнавать больше подробностей о жизни умерших. Поэтому я осталась на обочине.

Когда я отправилась в путь, был уже поздний вечер. Вскоре солнце исчезло за склонами, а я продолжала идти.

В какой-то момент из-за холмов на дорогу вышла семья оленей. Когда я приблизилась, большая лань подняла голову и посмотрела сквозь меня, она поворачивала длинные уши вперед и назад, прислушиваясь. Ее малыши – пара годовалых оленят с костлявыми ножками – жались к ней. Я не прошла сквозь них. Во всяком случае, не так, как ожидала. Я как бы обошла их, просачиваясь в пространство между их телами.

Они наблюдали, как я это делаю. Клянусь, они следили за мной. Потом принялись снова щипать зеленые травинки, пробивающиеся сквозь толстые коричневые стебли вдоль дороги.

Солнце совсем скрылось, а я продолжала идти. Стало трудно разглядеть что-либо, кроме расстилающейся впереди дороги.

Я вспомнила о своем теле, которое так и лежало в грязи на мелководье в ущелье, и ощутила вину за то, что так быстро оставила его.

Размышляла о своем мучителе. О звуках, которые он издавал. Как он вытирал руки о джинсы, спешно идя к своей машине, подальше от лежащей на земле девушки.

Я думала о том, что найду, когда наконец тихие, бесконечные холмы останутся позади. Позвонила ли мама в полицию? Расскажет ли им Кен об одиноком парне, который постоянно приходил пить горячий шоколад и флиртовал со мной?

Я точно не знала, сколько километров отделяет меня от дома. Возможно, если как следует подумать, примерно пятнадцать. Я понимала, если бы была жива, на преодоление такого расстояния у меня ушла бы вся ночь и, возможно, весь следующий день.

Поскольку мне не нужно было останавливаться и отдыхать, как и беспокоиться об отсутствии воды или необходимости оставаться незамеченной кем-то из обладателей светящихся глаз, которых я видела на холмах, дорогу на главную улицу Куны я нашла предположительно всего через несколько часов.

Никогда раньше я не видела, чтобы улицы были такими тихими и пустыми. Когда я пересекала парковку торгового центра и остановилась перед эркерными окнами «Дейли Гринд», тускло освещенными лампами под кассой, передо мной прошла бездомная кошка. Я позвала ее, но она даже не взглянула на меня.

Через несколько часов должен приехать Кен, чтобы открыть кофейню для ранних пташек, и тогда тихое помещение наполнят звуки работающих машин и запах свежеприготовленного эспрессо.

Мне не хотелось покидать свой безопасный уголок этого мира. Даже если для этого пришлось бы прожить всю жизнь в маленьком городке, где я умудрилась окончить школу, ни разу не поцеловав ни одного парня.

А отныне такая возможность была мне недоступна.

Когда я наконец добралась до дома, там все было тихо и спокойно. При виде знакомой входной двери с единственным фонарем на крыльце меня захлестнули тоска и отчаяние.

Сначала я не понимала, как попасть внутрь. Однако через несколько минут обнаружила, что могу проскользнуть сквозь треснувшую решетку вентиляционного отверстия. Это было похоже на чихание. Вот только выходящим с этим чихом воздухом оказалась я.

Маму я обнаружила в своей спальне, она спала в той же одежде, которая была на ней в четверг утром, когда я видела ее в последний раз. Толстовка с логотипом университета, идентичная той, которую она подарила мне, когда я получила письмо о зачислении со стипендией.

Мамино лицо припухло, словно она плакала. Лоб нахмурен. Глаза плотно закрыты. Рот сжат в тонкую линию. Но дыхание подсказывало, что она и правда спит.

Я легла рядом с ней на кровать, обхватила за талию и зарылась лицом в ее волосы. Затем закрыла глаза и попыталась вспомнить запах ее волос. Слабый аромат приправ из блюда, которое она приготовила. Мыло с нежным ароматом. И еще что-то, что я не знала как описать. Аромат, присущий только ей.

Она издала тихий стон и заскрежетала зубами.

– Мам, все в порядке, – прошептала я. Звук стих. Мысль о том, что она может слышать меня, усилила тоску, а потом чувство затопило меня целиком. – Не грусти. Я все еще здесь. Te quiero.[8] Ты меня слышишь?

Мама с криком подскочила, сбив с моей тумбочки стакан с водой, и принялась искать телефон. Я спрыгнула с кровати, отошла в угол комнаты и замерла.

Несколько секунд мама смотрела на светящийся голубым экран, на ее лице по-прежнему отражалась тревога. Затем аккуратно положила телефон на тумбочку и снова легла на мою кровать, бормоча что-то по-испански.

Я шагнула к кровати.

– Мам?

Несколько минут она смотрела в потолок. Даже когда я наклонилась достаточно близко, чтобы разглядеть веснушки на ее мокрых щеках.

Затем я опустилась на ковер и слушала ее всхлипывания, пока она наконец не погасила свет.

При жизни люди редко замечали меня. Если честно, я не имела ничего против. Я была тихой латиноамериканской девочкой, которая никогда не поднимала руку в классе. Всеми силами избегала зрительного контакта в автобусе. Меня вполне устраивало, что люди смотрят сквозь меня. Мама же была единственным исключением.

Но отныне меня не видела даже она.

Глава 7

Меган

Горный хребет Окер, штат Юта

Годом ранее

После койотов появились крылатые падальщики. Вороны, сороки, шершни, мухи. Даже тощий орел.

Я оставалась там, потому что не знала куда идти. Мне больше не хотелось блуждать по темноте, продираясь сквозь бесконечные деревья и камни. И, опасаясь заблудиться, я не могла заставить себя снова отправиться в лес.

Шок от вида моего изуродованного тела прошел достаточно быстро. Я с интересом наблюдала за тем, как падальщики терзают остатки, борясь за добычу.

К тому времени, как на второй день зашло солнце, от моего тела остались практически одни кости. Не белые, а скорее похожие на кости для супа. Красные, очищенные от кожи и мышц. Животные не тронули мою одежду, за исключением тех мест, где она мешала им добраться до добычи. Розово-зеленый шарф сбился в кучу у основания колючего куста и, когда поднимался ветер, он развевался подобно флагу.

Ворона с глянцевым оперением проявила особый интерес к одному из моих кед. Она потащила его подальше от остальных останков, куда-то за камни.

Сначала я пыталась отгонять ворон и мух, как делала с койотами. Но получалось лишь тогда, когда мои чувства обострялись.

Например, когда я вспомнила, как очнулась в темноте, и его руки сомкнулись на моем горле.

Или когда думала о родителях, которые уже наверняка знали, что со мной что-то случилось.

Или размышляла о том, что мертвая заблудилась в лесу, а койоты и вороны поедают мое тело.

Некоторое время я старалась не давать волю чувствам. Понимание, что я все еще отчасти могу влиять на окружающий мир, немного утешало. Даже если это касалось всего лишь пчел или птиц, которым было интересно начисто выесть мою ногу.

Через некоторое время я выдохлась. Невозможно долго испытывать злость, грусть или отвращение – именно так и было при жизни. Так что с течением дней я смирилась с ситуацией.

Попробовала полететь.

Неловко признавать, но я считала, что призраки умеют летать. В каждом просмотренном мной фильме именно так и случалось. Сначала я просто как бы приказала себя парить. Не получилось. Затем подпрыгнула и замахала руками, как во сне. Ничего. Я даже забралась на поваленное бревно, а потом на трухлявую сосну, чтобы проверить, поможет ли дополнительная высота взлететь. Но всего лишь опустилась на землю, как воздушный шарик, у которого заканчивается гелий.

По некой причине именно из-за этой ситуации я почувствовала острое отчаяние. С его помощью разогнала пару ворон, которые клевали мою руку.

Когда мне наскучило прыгать с бревен и деревьев, а тревога никуда не делась, я отправилась в направлении, противоположном тому, в котором бежала раньше, и тогда нашла узкую грунтовую дорогу, по которой, должно быть, он и ехал. В пыли еще виднелись нечеткие следы шин.

Я прошла по дороге, как мне показалось, несколько километров, но она постоянно петляла, и я поняла, что если пойду дальше, то не смогу вернуться назад.

Я увидела лишь один-единственный знак. На деревянном столбе была прикреплена табличка, гласившая: «Каньон Офир-10». Название не вызвало у меня никаких эмоций. И за весь день я не услышала ни одной машины.

Так что в итоге осталась на месте.

После того как крупные крылатые потеряли интерес к моим останкам, за дело взялись муравьи. Наконец решившись подойти поближе к собственным костям, я несколько дней наблюдала, как насекомые бегают по своим туннелям. В их действиях было нечто гипнотизирующее. Даже с близкого расстояния мне едва удавалось понять, что именно они делают. Их маленькие челюсти были такими крошечными и стремительными, что казалось, они мечутся туда-сюда, ничего не успевая. Однако в течение следующих нескольких дней кости были вычищены. Мне было приятно видеть свои останки в таком виде. Никакого красного, лишь грязновато-серый и белый цвета.

За это я мысленно поблагодарила муравьев.

Ночи все еще вселяли в меня страх. Как только солнце село, я покинула свой наблюдательный пункт возле муравьев и пристроилась на каменистом выступе, где овраг переходил в пересохшее русло ручья. Широкий выступ нависал над парой более крупных валунов, и, улегшись на спину, я могла спокойно смотреть с него на звезды, зная, что никто не подкрадется сзади.

Я много размышляла о нем. О том, сколько доброты и тепла было в его взгляде, когда мы разговаривали в ресторане «У Грейси». И какая злость и отчужденность сияли в нем при свете луны, когда я пришла в себя в лесу, на том месте, с которого так и не встала.

Он либо нес меня, либо тащил по земле. Место, где лежало мое тело, находилось не менее чем в ста ярдах от края грунтовой дороги. И было невозможно припарковаться на каменистой, заросшей деревьями местности. Даже если бы по грунтовой дороге проехала другая машина, пассажиры ничего не заметили бы. Лишь намеренно придя сюда, можно было обнаружить кости, которые с каждым днем все больше и больше становились похожи на часть здешнего пейзажа.

* * *

Конечно же я не могла спать, но спустя несколько дней обнаружила, что могу абстрагироваться. И чем-то это состояние напоминало погружение в сон.

Когда я расслаблялась и ни о чем не думала, мое сознание начинало дрейфовать. В этом подобии сна я могла выбирать видения. Я обнаружила, что теперь гораздо легче, чем при жизни, могу вызывать любые воспоминания, причем в ярких деталях. Мне была доступна возможность снова пережить все то, что я когда-либо делала или видела.

Я часто вспоминала задний двор дома, в котором росла. Не желая делать уроки или ложиться спать, я иногда брала с дивана одеяло и через заднюю дверь уходила на батут, где укладывалась на спину, укрывалась одеялом и смотрела, как на крыльце загораются фонари, а на небе появляются первые звезды. Мне почти удалось расслышать сверчков и шаги соседа, когда он чистил гриль, пока в воздухе все еще витал запах гари.

Я вспоминала о своем последнем дне рождения, как мы с Шарисой сняли домик и катались на гидроциклах на Медвежьем озере. Как ветер дул мне в лицо, когда мы, смеясь, мчались по озеру, а потом кричали, когда я слишком быстро останавливалась и гидроцикл раскачивался, а потом мы упали в ледяное озеро. Мы так сильно хохотали, что едва получилось забраться обратно на сиденье.

Я вспоминала родителей, с которыми едва ли общалась, начав самостоятельную жизнь. Встречи на Рождество, семейные ужины, вечерние киносеансы, прогулки на велосипеде и даже те случаи, когда мне читали нотации по поводу недостаточно хороших оценок или позднего возвращения домой. Даже эти воспоминания дарили мне чувство комфорта.

Это был отличный способ скоротать время.

Но иной раз я понимала, что настолько глубоко погружаюсь в воспоминания, что лишь по прошествии нескольких секунд могу осознать: я по-прежнему нахожусь среди камней, земля у моих ног залита кровью, а кости разбросаны по поляне.

Я не знала, что произойдет, если позволить себе слишком глубоко или надолго погрузиться в прошлое. Поэтому действовала с осторожностью.

На пятый день… кажется, на пятый, но я могла определить течение времени лишь благодаря воспоминаниям, – я впервые услышала шум машины. Он доносился издалека, но это определенно была машина.

Я как можно быстрее бросилась на этот звук. При жизни точно поразилась бы подобной скорости, но по сравнению с возможностью летать моя скорость все равно приносила разочарование. Мне казалось, что я все же должна уметь передвигаться по воздуху.

Успев добежать до грунтовой дороги, я увидела, как машина едет с другой стороны чуть дальше по склону. И она двигалась в мою сторону.

Поэтому я осталась стоять на месте, прямо посреди дороги. Вопреки всякой логике, мне хотелось надеяться, что они увидят меня. Или мне удастся остановить машину. Или, по крайней мере, я почувствую хоть что-то, когда машина проедет сквозь меня.

Но мои надежды не оправдались. Машина продолжала ехать, даже немного быстрее, чем стоило бы, учитывая неровную грунтовую дорогу. Но мне не удалось остановить ее. И она не проехала сквозь меня. Вместо этого, когда машина врезалась в меня, некая сила как бы отбросила меня на обочину. Аккуратно. Словно я была засохшим клубком растения или пластиковым пакетом.

Мне удалось лишь мельком взглянуть на пассажиров машины, прежде чем темно-зеленый «РАВ4» скрылся в клубах пыли. Женщина и мужчина. К счастью, не он. Пара была примерно моего возраста. Около двадцати пяти. Они слушали громкую музыку и еще громче смеялись. Я видела, как она смотрела на него, когда машина подпрыгнула на колее в грязи. С обожанием. Без тени страха. Счастливая от того, что жива и они вместе.

Увиденное повергло меня в грусть. Именно эти эмоции и чувства искала я в ресторане «У Грейси». Они привели меня сюда. Здесь в двадцать три года оборвалась моя жизнь. И единственное, что у меня осталось, – ворох воспоминаний.

И тогда на обочине дороги я увидела его.

Коралловый кед.

Мой кед, тот самый, который утащила ворона.

Он наполовину застрял в кусте, коралловый превратился в грязно-оранжевый, в некоторых местах усеянный небольшими пятнами цвета ржавчины, а точнее кровью.

Он лежал в углублении, которое служило обочиной. Не на виду. Но и не полностью спрятан. Не как остальные части моего тела.

А значит, если кто-то посмотрел бы туда под правильным углом, то смог бы увидеть его.

Глава 8

Бриша

Боулдер, Колорадо

Двумя годами ранее

За последние несколько дней я двенадцать раз выключала его компьютер.

Он целый час общался по телефону со службой поддержки «Эппл» и в итоге ему доставили новый.

Когда это не помогло решить проблему, он вызвал электрика, который проверил проводку в подвале и гараже, скрепил пару неплотных контактов, а затем сообщил, что дальнейшие попытки выявить проблему буду стоить шестьсот долларов.

Он скоро переезжал, поэтому отказался. Оставил эти проблемы новым жильцам.

Хлопки, после которых чернел экран, появлялись, когда я направляла гнев, ненависть и отвращение в нужное русло и не возникало ощущение, будто на меня обрушивается волна. Было несложно провернуть такое. Не тогда, когда это ничтожное создание сидело напротив меня в своем подвале с диетической колой в руке и притворялось, будто занято работой, тогда как само постоянно просматривало приложение для знакомств. И делало это, пока белокурые малышки играли наверху, а их мать готовила ему еду и убирала пустую посуду.

После того как экран погас в двенадцатый раз, к двери подвала подошла Кимми. Уже прошло время ужина, а он все оставался в подвале, настаивая на том, что ему никак не удается закончить работу из-за этого «дурацкого компьютера».

Она постучала. Затем подергала дверную ручку.

– Папочка, ты нам почитаешь? Мама сказала, что почитаешь.

Когда он не ответил, она попыталась еще раз. На этот раз громче:

– Папа-а-а. Мама сказала, чтобы я пришла позвать тебя…

Он встал и резко распахнул дверь, хотя девочка по-прежнему сжимала ручку. Из-за этого движения малышка влетела в комнату и ударилась локтем о дверной косяк.

– Передай маме: она знает, что я занят, – процедил он, не обращая внимания на широко распахнутые полные слез голубые глаза дочери и на то, как она втянула нижнюю губу.

– Хорошо, – прошептала девочка и побежала вверх по лестнице.

После этого гнев сменило чувство вины, и на некоторое время я прекратила играть с ним.

Возможно, с моей стороны было нечестно продолжать тыкать медведя палкой тогда, когда он уже не мог причинить мне вред.

Пока я издевалась над ним, ему удалось лишь раз написать Николь. И, делая это, он ерошил свои недавно подстриженные волосы и бормотал под нос: «Идиотский компьютер».

Желая остановить его, я попыталась снова вернуться к тем эмоциям. Но чем сильнее старалась вызвать ярость и ужас, тем более измотанной себя чувствовала. Как обычно бывает после того, как рыдаешь несколько часов, а потом вдруг просто останавливаешься. Мне не удавалось испытать сильные эмоции. Единственное, что я чувствовала, – усталость и пустоту.

Продолжая наблюдать за ним, я увидела, как он сообщил Николь, что в субботу все в силе, а еще извинился, что долго не выходил на связь, объясняя это проблемами с компьютером.

После этого я поднялась наверх к Эйприл и девочкам.

Эйприл и Эмма складывали пазл посреди пустой гостиной, а Кимми бегала кругами по ковру в том месте, где накануне стояли диваны. Грузовик должен был приехать в воскресенье. Почти все вещи были упакованы.

Кот Оскар растянулся на коленях Эйприл и наблюдал за тем, как она двигает кусочки пазла. Когда я вошла в комнату, Оскар повернул голову и посмотрел в мою сторону, но остался на месте.

– Пятнадцать, – сообщила Кимми, заканчивая очередной круг. – Шестнадцать. – Она остановилась, чтобы перевести дыхание. – Мамочка, как думаешь, я смогу пробежать сто?

Эйприл улыбнулась. Она выглядела уставшей, но счастливой. Ей пришлось допоздна собирать вещи, пока Джеймс «работал».

Я поняла, что она моложе, чем мне показалось в тот первый вечер. Как и у девочек, у нее были мягкие, тонкие светлые волосы, которые легкими волнами спадали на плечи. Прищурив карие глаза, она изучала лежащие на полу части пазла. Я видела, как она выбирала крайние фрагменты и подталкивала их к Эмме, которая потом визжала:

– Мама! Я нашла еще один кусочек.

Эйприл кивала и продолжала перебирать части пазла, пока другой рукой гладила Оскара по голове.

– Кажется, у нас получится собрать пазл до отъезда.

Я закрыла глаза и постаралась отгородиться от злобы и тревоги, которые наполняли меня каждый раз, когда я видела его жену и двух малышек.

Он не заслуживал такой семьи. Как и они. Просто они еще не знали об этом.

Я наблюдала, как Оскар напрягся и поднял голову, когда чувства нахлынули на меня, а затем обрушились, подобно лавине. Кот перестал мурлыкать и, казалось, был готов спрыгнуть с коленей Эйприл.

Я отступила, а потом, несколько минут простояв на верхней ступеньке подвала, спустилась, потому что ничего не могла с собой поделать.

* * *

Николь долго не отвечала. У меня появилась надежда, что она потеряла к нему интерес или поняла, что он псих или убийца.

В пятницу утром он в сотый раз обновил страницу приложения, и вот оно: новое непрочитанное сообщение от Николь.

Как только оно всплыло на экране, я тут же выключила компьютер. Он перезагрузил его, а я снова выключила. К третьему разу я уже чувствовала себя выжатой как лимон, поэтому не стала продолжать, надеясь, что в сообщении он увидит отказ от встречи.

Но нет, я ошиблась.

«Извини, были технические проблемы. Я уже начала думать, что причина во мне!!! Ха. Встретимся завтра в «Твиггс»? Клянусь, если ты коротышка и толстяк…»

Я видела, как он улыбался. Николь не разочаруется. Без этой странной бороды он выглядел так же хорошо, как в тот день, когда мы впервые встретились.

Он потратил несколько минут на составление ответа Николь. В конце концов остановился на этом:

«Начинаю немного потеть. 160 сантиметров и 290 килограмм – это нормально? Если да, то семь вечера самое подходящее время».

Она почти сразу же ответила кучей смеющихся смайлов.

Его улыбка стала шире.

Она снова вышла на связь.

Поднявшись наверх, чтобы пообедать, он сказал Эйприл, что должен встретиться с фрилансером, который возьмет на себя часть работы, пока он будет занят переездом. Он не хотел, чтобы его отвлекали.

Эйприл, которая в это время заворачивала чашки в пузырчатую пленку и складывала их в коробку к остальной посуде, пока девочки прыгали вокруг готового пазла, кивнула.

– Спасибо, милый. Хочешь, потом посмотрим фильм или что-нибудь еще? Если будет не слишком поздно? Не могу поверить, что это наш последний вечер здесь. – Она немного погрустнела, переведя взгляд в коридор позади него. – Я буду скучать по этому дому. Постоянно вспоминаю, как приехала сюда из больницы вместе с Эмми и Кимми.

Он сжал ее руку и взял из буфета чашку, чтобы налить себе воды.

– Да, много воспоминаний. Но мы создадим новые.

Мне стало дурно. Эйприл лишь печально улыбнулась и продолжила собирать вещи, а он пошел вниз, тихо насвистывая под нос. Наверняка думал о своем свидании с Николь.

Висящая над головой Эйприл лампочка мигнула.

И тогда я решила, что тоже пойду на эту встречу, однако сомневалась, получится ли у меня. Судя по всему, я не обладала особенной силой. Мерцающий свет и постоянно выключающийся компьютер не могли помешать ему причинить кому-то вред.

Но я должна была хотя бы попытаться.

Глава 9

Скай

Куна, штат Айдахо

Настоящее

Мама проснулась еще до рассвета и теперь сидела за кухонным столом с чашкой кофе, держа в руках телефон. Я устроилась рядом и через окна патио наблюдала, как над горизонтом пробиваются лучи света.

Я начала пить кофе лишь год назад, после того, как устроилась на работу в кофейню «Дейли Гринд». К восторгу мамы, я начала готовить напитки дома. По утрам, перед тем как отправиться на учебу, мы вместе пили латте с соевым молоком или карамельный макиато.

Отчаяние накатывало на меня волнами, и я гадала, как долго оно будет терзать меня. Я оплакивала каждое событие жизни, которую у меня отняли.

Какие-то незначительные, но такие милые сердцу детали. Ощущение от позднего послеобеденного солнца, проникающего в окна, когда я после школы делала домашнее задание. Привкус свежего кофе на моих губах. Запах маминых волос, когда она обнимала меня. Все это являлось частью моего дня. А теперь не будет больше никакого нового опыта. Опыта, которого я боялась, – например, учеба в университете, – хотя на самом деле просто нервничала.

Сначала мама позвонила в полицию.

Прижавшись к ней, я слышала разговор так хорошо, как если бы сама участвовала в нем.

Я быстро поняла, что они не искали меня. Не по-настоящему.

Мне было восемнадцать. По закону я легко могла не возвращаться домой.

То, что на моем телефоне сразу включалась голосовая почта, было недостаточной причиной для объявления меня в розыск.

– Документы для заявления о пропаже уже поданы, – терпеливо ответила женщина на другом конце провода. – Больше мне сказать нечего. Я понимаю ваше беспокойство, но офицер свяжется с вами при первой же возможности. Если вы узнаете еще что-то, пожалуйста, держите меня в курсе.

Я видела, как мама сжала кулак. И стиснула зубы.

– Она никогда так не делала. Никогда. Сегодня мы должны были ехать в университет. Она поступила совсем недавно. Я уверена, что-то случилось.

На другом конце телефона повисла короткая пауза.

– Я понимаю. Офицер скоро свяжется с вами, сегодня вам кто-нибудь перезвонит. Сегодня утром.