Лёнька. Украденное детство

Ранним утром на тропе, упиравшейся в болото, остановились четверо. Все были женского пола и рода, и, судя по зареванным лицам, оказались здесь не от сладкой жизни. Маруся Воронова – жена местного кузнеца – и ее три дочери: двенадцати, шестнадцати и восемнадцати лет от роду. Небольшие узелки, заброшенные за спину и связанные веревками на груди, всклоченные волосы, разорванные рубахи и платьишки дополняли картину, еще раз указывая на вынужденность этого странного похода.

– Ой, девоньки, кудай-то нас занесло? Тропа оборвалась, и жизнь наша чуть не кончилась… – тяжело вздохнула старшая женщина.

– Маам, а они за нами гонятся? – испуганно глядя на мать, спросила самая младшая.

– Не знаю, Аленка, не знаю.

– Конечно, бегут! Мы ж такое сделали… – держась рукой за вздувшуюся красную щеку, ответила девочка постарше.

– А будут знать, сволочи, как похабничать! – резко добавила самая старшая девушка, срывая листок подорожника и прикладывая к разбитой губе, на которой сквозь запекшуюся корку сочилась алая кровь.

– Да, Оленька. Уберег Господь нас от поругательства. Когда он тебя сцапал да ударил по лицу… – Женщина тяжело сглотнула и махнула рукой: – Я думала, конец пришел. Сама не знаю, как мне этот молот подвернулся. Схватила и…

Женщина присела на трухлявое бревно, оставшееся от поваленной березы, и, развязав заплечный узел, достала видавшую виды потертую и помятую алюминиевую фляжку. Отвинтила крышку и почти поднесла к губам, но, тут же передумав, остановилась и сперва протянула ее дочкам:

– Попейте, девочки.

Все дочки по очереди отпили и присели рядом с матерью прямо на траву.

Они не хотели вспоминать и обсуждать, а значит, заново переживать события предыдущего вечера. Накануне к ним неожиданно ввалились два странных типа в чуднóй военной форме с кренделями и шестиконечными звездочками. Один из них, огромный, волосатый и черномазый, что угольщик, ворвавшись в дом, набросился на среднюю дочку, но, увидав подоспевшую ей на помощь старшую сестру, переключился на нее. Сперва он с размаху влепил своим кулачищем по лицу прибежавшей защитнице, отправив ту в глубокий нокаут, а затем, ловко зацепив ноги средней девчонки веревкой, почти без усилий подвесил ее вниз головой в сенях дома. Вернувшись к лежащей на полу без сознания Ольге, гогоча и причмокивая, он уже готовился к своему мерзкому преступлению, стягивая свои перепачканные чьей-то запекшейся кровью галифе.

В таком виде его и застала Маруся Воронова, вернувшаяся с младшей Аленкой после стирки белья в протекавшей прямо в овраге за хутором речушке. Не раздумывая и ни мгновения не колеблясь, она схватила молот своего мужа, которым и он не без труда управлялся, и, резко размахнувшись, проломила череп черномазого насильника. Женщина и сама не могла понять, откуда взялась та неведомая сила, которая помогла оторвать, поднять и обрушить тяжеленный кузнецовский инструмент на кудрявую башку врага.

Второго оккупанта пришлось просто подкараулить у входной двери, когда тот в поисках своего товарища заглянул в дом. Любопытство ли, жажда легкой наживы или похотливые инстинкты – а скорее всего, все вместе – привели этих двух бойцов венгерского королевского корпуса к бесславной гибели во время совершения их мародерских преступлений.

Опомнившись, прорыдавшись и приведя дочерей в сознание, Мария заставила их быстро собрать самые необходимые вещи и дружно взвалить трупы мадьяр на тележку, которой раньше пользовался муж. Туда же все вместе забросили два старых небольших жернова от давно не работающей мельницы. Не закрыв хаты и не теряя времени, они впряглись в эту повозку и покатили скорбную поклажу к озеру. Путь был совсем не близким и не простым. Со всеми остановками, передыхами, вздохами и ахами, всхлипами да страхами добрались они к легендарному водоему лишь под утро и спустили убитых фашистов на дно у границы трясины и чистой воды, привязав каждому к ногам по дополнительному каменному грузу. А тележку закатили в раскидистые кусты ивняка и перешли по незаметной заросшей тропинке на соседний берег Бездона. Здесь и остановились.

Сгоряча да со страху не взяли с собой толком ни еды, ни запасов, только мужнину флягу с водой да вчерашнюю буханку хлеба. Ходят вкруг озера уже третий день и никак никуда выйти не могут. А вернуться в деревню страшно, ведь шутка ли сказать – двух офицеров укокошили да в воде притопили. Не знали они к тому времени, что хату той же ночью немецкий карательный отряд спалил дотла и все хозяйство разорил. А за такое дело, что сами Вороновы сотворили, пусть и не доказанное, немцы церемониться точно не станут, расстреляют или того хуже – повесят. Куда идти дальше, было вовсе не понятно. Присели, а потом и прилегли рядышком.

Птицы запели во всю мощь летнего утра. Солнце пригрело, а потом и припекло, а женщина с дочерьми так и лежали в диком лесу у коварной трясины. Проспали уставшие почти до вечера. А после и всю ночь, сбившись в кучку, продрожали вместе. Другой день пошел, тоже побродили-побродили и снова к этой заросшей тропинке у трясины выбрались. Тут пока и обосновались. Веток наломали и что-то вроде шалаша соорудили. Ягоды собирают, травку съедобную, остатки хлеба подъели, водицу уже из ручья пьют. Уж который день не евши. Совсем обессилели и прилегли в свой схрон. И вдруг из лесу выглядывает нос в конопушках и два хитрющих и внимательных глаза под выцветшими, пшеничного цвета бровями. Оглядели эти зоркие глаза картину «У шалаша», да и шмыг к тетке. Вылез из кустов мальчишка в рубахе драной и штанишках затертых, подошел к женщинам, что вповалку в шалашике спят измученные, и стоит улыбается:

– Э-э-эй! Теть Мань, Олька, Нюрка, Ленка! Вы чо тут разлеглись?

Подскочили переполошенные девки и мамка их, но от слабости да спросонья не разберут, что за гость стоит насмехается. Тут Маня Воронова его узнала:

– Ты Лёнька, чо ли? Деда Павлика сынок, последыш?

– Я самый. А вы как тут очутились? Вас поди целую неделю ищут по всем деревням да хуторам. Немцы говорят, что вы поубивали каких-то их солдат. Правда, другие болтают, что не убивали их вовсе, а что они сами куда-то сбегли, – выпалил Лёнька.

– Мы не виноваты… они сами ворвались и хотели снасильничать да поубивать нас, – виновато и грустно покачала головой Воронова.

– Мы с мамкой только защищались от них, от этих гадов, – устало добавила старшая дочка Ольга.

– Ух ты! Так им и надо! Они ж до того утром к нам наведались и мамку чуть мою тоже… ну я одного и пырнул отцовским шилом-крюком чинильным. Он им валенки всегда латал. Так тот гад визжал, что наша Хавронья, когда ее резали.

– То-то я думала – мне показалось, что задница у него вся кровью залита была.

– О! То точно мой! Я его пометил. Ха-ха! – хитро улыбнулся мальчишка.

Несмотря на то что история с отравлением немцев окончилась расправой над его матерью и поркой, он чувствовал себя победителем в этой нелегкой схватке с врагами. Девятилетний мальчишка, выросший свободным и храбрым, проявлял свои только формирующиеся мужские качества инстинктивно и непосредственно. На осмысление своих поступков в условиях вражеской оккупации и террора не было времени и возможности.

– Мамка с Олькой его тоже, того, пометили, – усмехнулась средняя сестра Анна, которую все звали Нюрой. Ей не удалось поучаствовать в той славной битве и помочь матери с сестрой прикончить ворвавшихся злодеев, и теперь она переживала и ревновала.

Присев вместе со встреченными так неожиданно женщинами семьи Вороновых, Лёнька терпеливо выслушал их рассказ о происшедших в тот злополучный день событиях, когда венгры отметились в их доме, а после появились у кузнеца на хуторе. Закончив повествование, женщины окружили мальчишку, а он с самым серьезным видом повел их по одному ему известному маршруту.

– Давайте вместе пробираться к батиному домику. Там можно всем разместиться. Кое-какие запасы там припрятаны, – продвигаясь вдоль камыша, говорил Лёнька идущим сзади цепочкой, след в след, женщинам.

Одновременно всем беглецам возвращаться в деревню было крайне опасно, и, обсудив все возможные варианты, которых было совсем не много, было принято решение прятаться в лесу. А чтобы выжить и не пропасть, лучшим местом, безусловно, была бы Павликова сторожка. О ней Вороновы даже не слыхали, так как жили отдельно на хуторе и не интересовались лесным хозяйством Лёнькиного отца, хотя сам мальчик был им знаком. Они даже согласились подчиниться его наставлениям.

Он вел свой небольшой отряд и постоянно отдавал команды. То нужно было следовать друг за другом, держась за руки. То, наоборот, по одному перепрыгивать с кочки на кочку, но чаще всего приходилось идти гуськом друг за дружкой, ступая по одним и тем же следочкам. Парень вооружил каждую из своих спутниц длинной палкой, наломав их из ореховых кустов. А когда подошли вплотную к трясине, через нее вообще пришлось местами просто переползать. Во время одного из таких переходов Кузнечиха начала вдруг расспрашивать о трясине и ее легендах. Лёнька пытался рассказать то, что знал или слышал от других:

– Ну вот и эта тетка Настасья, бывало, тоже выскочит из болотины да набросится на путников!

В тот же момент, как он произнес эти слова, прямо перед группой ползущих беглецов из трясины выползла и стала медленно подниматься облепленная водорослями и болотной тиной сгорбленная фигура…

Девчонки и сама Воронова завопили так, будто увидали привидение или Бабу-ягу Костяную ногу. Впрочем, так оно почти и было в действительности. Лёнька, забыв об опасности провалиться, вскочил на ноги и выставил вперед палку-слегу, приготовившись сразиться с возникшей неизвестно откуда на их пути призрачной Настасьей:

– А ну, Настасья, Настасья, иди к себе восвояси! А не то щас как дам по балде дубиной. Сгинь, проклятущая!

– Не надо меня дубиной, – жалобно отозвалась странная болотная фигура.

Голос был слабый, тихий, но явно человеческий. Лёнька боязливо сделал шаг вперед, покачиваясь на пружинящей трясине. Все бабы Вороновы продолжали лежать и тихонько подвывать, перепуганные чудищем, выросшим на их пути. Парень вновь окликнул:

– Эй, ты кто такая или что такое? Кикимора или человек?

– Да человек я, человек! – уже более уверенным тоном откликнулась «кикимора», сдирая с себя зеленые липкие лохмотья водорослей. – Это ж я, смотри, тетя Евфросинья.

Женщина подняла голову и привстала на карачках, повернув лицо к встреченным путникам. Все их глаза были устремлены на ожившее и заговорившее чудовище, которое при ближайшем рассмотрении оказалось действительно той самой соседкой – теткой Фроськой из Лёнькиной деревни.

* * *

– Я как заплутала, так и поперла через болото. Да там и ввалилась в эту яму. Полдня выплывала, выплывала. Вот как вы меня встретили, я только-только малеха отдышалась и выползла. А тут и вы… – Тетка Фроська, закутанная в старенькое шерстяное одеяло, сидела возле печурки, на которой весело гудел жарким паром видавший виды чайник.

Она отхлебнула из закопченной кружки дымящийся напиток. Судя по цвету и аромату, какой-то целебный травяной настой. Его заботливый и находчивый Лёнька первым делом и заварил, как они все вместе добрались до отцовской заимки и он скоро растопил печурку. Теперь наконец-то все были в безопасности и могли хорошенько отдохнуть, рассказать каждый о своих злоключениях и переживаниях. Как стало ясно из рассказа, Евфросинья, не выдержав издевательств и унижений от фашистов, что отобрали у нее дом и хозяйство, а особенно от полицаев, что ограбили и избили, решила уйти куда глаза глядят. Так она и забрела в болото и уже обрадовалась, что сможет спокойно потонуть, но вдруг осознала, что не имеет права так просто покинуть эту жизнь, не отомстив хотя бы одному врагу за свои унижения. Вот и боролась с липкой и вязкой трясиной до того момента, пока та не сдалась перед напором несчастной женщины и не выпустила ее из своих цепких смертельных лап. В который раз Фрося пересказывала эту историю и все еще дрожала от усталости и пережитых потрясений.

Чтобы отвлечь перепуганных и измученных женщин, за которых теперь ему приходилось отвечать, поселив в отцовском домике, Лёнька решил поведать и свою историю побега. Он рассказал и про диковинных эсэсовцев-финнов, что забрались в огород и расправились с пчелиными семьями, и про то, как мамка вступилась за него, когда он сам вступился за пчелок. Потом он бежал, а над головой и вокруг свистели пули. Да не одна и не две, а десятки! Страшно было, прям жуткая жуть, но чудом ни одна не попала, а только он чуть сам не провалился в ловушку, что копал позади огорода, когда караулил по осени волка, что повадился ходить за курами да телятами в деревню. Вот и вскрикнул, когда влетел в яму ногой, а финны подумали, что убили его. А мамка тоже, наверное, так подумала.

– Ну, а я жив. Вот только рубаху цапануло. Я сейчас слазаю под потолок, там у бати припасено ружьишко. Вы тут оставайтесь, никто не найдет. Хозяйствуйте, а я в ночь пойду по делу, – деловито объяснял парень.

– Кудай-то ты на ночь глядя собрался, Лёнь? – попыталась возмутиться Маруся Воронова. Но парень уже вытянул из-под потолка промасленную тряпку и разворачивал ее, вынимая небольшую аккуратную винтовку. Достал, осмотрел, забросил на ремень за плечо и, подмигнув всем своим женщинам, весело ответил:

– Мне подкараулить кой-кого надо, девоньки! Не скучайте, к утру буду. И не один! – крикнул и быстро вышел из дома.

– Кого? Кого «подкараулить», Лёнька? – закричали вслед все вместе, даже девчонки, заинтригованные его загадочным обещанием.

Но мальчишка уже выбегал из дома, на ходу бросив:

– Вернусь утром – увидите!

Глава восьмая

Конюх

…Не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего… угонять весь скот… Все ценное имущество, в том числе: цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться…

Из выступления И. В. Сталина 3 июля 1941 г. «Братья и сестры…»[54]

С давних времен лошадь помогает человеку преодолевать расстояния, вести хозяйство, растить и убирать хлебное зерно, перевозить самые тяжелые грузы и поклажи. С началом войны, в любое время и эпоху, лошадей призывали на фронт вместе с людьми.

Наличием или отсутствием этого верного и красивого домашнего животного определялось богатство крестьянской семьи. Чем больше лошадей было в деревне, тем зажиточнее считалось такое хозяйство. В период активной коллективизации и создания колхозов всех частных лошадей в принудительном порядке забирали в общественный табун.

Став общим имуществом, эти прекрасные и преданные животные терялись в новых обстоятельствах, не признавали чужих людей вокруг себя, искали и ждали хозяев и теряли привязанность к тем, кто их вырастил и воспитал. За общественными лошадьми ставили присматривать человека, мало-мальски разбиравшегося в том, как за ними ухаживать, чем кормить и охранять. Такого человека звали конюхом.

Прохор Михайлович Гольтяпин любил лошадей не только потому, что он с ними рос, как только сам народился на свет Божий, а потому что твердо знал, как правильно с ними обходиться. А больше всего за то, что только с ними он чувствовал себя внешне полноценным мужиком. От природы хромой на правую ногу, которая с рождения оказалась короче на 3,5 сантиметра, он вызывал насмешки ребятишек, а потом и деревенских девиц, выбиравших себе высоких и крепких парней в ухажоры.

Отчаянно переживая из-за своего недостатка, он вдруг обнаружил, что, сев на отцовскую лошадь, чувствует себя не только выше всех, но и гораздо увереннее. Все едкие шутки и оскорбления его обидчикам теперь приходилось выкрикивать, задрав голову вверх, где над ними восседал мóлодец Прохор. А из-за топота, ржания и фырканья коня их звук вообще растворялся в воздухе и становился неразборчив, будто гудение надоедливых оводов. Конь как будто втягивал с силой все эти ругательства и исторгал их через широко раскрытые жаркие и трепещущие ноздри с раскатистым «Фрпрпр-р-р-р-ру!». После такого неуважительного отклика на свои насмешки задиры замолкали и завистливо глядели на гарцевавшего Прошку, как на былинного героя или по меньшей мере чапаевца, вдруг сошедшего со страниц популярной детской книжки[55].

Так и провел он в седле почти все детство и ни за что не хотел слезать на землю, которая предательски превращала его, отважного кавалериста, в нелепого калеку, делая вновь объектом издевательств. После раскулачивания родителей, добровольно сдавших имущество, излишки зерна, домашнюю скотину, включая двух лошадей, он упросил председателя Якова Ефимовича Бубнова назначить его конюхом за символическую оплату в полтрудодня. Добившись столь желаемого и необходимого для ощущения своей полноценности места, Прохор также уговорил Бубнова оставить в Холмишках конюшню, стоявшую там еще с дореволюционных времен, не перегоняя местных лошадок в общеколхозный двор за десять верст. Поразмыслив, председатель согласился, при этом строго-настрого запретив выдавать колхозных лошадей кому бы то ни было без его начальственного разрешения. Несмотря на запрет, новоиспеченный конюх Прохор не отказывал в просьбах своим односельчанам, в особенности бабам, оставшимся без мужиков. Кому вспахать огород, кому воз дров или сена привезти, а кому и в город на базар доехать.

Денег с них не брал, да и не было ни у кого наличности в то лихое время. Если кто подносил мешок картошки, лукошко ягод или пол-литра горькой, тоже не отказывал.

* * *

– Прошка, ты думаешь я не знаю, что лошадей направо-налево раздаешь? А потом со своими же тут и распиваешь. Я тебя поставил беречь колхозное имущество, а не разбазаривать, – не раз грозился председатель Бубнов.

– Какой уж теперь колхоз-то, Ефимыч? Теперь ты, вона, заделался холуем гитлеровским. Тебе что до наших вечерок? Мы с мужиками честно работаем и честно свой хлеб едим. А вот ты, председатель, похоже, послаще хлеб нашел? – огрызнулся конюх.

– Ты меня, сучий потрох, еще лаять будешь?! А-ну встань, когда с начальством разговариваешь, голытьба! – Яков в этот раз рассвирепел не на шутку.

– Хлопцы, гляньте-ка! Наш староста просит его уважить. А ну-ка, хватай его, мужики! – крикнул конюх и сам бросился на Якова Ефимыча.

Короткая схватка закончилась полным обездвиживанием старосты. Его скрутили вожжами, которых в конюшне оставалось в избытке. Удобные длинные и крепкие пóлосы плотно спеленали недавнего председателя колхоза, впившись в его коренастое тело. Он силился что-то сказать, но даже рот был стиснут путами. Над ним, тяжело дыша, склонились трое победителей.

– Ну что, допрыгался, гад косорукий?! – зло выругался Петька-боцман.

– Надо бы его повесить во дворе у коменданта, чтоб другие знали, как предавать своих! – предложил Ванька Бацуев, от нетерпения круживший вокруг поверженного предателя. По молодости он был скор на расправу, и ему не терпелось совершить хоть какой-то подвиг.

– Его то мы кончим, дело ясное, – задумчиво протянул Прохор. – А вот что с его подельниками делать? Их надо бы тоже кокнуть. От них-то вреда поболее, чем от этого однорукого. Только они все парочкой шляются. Прям не расстаются. Итить их в душу!

– Ишь пялится и глазищами вращает. А ты не вращай, не вращай! Когда Акулинку порол, то не шибко жалел. У, гадина! – Петька пнул ногой лежащего старосту. Тот что-то опять попытался сказать, но только мычал и кряхтел.

* * *

Полицаи Витька Горелый и учитель Троценко, допившие украденную бутылку водки, брели по сонной улочке деревни, выполняя указание гаупштурмфюрера Хоффмана «поддерживать порядок в ночное время». Правду сказать, этот порядок во время установленного новым немецким начальством комендантского часа никто, кроме бродячих псов да загулявших котов, не нарушал. Деревня лежала в полной темноте и тишине. Но вдруг до них донесся крик, шум какой-то возни и еще ряд непонятных звуков, исходивших из стоявшей на краю деревеньки старой конюшни. Патрульные моментально протрезвели и, чуть пригибаясь непонятно зачем, двинулись к длинному деревянному строению, чернеющему на фоне яркого звездного неба. Подкравшись к дверям, прислушались и дернули за створку, которая не поддалась, так как, видимо, была заперта изнутри на засов. Возле двери они увидели блеснувший в свете луны хромированный руль велосипеда однорукого председателя-старосты. Это означало, что внутри происходит что-то неладное. Хоть оба немецких прихвостня и затаили обиду на своего начальника, но за шкуры свои опасались. Заклацали затворами винтовок и забарабанили в запертую дверь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Словарь русского языка: в 4 т. / РАН, Институт лингвистических исследований. 4-е изд., стер. М., 1999. Т. 2. К – О. С. 97.

2

Постановление Военного совета Западного фронта «Об организации уборки и ликвидации урожая сельскохозяйственных культур в Смоленской области» № 0012 «Совершенно секретно» ЦАМО СССР. Ф. 208. Оп. 2524. Д. 2. Л. 554.

3

«Как рассказал мне Зепп Дитрих, происходящие в оккупированных районах с русскими инциденты просто ужасны. Они не люди, а скопление животных». Дневники Йозефа Геббельса. На английском: The Goebbels Diaries 1942–1943 / Edited, translated and with an introduction by Louis P. Lochner. Garden City, N. Y., 1948. Greenwood Press Reprint, 1970. P. 52.

4

Генрих! Мой друг, чем тебе не понравился этот русский глашатай? (нем.)

5

Здесь игра слов: Von Modell zu Yodeln! (нем.). Das Modell – старинная немецкая баллада. Yodeln – особый вид и манера пения, широко распространенная в некоторых областях Германии и Австрии.

6

Рихтер – сольная диатоническая губная гармоника, названная по имени ее создателя – конструктора Рихтера (J. Richter; XIX в.) из Богемии.

7

Volkswagen Typ 82 (Kübelwagen) – германский автомобиль повышенной проходимости военного назначения, выпускавшийся с 1939 по 1945 г., самый массовый автомобиль Германии времен Второй мировой войны.

8

Отлично! Победитель забирает всё! (нем.)

9

Отлично! (нем.)

10

Вестго́ты (лат. Visigothi, Wisigothi, Vesi, Visi, Wesi, Wisi – «визиготы» или лат. Tervingi, Thervingi, Thoringi – «тервинги») – древнегерманское племя, составлявшее западную ветвь готского племенного союза, распавшегося к середине III в. на две ветви: вестготов и остготов.

11

Стой! Достаточно. Остановись! Этого достаточно. Почему ты бьешь его, мать? (нем.)

12

Господин ефрейтор. Извините. Могу я перевести? (нем.)

13

Центральная коллегия по делам пленных и беженцев (с февраля 1920 г. – Центральное управление по эвакуации населения, Центрэвак) была учреждена Декретом Совета народных комиссаров от 23 апреля 1918 г. Учреждение создавалось для «…согласования, объединения и направления деятельности всех учреждений и организаций, ведавших делами о военнопленных, беженцах, гражданских пленных, для руководства всеми делами, возникающими в отношении лиц перечисленных категорий» – по сути, для организации обмена военнопленными с участниками Первой мировой войны и для реэвакуации собственных беженцев.

14

Братья Аттила и Бледа – вожди гуннов, которые в 434 г. получили в наследство власть над всеми гуннами европейской части материка. Бледа стал править восточной частью, а Аттила – западной. В 444 г., по хронике современника событий Проспера Аквитанского, Аттила убил брата и до своей смерти в 453 г. единолично правил мощной империей гуннов, представлявшей собой конгломерат разнообразных варварских племен, живших к северу от Дуная на обширных территориях от Причерноморья до Рейна.

15

Постановление Пленума Верховного суда СССР № 22/М/16/У/СС от 25 ноября 1943 г.

16

Родионов Б. Последний причал адмирала // Эхо планеты. М., 1993. № 36. С. 24–26.

17

Наваристый суп из мяса и овощей. Считается казацким традиционным горячим блюдом.

18

Ах ты, сучка! Убью! (венг.)