Черный парусник

Флинн разжал пальцы, и послышался удар металла о деревянную поверхность письменного стола.

– Извини, – сдавленно произнес Флинн и с виноватым видом сжался в кресле. – Просто интересно стало.

– Интересно? – переспросил Граф Л, подходя к нему. – Впустить в свой разум бесконечный поток пересудов, скандалов и пустого трепа – действительно кажется тебе увлекательным занятием?

– Наверное, все же нет, – негромко ответил Флинн. – Кстати, а кто это у тебя на потолке обитает? – решил он переменить тему. – Как только я взял мундштук, услышал женский голос.

– А, это, – Граф Л уселся на край стола и махнул рукой, – это Аргус. Я нарисовал ее самой первой из всех моих граффити.

– Так это граффити? – Флинн присмотрелся к потолку. – Она так не похожа на все твои остальные работы.

– Ну да, она особенная. Почти абстракция, – сказал Граф Л. – Аргус моя незаменимая помощница. Я слежу за порядком во Вселенной, а она за порядком в моем кабинете: чтобы такие, как ты, не залезли сюда и не украли что-нибудь.

– Как будто тут есть что-то ценное, – осматриваясь по сторонам, пробормотал Флинн.

Кабинет был полупустым: ни шкафов, ни стеллажей, где бы могли храниться важные вещи или книги с запретными знаниями. Открыв единственный ящик письменного стола, он обнаружил там лишь пакетик мятных леденцов.

– Если эти леденцы не позволяют обрести бессмертие, то считай, что ничего ценного, кроме кальяна со сплетнями, у тебя и нет, – заключил Флинн.

– Эти леденцы позволяют обрести лишь свежее дыхание.

Граф Л нагнулся и, ловко выудив из открытого пакетика темно-зеленый леденец, сунул его себе за щеку.

– А ты чего в моем кресле расселся? – нахмурился он. – Вот станешь стражем порядка – будешь сидеть в нем сколько угодно, а до этого момента – не смей пристраивать свой зад на мое имущество!

– Ладно, встаю. – Флинн поднялся на ноги и, постанывая, расправил плечи. – Все равно оно неудобное. Кстати, ты зачем попросил меня остаться?

– А, точно! – ударив себя по лбу, воскликнул Граф Л.

Спрыгнув, он подошел к длинному столу посреди комнаты.

– Аргус, убери это и достань мой архив.

Деревянные ножки стола начали погружаться в пол, будто он превратился в зыбучий песок. Стулья накренились и скрылись из виду первыми. Совсем скоро в кабинете стало почти пусто, но продлилось это недолго. Бледно-фиолетовые обои принялись вздуваться и рваться на части, выпуская наружу деревянные шкафы со множеством прямоугольных ящиков. Но это было еще не все: кабинет стал расти, удлиняясь в бесконечность, и из стен продолжали появляться шкафы. Вдалеке все еще были слышны звуки рвущихся обоев, когда Граф Л с непринужденным видом пошел вперед.

– Так, это должно быть где-то здесь… – пробормотал он. – Или не здесь… Хм-м-м…

Его густые черные брови то сходились на переносице, то опять расходились в стороны, и Флинну подумалось, что они похожи на двух упитанных танцующих гусениц. Эта мысль настолько развеселила его, что он не сдержался и прыснул со смеху.

– А что это за архив такой? – спросил Флинн, стараясь подавить смех.

– Тут хранится самое ценное, что есть во Вселенной, – ответил Граф Л, не отрываясь от поисков.

– И что же это? – Во Флинне проснулся неподдельный интерес.

– Знания, – гордо произнес Граф Л. – Нет ничего дороже знаний.

– В мире живых с тобой бы не согласились… – Флинн плотно сомкнул губы и с грустью посмотрел на бесконечный архив. – Там деньги ценятся больше.

– Нет, определенно нет, самостоятельно я этот ящик не найду, – самому себе сказал Граф Л, пропустив слова Флинна мимо ушей. – Аргус, отведи меня к разделу с самыми яркими звездами.

Что-то зашуршало вдалеке, и к их ногам из бесконечно длинного коридора примчалась красная ковровая дорожка. Граф Л встал на нее и, обернувшись, выжидающе посмотрел на Флинна. Все поняв по одному лишь взгляду, он подошел к дорожке и тоже встал на нее.

– Держись, – предупредил его Граф Л, и они рванули вперед.

Флинн ощущал себя серфингистом, который поймал огромную волну и теперь мчался на ее пенном гребне. Его волосы трепал ветер, а глаза слезились от пыли, которую поднимала ковровая дорожка. Хотелось кашлять, но Флинн боялся, что тогда он потеряет равновесие, свалится и костей не соберет. Графу Л для завершения своего невозмутимого образа не хватало только кальяна под мышкой, который бы он сейчас спокойно покуривал, делая вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит.

Ковровая дорожка замедлилась и остановилась. Когда Граф Л и Флинн сошли с нее, она немного приподнялась над полом и стряхнула с себя пыль, которая плотной стеной взметнулась до самого потолка.

– Фу, блин! – прокашлял Флинн, потирая глаза. – Ты бы хоть иногда из нее пыль выбивал.

– Ты ведь знаешь, что бить кого-то – жестоко? Или для тебя это новость? – задумчиво произнес Граф Л, подойдя к ближайшему шкафу.

– Тогда хотя бы постирай ее! – сказал Флинн и мотнул головой, чтобы избавиться от осевшей на волосах пыли.

– Она терпеть не может воду, – вздохнул Граф Л, внимательно изучая надписи на ящиках. – И, кстати, пылесос тоже не вариант: она боится щекотки.

– Что ты ищешь? – спросил Флинн, заглядывая через его плечо.

– Рецепт пирога из космической пустоты, – серьезным тоном сообщил Граф Л, но Флинн ему, естественно, не поверил.

Он отчетливо слышал, как страж порядка попросил Аргус привести его к разделу с самыми яркими звездами. Вот только зачем? И какое отношение может иметь к ним Флинн? В детстве он, конечно же, как и большинство детей, мечтал стать звездой, но явно не той, которая сияет на небе.

– Нет, она точно не в этой галактике, – промычал Граф Л.

Открыв один из ящиков, он принялся перебирать папки. Шелест бумаги терялся на фоне громко бьющегося сердца Флинна: он волновался. Ему почему-то казалось, что сейчас произойдет нечто такое, что изменит его будущее не в лучшую сторону. Откуда взялось это предчувствие – он не знал.

– Нашел! – победоносно воскликнул Граф Л, выудив из ящика нужную папку. – Точно! Как же я мог забыть? Самая яркая звезда, которая когда-либо существовала во Вселенной, называется Эренделлой.

– И зачем тебе эта информация? – еле проговорил Флинн, ощущая, как тревога сжимает его горло ледяным обручем.

– Только металл, созданный из пыли самой яркой звезды, сможет удержать его.

Граф Л достал из кармана мантии маленький треугольный камень. Свет заиграл на его гранях, но блики были какими-то странными: они словно хлестали по глазам, из-за чего выступали слезы.

– Это то, что было в Тигмонде, да? Зло в чистом виде? – спросил Флинн, чувствуя себя зверем, который угодил в капкан. Вот только было одно существенное отличие: даже если он отгрызет себе руку – это его не спасет.

– Да, это оно, – сказал Граф Л, внимательно рассматривая камень. – Эта гадость чуть не угробила моего лучшего посыльного Смерти. Назову ее скверниумом. Что, звучит скверно? – увидев перекошенное лицо Флинна, ухмыльнулся он.

– Я бы сказал: прехреново.

– Есть другие предложения?

– Да, назови ее «та хрень, которую срочно нужно вернуть в Лимб и забыть о ней напрочь».

– Нет, дружочек, – засмеялся Граф Л, положив папку обратно в ящик и закрыв его, – ты так легко не отделаешься. Уговор дороже денег. Правда ведь?

Он подошел к Флинну и, обхватив его шею рукой, поднес к его глазам скверниум.

– Смотри, – приказал Граф Л, – это ответ на все наши вопросы. Этот камушек поможет тебе разгадать самую главную загадку: куда деваются Танаты одержимых.

– Неужели нет другого способа? – с надеждой спросил Флинн.

– Если бы был, я бы давно его использовал. – Граф Л отпустил его, посмотрел наверх и обратился к Аргус: – Позови Эренделлу, она нам нужна.

Нарисованные глаза закрылись, и потолок начал разъезжаться в стороны, открывая вид на черноту древнего космоса.

– Пойми же, я это делаю вовсе не потому, что хочу максимально испортить тебе загробную жизнь, – продолжил Граф Л. – Сейчас все действительно настолько плохо, что приходится идти на крайние меры. За последний месяц появилось столько одержимых, сколько не было за предыдущие двадцать лет.

– Почему? – потирая шею, спросил Флинн.

– Я думаю, что одержимые готовят армию, чтобы захватить мир живых, а может быть, и мир мертвых тоже…

– Зачем им мир мертвых?

– Два королевства лучше, чем одно, правильно? – Граф Л внимательно посмотрел на Флинна.

Сначала ему показалось, что фиолетовые глаза стража порядка засветились, но потом он понял, что засветились не только они, но все его тело, впрочем, как и его собственное.

Из черноты древнего космоса к ним приближалась гигантская голубая звезда. Она двигалась вальяжно, не спеша, и была похожа на сияющую медузу, которая плыла в океанских глубинах.

– Тебе лучше зажмуриться, – посоветовал Граф Л. – Твои глаза вряд ли выдержат ее необычайный свет: ты либо ослепнешь на неделю, либо навсегда. Точно сказать не могу.

Флинн не стал задавать лишних вопросов: он крепко зажмурился и закрыл лицо руками. Но невообразимо яркий свет пробивался сквозь пальцы и веки. Он боялся, что жар Эренделлы испепелит его, но вспомнил слова Хольды, что «мертвые звезды не могут навредить «почти живым» людям», поэтому успокоился.

– Эренделла! – крикнул Граф Л. – Прошу тебя, дай мне немного своей звездной пыли!

– За-чем? – раздался низкий голос.

Флинн впервые слышал, как разговаривают звезды. Это больше походило на скрежет металла.

– Чтобы твоим светом удержать то, что чернее черного, – зло человеческой души.

– Тог-да бе-ри…

Рядом будто ударили в громадный колокол, и от этого гула все внутренности Флинна сделали сальто, а мысли в голове перемешались, отчего ясно соображать стало невозможно.

Когда тьма снова воцарилась над разверзнутым потолком кабинета Графа Л, Флинн наконец-то решился отнять руки от глаз и осмотреться. Пятна света прыгали по стенам, но он сразу понял, что это ему только кажется из-за встречи с Эренделлой, – скоро пройдет.

– Держи, – сказал Граф Л. – Теперь это принадлежит тебе, смотри не потеряй.

На его ладони лежал перстень из голубовато-серебристого металла, украшенный черным треугольным камнем.

– Надев его, я стану одержимым? – не отваживаясь принять подарок, решил уточнить Флинн. Он же должен понимать, во что ввязывается.

– Если бы все было так просто, мы бы за неделю решили все наши проблемы, – вздохнул Граф Л. – Надев его, ты впустишь в себя тьму, но звездное серебро не даст этой тьме сожрать твою душу. Это что-то вроде противоядия. Одержимым из-за этого ты не станешь. Твое задание – вернуться в свою банду и втереться в доверие, чтобы они сделали из тебя одержимого. Перстень тебе просто поможет сымитировать истинное зло в твоей душе.

– И как я в таком состоянии будут ловить одержимых? Для этого ведь нужно вспоминать самое хорошее, что есть во мне.

– А ты больше не посыльный Смерти, теперь ты разжалован до псевдоодержимого. Но не переживай: твой змей-напарник и духовное зрение останутся при тебе.

– Какое падение по карьерной лестнице, – кисло сказал Флинн. – Но каким образом я вернусь в банду? Они же меня не узнают: я мертв. Да и стоит мне уйти – они тут же забудут меня, как будто никогда и не встречали.

– А теперь слушай меня внимательно. – Граф Л наклонился к нему и насильно передал перстень. – Да, они не вспомнят Флинна Морфо, это так, но твою новую личность они не забудут. В твоей банде, я уверен, почти все одержимые, а они, тебе и самому это прекрасно известно, могут запомнить наполовину мертвых – то есть таких, как ты. Хольду ведь Безумный вспоминал каждый раз, когда видел. Так что тут никаких проблем быть не должно.

Флинн слушал Графа Л и одновременно не мог отвести взгляда от перстня. Звездное серебро дарило приятное тепло, а вот от скверниума веяло холодом.

– Даже если я приду в банду, то меня и на порог не пустят: просто расстреляют или горло перережут. Там чужаков не любят. – Флинна передернуло от нахлынувших воспоминаний. – Нужно, чтобы кто-то из банды поручился за меня.

– Об этом я уже позаботился, – довольно заулыбался Граф Л, достав из кармана мантии кусочек бумаги. – Здесь написан адрес твоего бывшего подельника – Доггида.

Флинна точно плеткой огрели. Он почти забыл это имя, и вновь вспоминать его как-то не хотелось. Доггид был не самым приятным человеком, которого он знал.

– Придешь к нему, – продолжил Граф Л, – и сообщишь, что ты друг Флинна, расскажешь, что много слышал от него о банде, поэтому хочешь присоединиться к ней. Только не забудь выдумать себе какое-нибудь имя.

– А если у меня не получится? – сглотнув, поинтересовался Флинн.

– Не беда, – сменив тон, беспечно сказал Граф Л. – Если не получится – не страшно. Подумаешь, одержимые захватят оба мира – всего-то.

5 Крысиная нора

«Граф Л, наверное, ошибся. Вряд ли это правильный адрес», – подумал Флинн.

Он стоял возле заброшенного здания в восьмом районе Инферсити. Сизый туман здесь стелился не привычным полотном, в котором дальше руки ничего не рассмотреть, а легкой дымкой. Кирпичные стены практически разваливались, черепица скользила и падала вниз, распугивая голубей на крыше, стекол в рассохшихся рамах не осталось: все они, лежа на асфальте, поблескивали в свете фонарей. В общем, это был умирающий дом.

Доггид по собственной воле никогда бы не поселился здесь. Нет, его, конечно же, сложно было назвать требовательным человеком, но и бомжевать он тоже не привык. Своим курьерам мистер Баедд платил не так уж и плохо, поэтому Флинн мог только догадываться, какие неприятности заставили Доггида осесть в подобной дыре.

Входная дверь, сорванная с петель с такой силой, что в местах крепления древесина была разворочена, лежала справа от крыльца. Поднявшись по осыпавшимся ступеням, Флинн оказался в затхлом коридоре, в котором не горело ни одной лампочки. Нащупав выключатель, он нажал на него; свет кое-где – с натугой, не сразу, – но все же зажегся, и перед ним предстала совершенно отвратительная картина. На стенах – капли крови и желтые разводы от мочи, на полу – засохшая рвота и крысиный помет. Пустые шприцы и пакетики, где раньше явно были наркотики, виднелись то тут, то там, как ужасные цветы на поле человеческой слабости и глупости.

Флинн шел по коридору, как по минному полю, страшась что-нибудь задеть. Ему почему-то казалось, что этот дом не просто умирает, а умирает от ужасной болезни, и если он коснется чего-либо, то сам заразится. Флинн все еще помнил, что он мертвец и его звездному телу может навредить только суллема одержимых, но ничего не мог с собой поделать. Ему было просто мерзко находиться здесь, и единственное, о чем он мечтал, – поскорее убраться отсюда и принять долгий душ, соскребая с кожи грязь этого места. При жизни он, естественно, бывал в подобных притонах и даже некоторое время жил в них, но почему-то конкретно этот дом вызывал у него стойкое чувство омерзения и даже страха.

Квартиру под номером 50 он нашел на пятом этаже. Это была самая дальняя дверь и выглядела она хуже остальных: ее как будто кто-то постоянно грыз, в итоге проделав в нижней части несколько отверстий. Не решаясь постучать, Флинн стоял как вкопанный и пытался дышать как можно медленнее, чтобы не выдать себя в этой оглушительной тишине. Он не мог понять, почему в доме не было людей. Вообще. Ни единой души. Это казалось подозрительным и пугающим, потому что такие места зачастую кишмя кишат всякими отбросами общества. Что же тут творится, что никто не решился здесь остаться даже на ночь? Он посмотрел на перстень со скверниумом, надетый на безымянный палец левой руки, и подумал: будь что будет.

– Кто бы ты ни был, проваливай, если жизнь дорога, – послышалось из-за двери. – Они сейчас учуют тебя и придут.

Меньше всего на свете Флинн хотел знать, кто это «они», которые придут за ним, но выбора у него не было. Набравшись смелости, он почти прикоснулся к ручке, но дверь открылась сама – без единого звука, словно была призрачной. Флинн зажал нос и чуть не добавил своей рвоты к уже имеющейся в коридоре: из квартиры несло смрадом разложения. И почему он не почувствовал его раньше? Даже на улице Проклятых не смердело настолько отвратительно.

Справившись с приступом тошноты, Флинн переступил порог и нашел источник вони. Слабый свет масляных ламп вырывал из темноты многочисленные силуэты: здесь лежали голуби с перегрызенными шеями, коты, чьи багрово-фиолетовые внутренности торчали из их распоротых животов, собаки, разорванные на части. Это была самая настоящая живодерня.

Напротив входа за столом сидел парень. И выглядел он паршиво: худое тело, почти превратившееся в скелет, редкие рыжеватые волосы, припорошенные сединой, которая появилась слишком рано, как метель в октябре, серая лоснящаяся кожа, точно намазанная жиром, лицо, покрытое оспинами, и повязка на глазах – засаленный лоскут ткани. Флинн запомнил Доггида совсем не таким.

– Я же сказал тебе проваливать, – сухо произнес парень, еле шевеля языком.

– Привет, – едва выдавил Флинн. – Извини, что беспокою, но я пришел к тебе по делу.

Он не решался подойти слишком близко к Доггиду, поэтому стоял поодаль, почти у выхода, на случай, если придется делать ноги.

– По делу? – переспросил парень. – Какого черта тебе от меня нужно?

– Я знакомый Флинна Морфо, он мне много рассказывал о тебе, говорил, что вы были друзьями.

– У меня никогда не было гребаных друзей! – стукнув по столу, крикнул Доггид, и его коричневатая слюна забрызгала стоящую перед ним масляную лампу.

– Х-хорошо, – запинаясь, согласился Флинн. – Он говорил, что ты привел его к некоему мистеру Баедду. Понимаешь, мне очень нужны деньги, я хочу работать на него, стать курьером, как и Флинн.

– К мистеру Баедду… Ты хочешь, чтобы я привел тебя к мистеру Баедду?! – взорвался Доггид, скалясь, как бешеное животное.

Повязка съехала с его глаз, и он тут же, испугавшись чего-то, поправил ее, а потом весь съежился и жалобно завыл.

– Ты хоть знаешь, кто такой мистер Баедд? – прошептал Доггид и прижал ко рту пальцы с обгрызенными до крови ногтями.

– Он крупная шишка в мире преступности, вор и убийца, – с горькой усмешкой ответил Флинн. – И тот еще паскуда.

Он не боялся, что сейчас Доггид пошлет его куда подальше, потому что отлично помнил, как тот тайно ненавидел мистера Баедда и не упускал возможности вылить на него ведро помоев, разумеется, когда они с Флинном оставались наедине. В противном случае ему бы давно отрезали язык, а то, что осталось, прижгли бы раскаленным железом. И это было бы еще не самое суровое наказание.

Неестественно широкая улыбка разрезала осунувшееся лицо Доггида, и устрашающий, необузданный смех разорвал тишину в клочья. Флинну казалось, что он слышит, как бьются друг о друга кости в теле бывшего напарника – настолько диким был его хохот.

– Да-а-а, он паску-у-уда – каких еще поискать… – наконец-то успокоившись, протянул Доггид и стер с губ коричневую слюну.

Он растопырил пальцы и вытянул их перед собой так, что они почти касались поверхности деревянного стола.

– Это из-за него я теперь такой, – с невероятной тоской и болью в голосе произнес Доггид.

– Какой? – тихо спросил Флинн и сделал несколько шагов вперед. – Ты можешь довериться мне и все рассказать. Какой же ты?

– Уродливый… я такой уродливый изнутри, – ответил Доггид. Он внезапно прижал руки к груди и принялся царапать себя до крови остатками ногтей. – Я уродец, я уродец! Я мерзость, я тварь! Во что я превратился, а?! Взгляни на меня! Скажи мне, во что я превратился?! – кричал он, пытаясь разорвать кожу и добраться до собственных внутренностей.

– Тише, успокойся, – сказал Флинн, почувствовав, что запах разложения усилился. Его желудок точно перевернулся и ударился о ребра. Кое-как совладав с тошнотой, он продолжил: – Расскажи, что с тобой случилось?

– Я так хотел быть сильным, самым сильным – непобедимым, хотел, чтобы все боялись меня, но… – Доггид поднес окровавленные пальцы к своему рту, – но все стали бояться только их… И я тоже…

– Кого – «их»?

Тело Доггида обмякло, и он рухнул на стол, сильно ударившись головой. Флинн подумал, что парень отключился, но едва слышные стоны и обрывки слов говорили о том, что он все еще в сознании.

– Доггид, – Флинн собрал все мужество, которое отыскал в себе, и подошел к нему, – ну же, расскажи, кого ты так боишься? Вдруг я смогу помочь тебе?

– Даже смерть не смогла мне помочь… – прошептал Доггид и выплюнул из окровавленного рта пару зубов. – Знаешь, почему я ношу повязку на глазах?

Он резко поднял голову, и Флинн поморщился от его зловонного дыхания.

– Нет, не знаю, – не дыша, проговорил Флинн. Еще немного, и его точно вывернет наизнанку.

– Я не хочу, – начал Доггид и всхлипнул, – я не хочу видеть то, что они творят!!! Я не хочу видеть этот ад на земле!!! – кричал он, находясь во власти припадка.

Доггид вскочил, схватил нож, лежавший на столе, и вонзил себе в глаз. Продолжая неистово вопить, он из раза в раз высоко заносил нож, раня себя. Кровь текла, как алые слезы, но он не останавливался, словно не чувствовал боли. С омерзением и ужасом наблюдая за всем этим, Флинн пятился к двери. Он не нашел в себе смелости вырвать нож из рук Доггида и остановить это безумие. Споткнувшись о мертвого пса, Флинн упал, и его рука провалилась в рыхлую, почти разложившуюся плоть. Он скривился, быстро поднялся на ноги и кинул на Доггида испуганный взгляд.

Парень больше не истязал себя. Подняв голову, он будто смотрел на потолок. Вот только глаз у него явно не осталось – одно кровавое месиво. Нож упал и воткнулся в пол. Доггид с усталым видом снял повязку и глянул на Флинна. Его глаза были на месте, а на коже ни единой царапины – только капли крови.

– Я же говорил: даже смерть не смогла мне помочь… – разочарованно произнес Доггид и вздохнул. – Беги, они уже близко. Они идут…

Но Флинн не прислушался к его предостережениям и не сбежал. А зря. Кожа Доггида в некоторых местах вздулась. Казалось, что под ней стремительно образуются огромные гнойники. Вскоре она лопнула, и из нее повалил ядовито-зеленый газ, а за ним появились серые комки шерсти. Они вылезали из кожи Доггида, как из нор. Присмотревшись, Флинн понял, что это крысы, но не простые, а демонические: без глаз, с длинными пастями, из которых торчат острые светящиеся зубы. Хвосты этих тварей заканчивались жалами.

Ужас парализовал Флинна, он не мог сделать ни шагу, а крысы тем временем заполнили всю комнату и принялись копошиться в трупах животных. Спина Доггида выгнулась дугой, и он взвыл, а крысы все появлялись из его истощенного тела.

«Если ты снимеш-ш-шь перстень со с-с-скверниумом, я помогу этому несчастному, – произнес Шешан. – Пока ты в плену зла, я бессилен».

Флинн глянул на испачканную руку, на которой поблескивал черный треугольный камень. Он колебался. Что, если Доггид почувствует перемену в его ауре и что-то заподозрит? Тогда Флинн точно не сможет проникнуть в банду и весь план Графа Л рухнет.

Когда же последняя крыса покинула тело парня, он опустился на пол, отполз в ближайший угол и, обхватив колени руками, стал раскачиваться взад-вперед.

– Убирайтесь, убирайтесь отсюда! Убирайтесь! – все повторял Доггид.

Демоны, до этого момента не обращавшие на парня внимания, внезапно повернулись в его сторону. Они одновременно раскрыли пасти и стали щериться, выпуская густые облака ядовито-зеленого газа. Комната наполнилась едким, кислым запахом, из-за которого у Флинна начали гореть легкие. Каждый вдох приносил боль, а в голове все мельтешили мысли. Флинн никак не мог решиться: если он снимет перстень, то подведет Графа Л, а если нет, то предаст свою совесть. Несмотря на то что они с Доггидом не были лучшими друзьями, тот не раз выручал его из беды.

Сотни когтистых лап заскребли по деревянному полу: все крысы ринулись на Доггида. Добравшись до него, они с остервенением начали рвать его плоть острыми зубами. Его тело рыдало кровью и тут же исцелялось: раны затягивались, но на их месте незамедлительно возникали новые. Демонические крысы ни на минуту не прекращали своего багряного пиршества. От воплей Доггида, казалось, дрожал весь умирающий дом.

«Почему они нападают на него? – спросил Флинн. – Он же их хозяин!»

«Потому что он не принимает их, пытается боротьс-с-ся, а демоны не любят этого», – ответил Шешан.

«А что это за демоны?»

«Это демоны Предательства…»

Особенно громкий вскрик пронзил уши Флинна – и это было последней каплей. Он больше не мог смотреть на страдания Доггида, поэтому снял перстень и спрятал его в карман штанов.

Крысы прекратили терзать Доггида и одновременно повернули головы к выходу – туда, где стоял Флинн. Тонкие хвосты с жалами поднялись и синхронно задвигались, а на их кончиках появилась ядовито-зеленая жидкость – суллема. Послышалось злобное шипение, шерсть на мохнатых спинах встала дыбом – и твари помчались к Флинну. Он и опомниться не успел, как их пилообразные зубы стали рвать штанины и рукава куртки. Крысы высоко подпрыгивали и вцеплялись когтистыми лапами в волосы. Одна из них забралась ему на голову и нацелилась жалом в его глаз. Дернувшись, он сбросил с себя несколько тварей, но большинство осталось висеть на нем.