Человеческая стая

– Поля, что ты делаешь? Ты же намочишь варежки, а это последние, больше сухих нет! —мама повернулась, посмотреть, как там затихшая на санках дочь.

Поля хотела ответить, что они совсем и не мокрые, но тут голос матери перешёл в крик.

– Где она, Поля? Куда ты её дела? Потеряла?

Поля проследила за взглядом матери и обнаружила, что на левом валенке не хватает галоши. Она исчезла незаметным для Поли образом. Мать осмотрела дорогу, но судя по её выражению лица, пресловутой галоши не наблюдалось.

– Её же можно найти, правда? – холодея от маминого тона, прошептала Поля.

– Нужно найти! – бушевала мать.

Она переложила пакеты с продуктами в правую руку, а санки в левую, развернув их обратно к магазину. Поля хотела было встать, чтобы помочь в поисках, но это только разозлило мать.

– Сиди уж! Если ты будешь ходить по снегу без галош, то намочишь ноги и заболеешь! Так что сиди тут! В кого же ты у меня такая невнимательная, Полина! Как можно не заметить, что у тебя потерялась галоша? Это гены папы твоего! В нашей семье таких не было!

Поля вжалась в санки. Она чувствовала по тону матери, что очень, очень виновата. Рассеянность мешала ей прежде стоять в очереди, как все другие люди. Теперь из-за неё пропала галоша. Но ведь погружаться в размышления было так интересно. И так важно. Куда важнее покупки овощей или сметаны. Полю часто посещала мысль, казавшаяся ей определяющей. Один вопрос, ответ на который менял всё. Она думала о нём, оставаясь одна, а иногда – если мама находилась рядом, но занята была чем-то другим, не дочерью. В минуты размышлений всё окружающее переставало существовать. Ответ представлялся настолько важным, что Поля не спрашивала у матери. Та-то, конечно, всё знала. Но Поле нужно было разобраться самой. Мучали её и другие вопросы подобного рода, но она не позволяла себе думать о них, пока не ответит на первый.

«Почему я – это я? – спрашивала себя Поля. – Почему я – это не мама, а мама – не я? Ведь я могла бы быть мамой или бабушкой Настей. А ещё лучше тётей Светой или одним из мальчишек с горки. Интересно, если сосредоточиться и заснуть, то нельзя ли проснуться одним из них?»

Но Поля оставалась собой.

– Неужели так сложно быть повнимательнее?! – ругала её мать, пока они возвращались в магазин в поисках пропажи.

Трижды мама останавливалась, ставила пакеты на снег, придерживая их ногами, упиралась руками в поясницу и спрашивала дочь, когда та в последний раз видела галошу. Но Поля не помнила. Они вернулись по собственным следам до магазина, а затем дошли до горки. Поискали в снегу, где Поля летела кубарем. Это место напомнило ей о пережитом утром, и всё внутри налилось болью обиды. К счастью, мальчишки уже ушли. А галоши не оказалось и здесь.

– Вот как ты теперь будешь гулять? – причитала мать. – Значит, дома просидишь всю зиму! Нельзя гулять без галоши!

– Я сниму вторую, – робко пролепетала Поля. Но мать только сильнее раскричалась.

– Промочишь ноги, простудишься и заболеешь, кто тебя будет лечить? Я? А кто тогда работать будет?

У Поли не нашлось ответа. До дома они добрались в тягостном молчании. Поля обиженно сопела. Ей потеря галоши не виделась такой страшной проблемой. Мама была рядом, Лера ждала дома. Что ещё нужно? Есть галоша, нет галоши – разница небольшая. Мать злилась, но уже не кричала. Снимая в коридоре с Поли шубейку, варежки, шарф, шапку и рейтузы, покрытые на коленках маленькими ледяными сосульками, мать снова запричитала. Она отправила Полю умыться, заставила надеть тёплые носки и фланелевую пижаму. Поля втиснулась в домашнюю одежду как в спасительный панцирь. Синяя пижама с белыми мячиками была её любимой и всегда приносила радость, но в этот раз так не сработало.

– Ну вот откуда мы теперь возьмём новые галоши?! – продолжала мать.

– Ты купишь новые, – сказала Поля. – В универсаме, где мы купили Леру.

– Куплю? – воскликнула мать. – Куплю? На что я тебе их куплю?

– На деньги, которые ты зарабатываешь на работе, – ответила Поля.

Мать в этот момент раздевалась, она уже сняла свитер и рейтузы, а теперь расстегнула чёрный кожаный ремень, красиво собиравший платье на талии и подчёркивавший мамину изящную фигуру. Ремень этот внезапно взвился и с силой рассёк воздух перед самым Полиным лицом. Она попятилась и прижалась спиной к ножке стола.

– Заработаю?! Сколько я должна работать, чтобы купить тебе галоши, которые ты теряешь?!

Ремень снова взвился, и Поля юркнула под стол. Она часто здесь играла, и здесь же теперь довелось прятаться от внезапного гнева матери.

– Отцовские порочные гены! Вся в него!

Ремень тугой хищной змеёй залетал под стол, извиваясь и скручиваясь вокруг ножки. Поля прижималась всё ближе к обжигающей батарее, ощущая через пижаму спиной её жар. Затем змеиный хвост ремня раскручивался, пролетал рядом с коленкой и снова обвивался вокруг ножки стола, не задевая девочку. Но от каждого удара она вздрагивала, словно чёрная кожа оставляла кровавые борозды на её беззащитном детском теле. Поля не ревела в голос, лишь глотала слёзы и сопли, жадно вдыхая на всхлипе воздух ртом. Единственным человеком, который всегда слышал её рёв и приходил на помощь, была мать, а сейчас Поля инстинктивно боялась издавать громкие звуки, чтобы не разозлить её ещё больше. Девочка представляла, как уменьшается, становясь крошечной, настолько крошечной, что легко уместится под батареей. Туда, под чугунную, пышущую жаром громадину, не сможет проникнуть жестокий ремень. Она видела внутренним взором, как становится незаметной, совсем невидимой. Думала, что станет выходить из-под батареи только по ночам, когда мама спит, чтобы больше не злить её.

Мать что-то крикнула, но Поля была поглощена чувством, что уменьшается до крошечных размеров, поэтому не расслышала. Ремень вдруг исчез из ограниченного столешницей поля зрения. Дочь видела только ноги матери в аккуратных домашних тапочках. Они развернулись к двери и удалились. На кухне зашуршало и загремело. Хлопнула дверца холодильника. Мать расставляла покупки по местам.

А потом всё затихло. Поля старалась не шевелиться и дышать бесшумно. Обычно, когда мама злилась, хотелось, чтобы та скорее успокоилась, обняла её и всё стало как прежде. Но в этот раз было иначе. Поля чувствовала свою беззащитность впервые, и мама, которая всегда и от всего её защищала, теперь оказалась угрозой. Поля не понимала. В этот момент она словно и не любила мать. Но в то же время любила.

Шли долгие минуты. Поле хотелось есть, но она упрямо не вылезала из своего укрытия. За стеной загремели кастрюли. Мама разогревала суп.

– Поля, иди есть! Голодная же! – раздалось из кухни. Но Поля не шевельнулась.

Тогда послышались шаги, дверь комнаты со скрипом открылась – петли давно никто не смазывал. Поля увидела приближающиеся ноги всё в тех же тапках. Ноги поколебались у входа и решительно направились к столу. Вдруг взору Поли предстало мамино лицо: та опустилась на корточки.

– Ну, иди сюда, – примирительно сказала мама, но Поля не двинулась.

– Иди, не бойся, – голос звучал спокойно, обыкновенно, ласково. – Извини меня, дочь.

Поля сама не поняла, как вылетела из-под стола и очутилась в крепких маминых объятиях. Оказалось, именно этого ей хотелось, а не уменьшиться до крохотных размеров и сидеть под батареей. А мама пояснила, прижимая Полю к себе:

– Видишь ли, Поля, дело в том, что я не могу сейчас купить тебе новые галоши. Мы с тобой не рассчитывали на вторую обувь этой зимой. Я ещё и бабушке твоей должна, а долг отдать не могу. Я что-нибудь придумаю. А ты, пожалуйста, постарайся быть повнимательнее и ничего не терять.

– Хорошо, мама, – прошептала Поля, а к горлу почему-то подступили слёзы, и она всхлипнула, снова абсолютно доверяя матери свою боль.

– Я люблю тебя, Поля, – сказала мама. – И никогда я не стала бы тебя по-настоящему бить.

Глава вторая. Один лишний

1990—1991 гг.

Поля сидела на единственной свободной табуретке, робко ухватившись ладонями за её ножки, словно от этого положение девочки в комнате бабушки Насти могло упрочиться. В этот понедельник маленькая бабушкина квартирка превратилась в сложную систему фортификационных сооружений. Большой стол был раздвинут и приставлен к дивану. От окна ко входу протянулись бельевые верёвки. На них крепились запасные занавески бабушки Насти и новые простыни, прежде с любовью и некоторым благоговением отложенные до лучших времён. На антресолях чего только не нашлось. Бабушка Настя всё это с удовольствием пожертвовала для игр своим старшим внукам. Она так ждала их.

Задолго до дня приезда старших внуков она начала рассказывать Поле, что скоро познакомит её с мальчиками. Обещала, что им непременно будет весело играть втроём. Бабушка лучилась счастьем ожидания, и Поля тоже принялась ждать таинственных внуков.

Но многого не понимала.

– Мам, ну если они внуки бабушки Насти, то они же твои дети? – спрашивала она.

– У твоей бабушки, Поля, есть ещё одна дочь, – говорила мать. Губы её раздражённо подрагивали, и Поля боялась задавать вопросы. Мать могла накричать и назвать её желание разобраться глупостью. Поля уже знала, что у неё есть папины гены, из-за которых она так часто всё делает неправильно.

Поля всегда считала, что мать – тот самый ребёнок, из-за которого бабушка бросила институт. Потому они и спорили постоянно. Поля слышала несколько раз, как бабушка, отчитывая мать, употребила выражение «дочь-нагулыш». Она потом спросила у мамы, что это такое, но та побледнела и накричала на Полю. А затем взяла обещание, что та никогда подобного произносить не станет. Только сейчас Поля узнала, что у матери была старшая сестра, из-за которой бабушка с дедушкой и поженились. Это немного проясняло Полино непонимание, но и мама, и бабушка почему-то говорили увёртками. От Поли всё время ускользало нечто важное.

Другая дочь бабушки Насти с мужем переехали в Москву в восемьдесят пятом – как раз когда родилась Поля. У них было двое детей. Бабушка не успела нанянчиться с ними как следует, а теперь они уже ходили в школу. В столице у мальчиков была своя жизнь. Бабушка Настя видела их только несколько раз, когда приезжала в гости.

Теперь старших внуков привезли на каникулы и они превратили комнату в плацдарм для военных игр.

Поля сидела на табуретке поодаль и наблюдала. Промежутки между ножками стола были заставлены картонными коробками. В них мальчишки вырезали аккуратные отверстия. Вывешенные над столом простыни и занавески изображали второй этаж. Целая система перевёрнутых табуреток тянулась через комнату, образуя квадрат, по углам которого тоже были установлены коробки, благо в доме у бабушки Насти хранился большой запас таких – в них отправлялись посылки в Москву. Для строительства пригодилась даже стремянка, помогавшая подниматься на уровень столешницы.

– Ну что, домостроители, – довольно улыбаясь, бабушка зашла в комнату. – Голодные? Ужинать будете?

Занавеска над столом немного отодвинулась, и показалось мальчишечье лицо с пухлыми щеками и лёгким румянцем. Карие глаза мальчика смотрели на мир с дерзким любопытством юного мужчины, хоть их обрамляли по-девичьи длинные ресницы. Это был старший внук по имени Толик.

– Провиант скоро будет! – прокричал он, забарабанив по столешнице. – Подвезут из форта Эдвард!1

Снизу послышался ответный стук. Это откликнулся младший внук, Коля. Разница между мальчиками составляла всего год, и они походили друг на друга как близнецы. Только Коля был ростом чуть ниже, да взгляд его светился добротой.

– Но дом ваш придётся разобрать на ночь, – предупредила бабушка Настя. – Иначе будет негде спать!

– Это не дом, это форт, бабушка! – Толик снова высунул лицо из-за занавески. – Форт Уильям-Генри.2

Бабушка Настя махнула рукой и отправилась было на кухню, но вдруг задержалась в дверях:

– Полечка, тебе не скучно с ними, деточка?

– Нет! – взвизгнула Поля. Её голосок никогда не был визгливым, но сейчас изнутри раздирали тысячи эмоций. Ей было интересно, очень интересно. Поля не понимала, что такое форт, ничего не слышала об английских и французских колонистах на территории Америки, а об индейцах имела весьма отдалённые представления. Но с восхищением наблюдала, как лихо Коля приспособил себе на голову бабушкин пояс с огромным вороньим пером. Перо подобрали на улице во время дневной прогулки. Этот мир, о котором недавно прочитали мальчики и теперь старались воспроизвести в своих играх, притягивал Полю. Ей тоже хотелось стать частью непонятной, но захватывающей костюмированной истории.

Коля отправился следить за лесом и выбрался за территорию укреплений через главные ворота, роль которых выполняли склеенные вместе листы коробочного картона. Лес был всего-навсего ковром, висящим на стене, но мальчик внимательно вглядывался в него, словно пытался рассмотреть там затаившегося врага. Неприятеля – так они говорили, и Поля повторяла про себя это новое слово, как и название форта, который построили братья.

Бабушка улыбнулась и вышла. Поля осталась одна. Она неловко соскользнула с табуретки. Уже не раз и не два она просила мальчиков объяснить, что у них за игра. Случалось, мама брала Полю в гости к своим подругам, у которых были дети постарше Поли, но они не играли ни во что похожее. И сейчас у Поли внутри всё замирало, когда она следила за развивающимися в форте событиями.

– Мы играем в книгу! «Последний из могикан» называется. А ты, наверное, читать ещё не умеешь! – Толик скривил рот в презрительной усмешке.

Поля умела. И очень хорошо, даже взрослые так говорили. До школы был ещё год, а Поля бегло читала газеты. От маминых подруг она слышала, что это почти невероятно для девочки такого возраста, и внутренне ощущала себя особенной. Она расцветала от их похвал, хотелось слышать ещё и ещё, какая она одарённая. Но эти двое мальчишек не поверили Поле. Она просилась в игру, но её не брали.

Теперь же Поля предприняла попытку почти отчаянную. Сердце стучало ожиданием отказа, но интерес пересилил страх.

– Можно мне с тобой в дозор? – спросила она Колю, как раз лихо поправлявшего воронье перо. Одновременно мальчик сосредоточенно осматривал ковёр, вернее, лес. Младший брат нравился Поле больше, чем старший: у Толика взгляд был жёстким, она невольно отворачивалась, а Коле в глаза хотелось смотреть бесконечно.

– Девчонкам не место в дозоре! – сказал тот строго, однако тут же пояснил, указывая на ковёр. – Видишь, там могут скрываться индейцы. Или французы.

– Дозорный не должен разговаривать с девчонками! – крикнул из форта Толик. Он тоже вылез из-за укрепления и поднял Полину табуретку. Девочка рванулась к ней – к последнему предмету, до которого она ещё могла дотрагиваться в этой комнате. Всё остальное было задействовано в игре.

– Это моя! – сказала она и протянула руку, схватившись за ножку. Мальчик не сильно, но настойчиво дёрнул табуретку на себя, и Поля отпустила, испугавшись его резкости.

– Не твоя, – спокойно пояснил он, а у Поли в груди словно разбили льдинку. – Это табуретка нашей бабушки, а значит, наша!

Поля молча позволила ему забрать, что он хотел. Больше свободной мебели в комнате не осталось, и Поля сиротливо прислонилась к стене. Казалось, мальчик был прав. Всё в квартире принадлежало бабушке Насте. Соответственно, внуки владели табуреткой. Поля в тот момент не задумалась, почему её не посчитали полноправной хозяйкой мебели в этой квартире. А разбитая льдинка в груди царапала острыми краями Полину веру в людей.

Но тут подоспел ужин. Двое защитников форта и Поля отправились мыть руки. Мальчики брызгали друг в друга водой, и Поле тоже немного досталось. Воду она любила, но теперь капли показались холодными и вызвали резь в глазах. Мальчишки побежали на кухню, и тут у Поли хлынули слёзы. Она отёрла их полотенцем и снова включила воду, чтобы мальчики не слышали, как она всхлипывает в ванной.

– Поля! – голос бабушки Насти с кухни ворвался в мир отчаяния светом спасительного маяка. – Деточка, греча остынет!

Поля представила пышущую жарким паром оранжевую толстобокую кастрюлю бабушки Насти. Гречневую кашу Поля любила, она всегда съедала с тарелки всё, что положат.

И в этот раз сделала так же. Но вот к чаю с конфетами не притронулась – не хотелось, ведь вкусности были куплены не для неё. У бабушки Насти сладкого в доме не водилось, но в честь приезда внуков она накупила его очень много. Мальчики ели быстро, не смолкая ни на минуту, – обсуждали насущные проблемы форта. Поля видела, как они стащили несколько конфет в карманы, чего никогда не позволялось Поле, но бабушка ничего им не сказала. Она остановила Полю, когда мальчики после еды убежали в комнату.

– Тебе с ними не скучно? – ещё раз спросила бабушка Настя, ласково погладив внучку по голове.

– Нет, – заверила её Поля.

– Ну тогда беги, – и Поля бросилась догонять братьев. А в комнате ничего не изменилось. Последняя табуретка была использована для нужд форта. Полю не пускали за ограждение из коробок и занавесок. Она неловко села на пол у двери, подогнув под себя ноги.

Братья веселились. Им не был нужен никто третий. Поля искала взглядом, с чем же будет играть она́. Хоть что-нибудь. Но в дело форта пошли все предметы в комнате. И Поля не понимала, что ей делать, как себя вести. Её никто не выгонял, ей позволяли присутствовать зрителем, но включать в игру не хотели. Поля думала, что если им так весело друг с другом, то может быть так же весело и с ней. Но тут вспомнила мальчиков с горки. Тем не требовалось Полино общество для игр. И они объяснили ей это куда обиднее, чем братья. И теперь мысли о том случае в Полиной голове тесно переплелись с настоящей ситуацией. Желание ворваться в вымышленный мир братьев было огромным и светлым, но затмевалось непривычным горьким чувством. Она оказалась лишней.

Ненужной.

В комнату внезапно вошла мама. Она вернулась с работы и, как всегда, собиралась забрать Полю домой, но та, погружённая в свои ощущения, не услышала ни звонка в дверь, ни как бабушка возилась с замком – он поддавался туго, с шумом и лязгом.

– Почему ты сидишь на полу, дочь?

– Они не хотят играть со мной! – честно и бодро выпалила Поля. К маме она испытывала абсолютное доверие, поэтому ответила со всей искренностью. И вдруг это новое для неё, невыносимое в своей горечи чувство ненужности вырвалось на свободу рыданиями.

– Не реви, Поля! – сказала мать, поднимая её с пола и присаживаясь рядом на корточки. – А ты просилась поиграть?

Поля кивнула. Слёзы быстро высохли. Голос матери – спокойный, родной, ласковый – внушил уверенность в себе.

А братья между тем высунули головы из своего строения и с любопытством наблюдали за происходящим.

– Возьмёте её в свою игру? – дружелюбно спросила мать. Так, словно они и не обижали Полю.

– Понимаете, у нас тут война, – сказал Толик извиняющимся тоном и кивнул на ковёр. – А вон там прячутся индейцы! Война – это дело мужское.

Мать покосилась на воронье перо, привязанное к Колиной голове поясом, и усмехнулась:

– Враждующее племя?

Братья закивали.

– Ладно, мужчины, сражайтесь, – произнесла мама ровным голосом, снова не выражая к братьям ни малейшей агрессии. А Поле вдруг захотелось, чтобы их наказали. Чтобы они ответили за то, что не взяли её. И Поля снова заревела, не в силах объяснить обиду иначе. Хотелось, чтобы мать вступилась за неё.

– Пойдём, Поля, – мама взяла её за руку и повела в коридор. Поля пошла за ней, продолжая реветь.

Бабушка Настя причитала, что расстроили ребёнка, и обещала «показать внукам». Слёзы высохли, но чувство ненужности не исчезло. Отголосками недавних всхлипов в горле трепетала тревожность. А что, если так будет всегда? А что, если она и правда лишняя?

Дома мама уговорила Полю принять ванну, а перед сном они, сидя на кровати и завернувшись в одеяло, читали «Рикки-Тикки-Тави»3. Мама читала, а Поля слушала спокойный любимый голос. Горести отступили, осталось только ощущение, будто Поля падала из окна, но её поймали.

– Почему они не хотели со мной играть, мама? – спросила Поля, когда та замолчала, переводя дыхание. Мать прикрыла книгу, заложив страницу старым трамвайным проездным на октябрь.

– Они просто старше тебя, Поля, – мать улыбнулась. – У мальчиков другие игры, не такие, как у девочек.

– Но я хотела поиграть с ними! – против Полиного желания в голосе зазвенели слёзы.

– Ну, зато ты сегодня весь вечер со мной и мы почитали книгу, – заметила мама, и Поля улыбнулась. Она любила читать с мамой больше, чем одна. Они вернулись к мангусту и его истории. А вскоре Поля успокоено заснула, убаюканная мерным голосом и внезапной верой в то, что смена игры на чтение – к лучшему.

Полю несколько дней не водили к бабушке Насте. Когда она интересовалась, почему, мать поджимала губы и отвечала уклончиво: «У бабушки много дел!» Но Поля знала, что это неправда.

– Потому что они не хотят со мной играть? – наконец осмелилась спросить она. Внутри замирало всё, и Поля шмыгнула носом, готовая зареветь.

– Нет, Поля, – спохватилась мать. – Просто сейчас у бабушки дома живут не только Толик и Коля, но и другая её дочь.

Мать ни разу не назвала её сестрой или по имени. Другая дочь – и всё.

– Мы с ней поссорились, давно, и я не хочу, чтобы она тебя видела, – пояснила мать неохотно. Рука её дёрнулась и нервно провела по Полиным волосам.

– А когда помиритесь?

– Видишь ли, Поля, иногда люди говорят друг другу такие слова, что уже нельзя помириться.

– Никогда-никогда? – у Поли от изумления даже в носу высохло – реветь расхотелось.

Целую неделю мама брала Полю на работу. На ту самую работу, о которой так благоговейно отзывалась бабушка и так неловко отмалчивалась мама. Поля побывала там впервые именно теперь, когда дома у бабушки Насти обосновались другие внуки.

Мамина библиотека оказалась огромной, но совсем не раздавила Полю ужасающими размерами. Напротив, здесь ощущался простор, и Поля словно выросла, вытянулась, расправила крылья и полетела вдоль стеллажей, сверкающих новенькими книжными обложками или ломящихся под тяжестью томов с многолетней пылью. Чего здесь только не было! Огромная лестница вела наверх, и там тоже стояли книги. Миллионы книг. Именно на втором этаже работала мама. В отделе художественной литературы. Она усадила Полю на стул в конце зала, за стеллажами, и поинтересовалась, о чём та хочет почитать. Мама часто спрашивала Полю, чтобы подбирать книги, которые понравятся дочери именно теперь. Так понемногу Поля и научилась бегло читать в таком раннем возрасте. А позже осознала, что в этом и была мамина работа и она оказалась в своём деле профессионалом высочайшего уровня.

– Я хочу книгу про форт! – заявила Поля.

– Доча, какой ещё форт? – удивилась мама. – Откуда ты вообще знаешь это слово? Кто тебя научил? Братья в него играли?

– Форт Уильям-Генри! – отчеканила Поля. – Хочу книгу про него.

Она отлично запомнила незнакомое название. Мальчики что-то знали о форте такого, что было Поле недоступно. И теперь она тоже хотела узнать это. Не для того, чтобы в следующий раз её взяли. А из любопытства. Она сама часто фантазировала, какая концовка может быть у той или иной книги. Примеряла образы героев на куклу Леру или на другие свои игрушки. Поля проигрывала сюжетные линии в голове, и теперь, увидев что-то похожее у братьев, потянулась к этому.

– Тебе ещё рано читать про войну, – мама улыбнулась. – Ты не поймёшь многих вещей, и поэтому тебе будет неинтересно. Когда подрастёшь, я обещаю принести эту книгу.

Но Поля настаивала, что книга нужна ей прямо сейчас, и мама сдалась. Целый день Поля упорно читала. Текст был трудный. Каждое незнакомое слово она сперва пыталась понять по смыслу, а затем неловко дёргала маму за рукав, отвлекая её от книжных карточек или посетителей. Мама обещала объяснить ей всё, когда освободится. Домой они вернулись в обычное время. Поле хотелось есть, ведь она привыкла ужинать у бабушки Насти до прихода матери.

После лёгкого ужина Поля с мамой уселись за стол в комнате. Мать зажгла лампу и достала из сумки «Последнего из Могикан»4. Ту самую книгу. Было уже около восьми вечера, и они собирались совсем немного почитать, но так увлеклись, что обе не заметили, как истёк час. Мама объясняла Поле незнакомые слова. Картины колониального прошлого Соединённых Штатов с каждым пояснением вставали перед глазами всё ярче. Поля хотела читать дальше. Но мать настаивала, что достаточно: «Ты и так целый день провела с этой книгой, а теперь ещё и вечер». Но Поля уже втянулась.

В этот день она впервые не погрузилась в мир фантазий, а спряталась в нём.

Прошла неделя. Уехали Толик и Коля вместе с «другой дочерью». Поля вернулась в привычный мир. У бабушки Насти ей было спокойно. Вскоре волнения и тревоги, мучившие после встречи с братьями, позабылись.

Мама с бабушкой сидели на кухне в квартире на пятом этаже. Поля в комнате рисовала акварельными красками украшения для куклы Леры. Поля хотела проколоть ей уши булавкой, но мать вовремя заметила и предложила дочери пока нарисовать эскизы других украшений: кулонов, бус, подвесок, а в выходные обещала подумать, как и из чего сделать их для Леры.