bannerbanner
Жизнь прожить – не поле перейти
Жизнь прожить – не поле перейти

Полная версия

Жизнь прожить – не поле перейти

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 7

Перед Рождеством и Пасхой вечерами в наш дом собирались старики и старухи послушать библию, которую читал наш грамотный сосед Малыхин. В периоды между чтением собравшиеся очень красиво пели молитвы. К сожалению, Малыхин вскоре умер, и некому стало читать библию, тогда дед заставил это делать меня. Содержание библии мне показалось интересным, и я стал её читать с большим удовольствием, хотя текст был напечатан староцерковными буквами. В такие вечера друзья обратили внимание на моё отсутствие на уличных играх и подсмотрели через занавески в окно нашего дома, что я в окружении стариков читаю им библию. На следующий день вся школа уже знала про мои вечерние занятия и мне прилепили ещё одну кличку: «Малыхин».

Запомнились тревожные и затем траурные дни в первых числах марта 1953 года, когда тяжело заболел и умер наш вождь И. В. Сталин. В то время на всю Комаровку был только единственный радиоприёмник на батарейках в красном уголке библиотеки в доме сельсовета. После сообщения о болезни Сталина директор школы П.П.Зикеев каждое утро прослушивал по радио бюллетень о состоянии здоровья Сталина, информировал потом учителей, которые на уроках доводили данные сведения всем школьникам, а мы должны были пересказывать это у себя дома. Пятого марта Пётр Павлович пришёл из сельсовета очень расстроенный. Заходя в каждый класс, он со слезами на глазах сообщал о смерти Сталина, его печальная новость и очень взволнованный голос передавался нам, и мы вместе с ним плакали. Но именно в этот момент в заднем ряду раздался смешок Ивана Зимина, которого рассмешил всеобщий плач. Директор повёл его тут же в свой кабинет «на ковёр». После разоблачения культа личности Сталина оставалось только оценить дальновидность Ивана Зимина.

Для печного отопления нашей школы ежегодно в лесу выделялась деляна для заготовки дров, и нам, старшеклассникам, с преподавателями надлежало с выездом на неделю в первые дни каникул заниматься этой работой. На колхозной машине нас отвозили в лес, где в первый день мы строили себе балаганы для ночёвок и обустраивали другие хозяйственные дела. Вечерами после работы занимались разнообразными играми, хором пели песни или слушали рассказы преподавателей. Для меня эти ежегодные выезды в лес остались незабываемо интересными на всю жизнь.

Большое удовольствие приносили летом походы, вначале со взрослыми, а потом уже только со сверстниками, за дикорастущей ягодой, так называли в Комаровке полевую клубнику, и несколько позже – за лесной вишней. Несмотря на то что такие походы были по указанию старших, так как сахар постоянно был редкостью в торговле, эти ягоды становились в питании источником углеводов, поэтому мы такие распоряжения исполняли с большой готовностью. На многих опушках комаровских лесов полевая клубника встречалась часто, а в некоторые годы её было очень много и нередко она вырастала крупной и сочной. В таких случаях даже дети могли её насобирать полное ведро и оставалось проблемой для нас донести этот урожай домой. А вот расторопные девушки и женщины собирали за один поход даже по два ведра.

Многие комаровские леса богаты дикой вишней. Когда мы были маленькими, нас старшие брали с собой в ближайшие вишнёвые леса, например, в «сосновый», «голошенков» и «баяллинский», а позже, когда сами стали постарше, наши походы были уже в леса за «джияллинским» и «священным» болотами. Нередко мы собирали вишню даже в лесах правее «волчьих ворот», в сторону Аиртава. Большинство принесённых нами ягод хозяйки умело сушили на воздухе и затем хранили в тканевых мешочках до зимы. Позже, в основном по праздникам, готовили из них очень вкусные кисели, компоты и пекли пирожки с ягодной начинкой.

Запомнился приём меня в ряды комсомола. В школьном коридоре в таких случаях выстраивали линейку из всех старшеклассников, и каждый кандидат должен был выйти на два шага вперёд и заслушать мнение о себе. Когда меня назвали, и я с трепетом вышел, то услышал от своего одноклассника из Пятилетки, что из-за своего озорного поведения не могу стать комсомольцем. Я стоял в шоке и ждал, что будет дальше, но меня выручила одноклассница Валя Ющенко, которая стала перечислять мои положительные стороны в поведении. В конечном итоге большинство всё-таки проголосовало за приём меня в ряды комсомола. Забегая вперёд, вспоминаю, когда я стал работать главным агрономом в Комаровском совхозе, а мой критически настроенный одноклассник трудился комбайнёром в Пятилетке, то мне казалось, что он при нашей встрече всегда вёл себя несколько смущённо.

Интересным событием была районная комсомольская конференция зимой 1953—1954 года, на которую меня единственного от школьной организации избрали делегатом. Конференция проходила два дня. Её главным моментом стало избрание первого секретаря райкома комсомола. Ранее возглавляла райком молодая женщина Безгубченко, а некий Петренко рекомендовался обкомом комсомола в качестве нового. Часть местного комсомольского и партийного актива были против присланного из области и смело отстаивали Безгубченко. Помнится, что защиту местной кандидатуры возглавил заврайоно Иван Антонович Трофимов, который потом многие годы работал в этой должности. Дискуссия продолжалась почти целый день. Конечно же, избрали обкомовского кандидата и ничего хорошего из этого не вышло. Позже я узнал, что Петренко вскоре проштрафился, и его с треском освободили от работы.


Фото 1953 года. Первый ряд: родная тётя Степанида Ивановна Зюзина, двоюродная племянница Зина, двоюродная сестра Анна Николаевна Бугаёва (Зюзина); второй ряд: двоюродный брат Александр Николаевич Зюзин, супруга родного дяди Николая Ивановича Зюзина, Елена Никитична, и автор этих строк


Добрых слов заслуживает коллектив преподавателей нашей Комаровской школы и вообще методика обучения в те времена учащихся. Много внимания уделялось литературе, за семь лет учёбы мы были ознакомлены с основными классиками русской литературы. Нам систематически давали задания заучивать наизусть многочисленные стихотворения, которые мы должны были пересказывать не только на уроках, но и декламировать на литературных вечерах. Некоторые стихи или отрывки запомнились на всю жизнь. Из всех предметов мне больше всего нравилась география, по которой у меня всегда были самые высокие оценки. Хуже всего обстояли дела с написанием диктантов, и только в восьмом классе оценки по ним несколько улучшились.

Под конец учёбы в семилетней школе семья моего деда увеличилась в связи с приездом на постоянное место жительство в Комаровку старшей дочери бабушки и её внучки. Дед мне твёрдо заявил, что после окончания седьмого класса мне надо самому решать своё будущее. Я написал письмо сестре с вопросом, как мне теперь дальше поступить. Пока ждал ответа, стал работать в полеводческой бригаде колхоза на сенокосе. Татьяна быстро ответила, что они с Григорием согласны, чтобы я к ним приехал и учился в восьмом классе. Вот так окончилась моя постоянная жизнь в Комаровке. В это время из Караганды гостила у родителей двоюродная сестра Анна с дочерью, и когда она стала уезжать, я с ней поехал к Татьяне.

Эта поездка в Караганду оказалась для меня дорогой в абсолютно другой мир. За пятнадцать лет своей жизни я ещё не видел вообще города, и в частности, Кокчетава, первый раз увидел железнодорожный вокзал и поезда. Дорога от Кокчетава до Караганды, с остановкой поезда во всех попутных городах, стала для меня самым интересным практическим уроком по географии.

Шахтёрская и промышленная Караганда встретила нас своими многочисленными терриконами, заводскими трубами и сплошной задымлённостью воздуха внутри города. Тогда мне пришлось первый раз проехать на знаменитом городском трамвае. У Татьяны с Григорием уже подрастали две дочурки – мои племянницы Люда с 1951 года и Валя с 1952 года. С ними ещё проживал мой брат Николай, и выходит, что я стал шестым членом семьи. Мы жили в большом шахтёрском бараке в двухкомнатной квартире, включая сюда и кухню, с общим длинным коридором. У меня вызывало восхищение электрическое освещение в квартире, а также работа радиоприёмника, и вообще многое вокруг сильно удивляло.


Фотография семьи сестры Татьяны и зятя Григория Карповича Лягина с дочерьми Людой и Валей. Караганда 1954 год


Николай к тому времени уже окончил курсы ФЗО (фабрично-заводское обучение) и работал электриком-монтёром где-то за городом, а мне разрешил пользоваться его велосипедом. Наш барак находился на крайней улице города, в так называемом Втором руднике Караганды. Так что я быстро изучил ближайшую городскую территорию и её окрестности, тем более что мне сразу вменили в обязанность добывать дрова для топки летней кухни, где сестра готовила пищу.

Первой возможностью взять дрова были склоны терриконов, на которые из шахт вагонетками вывозили вместе с породой и обломки деревянных креплений. Но здесь находилось много желающих охотников на дрова. Мне подсказали, что можно проникать через дыры в ограждениях лесных складов и там брать мелкие деревянные обрезки, но не попадаться на глаза сторожам. Было много и других мест, где я ухитрялся находить и возить на велосипеде «дровишки… вестимо». Ещё моей задачей было приносить воду на коромысле с двумя вёдрами из уличной колонки. Вода выдавалась по талонам, которые продавались в помещении самой колонки, буквально за одну копейку ведро. Коли вода была покупная, то я старался вёдра набирать совсем полные и доносить домой, не проливая ни одной капли, чем удивлял Татьяну.

Из-за дефицита в снабжении населения хлебом мне надлежало, если не каждые сутки, то через день ходить в два часа ночи к хлебному магазину и занимать очередь. Территорию перед магазином освещала единственная электролампочка, поэтому возникала проблема в том, чтобы запомнить свою очередь, а именно, за кем занимаешь, и кто за тобой будет стоять в очереди. Потому что после этого все расходились досыпать свои такие вот беспокойные ночи. К восьми часам утра мы уже вместе с Татьяной приходили к магазину, я должен был найти свою ночную очередь, что становилось не так-то просто. Сейчас удивляешься тому, что опоздавшим людям в магазине оставался только белый хлеб – и это по причине его дороговизны. Большинству населения есть белый хлеб было не по карману. Белые булки или батоны приобретали, в лучшем случае, только к праздникам или для воскресенья к чаю. Мясо покупали в магазинах редко и то самое дешёвое, в большем случае баранину или даже козье.


Караганда. С сестрой Татьяной в летней кухне при шахтёрском бараке


Благодаря велосипеду я объездил всю околицу нашего края. Чаще всего ездили мы с ребятами нашего барака купаться на пруд, называемый Узинка. Также нравилось кататься по небольшим горкам в сторону Темиртау. Потом осмелели и стали доезжать до пляжей реки Нура, возле города Темиртау. В общем здорово доставалось велосипеду брата от меня. Это было единственное время в моей жизни, когда я имел время и удовольствие в полной мере наслаждаться ездой на велосипеде. В это лето мне первый раз в жизни пришлось побывать в большом зоопарке, где содержались невиданные ранее для меня многочисленные звери и птицы.

К первому сентября 1954 года Татьяна оформила мои документы в школу №20, недалеко от нашего барака. Типовое двухэтажное здание этой школы было современным, с большими и специализированными по каждому предмету классами. Вот так началась моя непростая городская учёба в восьмом классе. Конечно же, уровень подготовки семиклассников в сельской школе намного отличался от городской. Мне пришлось поначалу до поздней ночи кропотливо готовить домашние задания, так что на первых порах было не до художественной литературы. Запомнились очень хорошие преподавательницы по географии, а также по литературе и русскому языку. Дружеские отношения у меня сложились с соседом по бараку Николаем Пащенко, который также приехал к старшему брату учиться в восьмом классе из Северо-Казахстанской области, и с которым мы весь учебный год сидели за одной партой. Моим однокласником также стал земляк из Аиртава Александр Кайгародов, который в период моей работы агрономом и управляющим приезжал к матери в отпуск

Количество моих ошибок в диктантах стали на всю школу притчей во языцех. Чтобы как-то помочь моему, в прямом смысле, горю, за мной закрепили шефа-одноклассника Анатолия Дика, который отличался весьма грамотным русским языком. Он согласился со мной через день заниматься у себя дома. Его помощь очень хорошо сказалась, и уже к весне мне по диктантам ставили четвёрки. До сих пор я благодарно вспоминаю своего доброжелательного шефа. В положительную сторону мне удалось отличиться тем, что был единственным в классе, кто выполнил задание по литературе: за одну неделю выучить наизусть первую главу поэмы Пушкина «Евгений Онегин». Между прочим, и за вторую неделю в классе ещё никто не смог заучить такой объём.

Преподавательница по географии была родом из Белоруссии, где в детстве во время войны ей пришлось быть под оккупацией фашистов. Она была первым человеком в моей жизни, кто мог рассказать, что происходило на занятых врагом территориях. На своих уроках она вспоминала жуткие случаи, а именно, какими методами истреблялись евреи, особенно ужасно было слушать об умерщвлении еврейских школьников. Многое мы узнали от неё и про партизанские дела в белорусских лесах.


Восьмой класс «В» Карагандинской средней школы №20. Во втором ряду: слева второй – автор этих строк, в центре – классный руководитель и преподаватель по литературе Мария Степановна Анисимова, а между нами Анатолий Дик, мой доброжелательный консультант по диктантам


В Караганде после массовой амнистии 1953 года свирепствовали уголовники, особенно поздними вечерами и ночами. С этим столкнулся и я, когда возвращался с читательской конференции из городской библиотеки. Мне было удобно идти домой через территории нескольких шахт, и когда я проходил мимо неосвещённого здания, то из-за тёмного угла появились три человека и крикнули мне: «Стой!». Но я задал такого стрекача, что этим самым доказал бандитам, что не напрасно занял второе место в своей школе при марш-броске на юбилейный день Победы – девятого мая 1955 года. Ещё был случай, когда у моей племянницы после сладкого арбуза разболелся ночью животик. Сестра послала меня среди ночи в ближайшую круглосуточную поликлинику за врачом. С большим страхом я добежал до неё и потом, когда пришедшая женщина помогла больной и категорически отказалась возвращаться одна, мне пришлось ещё раз повторить этот путь с большой боязнью.

Однако в карагандинских тюрьмах оставалось ещё много заключённых. Недалеко от нашего барака находился их большой рабочий объект – деревообрабатывающий комбинат под усиленной охраной. По нашей улице ежедневно утром и вечером колонной специальных автомашин провозили заключённых под охранной солдат с автоматами. Были случаи, когда их вели пешком в сопровождении многочисленных солдат с автоматами и служебных собак. На объект завозили целыми железнодорожными составами лесоматериал, который сотни заключённых разгружали, и в это время они нам на вагонах хорошо были видны. Во время рабочих пауз люди, сидя на брёвнах, нередко многочисленным хором пели свои грустные песни, да так громко и очень красиво, что люди выходили из своих жилищ на улицу, чтобы послушать эту пленительную многоголосицу. В будущем мне не приходилось больше слышать такой многолюдный мужской хор, да ещё с весьма печальными народными песнями.

После окончания восьмого класса мне стало ясно, что дальше обременять шахтёрскую семью сестры будет неправильно, поэтому мне пришлось забрать свои школьные документы и вернуться на родину. Несколько раньше уехал брат Николай работать на целину. На время каникул я проживал у своей крёстной, помогая ей заготовить на зиму дрова и сено. Постоянно мучила мысль, куда дальше пойти учиться. Большое желание было поступить в техникум и выучиться на агронома. Но тогда возникала проблема, как сложится в техникуме моё материальное положение. Были такие близкие родственники, которые не только не советовали, но и категорически предупреждали, чтобы я не ждал от них какой-либо помощи. А вот крёстная поддерживала моё желание стать агрономом. Про мои проблемы узнала учительница Мария Степановна Каменева, которая учила меня в третьем и четвёртом классах, она специально пришла до крёстной, чтобы убедить меня не бояться жизни в техникуме. На своём примере доказывала мне, когда она училась в Щучинском педучилище, ей несколько раз материально помогала профсоюзная организация. Вместе с крёстной они убеждали, что «мир не без добрых людей». Потом я в жизни часто получал подтверждения в правильности этой народной мудрости.

Брат Николай не баловал нас своими письмами, и мы не знали, где он находится в это лето. Последнее его письмо мы получили ещё зимой, когда он учился на тракториста в Лобановском училище механизации. У меня было большое желание разыскать его через это училище и встретиться с ним. В те времена все поездки из сёл осуществлялись только на попутных машинах. Вот и мне надо было ехать в Лобаново с пересадкой в Еленовке. Когда я приехал в училище, то узнал в учебной части, что Николай после учёбы был направлен в Тахтабродскую МТС (машинно-тракторная станциия). На вопрос: могут ли меня принять учиться на тракториста в связи с состоянием моей правой руки, мне ответили, что это возможно. В этот же день с пересадкой в Арыкбалыке и Константиновке мне удалось приехать в Тахтаброд. В конторе МТС мне сказали, что Николай работает в тракторно-полеводческой бригаде колхоза села Сокологоровки. Мне пришлось переночевать на стульях в этой конторе и утром добраться до брата. Он работал и жил на стане бригады, где и мне пришлось у него гостить двое суток. Всё это время брат убеждал меня, что надо идти учиться только в техникум.

После возвращения от Николая уже полностью созрело решение учиться в сельхозтехникуме. Мне стало известно, что четверо комаровичей собрались ехать поступать в Ленинский техникум Северо-Казахстанской области. Вот и я присоединился к ним пятым и срочно почтой отправил свои документы. От нашего родительского имущества в Комаровке оставались только старинный сундук и тулуп. Скорее всего, из-за сочувствия ко мне эти довольно-таки старые вещи купила моя тётя Стеша. Таким образом, я обзавёлся деньгами на дорогу и другие первоначальные расходы. К первому августу через Кокчетав и Петропавловск мы доехали до желанного техникума.

Надо заметить, что после массовой агитации в 1954 году на государственном уровне о поднятии целинных и залежных земель, много молодёжи в последующие годы пожелало учиться в сельскохозяйственных учебных заведениях. Вот и на агрономическое отделение в Ленинском техникуме в 1955 году образовался конкурс – девять человек на одно место. По результатам вступительных экзаменов из пяти нас, комаровичей, только меня зачислили на учёбу. Моей радости не было предела, радовалась и сестра Татьяна, которая в это время гостила с дочерьми в Комаровке и ждала моего возвращения с экзаменов,

К первому сентябрю я вернулся в техникум, где должны были начаться занятия. Но нашу группу в составе тридцати первокурсников сразу отправили на уборку урожая в село Ильинку, в полеводческую бригаду колхоза «им. Ильича». Жили мы на полевом стане всей группой в большом балагане, где девушки спали в одной его стороне, а парни в другой. Две однокурсницы стали нашими поварами, они готовили еду в большом котле сразу на всю группу, в основном обеды с борщами или супами, а на ужин какие-либо каши. На завтраки нам привозили свежее молоко с хлебом домашней выпечки. Работали мы в основном на зернотоке. В те времена ещё не было никаких механизмов для работ с зерном на токах, всё выполнялось вручную.

Самая трудоёмкая работа была разгружать зерно лопатами с бортовых автомашин из-под комбайнов, так как не было ещё и самосвалов. Особенно тяжело было разгружать влажное зерно. Нелегко было и загружать его центнеровыми ящиками в кузов машины. Зерно очищалось на самодельных веялках, которые приводились в действие вручную или, в лучшем случае, приводом широкого и длинного ремня от вала отбора мощности колёсного трактора.

Произошёл тогда один случай при такой механической веялке, когда я спас от большой беды свою однокурсницу. Металлический вал, вращающий решётный стан веялки, значительно выходил за пределы деревянного подшипника и имел на конце большие острые заусенции. При работе веялки две девушки лопатами отгребали от неё очищенное зерно, а я на другой стороне откидывал зерноотходы. Вдруг услышал громкий девичий визг и заметил, что все столпились около одной девочки. Когда я быстро подбежал к ним, то увидел, что этим вращающим валом захватило и закручивало её платье. Многие наши ухватились за девушку и старались оттянуть её от вала, что мало ей помогало. У меня моментально возникло решение сорвать приводной ремень с вала трактора и он быстро снялся с него, после чего работа веялки сразу остановилась. Эту девушку в срочном порядке на машине отправили с большой травмой в нижней части живота в районную больницу. Потом нам сказали, если бы веялка продолжала ещё 2—3 минуты работать, то спасти жизнь пострадавшей стало бы невозможно. Она больше месяца находилась в больнице и вернулась, когда у нас уже начались занятия в техникуме, и очень искренне меня благодарила за тот поступок.

Запомнился мне разговор между пожилыми местными колхозниками во время перекуров в работе на току на тему предстоящего выхода на пенсию. Такие разговоры мне приходилось много раз слышать ещё в Комаровке. Оказалось, что в этом ильичёвском колхозе так же, как и в комаровском, пенсия старикам выдавалась не государственная деньгами, а по Уставу колхоза в объёме всего лишь одного пуда муки в месяц. И такую пенсию в народе называли пресловутым «петушиным пайком», так как шестнадцать килограммов муки могло хватить на хлеб на один месяц только одному человеку. Но всем остальным, как говорили представители власти, должны помогать дети. Но люди тогда задавались вопросом, что делать тем, у кого в семье нет детей. В таком случае выходило, как в крылатом выражении: «У матросов есть вопросы, у советов нет ответов».

Приходилось мне ещё трудиться на соломокопнителе прицепного комбайна С-6 у одного передового комбайнёра, который соревновался с другим человеком, чтобы получить орден Ленина. Поэтому они старались друг перед другом, у кого будет больше намолочено зерна. Для этого старались дольше молотить ночью. Нам же, прицепщикам, из-за ночной росы было очень трудно работать вилами с влажной соломой, которая ещё к тому же часто не соскальзывала с днища копнителя. Приходилось часто прыгать в него, чтобы ногами и спиной самому выпихнуть солому и вместе с ней оказаться на ночном поле, после чего надо было догнать комбайн и по крутым ступенькам взбежать на своё рабочее место.

Когда я глубокой ночью возвращался с работы, все мои однокурсники уже давно спали. Наши повара на ужин и завтрак оставляли мне на дне котла кашу, которую приходилось быстро съесть и укладываться спать. Рано утром, когда в балагане опять же все ещё спали, мой комбайнёр уже будил на работу. Так что спать приходилось не более 4—5 часов в сутки. Ещё случалось мне быть экспедитором на грузовой машине при сдаче зерна на Петропавловский элеватор. Эта работа, конечно же, была лёгкой и сама по себе ещё интересной и познавательной. В конечном счёте за работу в колхозе мне нормально заплатили и у меня образовался даже некоторый денежный резерв.

Надо полагать, что с осени 1955 года фактически началась моя долголетняя непростая, но вместе с тем весьма интересная агрономическая жизнь, за что я премного благодарен своей судьбе.

Берлин, 2011 год

Начало агрономии в моей жизни

Орлята учатся летать…

Н. Добронравов

Ленинский техникум является старейшим учебным сельскохозяйственным заведением на территории Северного Казахстана. Ещё до Октябрьской революции здесь была школа агростарост, которая готовила специалистов для крупных землевладений. После революции её переименовали в школу полеводов. В 1923 году здесь образовали сельскохозяйственный техникум и в 1924 году его назвали в честь Ленина. Несколько наших преподавателей в конце 20-годов закончили сами этот техникум, и затем были направлены на учёбу в московскую Тимирязевскую сельхозакадемию. Посёлок техникума расположен на крутом берегу реки Ишим (Есиль) и находится рядом с автотрассой Петропавловск-Сергеевка, вблизи большого села Покровки и восемь километров от Явленки – ранее райцентра Ленинского, а ныне Есильского района Северо-Казахстанской области.

На страницу:
4 из 7