Полная версия
Живые нити
Настасья Сорокина
Живые нити
Пролог
Бабушка Аиша часто вспоминала о дедушке. Добрые, светлые истории об их молодости, ухаживаниях, первых годах брака. О том, как родилась мама и каким смешным и проказливым карапузом она была. О том, как дедушка, тогда еще красивый сильный мужчина, подкидывал её в воздух, и мягкие, как пух, детские кудри взмывали в небо под громкий визгливый смех. О том, как он читал сказки разными голосами и играл с дочкой в кукольные чаепития.
Бабушка Аиша была отличной рассказчицей. Обычные бытовые истории в её устах превращались в увлекательные приключения. Лейла слушала ее, открыв рот, хохотала каждый раз в одном и том же месте и просила бабушку рассказывать их снова и снова.
И только Дина сидела в углу молча. Она любила эти посиделки: бабушкин голос, теплый свет лампы, тягучий аромат травяного чая. Вот только истории не любила – воспоминания о дедушке отзывались в ней тянущей тоской. Не потому, что она скучала по нему, совсем наоборот. От баек про чудесного мужа и отца хотелось скривиться и смачно выругаться, потому что дедушка, болтливый весельчак с широченной белозубой улыбкой, был плохим человеком. Очень.
Однажды, спустя пару лет после похорон, захлебываясь некрасивыми истеричными слезами, Дина вопила во весь голос, уткнувшись в бабушкины колени, выплевывая из себя склизкие воспоминания. Бабушка Аиша выслушала несвязные всхлипы, а потом прижала её к груди и зашептала на ухо:
“Диночка, ну не кричи же, зачем кричать? Люди услышат… Какой бы ни был, он был частью нашей семьи. Не нужно говорить никому. Зачем младшенькой знать?… О мертвых либо говорят хорошо, либо никак. В нем же было и хорошее, так давай лучше это помнить”.
Дина предпочла бы в таком случае не помнить ничего, хотя солнцеликий образ деда сопровождал все семейные посиделки. Но то была щепотка перца в сладком пироге этих вечеров – можно и потерпеть.
Улица Мастеров, цветастая и громкая, бурлила, как котел с супом. Неутихающие крики рабочих, скрипы повозок по мостовой, редкие, но звонкие удары станков звучали как прекрасная, непонятная многим музыка. У мастерской плотника пахло свежим деревом. Из кожевенного выставочного зала – выделанной кожей. Чуть подвяленные на жаре фрукты источали сладкий, переспевший аромат с едва заметными алкогольными нотками.
Пыль от дороги не успевала оседать под ногами работяг и покупателей. Жаркий летний день перевалил за половину, но духота даже не думала отпускать Дину из крепких объятий. Резная тень от искусно связанного зонтика рисовала паутинку на её лице и руках: яркие лучи просачивались сквозь дырочки и заставляли щуриться. Люди обгоняли её, задевали плечами и сыпали торопливыми извинениями, подозрительно похожими на ругательства.
Дина обожала пешие прогулки: она напитывалась атмосферой Улицы Мастеров исступленно, как цветок насыщается капельками воды этим засушливым летом. Даже палящий зной не мог заставить её остаться в пустой мастерской ещё на один день. Она закончила последний заказ почти неделю назад и теперь сутками напролет расхаживала туда-сюда, переживая о будущем. Сегодня Дина наконец заставила себя нарядиться и сходить на долгий променад. Она даже побаловала себя новыми туфлями – из белёной змеиной кожи. Дороговато, но больше ничего её не радовало; покупка хотя бы принесла мимолетную иллюзию счастья.
Гончарная мастерская через дорогу закрылась и теперь пустовала. Усатый плотник, забивавший досками окна, прервался на траурный перекур и чуть приподнял кепку, когда Дина проходила мимо. Ей почудилось в этом мрачное предзнаменование, как будто он пытался намекнуть ей: “Вы следующие”. Дина через силу кивнула в ответ, тревожно сжала ручку сумочки и прибавила шаг.
Если бы не этот случайный жест, мальчишка, схватившийся за сумку, точно вырвал бы её из руки и мгновенно затерялся бы в толпе. Руку прострелило, отдавая в плечо неожиданной болью. Дина пошатнулась на каблуках, рефлекторно вцепилась в ручку второй рукой, зонтик глухо упал на асфальт. Мальчик дернул ещё раз, но, встретив сопротивление, бросил попытки и тут же исчез в переулке. Дина успела заметить лишь выцветшую блеклую рубашку, мелькнувшую на периферии зрения.
– Вот же поганец! – гаркнул плотник, роняя самокрутку изо рта. – Лови гаденыша! Полиция!
Дина сжалась ещё сильнее. Двое полицейских в яркой зеленой форме – и как они не варятся в ней живьем? – стояли к девушке спиной через улицу, разглядывая что-то в витрине.
– Н-нет, не надо, я в порядке, – сбивчиво пробормотала она, прижала сумку к груди и почти побежала вперед. Через квартал она замедлила шаг, переводя дух и стараясь успокоиться. Кражи стали нормой в последнее время и мало кого удивляли.
Дом семьи Дайвари возвышался над пешеходами: в ближней половине огромного здания находилась сама мастерская, в дальней – жилые помещения. Во внутреннем дворике было безлюдно, и от этого защемило сердце. Дина помнила, какой задорный гомон стоял здесь раньше: сделки, довольные лица, мастера и нитки, всюду нитки, яркие, мягкие, живые.
Общий кризис в стране, начавшийся ещё зимой, лишь усугубился жуткой засухой и ударил по всем горожанам. Заказов катастрофически не хватало; привычная жизнь на широкую ногу разваливалась на куски, захватывая с собой устоявшийся бизнес мастерской. Сейчас, когда часть помощников пришлось уволить, Дине казалось, что это место ссохлось и посерело. Она вздохнула и села на каменный парапет с маленькими колоннами, вмиг растеряв последние крохи хорошего настроения, собранные с таким трудом.
С улицы послышался звук скрипящих о горячий асфальт шин, и следом во внутренний дворик протиснулась Лейла. Младшая сестра, довольная и раскрасневшаяся, была одета в бриджи и рубашку для верховой езды. Заметив печальную Дину, спрятавшуюся в тени кустов, она приблизилась быстрым шагом, чуть ли не вприпрыжку, и примостилась рядом на парапет. От неё пахло конским потом.
– Как уроки верховой езды? – спросила Дина, не поворачивая головы.
– Тренер сказал, что я делаю успехи, – сестра с трудом сдерживала радость в голосе. – Спрашивал, почему ты перестала ходить.
Дина фыркнула.
– Ну спасибо, с меня хватит этой пытки.
– Но ведь лошади такие милые, у них грустные кроткие глаза…
– А от излишней доброты они могут скинуть тебя и наподдать копытом прямо в лоб.
Лейла звонко засмеялась: этот шутливый спор никогда не заканчивался. По негласным правилам, Лейла подкалывала сестру за глупые иррациональные страхи, а Дина для вида бурчала.
– У тебя все в порядке? – неожиданно посерьезнев, спросила Лейла. – Выглядишь озабоченно.
– Ничего нового…
Мимо прошла мастерица с корзиной, полной мотков шерстяной пряжи – сегодня был день окраски ниток. Раньше их было двое, они пели в процессе работы, чтобы было не так скучно. Теперь же в мастерской стояла гнетущая тишина. Мастерица, поджав губы, выдавила улыбку вместо приветствия, и Дина через силу ответила тем же.
– Скинь с плеч тяжесть всего мира, – Лейла потянулась, подняв руки над головой. – Каждый должен заниматься своим делом: мы с тобой – артизаны, в нашей крови магия и творчество. Мы должны созидать, дарить миру прекрасное. А наш отец – человек цифр, он считает деньги и отвечает за поставки. Он точно знает, что делать и как спасти мастерскую.
Дина едва не закатила глаза. Беззаботность и легкость сестры, за которые её так любили все знакомые, иногда раздражали.
– Ох, Лейла… Я же старшая в семье. Наша мастерская – моя забота.
– Бабушка Аиша – старшая.
– Бабушка уже совсем старенькая. С её тонкой душевной организацией остается только плакать над каждым увольнением.
– И она выполняет свою роль сполна, со всей самоотдачей…
– Поддержки от тебя – ноль, – Дина мрачно шикнула на сестру. – Иди уж. И аромат от тебя – так себе, даже мухам не понравилось бы.
Лейла захихикала, вопреки возмущениям старшей сестры полезла обниматься и потом скрылась в доме. Сразу стало тихо и будто бы тускло. Дина еще немного посидела в тени, собираясь с мыслями, и пошла следом.
В детстве Дина обожала придумывать сказки, представляя, как хитрые воришки пробираются по мастерской в поисках сокровищ. Мастерская казалась ей волшебным сказочным лесом, полным опасностей и секретов. Дина давно выросла, и ежедневная рутина развеяла мистическую ауру этого места. Но сейчас, проходя по пути, где столько воображаемых героев кануло в небытие, она неожиданно почувствовала отголоски былого трепета.
Вот здесь сушились окрашенные днем шелковые, шерстяные или хлопковые нити. Они бы тянули щупальца к несчастному воришке и обязательно исполосовали бы его цветными пятнами, но Дину этим не возьмешь. Безопасная тропа начиналась у стены и вела мимо пустых чанов для покраски – Дина сама проложила её методом проб и ошибок.
На втором этаже бедолага обязательно бы исцарапался о незаметные выступы целого выводка станков: несколько ткацких, старых, как сам род Дайвари, рам для гобеленов и вышивки, сундуков с ножницами. Но ловкая, как лисица, Дина с закрытыми глазами знала, куда наступать.
За дверью – лестничный пролет, где по вечерам горел свет из кабинета Великого Стража – отца, который любил возиться с бумагами и счетами до наступления темноты. Тут уж точно любой герой бы сплоховал; маленькая Дина так и видела, как воришка, пытаясь проскочить мимо, неизменно попадал под взор Стража. Взрослая Дина была уверена: даже обрушившаяся стена не отвлекла бы отца от расчетов, а незваные гости могли бы устроить здесь вечеринку в тщетных попытках привлечь его внимание.
– Не спишь? – она оперлась плечом о косяк, наблюдая за поседевшей головой, нависшей над толстенной учетной книгой.
– Что? Ах да, добрый вечер, доченька, – Каспар поднял голову и прищурился. За последние годы он явно стал хуже видеть.
– Ночь уже, – Дина неспеша подошла к столу и пробежала глазами по строкам. Представшая перед ней вверх тормашками вереница из цифр, казалось, начиналась из ниоткуда и уходила в бесконечность. – Как дела?
Отец тяжко вздохнул и вместо ответа потер пальцами переносицу и веки. Потом оперся головой о руку и взглянул на Дину снизу вверх.
– Сама понимаешь. Все ждали кризиса, вроде бы готовились… но грянул он почему-то неожиданно. Артефакты – это товары роскоши, они первым делом теряют покупателей. Так что в этом месяце выручка куда меньше, чем в прошлом.
– Мы много чего полезного можем создавать, не только товары роскоши, – Дина проговорила это с легкой ухмылкой, хотя радоваться было нечему. Ее всегда забавляла любовь отца к бухгалтерским словечкам. – Заговоренную одежду, например.
Не задержавшись у стола, она прошла к окну. Оттуда открывался вид на маленький внутренний дворик, заросший кустами миндаля. Ранней весной, еще до того, как пустить первые листья, кусты обсыпáло ароматными розовыми цветами; жаль, что они давно отцвели.
– Я увольняю портного, – голос Каспара прозвучал глухо. – Он столько лет нам служил, но нужно стать прагматичным и оставлять только жизненно важное. Есть вещи, которые в кризисной ситуации мы должны брать на себя… И может быть, уволить водителя? Я умею пользоваться автомобилем, и ты тоже.
– Я просто знаю на какие педали нажимать, но водить? Ну уж нет.
– Значит, для срочных поездок придется брать такси.
Уголки губ сами собой поползли вниз.
– Трудные времени требуют жестких мер, – стараясь не звучать пафосно, она улыбнулась отцу. Получилось похоронно. – Тебе нужно отдохнуть. Я могу чем-то помочь?
Каспар пожал плечами.
– Осталось подписать пару счетов для поставщика шелка и проверить цифры.
– Иди, я закончу.
Он на секунду засомневался, но потом махнул рукой и, скомкано попрощавшись, вышел из комнаты. Дина уселась в кресло и откинулась на спинку. В тепле мгновенно развеялось желание вникать в финансовые тонкости мастерской и искать какой-нибудь неочевидный выход из ситуации.
“Вряд ли я пойму больше отца”, – Дина пожала плечами и вытянула двумя пальцами папку с витиеватой надписью “Шелк”. – “Разберусь с необходимым минимумом и пойду спать… Где же вы, воришки? Дикий лес мастерской покажется вам испытанием для детишек, как только вы попадете сюда – в болото финансовых отчетов”.
Дина мрачно вгляделась в неуютную черноту за дверью. Ей даже показалось, что там кто-то есть, но она тряхнула головой, скидывая с себя страх темноты. Она выждала еще пару секунд, но так и не дождалась ни единого героя, желающего спасти её от таксистов, кризиса или хотя бы подготовки счетов. Тогда, печально вздохнув, Дина открыла папку.
На завтрак служанка сервировала пирог с сыром и шпинатом. Дина, с трудом разлепившая глаза поутру, несколько минут буравила тарелку полупустым взглядом, пока к столу собиралась остальная семья.
Лейла в цветочном сарафане цепанула кусок и откусила на ходу. Бабушка Аиша, наоборот, чинно устроилась на стуле и положила салфетку на колени: несмотря на ранний час, она уже подобрала украшения под платье и уложила волосы, разве что шляпки не хватало для полноты образа. Отец, уткнувшись в газету, закатывал рукава льняной рубашки – конец лета как всегда выдался душным, и сдался даже Каспар, обычно не расстающийся с костюмом-тройкой.
Разговор за столом не задался: отец читал, бабушка томно смотрела в сад, задумавшись о чем-то. Лейла ерзала, желая общения, но смиренно молчала. Нацедив из кофейника вторую чашку кофе, Дина наконец оттаяла и наколола кусочек пирога вилкой. Поднесла ко рту, подержала на весу и положила обратно: еда не лезла в горло.
Отец, сложив газету пополам, поднял глаза на семью.
– Я думаю устроить аукцион артефактов из коллекции мастерской. Давно пора расхламить хранилище.
Сёстры переглянулись. Бабушка ойкнула, словно очнувшись, и прижала руки щекам.
– Но как же… – её голос дрогнул. – Это же семейное достояние…
– Мы не будем продавать всё подчистую. Выберем что-то интересное покупателям. То, что нам будет не жалко.
– Мне жалко всё! Какой еще аукцион, это просто кощунство!
– Это бизнес.
– Ты не понимаешь, Каспар. Моя мама и бабушка, моя дочь, мои внучки – столько труда вложено в эти артефакты! Это не просто коллекция, это история нашей семьи.
– Аиша, вы сами знаете, что это вынужденная мера, – вздохнул отец. – Я показывал вам учетные книги. Если ничего не менять, то долго мы не протянем.
Они скрестились взглядами, как холодным оружием, но цифры были на стороне отца. Бабушка Аиша, еще секунду назад сидевшая с идеально ровной спиной, сгорбилась и поникла.
– Не расстраивайся, – Дина протянула руку через стол и коснулась её ладони. – Мы создаем артефакты, чтобы ими пользовались. Хватит им пылиться, пусть помогают людям.
Аиша поджала губы, одинокая слеза прокатилась по щеке, затерявшись в морщинах. Лейла обняла бабушку обеими руками, прижимая к себе и поглаживая по плечу.
– Аукцион – отличный повод напомнить о себе в обществе, – спокойно продолжил отец, старательно не замечая общего упаднического настроя. – Устроим банкет, покажем товар лицом. Расскажем о том, какие у нас рукастые мастерицы и сколько всего магического они могут создать.
Пока Лейла шептала что-то успокаивающее бабушке на ухо, Дина отставила тарелку в сторону и бездумно комкала салфетку на коленях. Она пыталась мыслить рационально – при необходимости, большую часть они с Лейлой смогут воссоздать. Да, для этого придется потратить много времени и распрощаться с привычным комфортом – для создания артефакта артизана добровольно принимала обет, ограничивающий какую-то важную сферу жизни. Магия, сдобренная этой жертвой, сочилась из пальцев и проникала в любые нитки, к которым прикасалась мастерица из Дома Дайвари.
Хотя аукцион казался Дине хорошей идеей, она все равно чувствовала беспокойство. Вроде бы решение нашлось, самое время успокоиться, но у нее никак не получалось. Сразу после завтрака она ушла в хранилище, долго гуляла между аккуратными свертками, разложенными по полкам, и размышляла, пытаясь понять причину тревоги.
Щелкнул замок, и внутрь проскользнула Лейла. Встретившись взглядами, сёстры печально улыбнулись друг другу.
– Вижу, ты тоже нервничаешь, – констатировала младшая, нарушая тишину хранилища.
– Да. И ты?
Лейла пожала плечами и прошлась вдоль шкафов, кончиками пальцев касаясь упакованных артефактов. Оберточная бумага скорбно шелестела.
– С большинством из этого нам придется попрощаться, – прошептала сестра, разглядывая надписи на свертках. – Мне так грустно от этой мысли…
Она присела в углу, потянула коробку, стоявшую под шкафом и тихо засмеялась. Дина подошла ближе и заглянула через плечо. Из коробки торчал вышитый угол самобранной скатерти.
– Я думаю, настал час! – торжественно возвестила Лейла и вытащила её целиком. – Идем скорей.
Её лицо озарилось хитрым, по-детски задорным светом. Она схватила Дину за руку, потянула за собой. Дина, как бы ни старалась казаться строгой и серьезной, легко поддавалась на такие провокации, будто продолжала играть с младшей сестрой даже теперь, когда та выросла.
Они выглянули в коридор, проверяя, нет ли слежки, и выскочили наружу одна за другой. Похихикивая, Лейла первой прокралась на лестницу и оттуда поднялась на третий, жилой этаж. Дина сначала заперла хранилище на ключ и проверила защитный контур, потом деловитой походкой занятого человека прошла на кухню и заварила чай. С большим подносом в руках она поднялась в комнату сестры и захлопнула дверь за спиной.
Лейла уже разложила самобранную скатерть прямо на полу. Тарелки с лакомствами заполняли все пространство полотна. Рисунок был такой реалистичный, что, казалось, стоит только протянуть руку, и можно схватить булочку, посыпанную корицей, или пышное безе. Тонкая, похожая на масляные картины вышивка переливалась шелковым блеском.
В хранилище лежало три таких скатерти с разным набором блюд, но Дина сразу поняла, какую именно сестра выбрала для их печального торжества. Больше десяти лет назад какие-то богачи заказали полотно, полностью расшитое сладостями и пирожными, но так и не выкупили его. Чтобы создать самобранную скатерть, нужно было принять суровый обет и не менее года провести в кропотливой работе, ограничивая себя во многом. Поэтому их вышивали только на заказ и только за большие деньги. Если поискать по закромам богатейших семей, то во всем мире едва ли нашлось бы больше десятка таких скатертей, появившихся за последние пару сотен лет. Две из трех скатертей, хранящихся у семьи Дайвари, вернулись к ним от заказчиков после долгих лет использования.
Скатертью с пирожными пользовались крайне редко – бессердечные взрослые признали такое количество сладкого вредным для здоровья. После того, как однажды маленькие Дина и Лейла выкрали скатерть и объелись до животных колик, артефакт заперли в одном их магических сундуков. Дина помнила о том, что она где-то хранится, но никогда специально не искала.
– Я случайно наткнулась на неё полгода назад, – призналась Лейла, с плохо скрываемой гордостью оглядывая находку. – Теперь периодически таскаю корзиночки с масляным кремом. Хотелось бы чаще, но увы.
Дина кивнула: если самобранную скатерть использовать слишком часто, блюда теряли вкус и превращались в красивую, но пресную и неаппетитную снедь.
Лейла царственно развела руками и несвойственным ей приказным тоном произнесла:
– Скатерть-матушка, накорми и напои нас!
И тут, словно первые цветы из грядок, вышитые блюда стали прорастать из скатерти вместе с тарелками и приборами. В воздухе разлился аромат свежеиспеченной сдобы с легкими нотами корицы. Пирожные всех мастей на изысканных фарфоровых тарелках усыпали пол, умоляя не выбирать одно, а понадкусывать их все сразу.
– Будто у меня день рождения, – пробормотала Лейла.
– Хотя повод больше напоминает поминки, – мрачновато прокомментировала Дина, садясь прямо на пол. – Тем более, твой день рождения уже был на прошлой неделе.
– Это просто к слову… Поиграем в принцесс на чаепитии? – Лейла театрально передала ей чашку с чаем. Дина подхватила суповую ложку и, не церемонясь, воткнула её в воздушный бисквит.
– Угу, – целая ложка пирожного отправилась в рот. – В нас столько аристократизма, что лопнуть можно. Твое здоровье!
– И пусть наша мастерская здравствует до конца времен, а аукцион пройдет успешно!
Они чокнулись чайными чашками.
Глава вторая
Алек откинулся на водительском кресле автомобиля и с силой нажал на виски. Головная боль не отпускала, хотя он выпил целый бутылек обезболивающей микстуры. После перестрелок голова всегда гудела, как огромный колокол, будто пули залетали внутрь и отскакивали от стенок черепа в хаотичном порядке. Вчерашняя же ночь пестрела неприятными событиями, погонями и звуками выстрелов. И кровью, её тоже было много.
Он тяжело вздохнул, нацепил шляпу и вышел из автомобиля к невысокой белой калитке. Двухэтажный побеленный дом стоял внутри гранатового сада. До него пришлось добираться сорок минут по отвратительным дорогам – никто не прокладывал асфальт в этот отдаленный район пригорода.
Алек не знал, зачем снова приехал сюда и что хотел спросить. Доркас Гракх – житель этого ничем не примечательного дома – много раз разговаривал с полицией еще до того, как разум начал покидать его. На что же рассчитывать теперь, когда дед перестал узнавать собственную сиделку и прогонял работников разных госслужб, постоянно околачивающихся около его дома?
Алек постучался в дверь и сделал шаг назад, ни на что, в общем-то, не надеясь. Он всегда удивлялся, почему такой богатый человек живет в таком захолустье. Разве он не может позволить себе усадьбу в центре города со всеми современными удобствами?
В этот раз, кажется, повезло. Открывшая дверь сиделка в благопристойном чепчике оценила его сверху вниз и спросила без вежливых прелюдий:
– По какому вопросу будете?
– Александр Зорбас, следователь Бюро Магического Контроля, – представился Алек, приподнимая шляпу. – Хотел поговорить с господином Гракхом.
– Господин болен и не желает принимать гостей, – холодно ответила сиделка, впрочем, обернувшись в сторону гостиной.
– Так вы у него лично узнайте, – Алек попытался включить всё своё обаяние, в существование которого не очень-то верил. Взгляд сиделки стал еще высокомернее, она буркнула что-то типа: «Сейчас спрошу» и хлопнула дверью перед его носом.
Алек прислонился к перилам большого деревянного крыльца и стал ждать. Он считал терпеливость своим положительным качеством, практически профессиональной чертой. Поэтому, когда ожидание затянулось на бесконечную четверть часа, он почти не возненавидел сиделку, старика и работу следователя.
Дверь распахнулась наотмашь.
– Заходите, – сиделка встретила его в дверном проеме с таким жутким выражением лица, что будь Алек поумнее, то рванул бы в противоположную сторону. Однако другой своей профессиональной чертой он считал безрассудную смелость, поэтому нырнул в негостеприимный коридор. Сиделка заставила его снять шляпу, переобуться в тапки с розовыми помпонами и проводила к старику.
Господин Гракх сидел в кресле-качалке, его ноги были укутаны клетчатым пледом. На кофейном столике стояла пашотница с яйцом и чашка с чаем – обе нетронутые. Старик встретил следователя добрым взглядом пронзительных голубых глаз.
– Александр, говорите? – переспросил он. – Присаживайтесь, молодой человек. Рад, очень рад.
Алек смущенно притулился на краешке дивана. Такого теплого приема он не ожидал.
– Вы что-то узнать хотели? Наверное, пришли поговорить про Гранулу?
– Да, – кивнул Алек, быстро включаясь в игру. – Именно. Как вы знаете, мы расследуем незаконное распространение Гранулы и ищем тех, кто занимается её производством. Вы обещали составить список людей, которые, по вашему разумению, могли бы нелегально достать формулу Гранулы. Помните?
– Конечно, помню, как же не помнить. Мы с Герой составили для вас список, но он куда-то запропастился. Эй, вы, где вы там?
Сиделка вынырнула из соседней комнаты. На Гракха она смотрела совсем иначе, с любовью и преданностью.
– А где список, который мы писали для следователей?
– Вы не писали, господин, – спокойно и нежно ответила сиделка. – Вы хотели, но потом разозлились на что-то и не стали.
– Ну вы мне голову не дурите, я что же, по-вашему, с ума сошел? Я же помню, как диктовал его Гере, а она сидела за моим столом и записывала. Чушь какая-то…
– Нет, господин, списка не было, – сиделка подоткнула выпавшее из-под ног Гракха одеяло.