Югославия в огне

– Диана… Диана… Подойди ко мне.

Нет, это были не галлюцинации, а голос отца. Он звал ее.

Она подошла к кровати, на которой лежал отец. Он совсем высох, тело стало слабым и безжизненным.

– Не смотри на меня так, – усмехнулся он. – Сам вижу, что умираю.

– Не говори так, папа! Ты разрываешь мне сердце.

– Дай мне сказать. А то сил не останется договорить. Обезболивающие, которые мне вкалывают, помогают преодолевать боль, но лишают сил. Поэтому ты должна мне помочь. Приподними край матраса, пожалуйста.

Диана приподняла край старого матраса и обнаружила там толстый конверт.

– Открой его.

В конверте лежали деньги. Динары и доллары. А под ними – совсем тяжелые – золотые монеты. Царские десятирублевки с профилем Николая II.

– Здесь все, что собрали для меня генералы и адмирал Вяткин. И то, что я сумел вывезти еще из России. И не растратил. – Отец с трудом дышал. – У тебя будет неплохое приданое. Не такое, какое было положено дочери полковника в старой России, но все же. Извини…

Конверт выскользнул у Дианы из рук. Отец специально отказался от лечения, пожертвовал собой, чтобы все, что он сумел добыть и скопить за годы лишений и тяжелого труда, досталось ей.

– Я не смог спасти твою мать. Когда она умирала от тифа, я был на фронте. Не мог перестать воевать, бросить своих товарищей, своих солдат… А когда вернулся, ее уже не было. И я решил тогда… сделать хоть что-то для тебя. Прости, что так мало.

Слезы бежали по лицу Дианы. Этот ставший вдруг таким маленьким и изможденным несчастный человек, бывший бравый полковник Бестужев лежал перед ней и умирал, и она понимала, что ничего, совсем ничего не может для него сделать.

– Не плачь, доченька. Я сделал все, что мог. В другие времена я сделал бы больше. А теперь иди. Мне надо поспать.

Три дня спустя отец не проснулся. Его похоронили на загребском кладбище Мирогой, в той его части, где уже стояли густой стеной надгробия русских людей, скончавшихся в Загребе.

Попрощаться с полковником пришли генералы Адлерберг и Драценко, адмирал Вяткин, доктор Сергей Салтыков, юноши и девушки, которые учились с Дианой в русской школе. Службу вел священник Загребской епархии Сербской православной церкви Павел Докич. Глаза Дианы были сухими и воспаленными – она уже выплакала все слезы накануне.

Теперь она осталась совсем одна.

В марте 1932 года в клинике доктора Марулича появился высокий мощный пациент с заметным брюшком. На вид ему было лет за сорок. Увидев Диану, он осклабился, и она удивленно посмотрела на него – его зубы были в полном порядке.

– Вы хотите записаться на прием к доктору Маруличу? – спросила она.

– Может, и хочу. – Он сверлил ее взглядом. – Давно работаете здесь?

– Скоро будет два года. Я сейчас спрошу доктора Марулича, может ли он принять вас.

– Стойте! Не надо никуда ходить!

Диана Бестужева замерла.

– Но почему?

– Потому что я не пациент, а тоже доктор-стоматолог.

Она ничего не понимала.

– Зачем же вы тогда пришли сюда?

Он смерил ее тяжелым взглядом.

– Потому что я выяснил то, что мне надо.

Он развернулся и вышел из клиники.

«Странный какой-то», – подумала Диана.

Когда через два дня она вышла из клиники по окончании рабочего дня, высокий доктор с наметившимся брюшком ждал ее на улице.

– Извините, я так и не представился. Меня зовут доктор Томислав Благоевич. У меня клиника на Млинарской улице, недалеко от университета. – Он обнажил в улыбке свои превосходные зубы. – Очень удобно – ко мне ходят лечиться и студенты, и преподаватели.

– Я не думала, что у студентов такие плохие зубы, чтобы они представляли собой серьезную клиентуру, – улыбнулась девушка.

– Вы правы – у большинства зубы превосходные, они ведь еще очень молоды. Но встречаются и те, у кого зубы по разным причинам нуждаются в уходе. Вы идете домой?

– Да. А что?

– Я хотел пригласить вас на бокал вина. Или пива. Чего вы больше любите?

Он действовал довольно бесцеремонно. Пожалуй, даже слишком бесцеремонно для хорвата – они все-таки были людьми очень вежливыми, особенно с женщинами. Что ему от нее нужно?

– Хорошо. От бокала вина я не откажусь.

Они зашли в небольшой ресторан, и доктор Благоевич заказал два бокала красного вина. Вино было из Кумровца – местечка к северу от Загреба, на границе со Словенией, известного своим превосходным вином.

– Вам нравится работать в вашей клинике? – вежливо спросил доктор.

– Да. Я долго готовилась к ней – сначала училась на курсах медсестер, потом проходила практику у австрийского стоматолога Кранкенбаума в Граце, потом сдавала трудные экзамены. И сейчас вот уже почти два года как работаю у доктора Марулича.

Томислав Благоевич ухмыльнулся.

– Я слышал, что он мало платит. Марулич всячески экономит на своем персонале. Весь Загреб это знает.

Диана отодвинула бокал с вином.

– Вы пригласили меня в ресторан, чтобы сказать мне это? Этот разговор мне кажется неуместным.

– Успокойтесь. Неужели нельзя и слова сказать про вашего доктора Марулича – тем более, что я озвучил то, что и так всем давно известно.

– Но вы это сказали мне. А я работаю у него. Вы не находите, что ведете себя, мягко говоря, вызывающе? – Диана резко поставила недопитый бокал на стол. Она быстро встала и вышла на улицу.

Томислав Благоевич не отставал от нее.

– Я спешу. Не провожайте меня! – грозно проговорила Диана.

– Мы еще встретимся, – прокричал ей вслед доктор Благоевич.

На следующий день Диана хотела спросить у Марулича, кто такой доктор Благоевич и с какой стати он может интересоваться его делами. Но потом посмотрела на замкнутое лицо Марулича с его противным орлиным профилем и решила этого не делать.

Однако, когда она вышла на улицу и сделала несколько шагов по направлению к дому, на тротуаре неожиданно возникла мощная фигура Томислава Благоевича.

Как ни в чем не бывало, он лучезарно улыбнулся ей.

– Я хотел извиниться за вчерашний день. Пригласил вас в ресторан, но забыл накормить ужином. Я могу загладить свою вину?

Диана покачала головой:

– Ужинать с вами я не буду, извините. У меня – дела.

Она пошла вперед, но Благоевич не отставал, шел рядом с ней.

– Вы зря так сердитесь. А впрочем, женщины по своей природе непредсказуемы. Я желаю вам лишь добра.

Диана резко остановилась.

– Послушайте! Я совсем не заинтересована продолжать наше общение. Тем более если это связано с какими-то походами в рестораны. Вам ясно?

– Услышать-то это я услышал, но… Вы всегда так агрессивно настроены по отношению к мужчинам? Или есть некоторые, к которым вы более благосклонны? Я хотел бы войти в их число.

Диана чуть не поперхнулась. Этот человек-гора набивается на роль ее мужчины?!

– Послушайте, доктор Благоевич. – Она говорила твердо и размеренно. – Вы мне не интересны ни как доктор, ни как мужчина. Это – понятно? И давайте на этом закончим наше общение. Всего хорошего!

На следующий день… нет, это было невозможно! Но доктор Благоевич снова стоял на ее пути.

Диана вспыхнула.

– Мне кажется, я вам вчера все очень ясно объяснила. Разве нет?

– Вы мне все объяснили. Но не дали вставить и слова. А разве вы не хотите услышать меня? У меня есть для вас очень интересное предложение.

– Все ваши «интересные предложения» мне вообще не интересны! – отрезала Диана.

– Только потому, что вы их и не знаете. А между тем я хотел бы предложить вам вот что. – Он посмотрел ей в глаза. – Станьте моей женой, и мы будем работать вместе. Я – как стоматолог, а вы – как моя медсестра. Я собрал о вас превосходные отзывы. Я видел, как вы работаете. И я видел вас – вы мне подходите.

Диана почувствовала, как кружится ее голова. Этот наглец был явно не в себе.

– Все, – выдохнула она, – я больше не хочу вас видеть! Никогда!

Томислав Благоевич не появлялся целый месяц. А потом как ни в чем ни бывало снова возник рядом с клиникой, поджидая Диану, когда та спешила домой.

– Ну как, обдумали мое предложение?

Серые глаза Дианы опасно сверкнули:

– Я уже и забыла, что вы мне предлагали.

Благоевич даже немного обиделся.

– Предлагал стать моей женой и работать вместе в моей клинике. А сейчас я хотел бы предложить вам поесть и выпить вина. Вы же работали целый день и наверняка проголодались.

Диана хотела было сказать «нет», но внезапно почувствовала, что и впрямь сильно проголодалась. Одна порция баранины и один бокал вина в ресторане ее ни к чему не обяжут. Почему бы просто не поесть после напряженного рабочего дня перед тем, как отправиться домой?

– Я согласна, – сказала она.

Доктор Благоевич привел ее в тот же самый ресторан. Он явно не стремился к разнообразию дебютных ходов. Он заказал и себе, и ей одно и то же. А когда официант принес горячее, жадно накинулся на него. От отсутствия аппетита он тоже совсем не страдал…

Когда тарелки опустели, он наклонился к Диане и заговорщическим тоном поинтересовался:

– Ну как, решили? Станете моей женой?

Диана критически осмотрела его и вздохнула:

– Вы слишком стары для меня. Сколько вам лет?

– Сорок один. И что? Разве это много? Мой дед умер в возрасте 95 лет, и до последнего момента работал на своем винограднике! Мы, хорваты, живем очень долго.

– А мне – всего 22 года. – Она быстро произвела в уме несложные математические вычисления и затем озвучила их. – 22 и 41 – это слишком большая разница в возрасте. Брак исключен.

Когда рабочая смена Дианы уже подходила к концу, в клинике доктора Марулича раздался звонок. Ана Буковац сняла трубку и затем с недовольным выражением лица передала ее Диане:

– Это не по поводу лечения. Тебя спрашивает какая-то женщина. – Ана хмыкнула. – Видимо, тоже русская.

Бестужева поднесла трубку к уху и услышала возбужденный женский голос:

– Дианка, сто лет тебя не видела! А тут одна старая приятельница поведала мне, что ты трудишься в зубной клинике, помогаешь лечить зубы. Не узнала? Да это же я, Наталья Панина. Ну как, хочешь встретиться? Давай посидим в уютном ресторанчике, выпьем за старую дружбу! Черт побери, не так-то нас и много – выпускниц русской школы в Загребе.

Диана наконец вспомнила ее. Наталья Панина, племянница знаменитой Софьи Паниной – владелицы роскошного дворца в Гаспре в Крыму, где Толстой писал «Хаджи-Мурата», после Февральской революции ставшей чуть ли не министром государственного призрения, а затем просвещения Временного правительства – действительно училась вместе с ней, но только в другом классе, поскольку была на два года старше. Нельзя сказать, что они слишком уж дружили в школе. У каждой были свои дела, свои увлечения, причем если Диана увлекалась чтением и книгами, то Наталья Панина – по большей части мальчиками. Может быть, как раз поэтому между ними и не было особой близости… К тому же семья Натальи была значительно богаче – несмотря на то, что дворец графини Паниной был национализирован и превращен в санаторий матери и ребенка «Ясная Поляна», а московское имение «Марфино» и все построенные Паниной народные дома тоже отошли государству, у них все равно остались крохи от того грандиозного богатства, которым владела их семья. И каждая из этих «крох» была во много раз больше всего того, что удавалось за всю жизнь скопить любым другим семьям…

– Диана, что же ты молчишь? У тебя есть хотя бы часок свободного времени?

«Не так уж и много у меня знакомых в этом городе – да и во все мире, – подумала Бестужева. – Была ни была… пойду!»

– Я заканчиваю работу через полчаса, – сказала она.

– Отлично! – закричала Панина. – Ресторан находится рядом с площадью бана Елачича. Называется «Под зидом» – «У стены».

Диана сразу узнала Панину – несмотря на то, что ее лицо наполовину закрывала дорогая шляпа кремового цвета с широкими полями, явно не хорватского производства, а скорее всего купленная где-нибудь в Вене или Берлине. Роскошное зеленое платье, облегавшее ее фигуру, тоже, скорее всего, было приобретено в каком-то модном доме, а не в обычном магазине. Ей показалось, что со времени окончания школы Наталья сильно изменилась – черты лица потеряли девичью зыбкость и стали законченными и отчетливыми, кожу покрывал ровный загар, получить который можно было лишь на хорошем курорте, а массивные браслеты на руках делали ее похожей на хозяйку преуспевающего поместья.

Панина поднялась навстречу Диане, и они расцеловались.

– Сколько лет, сколько зим! – Лицо Паниной сияло. – Ну, рассказывай! Как тебя угораздило пойти в стоматологию? Никогда не думала, что тебя привлекает медицина.

Диана пожала плечами.

– В общем-то, выбирать было особенно не из чего. Просто хотелось приобрести такую специальность, чтобы она кормила меня.

– Могу сказать, что я тебе даже завидую. Потому что меня содержит муж. Удобно, конечно, но иногда чувствуешь себя, как птица в клетке.

«Только в очень дорогой клетке, – подумала Бестужева, еще раз вбирая взглядом золотые украшения Паниной, ее массивные кольца, дорогое платье и кожаную сумочку ему под стать. – Как говорится, грех жаловаться».

Наталья тряхнула головой:

– Если честно, я даже не думала выходить замуж. Я же еще совсем молодая… Все произошло спонтанно – мы отдыхали с родителями в Опатии, на пляже я и познакомилась с юношей по имени Давор. Вечером он пригласил меня в клуб потанцевать, потом мы поужинали в ресторане… и вот, – она взмахнула в воздухе рукой с обручальным кольцом на пальце, – я замужем!

Им уже принесли закуску – популярный твердый сыр с острова Паг, и Диана рассеянно отщипывала кусочки.

– Поначалу все выглядело так здорово. Ведь мой Давор – племянник самого Юрая Крневича, депутата и бывшего министра, генерального секретаря Хорватской крестьянской партии. – Девушка покачала головой. – Ты бы видела дом Крневича неподалеку от кладбища Мирогой – закачаешься! А какая там мебель… некоторым и в Вене такая не снилась. Но после того, как прямо в парламенте сербский депутат от Черногории застрелил лидера Крестьянской партии Степана Радича и король Александр Карагеоргиевич распустил парламент, все покатилось под откос. – Наталья стиснула ладонями голову. – Крестьянскую партию по сути дела объявили вне закона, и ее руководители решили послать Крневича в Женеву, чтобы он отстаивал там ее дело и пропагандировал то, к чему стремился Степан Радич.

– А к чему он стремился? Я, честно говоря, не совсем в курсе.

– Ну ты даешь, подруга! – удивилась Наталья. – Вся Хорватия сейчас разделилась на два лагеря. Точнее, на три. Первый – это сторонники убитого Степана Радича и его Хорватской крестьянской партии. Они выступают за то, чтобы в Югославии уважали национальную самобытность и культурные особенности Хорватии и чтобы она была более самостоятельной в решении своих проблем. Чтобы нам не диктовали все из Белграда, а чтобы Белград и Загреб сотрудничали в решении насущных вопросов. Но поскольку Радича убили, а его партию фактически разогнали, возникли те, кто считает, что надо действовать гораздо жестче. И добиваться не большей самостоятельности Хорватии от Белграда, а вообще выйти из состава Югославии и жить отдельно. Причем сделать это вооруженным путем. – Она понизила голос. – Это – «революционные усташи» во главе с Анте Павеличем. «Усташи» происходят от слова «устати», то есть «восстать». Так называли участников восстания в Боснии в 1875 году, когда все, кто там жили, восстали против турецкого ига. Когда Павелич заявил о необходимости свержения белградского режима, его обвинили в государственной измене и приговорили к смертной казни. А он взял и сбежал в Италию и живет там под покровительством Муссолини. Вот эти два лагеря и спорят между собой у нас в Хорватии. А третий лагерь – самый многочисленный – расположился посередине. Это те, кто ни за Радича, ни за Павелича – те, кто хочет жить обычной жизнью. – Она глубоко вздохнула. – Самые мудрые, между прочим, люди. Только не выходит что-то пройти посередине, между струйками, и отсидеться в стороне. Иногда мне вообще кажется, что мы как щепки, которые несет куда-то бурным потоком.

Официант принес «Загребачки одрезак» из телятины, фаршированный сыром и ветчиной. От него исходил божественный аромат, и Диана не устояла. Она и впрямь проголодалась.

– И сейчас Юрай Крневич проповедует идеи большей самостоятельности Хорватии в Женеве, встречается с представителями разных стран в Лиге Наций, издает даже свою газету «Хорватия», постоянно мотается во Францию и встречается там с министром иностранных дел Поль-Бонкуром и порой с самим премьер-министром Рейно, ездит также и в Лондон, и в Стокгольм, а у меня сердце разрывается. – Наталья Панина отложила в сторону вилку и точно показала в область сердца. – Вдруг эта его деятельность вызовет недовольство короля Александра, и он прикажет арестовать его. Или вообще… поступит с ним, как с Павеличем! Тогда все, пиши пропало…

– Не надо пугать себя раньше времени, – рассудительно заметила Диана. – Наш король – очень умный и образованный человек. Он умеет слушать – и слышать. Может, он прислушается к Крневичу, и они снова подружатся? В конце концов, все они хотят одного – благополучия своей родной стране.

– Только в борьбе за это люди могут перебить друг друга, – вздохнула Наталья. – Да и благополучия особого я здесь тоже не вижу… Не зря же люди уезжают отсюда – одна семья за другой. Знаешь, сколько сербов и хорватов перебралось уже в США? А в Австралию? А в Канаду? И еще в Аргентину. Там целые города образовались из бывших югославов. Там и платят больше, и возможностей больше. И у людей почему-то лучше получается там, чем здесь. – Она вздохнула. – Наши, русские, тоже уезжают отсюда. Особенно девушки. Ты даже не представляешь, сколько уже девчонок из нашей школы уехали.

– Ну и как, хорошо они устраиваются в новых местах?

Красивое лицо Натальи перекосила гримаса.

– Я бы не сказала. Надька Новосильцева работает в варьете в Дублине. Но, по-моему, за звучным названием «варьете» скрывается обыкновенный бордель, пусть и дорогой. Ирина Голицына вроде бы хорошо устроилась в ресторане в Париже, заведовала там музыкальной частью, оркестром, но потом что-то пошло не так, от ее услуг отказались, и она сейчас бедствует. А уже ребенка родила от француза, который играл в этом оркестре на трубе, и оба не знают, что делать. Настя Бутурлина уехала в Осло, думала найти себе какого-то богатого норвежца, все-таки столько языков знает, играет на скрипке, и манеры… самая, может, была великосветская девочка из нашего класса – но в результате смогла найти себе лишь какого-то рыбака и живет с ним в рыбацкой деревне, чинит сети и перебирает рыбу, можешь себе представить? Хорошо устраиваются только еврейки. Вот Аня Меерович – укатила в Америку, нашла работу в Бостоне, переделала имя на американский лад – стала Энн Гудвилл, и тут же нашла себе однолетка, из Одессы, и вместе они уже состряпали двоих детей и живут неплохо. Не высший класс, конечно, но, в общем, ни в чем себе не отказывают: холодильная установка, меха, автомобили, все у них там есть. Влезли в американскую жизнь, их теперь уже и не отличить от коренных жителей Бостона. А остальные… – она сделала выразительный жест, – как-то так…

Наталья Панина не поскупилась и на шоколадный торт, и на мороженое, которым они завершили свою трапезу. А в завершение сказала: «Нам надо чаще встречаться! Обещаешь?» Диана кивнула и пошла домой. Завтра надо было рано выходить на работу.

Когда Диана вышла из клиники доктора Марулича, на улице ее ждал Томислав Благоевич с большим букетом алых роз.

– Эти цветы – вам. – Он неловко переминался с ноги на ногу, был тих, а его обычная бесцеремонность куда-то улетучилась.

От удивления Диана несколько растерялась, взяла букет и поднесла к лицу, вдыхая изумительный аромат цветов.

– Вы согласны стать моей женой? – Голос Благоевича дрогнул.

Диана сделала шаг назад:

– Нет!

– Пожалуйста, соглашайтесь, я вас не обижу, – пролепетал Благоевич. Он умоляюще смотрел на нее.

«У меня никого нет, я совсем одна. И я уже устала от этой жизни, от этого мерзкого Марулича. Сколько можно терпеть?! А вдруг с Благоевичем мне повезет, и он будет мне хорошим мужем? А я, я постараюсь стать ему верной женой, хотя и не люблю его!» – пронеслось у нее в голове.

– Да. Я согласна, – наконец ответила Диана.

Глава 2

Защитить Балканы

Король Югославии Александр I Карагеоргиевич сидел в своем кабинете в Старом дворце и слушал доклад министра иностранных дел Боголюба Евтича. Правая щека короля нервно подергивалась, и он ничего не мог с этим сделать. Александр точно знал, когда его щека впервые стала дергаться, – это случилось в тот день, когда его камергер Светан Павлич прибежал из парламента с криком: «Застрелили Степана Радича и двоих хорватских депутатов! А еще нескольких ранили!»

– Министр иностранных дел Франции Луи Барту направил вам официальное приглашение посетить Францию с государственным визитом в удобное для вас время, – говорил Евтич. – Гарантирует самый радушный прием. И надеется, что это позволит значительно продвинуться по пути улучшения французско-югославских отношений для блага всей Европы.

Министр Евтич со значением помолчал и продолжил:

– Как вы знаете, весь последний год Луи Барту занят выстраиванием системы гарантий безопасности в Европе, которую уже успели неофициально окрестить Восточным пактом. Он мечтает связать растущие военные амбиции Германии и Италии коллективным давлением на них целого блока европейских государств – Польши, Чехословакии, балтийских стран, возможно, Румынии и, конечно же, Советского Союза. Блока, который возглавит и поведет за собой Франция. По всей видимости, он уже почти сплел свою сеть и как нельзя близок к цели. А участие в этой системе гарантий Югославии должно стать краеугольным камнем системы безопасности у нас на Балканах.

Король Александр I вскочил со своего стула и быстро зашагал по просторному кабинету.

– С тех пор, как в Германии пришел к власти Адольф Гитлер и она вышла в прошлом году из Лиги Наций, я места себе не нахожу. Ведь Лига была создана по окончании Первой мировой войны по итогам разгрома Германии и Австро-Венгрии – создана для того, чтобы больше никогда не допустить новой мировой войны! Вся система Версальских соглашений, составной частью которых является и устав Лиги, направлена на это. А теперь Германия лихорадочно перевооружается и специально вышла из Лиги Наций, чтобы развязать себе руки и идет прямым курсом к новой войне. И не видно ничего, что могло бы ее остановить!

– Я так не думаю, – покачал головой министр иностранных дел. – Германия вышла из Лиги Наций, но сама Лига-то осталась! Более того: сейчас Барту как раз занят тем, чтобы включить в нее Советский Союз – крупнейшее государство Европы. Так что Германии будет противостоять весь цивилизованный мир, объединенный в Лигу Наций и прекрасно знающий, что можно от нее ожидать. К тому же если в 1914 году Германия вступила в войну в союзе с Австро-Венгрией, то теперь, после того как австрийские нацисты по наущению Берлина расправились с австрийским канцлером Дольфусом, австрийцы не то что не поддерживают их – они их ненавидят. Вы ведь знаете, что новый канцлер Шушниг обрушил на нацистов всю мощь полицейского аппарата. Те, кто не успел бежать в Германию, получили чуть ли не пожизненные сроки. И теперь Австрия не то что не пойдет вместе с Германией – она при первом же удобном случае подставит ей ножку!

Александр остановился перед портретом своего отца, короля Петра I Карагеоргиевича и посмотрел ему в глаза. Они были как живые – короля даже пробрала невольная дрожь.

Уже за три недели до начала войны и за месяц до нападения Австро-Венгрии на Сербию отец назначил его принцем-регентом Сербского королевства и верховным главнокомандующим сербской армии, так что всю тяжесть войны тогда еще совсем молодому Александру I пришлось вынести на себе. И это было ужасно. Сербы все проиграли, крупнейшие города – Белград и Ниш – были захвачены вместе со всей территорией страны, а основная масса сербского войска, эвакуированная на греческий остров Корфу, погибла там от болезней и голода, даже не вступив в бой. Лишь какое-то чудо – а скорее всего, Бог, который всегда хранил Сербию – позволили стране и народу воспрять в самом конце войны и победить. И не только возвратить себе свое государство, но и значительно увеличить его пределы, превратив в нынешнюю огромную Югославию, включавшую в себя и Сербию, и Боснию с Герцеговиной, и Хорватию, и Словению, и Македонию, и Черногорию, и населенное албанцами Косово. И даже Воеводину – несмотря на все сопротивление венгров.

Но это было действительно чудом, которое могло и не повториться.

– Вы все правильно рассказываете про Первую мировую войну, мой дорогой министр, сравнивая тогдашнее положение с нынешним. Австрия действительно не играет на стороне немцев, как прежде. Однако Гитлер получил такого союзника, о каком в годы Первой мировой войны ни германские, ни австрийские политики не могли и мечтать. Вы прекрасно помните, что в той войне Италия была на стороне Антанты и яростно сражалась с германцами при Асиаго, на реке Изонцо и на Пьяве. А как они дрались с ними на море! Потопили новейший австрийский линкор «Сент-Иштван» – на котором плавал, кстати, адмирал Хорти, и второй линкор «Вирибус Унитис». И в результате оторвали от Австрии весь южный Тироль, Триест и часть Каринтии. Но сейчас именно Италия стала главной союзницей и опорой Германии! Словно и не было тысячелетий распрей и раздора между ними, когда каждый германский император считал своим долгом покорить Италию, сжигая и грабя при этом ее древние города… – Король глубоко вздохнул. – Союз Германии и Италии – это самое опасное, что могло случиться. Особенно учитывая то, сколько наших земель успела захватить Италия под занавес войны, в награду за участие в битвах на стороне Антанты.