Полная версия
–Мистер Вустер невероятно рад видеть Вас, любезный лорд Сидкап! – продолжал мой верный слуга. – Особенно здесь и сейчас!
Дживс всё это заявил, потому что перед нами, в купе, стоял собственной персоной лорд Сидкап. В миру – сэр Родерик Спод, создатель фашисткой организации «Чёрные трусы».
–Ага. Это всего лишь ты, Вустер! – сказал, собственной персоной, Спод, – Выйди, человек! – это Спод недовольно обернулся к моему камердинеру. – Нам с мистером Вустером предстоит короткий, но серьёзный разговор.
И мне не понравилось такое начало.
Я покосился на Дживса. Дживс, выходя, делал вид, будто предстоящий разговор его не касается.
–Вустер! – Спод захлопнул за слугой дверь. – Сегодня судьбоносный день! И в этот судьбоносный день ты имеешь наглость, Вустер… Вустер, как ты только посмел бежать в этом отдельном купе первого класса, этого train bleu, этого подлого порождения прогнившей республики, когда лучшие…
–Не совсем в отдельном… Нет, я просто говорю – со мной едет тётя, ну и, конечно, невеста!
–Вустер, я знаю, что ты морально разложившийся тип – не перебивай меня! Значит, вы едете в двух отдельных купе, этого прогнившего поезда…
–Да нет, он не прогнил. Поезд выглядит новеньким… Не-е смо-отрите на меня так, Спод, сэр, лорд – у меня мысли путаются! О чём это мы?
–О том, что ты, Вустер, подло занял два купе.
–Собственно – три. Три сдвоенных купе! В третьем – должна стоять пишущая машинка Флоренс… Вы ведь знаете Флоренс Крей? Писательницу? Я с ней помолвлен? Она там печатает без остановки… Не представляю – как она это делает? Я в поезде не могу и макароны на вилку накрутить!
–Ты закончил перебивать меня, Вустер?
–Знаете, сколько я вас знаю, Спод… сэр Родерик – мне никогда не хотелось вас перебивать! Просто я еду, мы едем в трёх…
Тут я замолчал, потому что Спод утратил ко мне интерес – он оглядывался и озирался. А я никогда не стремился сам с ним общаться. Я бы вообще предпочёл, чтоб Спод сейчас же исчез. Жаль он закрыл свой магазин дамского белья «Soeur’s Eulalie». Тайны которого так боялся! Люблю воспитывать диктаторов! Я ещё не забыл – Спод тогда слушался меня, как шёлковый… Впрочем, по-моему, Спод тоже. Того. Не забыл.
–Полагаю, в данных судьбоносных обстоятельствах, единственно возможным для тебя, Вустер…
–Что-что? – переспросил я, вздрогнув.
–Перестань вздрагивать. Короче – считаю правильным, если ты очистишь для меня это своё прекрасное купе.
–Ха! – выпалил я, но он не заметил.
–Извини, забыл, с каким ничтожеством имею дело. Придётся опускаться на твой уровень, Вустер!… Полагаю, леди Флоренс согласиться убрать пишущую машинку, и Мадлен…
–Мадлен?
–Моя супруга ждёт там, в коридоре вагона, пока ты здесь расселся на диване. В простом коридоре. Я считаю, что женщина не должна присутствовать при мужском разговоре… И не оскверняй больше своими грязными губами её чистое имя «Мадлен»! Только попробуй произнести «Мадлен» – я разобью…
Сегодняшний день был чертовски жарок. И не только в том смысле, что началась война, про которую все говорили, что она всерьёз не начнётся. И не только в том, что перед носом у меня маячил кулак вождя черноштанников, которым недоделанный фюррер грозил бедному Бертраму. (Кулак, замечу, всё же, был посимпатичней лица этого субъекта, хоть и почти такого же размера…) Нет – жарко было в самом простом смысле. Настолько, что хотя поезд успел тронулся, агрегаты «Companie Internationale des Wagons-Lits», не успели толком навеять прохладу.
Из трёх купе, замечу – вполне блестящих зеркалами и полированными поверхностями, – именно это досталось мне потому, что в двух других, (где сейчас Тина-Тина приводила в порядок тётю Агату, а Флоренс печатала на машинке) открывались окна. А в последнем – окна, почему-то, не удалось открыть даже всемогущему Дживсу. Конечно, вопиющий непорядок, но какие-либо попытки воззвать к проводникам, да и просто найти их – ни к чему не привели.
И теперь, глядя на кулаки Спода, я особенно чувствовал духоту. Пот стекал мне за шиворот, а я то и дело оттягивал воротник. И тут, яркой лампочкой в голове зажглась идея. Я, на всякий случай, встал, чтобы отодвинуться от кулака, и заговорил, обращаясь к Споду.
–Насколько я понимаю, сэр Родерик, вы хотели, чтобы леди Мадлен поселилась в купе Флоренс? А вы, сэр Родерик – выселили меня?
–Разумеется, Вустер! Ведь у нас нет билетов! А в судьбоносных обстоятельствах, требующих уединения для вождей нации…
–Оставляя в стороне отсутствие билетов… Разумеется, Флоренс охотно подвинет пишущую машинку и уступит место старой знакомой. Не спешите меня благодарить, сэр Родерик! Очищать же купе для вас, Спод – я не собираюсь! Можете выкинуть меня в окно, но…
Как и ожидал блистательный ум Бертрама – эта примитивная горилла, Спод, сразу схватилась за ручку окна. Правда, чего не ожидал блистательный ум – горилла сперва сделала попытку Бертрама придушить. Но ум и Бертрам – уже заперлись по другую сторону купейной двери, в которую, как раз, попытался заглянул Дживс.
–Спасибо, Дживс! – вздохнул я.
Дверь дёрнулась и затихла.
–Не за что, сэр. – согласился Дживс.
И мы обратились к созерцанию пейзажа за окном.
-Первая спокойная минута с ужасного утра, Дживс!
–Совершенно верно, сэр.
–И первые приятные минуты долгого дня. Не считая стакана успокоительного. Одного единственного стакана, Дживс! Впрочем – не буду спорить. Минуты, когда мы с горничной тёти Агаты столкнулись под стеклянными часами, другой человек, не я – тоже нашёл бы приятными…
–Вот как, сэр?
–Другой человек – но не я, Дживс! Я хочу сказать, я не из тех богатых бездельников из романов Роузи М. Бэнкс, которые разбивают сердца бедным девушкам, где-то между шестой и девятой главами. Мы, Вустеры, благородны, и не позволяем себе думать ни о чём подобном, Дживс. Chevalier sans peur et sans reproche!
–Вот как, сэр?
–Именно так, Дживс! Кстати, чьи это там голоса?
–Это леди Мадлен, сэр. Пока её супруг говорил с вами, сэр, я сообщил ей номер купе вашей тёти. И она взяла на себя смелость, сэр, постучаться к ней. Ваша тётя, сэр, приходящаяся крёстной матерью леди Мадлен, оказала ей гостеприимство. В настоящее время они и леди Флоренс – пьют в купе чай. Та горничная, которую вы вспоминали с особой теплотой, тоже, принимает в чаепитии посильное участие, сэр.
–Не надо, Дживс, не надо этих намёков на теплоту! Твоему хозяину и так пришлось сегодня жарко! А я ещё хотел советоваться с тобою – не следует ли подарить горничной подарок, Дживс? От твоего имени? В её День Рождения? Теперь вижу – что ты против, Дживс! Ведь против?
–Именно так, сэр.
–Но, может быть…
В этот момент из моего купе выполз Спод. Приятно было видеть то, что от него сейчас осталось. Он покраснел, воротничок отстегнулся. Еле переставляя ноги, он подошёл к нам, но сказать ничего не смог и обратился к созерцанию пейзажа.
–Фу, Спод! Что вы там делали?.. Ты только посмотри, Дживс!
–В чём дело, сэр?
–Дживс, ты не поверишь Дживс! Сэр Родерик открыл это проклятое окно!
–Неужели, сэр?
–Да, можешь себе представить, Дживс!
–Разрешите отметить, я всегда был высокого мнения о физических кондициях сэра Родерика, но ваше сообщение, сэр, застало меня врасплох. Разрешите обратиться к вам, сэр Родерик?
Сэр Родерик перевёл на нас мутные глаза. По-моему, он просто не слышал, что говорят.
–Сэр Родерик, леди Мадлен послала меня сообщить вам, сэр, что обо всём договорилась. Леди Флоренс согласна подвинуть машинку, чтобы поместить леди Мадлен. Но леди Флоренс категорически отказывается ехать в одном купе с мистером Вустером, сэр, пока он не пройдёт курс лечения в психиатрической клинике города Ниццы. Поэтому вам, сэр Родерик – выпала трудная задача, всё время путешествия в поезде – делить досуг с мистером Вустером. Да, и ещё, сэр! Леди Мадлен выразила надежду, что вы подружитесь, сэр!
После этих слов Дживса, мы, с Родериком Сподом просто вытаращились друг на друга. И не знаю – кто пристальнее. Наконец, Спод вздохнул:
–Хорошо, Вустер. Я не буду тебя выкидывать. Если Мадлен не хочет… – он помолчал, мечтательно глядя в окно. – Мне удалось его открыть, но, к сожалению, недостаточно широко, Вустер! Чтобы даже такой сморчок как ты прошёл в него… Но знай, если ты будешь вести себя не так, я постараюсь, и открою окно до конца! До скорого, Вустер! Пойду в купе, переоденусь к обеду!
Спод удалился в моё купе, а я остался с вытаращенными глазами.
–Вы хотите что-то сказать, сэр? – вежливо наклонился ко мне Дживс. Как он умудряется держать наклон в поезде, который несётся на всех парах, или чём там – не представляю! Всё-таки иногда величие Дживса меня пугает.
–Дживс!
–Что, сэр?
–М-м-м!… Даже и не знаю, что сказать, Дживс! Ничего в голову не идёт! Просто голова кругом!
Дверцы моего купе вновь раскрылись, пропустив голову Спода оснащённую мерзкими усиками:
–Эй, Дживс! Как там тебя! Помоги разобраться с вещами! И неси чемоданы – они там, в коридоре!
–Да. Разумеется. Сэр. – откашлялся мой слуга.
–С вашего позволения, сэр, – обратился он ко мне. – я помогу сэру Родерику переодеться.
–Да-да… Всеконечно. Подожди-ка, Дживс! – вдруг дошло до меня. – А куда денешься ты – если твой хозяин останется тет-а-тет – с этим проклятием человечества? Возможно, во втором классе…
–Ходят устойчивые слухи, сэр, о полном отсутствии мест во втором классе, сэр.
–Форменное безобразие, Дживс!
–Безобразия, сэр, тоже случаются. С вашего позволения, сэр, я буду спать на полу! – ответил верный слуга. Дживс держался так образцово, что мне захотелось его подбодрить.
–Надеюсь, долго это не продлится! – сказал ему я.
–Приложу к этому все усилия, сэр. – с достоинством поклонился Дживс (это в поезде-то!) и с достоинством (несмотря на сколько-то там миль в час и боковую качку) удалился, прихватив все чемоданы – переодевать Спода к обеду.
Я остался подводить итоги. Итого: Спод, Мадлен, Флоренс и тётя (моя отрицательная тётя – тётя Агата) на узком пространстве train bleu, все на одного бедного, тощего Бертрама. Со Сподом, кроме того – мне предстоит делить уединение. Честное слово, с кем угодно нашёл бы о чём поговорить – но не с этим же? Я считаю его – пятном на совести человечества, и всегда буду считать. Он считает – что от таких типов, как я, надо избавляться в младенчестве… Как он только очутился в этом поезде? По-моему, тип с его убеждениями – не должен никуда бежать. Спод же не бедный зайчик, вроде Бертрама?! Если я что-то в этом понимаю – диктаторам в противоположную сторону!!!.. Конечно, леди Сидкап выразила надежду, что мы подружимся… Боже, какое облегчение было узнать, что Спод и Мадлен наконец поженились! Жаль, меня там не было! С удовольствием метнул бы в них горстью риса. Сколько раз я был с Мадлен помолвлен – даже вспомнить страшно! И всегда бедному зайчику удавалось уйти от малахольной девицы, считающей себя рабыней, а Бертрама вавилонским царём. Нет, всё-таки счастье – узнать, что эта Мадлен, наконец, леди Сидкап! Здорово! Признаю! И, если задуматься – неплохо, что старушка Флоренс, по слухам, всё больше побаивается Бертрама Вустера. И всё чаще задумывается – не рано ли променяла на него свою пишущую машинку? И не разорвать ли ей эту необдуманно заключённую помолвку?.. Нет! Всё-таки есть просветы в чёрных тучах.
–Привет, Берти! – положила мне руку на плечо Флоренс. Она подкралась так неожиданно, что я вздрогнул. – О чём задумался? И хватит вздрагивать – когда я заговариваю. Я конечно понимаю что ты не в себе и к тебе надо относится снисходительно. Но неужели нельзя никак себя сдержать?!
Я посмотрел на неё искоса. Ну что за девушка! Пепельные волосы, точёный профиль, фигура, извивающаяся горным серпантином, и всё такое! Сколько раз я любовался ею, пока она молчит! Ведь стоит ей заговорить – и, не знаю, как! – я сразу превращаюсь в её глазах (и своих собственных) в самого презренного червя!
–Закрой рот и не хлопай им, Берти! – похлопала она по плечу жертву. – У меня нет сейчас времени думать о твоём неправильном прикусе! Когда после свадьбы ты выйдешь из лечебницы – если конечно у них хватит совести тебя выпустить – мы займёмся твоим прикусом… И почему мой Берти не спросит – как продвигается мой роман?
–Спрашиваю. – послушно спросил я, – И у меня нормальный прикус. – я хихикнул. – По крайней мере, ни одна безмозглая курица, которую я ел…
Флоренс взглянула холодно. Бывает, что она и молчит, но внешность Клеопатры, приказывающей Антонию умереть – действует не хуже слов. Позвоночник мой обмяк.
–У тебя неправильный прикус, дорогой Берти, – отчеканила она, выждав паузу. – ты сутулишься, и не умеешь носить галстук! – с этими словами она хотела затянуть раздёрганный Сподом узел на шее, но, отчего-то, смутилась и передумала.
Я обернулся. Рядом стоял проводник. Человек, в существовании которого Бертрам начинал сомневаться. Это был жутковатый тип с огромными бакенбардами и усами, и в роговых очках. Которые делали бы его похожим на сову, облачённую в синюю форму «Companie Internationale итд». Если бы у сов были усы, конечно. Интересно, ведь бывают усатые совы, или я что-то путаю?
–Ваш le билет! – сказал проводник, глядя на меня и Флоренс так, будто заранее предполагал самое худшее.
Из моего купе, в сопровождении Дживса, выкатился Спод, сияя чудовищными жёлтыми крагами. Он был в хорошем настроении.
–Прекрасный, великий день! В чём дело?! – гаркнул он, увидев проводника.
–Привет, Берти! – из тёткиного купе высунулась Мадлен. – Фея шептала, что в следующей жизни мы встретимся, но я не знала, что так скоро! Дорогой Родерик, надеюсь, вы уже подружились с Берти? Берти такой душка, и так благородно в меня влюблён! Да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает! А-а, это вы – проводник? Вы ходите с такой штучкой, да? И сейчас будете их пробивать? Билетики. А ничего, что у нас их нет, милейший – (можно я буду вас так называть, это романтичнее!) – я имею в виду билеты?
Конечно, приятно сознавать, что ЭТУ Мадлен сплавили за ЭТО чудовище. Спод, конечно, её любит с детства. Но иногда бывает жаль и чудовище. И всех, кто оказался от Мадлен слишком близко. Тем более, в коридоре, на вкус Бертрама, и в целом, стало тесновато.
Проводник наконец перетащил совиные глаза с меня на Спода. И тут-то, кажется, по-настоящему проникся худшими подозрениями.
–Предъявить le билет все! – прошипел он, дав понять, что подозрения сбылись…
За спиной у меня было недооткрытое окно. По правую руку – Флоренс. По левую – проводник. Путь в купе из коридора, прямо по курсу – загораживал Спод. А где-то на заднем плане маячили Мадлен и тётя Агата, отрезая последние пути к отступлению. Лицо Бертрама озарилось слабой улыбкой. Последний раз во Франции так улыбались перед тем, как взойти на эшафот. Эшафот не заставил себя ждать.
–Как вы смеете требовать, у меня, билеты вашего чёртова левацкого правительства!!! – обрушился Спод на кондуктора.
Я вообще не люблю скандалов, а в поезде они, как выяснялось, особенно неприятны, потому что пространство узкое. Собственно, Спод обращался к проводнику прямо сквозь меня, и я ощущал то, что обычно ощущает микрофон при общении с диктатором.
–Если вы отказываетесь предъявлять… le билет, – с ненавистью посмотрел сквозь меня проводник. – прошу платить! Чёртово наш правительство, или не чёртово – платить le штраф!
–Положение о штрафах уже не действует! – придвинулся Спод. – Ваше правительство нелегитимно!
Не знал, что он знает такие слова. Впрочем, может быть, Спод выругался. Потому что проводник хотел схватить меня за шиворот, и запустить мною в Спода, но, к счастью спохватился. Бертрама качало вместе с поездом. И нос Бертрама качался вместе с ним, задевая то нос сэра Родерика, то нос проводника. Оба они заметно сопели. И Бертрам боялся пропустить момент, когда лучше будет пригнуться и нырнуть.
Вдруг в ухо мне проник шипящий шёпот:
–Бе-е-рти! – я вздрогнул. Проводник взял рукой за пуговицу сэра Родерика Сидкапа. По тому как я вздрогнул и тому, что ухо было правое – можно было понять – шёпот исходит от Флоренс.
–Бе-ерти! – в шёпоте слышалось что-то такое мурлыкающе, от пантеры. – Бе-е-ерти! Почему ты ему ничего не скажешь?
–Проводнику? – зашептал я, чтобы не нарушить молчаливого брейка между французским представителем Транснациональной компании и сэром Родериком. (Чувствовалось, что Спод снова набрал диктаторскую форму, но на стороне проводника, что ни говори, была власть). – Что я могу сказать, старушка? Мадлен уже всё сказала. У них же нет билетов!
–Дурачок! Почему ты не скажешь сэру Родерику, что французское правительство легитимно?
–А дела таковы?
–Конечно таковы, Берти! Не притворяйся большим дураком, чем есть! И, живо – скажи ему это!.. Эй вы! Слышите! – Флоренс врубила полную мощность. – Бертрам хочет кое-что сказать вам, Спод!
Все, насколько возможно было – уставились на меня, даже Мадлен попыталась просунуть голову по локтем у Флоренс. Я искал глазами Дживса.
–Скажи ему, что он жалкий фашистский диктатор, Вустер! Что ты его презираешь! – зашипело у меня в ухе. – Скажи ему, что у него ужасные жёлтые краги, что он зарвался, и что ты поставишь его на место… что…
Конечно, я не мог сказать подобного Споду. Может, если б я находился на одном конце этого инфернального поезда, а он на другом – я и осмелился бы заявить нечто подобное… Если бы, предварительно, выиграл чемпионат мира на стометровке и борьбе… Поэтому сейчас – молчание затянулось.
Прервал его естественно не я, а сама Флоренс. Она фыркнула, как лошадь, вырвала свою руку из моей ладони, и прогарцевала в сторону вагона-ресторана. Её место заняла Мадлен. А слово следующим взял проводник. Он посопел, ещё немного, на меня с Мадлен, и уже более спокойно обратился к Споду.
–Если вы не платить le штраф французской левацкой нелегитимный власть – на следующей le station, за вами придут. Вас ссадить, с нашего le поезд.
–Я презираю ваш гадкий поезд! – заявил Спод в своём репертуаре. – Нормальным людям не нужны роскошные буржуазные экспрессы. Ссаживайте нас с Мадлен, где хотите!
–Но, Родерик, я не хочу отсюда уходить! – вступила, наконец, леди Сидкап.
–Не беспокойся, птичка моя! Пусть только попробуют нас ссадить… Но штрафа я платить, всё равно, не буду! Нет! Принципиальное нет!
По-моему, с появлением на горизонте Мадлен, обстановка слегка разрядилась. Такие минуты примиряют с её существованием.
–Берти, ну сделай что-нибудь, а то нас снимут с этого поезда! – сказала Мадлен, беря меня под руку.
Как, непростительно со стороны замужней леди! Спод сразу перевёл диктаторский взор с проводника на меня…
Беру свои слова назад. Да я пинками бы выпроводил Спода с этого поезда! Пусть лорд и леди Сидкап проваляться – мне-то что…
Но, всё же, чертовски жаль Мадлен! Слезть с поезда, когда едва на него успели? И только из-за того, что эта горилла, Спод – не желает платить штраф, по предлогом неле.. Забыл чего. Он решил зажилить штраф и он его зажилил. Потому что тут, впервые за время разговора, из-за плеча диктатора послышалось лёгкое покашливание.
–Мне тут пришло на ум, сэр… – донёсся до меня голос Дживса. – Может быть, если убеждения сэра Родерика мешают ему заплатить штраф – вы заплатите за него, сэр?
И мне пришлось штраф заплатить. Чтобы эта дура, Мадлен не отправилась собирать цветочки в прифронтовой полосе. Под то, что Дживс называет канонадой…
Жаль было представителя Франции – чувствовалось, что весь свой патриотический пыл он готовился приложить к копчику Спода… Хотя, если ты проводник – ты должен уметь смиряться с разочарованиями подобного рода. Но наш – не умел. Перед тем, как удалится, он кинул на меня такой взгляд, что я стыдливо зажмурился. И едва я зажмурился – Мадлен, конечно, чмокнула меня в щёчку. И объявила, что я настоящий друг её Родерику, и она рада, что отныне так будет и в следующем рождении! А потом, не дожидаясь окончания поцелуев, сэр Родерик, не сказав даже спасибо старине Бертраму, потащил леди Мадлен к обеду. Нет, он что-то буркнул мне на прощанье, но это не было спасибо. Тётя Агата, следя из купе, назвала меня слишком щедрым идиотом для человека, который собирается повесить на шею семью, но признала, что у меня есть задатки. И тоже исчезла в направлении вагона-ресторана.
Я не мог сейчас даже помыслить о еде. О том, чтобы сесть со всеми ими за один стол, или множество столиков. И остался в коридоре один, как категорически отвергнутый строителями камень.
К счастью, не совсем один. Со мною оставался мой верный камердинер.
–Дживс, налей мне чего-нибудь! С самого утра я едва успел…
–Я в курсе, сэр.
–Не думаю, что у меня будут силы сходить на обед, Дживс! – сказал я, вытягивая ноги на Сподовом сиденье моего купе. – Налей мне ещё, Дживс!
–Настоятельно рекомендую вам пойти, сэр.
–Ты посылаешь меня туда?
–Ради вашего блага, сэр.
–Ты никогда не слышал о Саймоне Легри, Дживс?.. А о капитане Блае?.. Странно, Дживс…
–Что именно, сэр?
–Этот проводник! Я понимаю, после всего, что Спод сказал о французском правительстве – долг проводника его недолюбливать. Но знаешь, мне показалось – что меня проводник недолюбливает ещё больше! Его взгляд входит в голову и выходит через затылок, оставляя там аккуратные дырочки!.. Дживс!
–Да, сэр?
–Я, конечно, понимаю – ни одно лицо облечённое властью – никогда не испытывало ко мне любви… Ни судья, ни полицейский не жали руку старине Бертраму… Даже Дж. Д’Арси Чеддер! Вспомни – стоило ему надеть форму, и его отношение к Бертраму резко изменилось! Но всё-таки, по-моему, даже в глазах проводника я не могу выглядеть хуже фашистского диктатора-любителя. По-моему этот представитель дорог питает ко мне застарелую вражду, нечто личное… Напомни, Дживс – я никогда не похищал фуражку у проводника?
Так я болтал, когда – лёгок на помине – в дверях купе возник проводник в усах и очках.
–Мистер Вустер переодевается к обеду, мистер Горриндж! – заметил Дживс. – Разрешите вновь представить вам, сэр, вашего старого знакомого, мистера Перси Горринджа, драматурга. Одно время он был помолвлен с леди Флоренс. Сразу после вас, сэр. Жаль, что у леди возникли претензии к его творчеству. Извините, мистер Горриндж, но редкая проницательность мистера Вустера не дала возможности сохранить ваше инкогнито. Не беспокойтесь, мистер Горриндж – у мистера Вустера имеются веские причины сберечь тайну… И как поживает наш пекинес в резервном купе?
–Я его запер. – сказал Перси Горриндж, садясь напротив меня и снимая очки и усы. Вид у него был всё равно – невесёлый, бакенбарды ерошились, и смотрел он на Бертарма, как на несвежую устрицу.
–Я всё слышал. – выдавил он наконец. – Что она тебе шептала! И вот что я тебе скажу – ты трус! Я бы ради Флоренс – сделал всё что угодно! И уж, тем более, не стал бы жалеть представителя фашистской партии враждебной всему живому! А ты – пожалел его! Неужели, такая девушка, как Флоренс не могла найти в женихи кого получше?
–Я жалел в первую очередь себя, если это не пришло тебе в голову. А насчёт «получше», золотые слова, в яблочко! Часто сам себя спрашиваю – за что мне такое счастье?
–Должно быть, Флоренс сочла, что чем труднее приготовить из полуфабриката человека – тем интереснее жить…
–Если смотреть на вещи непредвзято – навряд ли ей удастся что-то из меня приготовить.
–Ты думаешь, у меня есть шанс?
–Конечно!!! – поспешил ввернуть Бертрам.
–Она меня даже не узнала… – вздохнул Горриндж.
–Я тоже не узнал!.. Просто сразу раскусил твой дурацкий акцент!
–А какой акцент должен быть, раз у меня в документах написано, что я Жак де Франс?
–А что это значит?
–Имя, Вустер.
–Странное какое-то. Послушай, Горриндж, а почему у тебя в документах не написано, что ты Перси Горриндж?.. Мистер Горриндж что – сменил имя, Дживс?
–Можно сказать и так, сэр, он в бегах! – ответствовал Дживс. – Видите ли, сэр, мистер Горриндж одно время был убеждён…
–Я и сейчас убеждён. – хрипло заметил Перси.
–Мистер Горриндж был убеждён, что свершает великую миссию, сэр. Несколько дней назад, в Париже, он опубликовал несколько статей…
–Листовок, Дживс. – поправил Перси.
–Да, именно листовок, сэр, спасибо, что поправили! Про таких деятелей, как мистер Спод, сэр. И, боюсь, эти листовки получили какую-то известность в недружественных кругах.
–И теперь, если Спод услышит про мистера Горринджа, он захочет выбросить его на полном ходу в окно, Дживс?
–Боюсь, это самое малое, что грозит мистеру Горринджу, сэр. К счастью – товарищи мистера Горринджа снабдили его чужими документами…
–Но Дживс! Чужие документы – это ужасно незаконно! Что будет – если кто-нибудь узнает?
–Ситуацию несколько улучшает то обстоятельство, сэр, что никто, кроме вас и леди Флоренс – не знает мистера Горринджа в лицо.
