Плоть и кровь Эймерика

Солдат немного замялся.

– Знаю не больше других. Они не люди, а демоны, – он перекрестился. – Нападают на крестьян и выпивают кровь, всю, до последней капли.

– Я видел заброшенное селение неподалеку. И шесть трупов.

– Понимаю, о чем вы, – кивнул солдат. – Мы нашли их шесть дней назад. Во всех домах лежали тела. Отец Корона приказал закрыть двери и окна и ничего не трогать. Он говорил о болезни – но болезнь не может перерезать горло! Мы боимся, падре! – солдат упал на колени и склонил голову над мечом с крестообразной рукояткой. – Благослови нас! – остальные сделали то же самое.

Трусость всегда вызывала у Эймерика презрение. Дав свое благословение, он сухо добавил:

– Мне пора. А масок боятся не стоит. В лесах достаточно дров, чтобы сжечь их всех.

Пришпорив лошадь, Эймерик пустил ее в галоп. И услышал за спиной голос солдата: «Мы знаем, кто они…» – но остальные тут же заставили его замолчать. Инквизитор непроизвольно поднял взгляд на мрачные стены крепости. Потом пожал плечами и стал следить за изгибами тропы.

На этом отрезке пути больше не было спасительной тени, поэтому Эймерик спешил – хотя бы для того, чтобы побыстрее укрыться от палящего солнца. От жары и раздражающего ощущения, что воздух чем-то заражен, к горлу подступала тошнота. Он проделал совсем недолгий путь, а уже обнаружил шесть трупов. Если это дело рук секты, которую он должен уничтожить, то безумие у масок в крови.

Когда инквизитор миновал долину, изрезанную еще не пересохшими ручейками, его взгляду открылся вид на Кастр. Город стоял среди пурпурных полей – Эймерик решил, что это заросли шафрана, – на реке с неизвестным названием; крыши ярко блестели на солнце. Вокруг Кастра не было крепостных стен – лишь невысокие бревенчатые заграждения. Странно, однако город, по-видимому, считал себя в безопасности после быстрой сдачи крестоносцам Симона де Монфора.

Подъехав ближе, Эймерик увидел вдоль реки ряды красноватых домиков, возле которых кипела работа. Несколько мужчин, издалека казавшихся крошечными, в клубах пара помешивали в чанах длинными палками; другие возились у колес водяных мельниц.

Только вблизи инквизитор понял, чем они занимались. В чанах мокла ткань, ее время от времени переворачивали и ворошили; лопасти мельницы били по бесформенным тюкам, которые мальчишки периодически уносили, заменяя на новые. Видимо, главным занятием жителей Кастра было ткачество.

В город вел каменный мост – достаточно широкий, чтобы могли разминуться две повозки. При виде охранявших вход солдат с белым крестом на одежде, Эймерик подумал, не лучше ли привязать коня к дереву, а самому переодеться в доминиканское платье. Но желание остаться неузнанным, как всегда, было слишком велико. Он решил не менять одежду, а при необходимости показать рекомендательное письмо.

Однако солдаты не обратили на Эймерика никакого внимания – возможно потому, что он не вез с собой поклажи. Колокола пробили лауды, когда инквизитор по длинному мосту над все еще бурными водами въехал в город.

После тишины безлюдных долин у подножия Черных гор суета улиц Кастра ошеломила инквизитора. По дорогам, усыпанным соломой и пометом всевозможных животных, тащились вереницы телег, запряженных мулами или ослами; в них везли корм, тюки ткани, шерсть, рулоны сукна. Прохожих, спешивших по делам, было столько, что Эймерику пришлось сойти с лошади. Некоторые гнали больших баранов, подталкивая их сзади, из-за чего на каждом перекрестке возникал затор, и начиналась перебранка между пастухами и возчиками телег. Это очень забавляло ремесленников, которые, сидя на улице возле своих мастерских, громко комментировали происходящее или подбадривали криками одну из сторон.

В этой части города фасады домов, как правило двухэтажных и довольно неуклюжих, были ярко-красного цвета, а в сточные канавы стекали алые ручейки. Даже стена бенедиктинского монастыря, слева на углу, не избежала своей участи и раздражала глаз нестерпимой яркостью, резко контрастируя со строгой архитектурой здания.

Дойдя до грозного с виду, мрачного дворца, Эймерик понял, откуда взялось столько краски. На площади стояли в ряд огромные чаны. Горластые парни окунали в них рулоны грубой ткани и чесаной шерсти, а потом разматывали и вешали на веревки, натянутые рядом. Их руки были по локоть в краске. Мальчишки, в том числе сарацины, толкли в больших ступках корни растения, известного Эймерику под названием марена – заросли этой травы он заметил на подъезде к городу. К содержимому чанов добавляли полученный из корней пурпурно-красный сок, благодаря чему получался краситель, придающий ткани алый цвет.

Эймерик решил объехать площадь, и тут увидел, как четверо доминиканцев выходят из дворца и пытаются пробраться через толпу красильщиков.

Внимание инквизитора привлек старший из них. Это был мужчина плотного телосложения, почти ровесник Эймерика, с крупными чертами лица и темной бородкой. Инквизитор поймал взгляд умных глаз, и несколько мгновений монахи с любопытством изучали друг друга. Незнакомец словно почувствовал, что перед ним не просто странник. Эймерик уже намеревался подойти к собратьям и представиться, как один из рабочих вдруг взял моток шерсти, обмакнул в краску и бросил в доминиканцев, угодив точно в монаха с бородкой. На белой рясе расползлось большое красное пятно.

Раздался дружный хохот. Красильщики словно только этого и ждали, принялись швырять в монахов скатанные в шарики клочки ткани и пучки шерсти, мокрые от краски. Как ни старались доминиканцы уклониться от «обстрела» и как ни прибавляли шаг, с площади они ушли испачканные с ног до головы.

– Смерть слугам Монфора! – прокричал кто-то. Но веселье было сильнее ненависти, и неудержимый смех продолжал разноситься по площади.

Эймерик с яростью наблюдал за происходящим. Поначалу он хотел встать на защиту собратьев, но тогда пришлось бы выдать себя и, возможно, подвергнуться такому же возмутительному обращению. Отказавшись от этой идеи, инквизитор молча смотрел на их унижение, дрожа от гнева и бессилия. И невероятным усилием воли сдержал себя, когда стоявший рядом парень негромко сказал: «Да здравствуют bonhommes!» Эймерик бросил на красильщика один-единственный взгляд, но в нем было столько ненависти и ледяного обещания припомнить обиду, что парень удивился и не на шутку занервничал.

Позволив себе проявить эмоции таким безобидным с виду способом, инквизитор немного успокоился. Ведя лошадь под уздцы, он продолжил путь. Доминиканцы были уже далеко, на противоположном краю площади, и красным пятном выделялись на фоне хозяйственных построек. Очевидно, они спешили ко дворцу, грозно возвышающемуся над убогими домишками.

Судя по всем, там и находилось епископство. Однако догонять монахов Эймерик не стал, решив сначала оценить обстановку.

Прямо напротив сурового дворца стояла обычная таверна – скромная, невзрачная, с постоялым двором. Посетителей почти не было. Хозяйка, дородная женщина с грубыми чертами лица и вульгарными манерами, вытирала столы – всего штук пять, не больше; вместе со скамейками они составляли всю обстановку зала.

Увидев Эймерика, женщина выпрямилась и бросила на него оценивающий взгляд.

– Кухня закрыта, мессер, – низким голосом сказала она, подперев бедра руками. – Вам нужна комната?

– Да, но я могу подойти позже, ничего страшного, – инквизитор был преувеличенно вежлив. – Главное, позаботьтесь о моем коне, пожалуйста. Хорошо?

– Раймон! – крикнула женщина после минутного раздумья.

Из кухни выскочил бледный мальчишка лет двенадцати. Хозяйка показала на входную дверь.

– Займись конем сеньора, – приказала она. Потом обратилась к Эймерику: – Вы надолго собираетесь здесь остановиться? Если нет, то нужен аванс.

Порывшись в карманах рубахи, инквизитор достал кошелек и вынул несколько монет. Бросил их на стол между пустым кувшином и тарелкой с недоеденным бульоном.

– Это за жилье и за коня. Я бы хотел подняться прямо сейчас, если есть свободная комната.

– Конечно, есть. – Угрюмое лицо женщины немного подобрело. – Идите вверх по лестнице. В комнате все готово, обустраивайтесь. Вас проводить?

– Не обязательно. Только предупреждаю, что иногда могу отсутствовать – и достаточно долго. Но я заплатил вперед.

– Делайте, как вам нужно, мессер, – женщина взвесила на ладони кучку монет. – Вы торговец?

– Кто я – вы скоро узнаете, – ухмыльнулся Эймерик. – Позвольте спросить. Дворец напротив – это епископство?

– Да, там живет наш добрый епископ Тома де Лотрек. К сожалению, он уже очень старый и даже немного того… – хозяйка постучала указательным пальцем по лбу. – Раньше он был великим епископом и, возможно, остается им до сих пор. Но народ его больше не любит.

– Почему? – насторожился Эймерик.

– Сами поймете, пожив здесь. Этот город грешников разделился на три части – сторонники д’Арманьяка, Найрака и Монфора. Многие плохо относятся к епископу потому, что он поддерживает Монфора и борется с еретиками.

– А кого поддерживаете вы?

Несколько секунд женщина молча смотрела на инквизитора.

– Я скажу вам только потому, что вы не из этих краев. Сама я родом из деревни, там осталась моя семья. Если бы не Монфор, банды головорезов все бы разграбили и сожгли. В Кастре живет много народу, да, но люди бегут сюда из деревень, чтобы спастись от рутьеров. От этих негодяев нас защищают теперь только солдаты Монфора. Они мало что могут сделать, но без них было бы еще хуже.

Эймерик хотел расспросить хозяйку поподробнее, но передумал. Проверил, как мальчишка обращается с лошадью, снял седельную сумку и по лестнице с шаткими ступенями поднялся в отведенную ему комнату – единственную на верхнем этаже.

Зайдя внутрь и глянув по сторонам, Эймерик тут же понял – это то, что нужно. В соломе, конечно же, жили вши, но на другое инквизитор и не надеялся. Однако на стенах не было влажных разводов, а в полу – крысиных нор. Через большое окно проникало много света, солома под ногами выглядела свежей. У стены стояли два сундука, а под огромным распятием – небольшой столик, что было еще более необычным. Такая обстановка обещала сделать проживание удобным – редкий случай для подобного рода заведений.

Первым делом Эймерик встал на колени перед распятием и помолился. Потом снял светское платье, аккуратно свернул его и положил на сундук. Открыл седельную сумку, вытащил черный капюшон и белую рясу, очень сильно помявшиеся. Как мог разгладил складки рукой и надел. Решил остаться в сапогах, но снял шпоры.

Несмотря на ужасную усталость, инквизитор не рискнул лечь на солому, опасаясь паразитов. Растянулся на втором сундуке и закрыл глаза. Через несколько мгновений он уже крепко спал, хотя ложе было крайне неудобным.

Проснулся Эймерик незадолго до того, как пробило Шестой час, судя по свету из окна и грохоту с улицы. Поднялся, размял немного затекшее тело, достал из сумки бумаги, положил за пазуху и вышел, не удосужившись закрыть за собой дверь.

В таверне сидели несколько посетителей, пили вино и ели лепешки. Увидев Эймерика в доминиканском платье, они даже замолчали от неожиданности. Однако еще большим было удивление хозяйки, которая в тот момент выходила из кухни со второй порцией лепешек.

– Боже милостивый! – воскликнула она. – Ну вы и вырядились!

Эймерик остановился в центре зала. Сурово взглянул на сидевших за столами, потом посмотрел на женщину:

– Сеньора, меня зовут Николас Эймерик из Жироны. Сообщаю вам, что вы принимаете у себя нового инквизитора Кастра по поручению Священной Инквизиции Каркассона. За все неудобства вы будете вознаграждены должным образом.

Трактирщица, несомненно, с радостью отказалась бы от подобной чести, но тон Эймерика, хоть и вежливый, был настолько властным, что перечить она не осмелилась. Зато один из посетителей – молодой парень нахального вида – не удержался от язвительного замечания.

– Вот это да! Монах, живущий на постоялом дворе у таверны!

– И в таверне можно устроить суд, – слова Эймерика обрушились на головы захихикавших, как удар меча. – А гостей сделать первыми ответчиками.

Инквизитор повернулся и вышел на улицу. Через несколько шагов он уже был у епископства.

Широкую массивную дверь охранял совсем старый вооруженный солдат без знаков отличия. Он стоял, прислонившись к косяку, и даже не подумал выпрямиться, когда увидел Эймерика. Не говоря уже о том, чтобы поднять алебарду.

– Вы вместе с теми доминиканцами? – спросил стражник.

– Я Великий инквизитор Арагона, прибыл в Кастр с особой миссией. Доложите обо мне епископу.

– Епископ уже обедает. Приходите позже.

Эймерик нахмурился и, прищурившись, впился взглядом в старика.

– Вижу, что граф де Монфор отправил епископу всех непригодных к службе солдат, – он медленно выговаривал каждое слово, едва сдерживая гнев. – Я велел тебе доложить обо мне Тома де Лотреку. Не заставляй меня повторять приказ.

– Эй, успокойтесь, – опомнился солдат. – Если вы знакомы с епископом, идите без доклада. Там, в конце галереи, найдете его и других монахов.

Старик еще не успел договорить, а Эймерик уже шагал по темному коридору дворца, украшением которого служили простые сундуки. Слуг было не видно. За большой деревянной дверью послышались голоса и звон посуды. Эймерик подошел и бесцеремонно ее распахнул.

За длинным столом сидели прелат преклонного возраста в пурпурном облачении и доминиканцы, так бесславно ретировавшиеся с площади красильщиков. Они разглядывали жареного поросенка, которого перед ними на подносе держали двое молодых слуг. При виде незнакомца лицо епископа стало серьезным, но тут же снова расплылось в улыбке, даже шире прежней.

– Какой приятный сюрприз! Еще один доблестный брат ордена Святого Доминика посетил нас! И какое подходящее время он выбрал!

Эймерик поклонился хрупкому старику, кожа которого белизной напоминала воск. Правила требовали поцеловать кольцо, но хозяина и гостя разделяли стол, двое слуг и поросенок. Инквизитор посмотрел на доминиканцев – монахи тоже улыбались. Взгляд самого тучного был настороженным. Эймерик понял, что тот узнал его. Трое других, помоложе, казалось, видели незнакомца впервые и были не очень-то ему рады.

– Вы уже успели переодеться? – заметил инквизитор нарочито язвительным тоном. И тут же обратился к епископу. – Монсеньор, передаю вам почтение от приора Каркассона, отца Арно де Санси.

– О, святой человек! – просиял епископ. – Падре, отведайте с нами этого чудесного поросенка. И передайте дорогому приору, что я здоров, и мое почтение в свою очередь.

– Монсеньор, думаю, наш брат – не простой посланник, – очень серьезно сказал толстый доминиканец, глядя на Эймерика. – Или я не прав?

– Правы, – инквизитор поджал губы. Он понял, кто это. – Полагаю, вы – отец Хасинто Корона.

– К вашим услугам, – поклонился тот. – Хасинто Корона Гутьеррес из Вальядолида.

– О, вы – кастилец. Я – каталонец из Жироны. Меня зовут Эймерик, Николас Эймерик.

– Значит… – отец Корона открыл от изумления рот, но тут же взял себя в руки, сглотнул и переспросил: – Вы и есть тот самый знаменитый Эймерик, инквизитор Королевства Арагон?

– Мне льстит, что вы обо мне слышали. Я прибыл сюда, чтобы принять на себя руководство инквизицией Кастра. Разумеется, временно.

– Но у нас уже есть инквизитор – отец Корона. – Епископу, по-видимому, не терпелось начать обед. От его улыбки не осталось и следа.

– Я очень рассчитываю на помощь отца Короны при выполнении данного мне поручения, – заверил Эймерик чуть мягче. – Я должен провести определенное расследование и надеюсь справиться с этим как можно быстрее. Дела не позволяют мне надолго покидать Арагон.

– Какое расследование? – один из доминиканцев решил выразить всеобщее любопытство.

– Вижу, вас ждет вкусный обед, и мне не хотелось бы злоупотреблять вашим терпением. Если

позволите разделить с вами трапезу, я объясню суть своей миссии.

– Прошу вас, – снова повеселел епископ. Потом повернулся к слугам, все еще стоявшим как вкопанные с тяжелым блюдом. – Принесите тарелку и бокал.

Хозяин дворца явно не привык отказывать себе в удовольствиях – скатерти и салфетки были сделаны из тонкой ткани, кувшины для вина – из серебра, рядом с ножами лежали маленькие трезубцы – Эймерик хоть и слышал о них раньше, но видел впервые. Зал с большим потухшим камином освещали многочисленные свечи, источавшие приятный аромат.

Эймерика всегда раздражала чрезмерная утонченность, и, садясь за стол, он не смог сдержать гримасу. А когда поднял глаза, заметил, что это не ускользнуло от внимания отца Короны. Правда, понять, разделяет его взгляды кастилец или нет, инквизитору не удалось.

– После обеда вам приготовят комнату, отец Николас, – сказал епископ, – если, конечно, вы не предпочтете остановиться у наших добрых отцов-бенедиктинцев, которые будут рады принять вас, – старик, очевидно, надеялся, что Эймерик выберет второе.

– Благодарю вас, монсеньор, – инквизитор омыл пальцы в чаше с водой. – Я поселился на постоялом дворе, напротив, и прекрасно там устроился.

– В таверне? – лицо епископа выражало одновременно изумление и возмущение. – Вы? Но вы подвергаете свою жизнь опасности!

– Почему?

– Видите ли, магистр, – вмешался отец Корона. – Наше присутствие нравится здесь далеко не всем – я говорю о противниках Монфора, а их большинство. Вы сами недавно стали тому свидетелем.

Эймерик оценил, что доминиканец без тени смущения вспоминает столь постыдный эпизод. Подождав, пока слуга наполнит его тарелку мясом, инквизитор заговорил:

– Отец Хасинто, возможно, свиньи, среди которых вырос и этот поросенок, ненавидят людей и готовы укусить их в любой момент. Но держу пари, если стадо увидит, как кто-то из них будет сожжен, такое желание сразу пройдет.

Сидевшие за столом вздрогнули.

– А если поросят слишком много? – нахмурился отец Корона. – Вы ведь не можете сжечь всех.

– Этого и не потребуется. Сожгите одного, а при необходимости еще парочку. В конце концов у уцелевших поросят исчезнет желание обливать людей краской.

Доминиканцы помоложе покраснели. Отец Корона ничего не ответил, но лицо его стало очень серьезным. Один только епископ, похоже, не понял аллегории.

– Отец Николас, вы не можете жить на постоялом дворе. Это недостойно.

Эймерик пристально посмотрел на него, слегка прищурив глаза.

– Достоинство определяется не ситуацией, а тем, как вы себя в ней ведете. Возможно, скромные священнослужители, коими являемся мы, не достойны сидеть в столь богатой столовой. Но если бы мы прочитали молитву и поблагодарили Бога за пищу, как того требуют правила, наша вина, вероятно, была бы меньше.

Повисло смущенное молчание.

– Благодарим Тебя, Господи, за… – через некоторое время пробормотал епископ, кашлянув и положив ложку на стол.

– Не стоит, монсеньор, – отец Корона прервал его резким жестом. – Отец Николас прав, исправлять ошибку уже поздно. – Он обратился к Эймерику, который спокойно ел, не обращая внимания на маленький трезубец: – Магистр, расскажите нам, с какой миссией вы здесь?

– Задача, на первый взгляд, проста… – инквизитор вытер рот вышитой салфеткой. – Искоренить секту еретических преступников, называемых маски.

Епископ сделал глоток вина и так закашлялся, что пришлось выпить еще два бокала.

– Значит, в Каркассоне знают о масках, – пробормотал один из молодых доминиканцев.

– Не только в Каркассоне, – ответил Эймерик. – Даже в Авиньоне. Задание дал мне лично аббат де Гримоар – как известно, он самый близкий человек нашего святого отца Иннокентия.

– По поводу так называемых масок я отправил несколько докладов, – сказал отец Корона. – И объяснил, что, на мой взгляд, кровопийц не существует. Один лишь бенедиктинский аббат, похоже, верит в эту историю. Наверняка из-за его писем вас и вызвали.

– С аббатом я не знаком. Однако отец де Санси показал мне пленника, который умер, истекая кровью и вызывая какое-то божество. А здесь, в крестьянском доме на склоне Черных гор, я сам наткнулся на шесть обескровленных трупов.

– Жертвы рутьеров, – пожал плечами отец Корона, – остатки английской армии до сих пор бродят по деревням. А раз убитые казались обескровленными, видимо, у них была чума…

– Красная смерть.

– Именно. Говорят, что болезнь распространяют маски, но это не доказано. Я сам расследовал гибель крестьян у Черных гор. Кроме того, что они не хотели содержать наемников, почти все страдали от неизвестной болезни. Это объясняет и бледность их кожи, и перерезанное горло.

– Отец Хасинто! – епископ долго сидел с недовольным видом и, наконец, не выдержал. – Неужели вы хотите испортить наш обед разговорами о смерти и болезнях?! Отец Николас, лучше расскажите нам, с какими специями в Арагоне запекают поросят?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

 «Рождение нации» – американский художественный немой фильм Дэвида Гриффита. Стал скандальным: его называли «самым спорным фильмом в истории США» и «самым отвратительно расистским фильмом в истории Голливуда». В фильме афроамериканцы показаны глупыми и сексуально агрессивными по отношению к белым женщинам, Ку-клукс-клан – героической силой, спасающей американские ценности, защищающей белых женщин и поддерживающей превосходство белых. Успех фильма поспособствовал возрождению Ку-клукс-клана, прекратившего существование в 1870-е годы.

2

 Арманьяки – политическая и военная партия, сложившаяся во Франции во время Столетней войны, известная крайней жестокостью.