Плоть и кровь Эймерика

Лишь когда оставалось пройти несколько метров, ему стало понятно – здесь что-то не так. Никто из темнокожих не обернулся, чтобы взглянуть на гостя. Одни смотрели на землю, другие – на усыпанное звездами небо и продолжали раскачиваться. Старик, словно напевая, бормотал что-то нечленораздельное.

На веранде сидели пожилая пара, две пары помладше и трое детей. Чувствуя, как колотится сердце, Перкинс нерешительно подошел ближе. И увидел, какие у негров лица.

Сначала в глаза бросились желтушные пятна на темной коже. Но еще страшнее были синяки от лопнувших капилляров, особенно вокруг глаз и на лбу. На лицах взрослых пульсировали набухшие вены, словно под кожей шевелился клубок жирных червей. И все же в глазах теплилась жизнь, а рты были открыты. По губам детей текли тонкие струйки крови.

Перкинс с трудом справился с желанием вернуться к машине и уехать отсюда куда-нибудь подальше. Но раз эти люди живы, им нужна помощь, как и любому больному. Сколь бы отвратительным ни был их недуг.

– Мистер, я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил он, подходя к напевающему старику.

Тот медленно повернул голову, будто это стоило ему огромных усилий. Маска из вен пульсировала и шевелилась.

– Наш мотель очень хороший, – едва слышно сказал он. – Замечательный.

– Не сомневаюсь. – Перкинс с трудом проглотил слюну. – Как вы себя чувствуете?

– Здесь всегда много народу, – продолжал бормотать старик. Затем кашлянул, и по подбородку потекла красноватая слюна.

– Сейчас я вызову врача. – Краем глаза Перкинс заметил, как пожилая женщина с трудом повернула голову и пытается что-то сказать.

– Говорите, мэм. – Он положил руку ей на плечо. – Сможете?

В горле у старухи что-то забулькало. Она выставила вперед челюсть, зашевелила губами, за которыми виднелись беззубые десны:

– Это лучший… лучший мотель в штате… Точно вам говорю.

Несколько секунд Перкинс стоял неподвижно, чувствуя, как по спине бегают мурашки. Потом поднялся по ступенькам и толкнул входную дверь.

Она оказалась не заперта. В холле бегали дети, негромко перекрикиваясь. Их лица покрывала сеть алых жилок. Телефона не было.

Перкинс закрыл дверь и бросился к машине. Когда двигатель завелся, резко вдавил педаль газа в пол. Сердце колотилось как сумасшедшее, воздуха не хватало.

Лившийся со лба пот обжигал глаза. Едва успев разогнаться, Перкинс заметил старого негра, который ехал на велосипеде, виляя из стороны в сторону. Дал по тормозам, чтобы спросить, не нужна ли ему помощь, но снова увидел ту же кровавую маску. Не выдержал и понесся вперед.

Увидев огни Лабадивилля, Перкинс вздохнул с облегчением. Но оказалось, источник света – один, и очень яркий. Это горел крест, высотой метров пять, из банок с керосином, прибитых к балкам; от него шел густой дым.

Въезд в город охраняли несколько человек в капюшонах – их форма немного отличалась от принятой в его Клане. Один из клуксеров, откидывая капюшон, направился к Перкинсу. Тот остановился и увидел женское лицо с тонкими чертами лица и распущенными волосами цвета соломы.

– Здравствуйте, незнакомец, – женщина поприветствовала Перкинса с легким французским акцентом. Потом посмотрела в машину. – Гляди-ка! Вы журналист «Южного прогноза»? Очень вовремя.

– Что-то случилось? – Перкинс пытался собраться, но голос предательски срывался.

– Не то слово! – вдруг очень резким тоном ответила женщина. – Бог наказывает местных негров. Они подыхают от проклятой болезни, которая у них в крови. Так и напишите. Рано или поздно это должно было случиться. Сам Бог показывает нам превосходство белого человека. Правильно я говорю?

Перкинс хотел улыбнуться, но вместо улыбки получилась лишь зловещая ухмылка. Такая же, как у стоящей перед ним женщины.

2. Башня правосудия

Отец Арно де Санси, настоятель доминиканского монастыря в Каркассоне, изучал тонкие строгие черты лица стоявшего перед ним человека.

– Так сколько вам лет? – приподняв одну бровь, спросил он на чистом языке ок.

– Тридцать восемь, – Эймерик растянул в улыбке сжатые губы. – Я родился в 1320 году.

– Всего тридцать восемь! – нахмурился отец де Санси. – А вы уже стали Великим инквизитором Арагона! Я полагал, что, согласно требованиям Климента V, эту должность не может занимать человек моложе сорока лет.

Эймерик слегка развел руками.

Стоявший в нескольких шагах сеньор де Берхавель посчитал своим долгом вмешаться.

– Отец Эймерик был назначен одним из последних указов папы Климента V. И арагонцы признали дальновидность его выбора.

– Сеньор нотариус, это мне известно. – Отец де Санси перевел взгляд на поблескивающие воды реки Од, которая лезвием разрезала долину с уже пожухшей растительностью и устремлялась к подножию крепости. – Я читал сопроводительное письмо аббата де Гримоара. Но вы должны понять мое, стариковское, удивление.

– Ну, не такой уж вы старик, – мясистое лицо сеньора де Берхавеля расплылось в улыбке. – Но если вам все же нужен тот, на кого можно опереться, лучше отца Николаса Эймерика не найти.

Разговор происходил на насыпном валу Каркассонской крепости, у входа в крытую галерею. Отсюда было рукой подать до круглой Башни правосудия, которую занимала канцелярия Инквизиции. Только что пробил Девятый час; послеобеденную духоту едва облегчал легкий ветерок.

– Простите, отец приор, – начал раздражаться Эймерик, – но я хотел бы узнать, зачем меня вызвали. В столовой говорить об этом вы не захотели.

– Вы очень проницательны, хотя и молоды, – вздохнул старик, а его голубые глаза, окруженные сеточкой морщин, лукаво блеснули. – Однако действительно пора поговорить о серьезных вещах. Сеньор нотариус, вы к нам присоединитесь?

– Прошу прощения, святой отец, но я должен присутствовать на допросе. – Де Берхавель слегка наклонил голову на толстой шее.

– Тогда увидимся позже в Башне правосудия.

Старик быстро зашагал по крытой галерее, Эймерик последовал за ним. Через бойницы в толстой каменной стене, тянувшейся по правую руку, можно было разглядеть высоченные постройки, проходы и укрепления в самом центре крепости. В воздухе чувствовался резкий запах серы.

– Сейчас мы войдем в помещение, где очень многолюдно, – предупредил отец де Санси, остановившись в конце галереи. – Но смею вас заверить, его постоянно окуривают.

– Зачем вы это говорите? – насторожился Эймерик. – Здесь по-прежнему бывают случаи Черной смерти?

– К сожалению, да. Хотя и довольно редко, – с этими словами отец де Санси открыл дверь.

От дыма факелов, тошнотворной вони и какофонии голосов Эймерик почувствовал удушье. Круглый зал с очень высоким потолком занимал целый этаж Башни правосудия. В помещении стоял полумрак – его освещала лишь пара маленьких окон в глубоких нишах за каменными скамьями. На них ожидали своей очереди люди разных сословий – крестьяне в грубых холщовых туниках, торговцы в вышитых тюрбанах; мелкие адвокатишки в черном платье держали на коленях свитки.

А в центре зала, где за заваленными бумагами столами сидели деловитые молодые доминиканцы, было настоящее столпотворение. Десятки мужчин и женщин хотели узнать, зачем их вызвали, спросить о задержанных или немедленно поговорить с инквизитором. Обычно в ответ они слышали лишь сказанные с раздражением общие фразы. Когда толпа напирала слишком сильно, в дело вмешивалась пара стражников, награждая ударами стоявших в первых рядах.

Поначалу появление приора и Эймерика осталось незамеченным; потом один доминиканец, увидев их, вскочил на ноги, а его примеру последовали остальные.

– Чем мы можем служить вам, отец де Санси? – юноша старался перекричать гомон толпы. Все сразу затихли. Некоторые крестьяне опустились на колени; у кого была шляпа, тот почтительно ее снял. Во многих глазах промелькнул страх.

– Продолжайте работу, – улыбнулся приор. – Мы с нашим знаменитым гостем идем в мой кабинет.

Толпа расступилась, освобождая проход в дальний конец зала, где в нише большого неиспользуемого камина скрывалась маленькая дверца. При входе Эймерику пришлось нагнуться. За его спиной кто-то услужливо закрыл дверь.

Несколько секунд они шли в темноте, потом свернули в маленькое помещение, куда свет падал сверху.

– Вот мое пристанище, – с улыбкой произнес отец де Санси. – Не очень удобное, зато вдалеке от любопытных ушей.

Комната полукруглой формы была довольно узкой, но с очень высоким потолком. По краям двух бойниц в середине стены когда-то молотком выбили кирпичи, сделав настоящие окна, которые пропускали достаточно света, чтобы разглядеть заваленный бумагами стол, несколько стульев и сумки с книгами и документами, висевшие на стенах.

Сев за стол, приор указал Эймерику на скамью. Потом наклонился вперед и неожиданно серьезно начал:

– Аббат де Гримоар очень хорошо отзывался о вас. Но мне этого недостаточно. Вы храбрый человек? И насколько храбрый?

– О храбрости человека судят по его поступкам, – ответил Эймерик, нахмурившись, но не выказывая удивления. – До сегодняшнего дня храбрости мне хватало.

– Хороший ответ, – заметил старик. Его лицо немного смячилось. – Может, вы действительно тот, кто нам нужен. Но я должен предупредить, что для нашего поручения – если вы согласитесь его выполнить – понадобится много мужества.

– Я вас слушаю, – Эймерик был краток.

Пару минут собеседники изучали друг друга взглядами. В маленьких глазах старика инквизитор увидел хитрость, мудрость и проницательность. Значит, придется взвешивать каждое слово и не показывать свои чувства. Ну что ж, ему не привыкать.

– Вы слышали о Кастре? – спросил приор.

– Да. В этом городе останавливаются паломники по дороге в Сан-Джакомо-ди-Компостелла. Но я никогда там не был.

– Как раз туда вы и поедете. Если уж из Арагона вызвали инквизитора вашего ранга, можете догадаться, насколько серьезно дело.

– Ересь? – Эймерик выгнул бровь.

– В том числе. Уцелевших катаров не так много, как раньше, но они продолжают делать свое дело. Кастр, как и весь Лангедок, никак не может забыть о своей давней независимости и не испытывает желания подчиняться французскому королю. Это благодатная почва для ереси. Сколько бы катаров мы ни сжигали, тут же появляются новые.

– Возможно, вы сжигаете недостаточно много, – ледяным тоном сказал Эймерик.

– Знаю, что вас считают неумолимым, – губы приора тронула улыбка, – но уверяю, мы тоже не сидим без дела. Нет, проблема не в обычной ереси.

– А в чем же?

– Похоже, в Кастре появился новый культ, основанный на осквернении крови. Нечто колдовское, дьявольское, невообразимое. Его приверженцев называютмасками, но это общее слово, которое в тех краях используют, говоря обо всем, что пугает. И до сих пор мы ни одного из них не поймали.

По телу Эймерика пробежала дрожь, будто в этом влажном помещении со спертым воздухом ему вдруг стало холодно.

– Осквернение крови? Вы имеете в виду священную кровь?

– Нет. Я мало что могу вам рассказать – мы почти ничего не знаем. По всей видимости, они разносят болезнь, которая заражает кровь и быстро приводит к смерти. Нечто вроде чумы – местные называют ее «Красной смертью».

– Колдовство, – пожал плечами Эймерик. – Простите, отец Арно, неужели в Каркассоне, Тулузе или Авиньоне не нашлось инквизитора, способного расследовать это дело? Зачем вы вызвали меня из Арагона?

– Ваше недоумение вполне понятно, – на тонких губах старика снова появилась улыбка. – Вас вызвали по двум причинам. Во-первых, вы не француз и не окситанец, поэтому будете судить непредвзято.

– Мне кажется, это недостаточное основание, – холодно возразил Эймерик. – Даже в этой крепости найдутся священники из разных городов.

– Действительно: инквизитор, которого я послал в Кастр до вас, отец Хасинто Корона, – из Вильядолида. Но есть и вторая причина. По словам аббата де Гримоара, вы обладаете немалым политическим талантом. Это правда?

– Не знаю. Только мне непонятно, как это может быть связано с сектой кровожадных еретиков.

– Вы когда-нибудь слышали о Симоне де Монфоре? – снова нахмурился отец де Санси.

– Если не ошибаюсь, он победил альбигойцев в прошлом веке?

– Именно. Возможно, вам известно, что после крестового похода Симон де Монфор оставил управлять Кастром своего брата Ги, которого позже сменил его сын Филипп. Потомок Филиппа, Отон де Монфор, до сих пор правит городом. Его владения включают также Безье и собственно Каркассон.

– Ну и что? – не стал скрывать раздражение Эймерик. Его выводила из себя манера старика вести разговор – испытывать подробностями терпение собеседника, заставляя гадать, когда же приор, наконец, доберется до сути.

– Наверняка вы знаете, – продолжал тот как ни в чем не бывало, – что другая ветвь рода Монфор управляет Бретанью.

Инквизитор кивнул.

– Что ж, – заканчивать отец де Санси, видимо, не собирался, – в 1341 году, в один из самых щекотливых моментов войны, которую Франция уже пятьдесят лет ведет против Англии, Жан де Монфор, сводный брат герцога Бретани, вступил в союз с Эдуардом III. После смерти Жана его жена, а теперь и сын продолжают пользоваться поддержкой Плантагенетов. На самом деле, можно сказать, что сын Монфора управляет французскими землями по доверенности, тем более что он – граф Ричмонда, а Эдуард для него своего рода опекун. – Немного помолчав, приор спросил прямо: – Что вы думаете о продолжающейся войне?

– То же, что и Церковь, – ответил Эймерик с легкой улыбкой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Рождение нации» – американский художественный немой фильм Дэвида Гриффита. Стал скандальным: его называли «самым спорным фильмом в истории США» и «самым отвратительно расистским фильмом в истории Голливуда». В фильме афроамериканцы показаны глупыми и сексуально агрессивными по отношению к белым женщинам, Ку-клукс-клан – героической силой, спасающей американские ценности, защищающей белых женщин и поддерживающей превосходство белых. Успех фильма поспособствовал возрождению Ку-клукс-клана, прекратившего существование в 1870-е годы.