Великолепное настроение. История, бады, фармакология.

Первая мировая война к тому же стала первой «войной грамотных». К концу 1920-х гг. возник жанр горьких воспоминаний, сделавший трагедию и бессмысленность войны общим знанием. Среди великих книг той эпохи стихи и воспоминания Зигфрида Сассуна, Роберта Грейвса и Уилфреда Оуэна, прославленная книга Э. М. Ремарка и снятый по ней популярный фильм «На Западном фронте без перемен», поэма Томаса Элиота «Полые люди», повесть Хемингуэя «Прощай, оружие!», пьеса Шерриффа «Конец пути», фильм Кинга Видора «Большой парад», фильм Жана Ренуара «Великая иллюзия» – название позаимствовано из памфлета Энджелла. Как и другие облагораживающие произведения искусства, эти истории создавали у читателей и зрителей впечатление, что они сами прошли сквозь горнило войны, заставляя публику сочувствовать страданиям других. В незабываемой сцене в книге «На Западном фронте без перемен» молодой немецкий солдат рассматривает тело только что убитого им француза:

Уж, наверно, его жена думает сейчас о нем; она не знает, что случилось. Судя по его виду, он ей часто писал. Письма еще будут приходить к ней, – завтра, через неделю, быть может, какое-нибудь запоздавшее письмо придет даже через месяц. Она будет читать его, и в этом письме он будет разговаривать с ней…

Я обращаюсь к нему и высказываю ему все: прости меня, товарищ… Ах, если б нам почаще говорили, что вы такие же несчастные маленькие люди, как и мы, что вашим матерям так же страшно за своих сыновей, как и нашим, и что мы с вами одинаково боимся смерти, одинаково умираем и одинаково страдаем от боли!

– Я напишу твоей жене, – торопливо говорю я умершему. – Я скажу ей все, что говорю тебе. Она не должна терпеть нужду, я буду ей помогать, и твоим родителям, и твоему ребенку тоже… Не в силах решиться, я держу бумажник в руке. Он падает и раскрывается. С фотографий на меня смотрят женщина и маленькая девочка. Это любительские снимки узкого формата, сделанные на фоне увитой плющом стены. Рядом с ними лежат письма.

Другой солдат спрашивает, как начинаются войны, и ему отвечают: «Чаще всего от того, что одна страна наносит другой тяжкое оскорбление». Солдат говорит: «Страна? Ничего не понимаю. Ведь не может же гора в Германии оскорбить гору во Франции. Или, скажем, река, или лес, или пшеничное поле». Благодаря такой литературе, замечает Мюллер, война перестала считаться славной, героической, священной, захватывающей, мужественной или очищающей. Теперь она была безнравственной, отвратительной, дикой, бессмысленной, глупой, жестокой и расточительной.

И, что не менее важно, абсурдной. Непосредственной причиной Первой мировой войны стало столкновение гордынь. Руководство Австро-Венгрии выдвинуло Сербии оскорбительный ультиматум, требуя, чтобы страна извинилась за убийство эрцгерцога и приняла жесткие меры для усмирения своих националистических движений. Россия обиделась за братьев-славян, Германия от имени немецкоязычного населения обиделась на то, что Россия обиделась, Британия и Франция не остались в стороне, и борьба самолюбий с оскорблениями, скандалами, попытками сохранить лицо, статус и авторитет вышла из-под контроля. Страх попасть в разряд «второразрядных держав» заставил страны нападать друг на друга в смертельной игре «кто струсит первым».

Не забывайте, что до этого момента европейские государства, считая с 1400 г., начинали примерно по две войны в год.

…

Как мы видим, на заре Нового времени великие державы находились в состоянии войны практически постоянно.

…

Динамика войн в других регионах мира

Чем же был занят остальной мир в течение тех шести столетий, когда великие державы и европейские государства проходили через Эпохи династий, религий, суверенитетов, национализма и идеологии и сотрясались под ударами двух мировых войн, после которых успокоились в Долгом мире? К сожалению, европоцентризм исторической науки не позволяет нам дать точного ответа на этот вопрос. До наступления эпохи колониализма на значительных территориях Африки, Азии и обеих Америк пышным цветом цвели междоусобицы, разбой и работорговля, которые либо не достигали горизонта войны, либо канули в Лету безо всякого исторического следа. Колониализм принес туда новые бедствия – имперские войны, посредством которых великие державы завоевывали себе колонии, подавляли в них сопротивление и отвечали на притязания конкурентов. Эта эпоха видела уйму войн. В период с 1400 до 1938 г. Каталог конфликтов Бреке насчитывает 276 ожесточенных конфликтов в обеих Америках, 283 – в Северной Африке и на Ближнем Востоке, 586 – в Центральной Африке, 313 – в Центральной и Южной Азии и 657 – в Восточной и Юго-Восточной Азии. Историческая близорукость не позволяет сделать достоверных заключений о частоте и смертоносности этих войн, но из предыдущих глав понятно, что многие из них были опустошительными.

…

Проект «Корреляты войны» в период с 1823 до 1997 г. насчитывает только 79 полномасштабных межгосударственных войн (с числом погибших как минимум 1000 человек в год), 49 из них случились после 1900 г. Для статистики этого слишком мало. Поэтому Рассетт и Онил обратились к более крупному массиву данных, включающему вооруженные межгосударственные противостояния, когда страны приводят армии в боевую готовность, стреляют в воздух, поднимают в небо истребители, скрещивают мечи, потрясают кулаками и всячески поигрывают военными мускулами. Принимая во внимание, что на каждую настоящую войну приходится гораздо большее число конфликтов, в войну не переросших, причем причины у тех и других одни и те же, для целей статистики вполне можно воспользоваться базой вооруженных противостояний. Проект «Корреляты войны» между 1816 и 2001 гг. насчитывает более 2300 вооруженных межгосударственных противостояний – количество, которое удовлетворит даже самых требовательных социологов.

…

Знали ли вы о гражданских войнах в Индокитае, Индии, Китае, Эфиопии, Судане, Уганде, Анголе, Мозамбике? Или только о ситуации в Сирии и то благодаря СМИ?

Тем, кто следил за новостями в середине 2010-х, могло показаться, что резня в Сирии означала откат всего исторического прогресса последних десятилетий. Однако они забывают, сколько гражданских войн без особых фанфар завершились начиная с 2009 года (в Анголе, Чаде, Индии, Иране, Перу и на Шри-Ланке) и какое огромное число жизней уносили гражданские войны недавнего прошлого, в том числе в Индокитае (1946–1954 гг., 500 000 погибших), Индии (1946–1948 гг., миллион погибших), Китае (1946–1950 гг., миллион погибших), Судане (1956–1972 гг., 500 000 погибших, и 1983–2002 гг., миллион погибших), Уганде (1971–1978 гг., 500 000 погибших), Эфиопии (1974–1991 гг., 750 000 погибших), Анголе (1975–2002 гг., миллион погибших) и Мозамбике (1981–1992 гг., 500 000 погибших)[463].

…

Про беженцев:

Жуткие кадры с отчаявшимися беженцами из охваченной войной Сирии, многие из которых любой ценой пытаются найти пристанище в Европе, породили убеждение, будто в мире сейчас больше беженцев, чем когда-либо в истории. Но это еще один симптом исторической амнезии и эвристики доступности. Политолог Джошуа Голдстейн указывает, что четыре миллиона сирийских беженцев – это куда меньше, чем десять миллионов человек, ставших беженцами в результате войны за независимость Бангладеш 1971 года, четырнадцать миллионов человек, ставших беженцами в результате раздела Индии в 1947 году, и шестьдесят миллионов человек, ставших беженцами в результате Второй мировой войны в одной только Европе, притом что в эти эпохи население мира было в разы меньше нынешнего.

…

По самым скромным подсчетам, за весь XX в. в боях погибло около 40 млн человек. («Гибель в бою» относится к военнослужащим и гражданским лицам, убитым непосредственно в сражениях.) Если мы сопоставим это количество с цифрой в 6 млрд человек, скончавшихся на протяжении XX в., и не будем принимать во внимание некоторые демографические тонкости, окажется, что только 0,7 % населения Земли полегло на поле боя за эти 100 лет.

…

Теперь вернемся в настоящее. Согласно свежему выпуску статистического ежегодника Statistical Abstract of the United States, в 2005 г. скончалось 2 448 017 американцев. Этот год был одним из худших для страны по числу военных потерь за несколько десятилетий, потому что американские вооруженные силы участвовали в вооруженных конфликтах в Иране и Афганистане. Две войны, убившие 945 американских граждан, в сумме дают 0,004 % (четыре тысячных процента) от общего количества смертей американцев за весь год. Даже если мы приплюсуем сюда 18 124 бытовых убийства, общая доля насильственных смертей не превысит 0,08 % (восьми сотых процента). В других странах Запада эта цифра еще ниже. А во всем мире в 2005 г., по сообщениям Human Security Report Project, политическое насилие было непосредственной причиной 17 400 смертей (война, терроризм, геноцид, действия боевиков и военизированных группировок), что составляет 0,003 % (три тысячных тысячных процента). Это по самым скромным оценкам, включая только поддающиеся учету смерти, но, даже если мы умножим это число на 20, чтобы принять во внимание неучтенные гибели в бою и косвенные потери от голода и болезней, цифры все равно не достигнут даже 1 %.

…

Если мы не сверяемся с цифрами, то практикуемое в СМИ правило: «Новость, в которой льется кровь, идет первой» – включает упрощенный когнитивный вывод: «Если я знаю об этом больше, значит, это происходит чаще», что в итоге приводит к так называемому ложному чувству опасности.

…

Вывод: с поправкой на количество населения сейчас самое безопасное время.

Глава Геноцид 

Пинкер «Лучшее в нас»:

Динамика геноцида

Среди всех видов насилия, на которые способен наш несчастный вид, геноцид стоит отдельно не только как самая гнусная разновидность, но и как та, которую почти невозможно понять. У нас не возникает вопроса, почему люди время от времени вступают в смертельные схватки за деньги, честь или любовь, почему они казнят преступников или берут в руки оружие, чтобы сразиться с другими вооруженными людьми. Но мысль, что некто захочет подчистую истребить миллионы невинных, включая женщин, детей и стариков, кажется, оскорбляет само наше представление о роде человеческом. Геноцид (убийство по признаку расы, религии, национальности или принадлежности к группе), политицид (убийство за политические взгляды) или демоцид (любое массовое убийство мирных лиц правительством или боевиками) – это убийства по категории жертв, совершаемые не из-за того, что люди делают, но из-за того, кем они являются, что идет вразрез с обычными мотивами наживы, страха и мести.

Геноцид шокирует воображение невероятным количеством жертв. Руммель, один из первых историков, попытавшихся подбить цифры, пришел к выводу, что правительствами своих стран в ХХ в. было убито 169 млн человек. Эта оценка, конечно, завышена, но большинство исследователей насилия соглашаются, что в ХХ в. геноцид погубил больше людей, чем войны.

Мэттью Уайт, детально проанализировав все опубликованные расчеты, подсчитал, что демоцид ХХ в. унес жизни 81 млн человек; еще 40 млн погибли в результате искусственно вызванного голода (в основном по вине Сталина и Мао), что в целом составляет 121 млн человек. В боевых действиях ХХ в. погибло 37 млн солдат и 27 млн гражданских лиц, еще 18 млн умерли от спровоцированного войнами голода, что в сумме дает 82 млн смертей. (Уайт, впрочем, добавляет, что около половины смертей от демоцида приходится на годы войны, и не случились бы без нее.)

Убийство огромного числа людей в сжатые сроки требует методов массового уничтожения – еще одна леденящая душу подробность. Нацистские газовые камеры и крематории навсегда останутся самым шокирующим символом геноцида. Но для бойни с высокой пропускной способностью пригодились и достижения современной химии, и железные дороги. Когда вожди Французской революции подавили бунт в Вандее в 1793 г., им пришла в голову идея погрузить узников на баржи, затопить их, подождать, пока все утонут, поднять баржи на поверхность – и повторять это, пока не кончатся пленные. Даже во время Холокоста газовые камеры были не самым эффективным средством массового уничтожения. Нацисты убили больше людей с помощью айнзацгрупп – эскадронов смерти, историческими предшественниками которых были вооруженные метательным оружием мобильные отряды, такие как ассирийские колесницы и конные монгольские орды. Во время геноцида хуту, устроенного тутси в Бурунди в 1972 г. (за 22 года до геноцида тутси, устроенного хуту в Руанде), один из причастных объяснял: 

Есть разные способы, разные. Можно собрать две тысячи человек в здании, например в тюрьме. Там есть несколько широких коридоров. Здание заперто. Людей оставляют там на пятнадцать дней без еды, без воды. Потом двери открывают и находят трупы. Людей не били, ничего такого. Они просто мертвы.

Безликий военный термин «осада» скрывает факт, что лишить город пищи и добить его ослабевших защитников – проверенный временем и выгодный по затратам способ истребления. Как подчеркивают Фрэнк Чок и Курт Йонассон в книге «История и социология геноцида» (The History and Sociology of Genocide), «авторы учебников истории не пишут, чем оборачивалось завоевание и разрушение города для его жителей». Одно из немногих исключений – библейская книга Второзаконие, предрекающая бедствия, основываясь на воспоминаниях об ассирийском или вавилонском завоевании:

И ты будешь есть плод чрева твоего, плоть сынов твоих и дочерей твоих, которых Господь Бог твой дал тебе, в осаде и в стеснении, в котором стеснит тебя враг твой. Муж, изнеженный и живший между вами в великой роскоши, безжалостным оком будет смотреть на брата своего, на жену недра своего и на остальных детей своих, которые останутся у него, и не даст ни одному из них плоти детей своих, которых он будет есть, потому что у него не останется ничего в осаде и в стеснении, в котором стеснит тебя враг твой во всех жилищах твоих. Женщина, жившая у тебя в неге и роскоши, которая никогда ноги своей не ставила на землю по причине роскоши и изнеженности, будет безжалостным оком смотреть на мужа недра своего и на сына своего и на дочь свою и не даст им последа, выходящего из среды ног ее, и детей, которых она родит; потому что она, при недостатке во всем, тайно будет есть их, в осаде и стеснении, в котором стеснит тебя враг твой в жилищах твоих.

Кроме количества жертв и методов их умерщвления, геноцид поражает воображение ничем не мотивированным садизмом, которому предаются преступники. Свидетели всех без исключения случаев геноцида вспоминают, каким мучениям, пыткам и увечьям подвергаются жертвы. В романе «Братья Карамазовы» Достоевский писал о зверствах турок в Болгарии во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., когда нерожденных детей вырезали из живота матерей, а уши узников вечером прибивали гвоздями к изгороди, чтобы утром вздернуть бедолаг на виселицу: «В самом деле, выражаются иногда про „зверскую“ жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток. Тигр просто грызет, рвет и только это и умеет. Ему и в голову не вошло бы прибивать людей за уши на ночь гвоздями, если б он даже и мог это сделать». Мои собственные изыскания в истории геноцида обогатили воображение образами, которые больше никогда не дадут мне заснуть спокойно. Я вспоминаю два, которые просто застряли в моей памяти, – не из-за того, что они как-то особенно кровавы (хотя таких рассказов множество), но из-за хладнокровия исполнителей. Оба взяты из книги Джонатана Гловера «Человечество: моральная история ХХ века» (Humanity: A Moral History of the Twentieth Century).

Во время китайской «культурной революции» 1966–1975 гг. Мао поощрял мародерствующих хунвейбинов терроризировать «классовых врагов» – учителей, управленцев, потомков феодалов и «богатых крестьян», что обрекло на смерть около 7 млн человек. Вот один из эпизодов:

Молодчики, грабившие дом пожилой пары, нашли ящики с французскими фужерами. Старик умолял не уничтожать ценное стекло, но один из них ударил его дубинкой в челюсть, разбив до крови рот и выбив зубы. Студенты разбили посуду и ушли, оставив пару рыдать на полу.

В годы Холокоста Кристиан Вирт командовал лагерем принудительного труда в Польше, где евреев морили работой до смерти, заставляя сортировать одежду убитых единоверцев. Детей у них забирали и отправляли в лагеря смерти.

Однажды Вирт сделал исключение. Одного еврейского мальчика примерно десяти лет накормили сладостями и одели как маленького эсэсовца. Вирт с мальчиком разъезжали среди узников: Вирт на белом коне, мальчик – на пони; они стреляли в пленников из автоматов в упор, убив в том числе и мать мальчика.

…

Но у геноцида есть еще одна судьбоносная составляющая. Как писал Солженицын, чтобы убивать миллионами, требуется идеология.

Мао Цзэдун (1893-1976) убивает население своего Китая:

Но, безусловно, должность лидера Утопии предъявляет к претенденту определенные требования. Вы готовы принять на себя весь стресс и ответственность за управление совершенным миром? Лидеры Утопий отбираются по критериям нарциссизма и безжалостности. Они абсолютно уверены в высокой нравственности своих побуждений и с нетерпением принимаются за все новые и новые реформы, на ходу внося поправки в свои грандиозные схемы, имеющие чудовищные последствия для народов. Портреты председателя Мао висели по всему Китаю, а маленькие сборники его высказываний в красной обложке имелись у каждого китайца. Ли Чжисуй, личный врач Мао и единственный близкий ему человек, описывал его как ненасытного к лести, требующего наложниц для сексуального обслуживания и чуждого теплу и состраданию. В 1958 г. Мао решил, что страна может удвоить производство стали, если крестьяне будут выплавлять ее в малых плавильных печах на заднем дворе. Под угрозой смерти за невыполнение плана крестьяне переплавляли свои ножи, лопаты и дверные ручки в куски бесполезного металла. Мао также вообразил, что Китай может высвободить посевные площади для лугов и садов и выращивать большой урожай зерновых на маленьких участках, если фермеры будут засевать семена чаще и глубже, чтобы классовая солидарность помогла колосьям вырасти крепкими и полновесными. Пытаясь воплотить его видение, крестьян сгоняли в коммуны по 50 000 человек, и каждого, кто не проявлял энтузиазма или указывал на очевидное несоответствие, убивали как классового врага. Глухой к сигналам реальности, показывавшим, что обещанный «Большой скачок вперед» на самом деле стал большим скачком назад, Мао стал зачинщиком голода, унесшим жизни от 20 до 30 млн жителей Китая.

…

Опросы общественного мнения, проведенные в США в годы Второй мировой, показывают, что от 10 до 15 % американцев высказывались за поголовное уничтожение японцев после победы Америки.

Все изменилось после войны. В английском языке не было даже слова «геноцид» до 1944 г., когда польский адвокат Рафаэль Лемкин изобрел его в докладе о нацистском правлении в Европе. А годом позже этот доклад был использован для информирования обвинителей на Нюрнбергском процессе. Когда мир узнал об истреблении нацистами евреев Европы, человечество содрогнулось, потрясенное чудовищным числом смертей и ужасающими кадрами из освобожденных лагерей смерти: конвейеры газовых камер и крематориев, горы обуви и очков, тела, сложенные штабелями, словно дрова. В 1948 г. Лемкин добился, чтобы Конвенцию о предотвращении преступлений геноцида и наказании за него одобрила ООН, и впервые в истории геноцид был признан преступлением независимо от того, кем были его жертвы. Джеймс Пейн заметил такой извращенный признак прогресса: сегодня отрицатели Холокоста как минимум чувствуют необходимость его отрицать. Раньше исполнители геноцида и их сторонники геноцидом похвалялись.

Немало послужила осознанию ужасов геноцида и готовность выживших в Холокосте делиться делиться своими историями. Об исторической уникальности таких мемуаров первыми написали Чок и Йонассон. Выжившие в геноциде относились к своему опыту как к унизительному поражению и считали, что рассказывать о нем значило бы только подтверждать горький вердикт истории. Когда диапазон гуманистического восприятия изменился, геноцид стал считаться преступлением против человечности, а выжившие начали свидетельствовать против исполнителей. Дневник Анны Франк, описывающий жизнь в укрытии в оккупированном нацистами Амстердаме, пока девочку не отправили на смерть в лагерь Берген-Бельзен, был опубликован ее отцом вскоре после войны. Воспоминания Эли Визеля и Примо Леви о депортации и о лагерях смерти были изданы в 1960-х, и сегодня «Дневник» Франк и «Ночь» Визеля остаются одними из самых читаемых книг в мире. Позже Александр Солженицын, Анчи Мин и Дит Пран поделились своими мучительными воспоминаниями о коммунистических кошмарах Советского Союза, Китая и Камбоджи. Вскоре другие выжившие – армяне, украинцы, цыгане – рассказали свои истории, а недавно к их голосам присоединились тутси, боснийцы, дарфурцы. Эти воспоминания помогли нам переосмыслить концепцию истории. «На протяжении большей части истории, – писали Чок и Йонассон, – новости исходили от правителей, в ХХ веке ньюсмейкерами впервые стали те, кем правили».

Каждый, кто вырос среди выживших в Холокосте, знает, что приходилось им претерпеть. По окончании войны они десятилетиями хранили свой опыт как позорный секрет. Кроме унижения, выпадающего на долю жертвы, отчаянное положение, до которого они были доведены, порой лишало узников последних следов человечности, так что можно понять их желание забыть прошлое. На одной семейной встрече в 1990-х я познакомился с родственником жены, пережившим Аушвиц. Он тут же сжал мое запястье и рассказал свою историю. Однажды, когда узники ели, один из них рухнул замертво. Другие бросились на его тело, перемазанное экскрементами, и вырвали кусок хлеба из его пальцев. Когда кусок разделили, разразился яростный спор: некоторые считали, что им достались жалкие крохи – меньше, чем остальным. Чтобы рассказать о подобной деградации, нужна невероятная смелость. А еще уверенность, что слушатель поймет ее как свидетельство обстоятельств, а не как описание характера людей.

…

Тут мне даже добавь нечего… Только тупая боль от всего произошедшего.

Глава Терроризм 

Высока ли вероятность терроризма? Отвечает Пинкер «Лучшее в нас»:

Не считая жертв теракта 9/11, за 38 лет по вине террористов в Америке погибло 340 человек, после 9/11 – даты, которая знаменует начало так называемой Эпохи террора, – 11.

И хотя Министерству внутренней безопасности удалось предотвратить несколько терактов, чаще всего их действия были скорее отпугиванием редких в наших местах слонов; и каждый день, в который мы со слоном не столкнулись, доказывал эффективность принятых мер.

Сравните число американцев, погибших от терроризма (с учетом или без учета жертв атаки 9/11) и умерших от других предотвратимых причин. Каждый год больше 40 000 американцев гибнут в ДТП, 20 000 – неудачно падают, 18 000 погибают от рук убийц, 3000 тонут (в том числе 300 – в собственных ваннах), 3000 гибнут в пожарах, 24 000 умирают от случайных отравлений, 2500 – от послеоперационных осложнений, 300 задыхаются в собственных постелях, 300 захлебываются рвотными массами и 17 000 прощаются с жизнью по причине «прочих и неуточненных нетранспортных происшествий и их последствий». Да что говорить – во все годы, кроме 1995 и 2001, американцы гибли от удара молнии, аллергии на арахис, укуса пчелы, «воспламенения пижамы» или от столкновения с оленем чаще, чем от террористических актов. Число таких смертей настолько мало, что даже попытки избежать их могут увеличить риск гибели. Когнитивный психолог Герд Гигеренцер подсчитал, что за год после атаки 9/11 1500 американцев погибли в автомобильных авариях, решив ехать на машине, а не лететь на самолете – из страха, что самолет захватят террористы. Они не знали, что вероятность погибнуть при перелете из Бостона в Лос-Анджелес равна риску смерти в ДТП, если вы проехали всего 12 миль. Иными словами, число людей, погибших из страха лететь на самолете, в шесть раз превышает число жертв авиакатастроф 11 сентября. Но и это еще не все: атака 9/11 втянула США в две войны, в которых погибло гораздо больше американцев и британцев (а также афганцев и иракцев), чем в теракте 11 сентября.