Колесница Аполлона

А Анфиса, подхватив зонт и холщовую сумочку, поспешила на лестницу, не обращая внимания на соседку, которая ворчала ей в спину, что, мол «устроила чад на кухне, приличным людям дышать нечем». Аня нарочито громко усмехнулась после слова «приличным» и поспешила вниз по лестнице.

Анфиса бывала в старых квартирах, видела всякое, но в этой квартире было что-то особенное, как будто бы тут действительно время остановилось. Все те же тяжелые портьеры которые упомянула бабушка, те же дагеротипы в деревянных рамах на стенах, канапе из карельской березы диссонировало своим изяществом с грузной и величественной фигурой хозяйки. На этот раз, она была в длинном синем халате из битого бархата с широким шелковым воротником и в крупных серьгах почти до плеч. Дома она курила Беломор и постоянно подкашливала.

– Милая, смотри, вот тут, внизу, в шкафу, книги. И еще на полке за стеклом. Достанешь сама? Располагайся где тебе удобнее, а я тебе покажу свой альбом, там есть рисунки и акварели Бакста, Филонова и Васильева. Мне доводилось с ними общаться. Не то чтобы дружить. А так… – в ней не было ни чванства, ни напыщенности, а напротив ей была присуща простота, характерная для интеллигентных людей.

– Спасибо! – Анфиса оцепенела от такого изобилия необычных вещей.

– А я сейчас сварю кофе, и попьем с твоими замечательными булочками. Они горячие! С маком! Красота, – искренне радовалась хозяйка.

Анфиса оглядывалась по сторонам и не могла преодолеть ощущения, что она в музее. Над ней нависал огромный резной шкаф, в комнате было несколько маленьких столиков, один круглый с лампой, где украшенный стеклярусом абажур держала, высоко вскинув руки, латунная дриада, а другой, квадратный, запомнился удивительной инкрустацией, синим крапчатым камнем. Именно на нем она и рассматривала альбомы, которые не уместились на огромном, светло зеленом продавленном диване. Везде, под слоем пыли стояли разнообразные вазочки, статуэтки и рамки с портретами. Все это, как казалось Анфисе, хранилось здесь со времен царя Гороха.

– Да, здесь вещи моих родителей, а кое-что бабушек и дедушек. После революции квартиру поделили. Большая удача, что мне оставили эти две комнаты и комнату прислуги. Она маленькая, я переоборудовала ее в кухню. Много ли мне надо? Главное отдельно, – как будто услышав мысли Анфисы, рассказала Лилия Францевна. – Ну как, заинтересовало что-то? Я увлекалась искусством, когда была молодая, как ты, поэтому приобретала некоторые из этих книг.

– Все очень интересно! А можно мне принести фотоаппарат и делать снимки для курсовой или даже дипломной работы? – осторожно спросила Анфиса.

– Конечно, снимай, все, что хочешь. Только, прости, милая. Домой не хотелось бы тебе давать книги. Не обидишься? – спросила хозяйка.

– Конечно, я понимаю. Книги любые дефицит, и мне тоже знакома проблема вернуть их назад, – с горячностью согласилась Анфиса.

– Ну, идем? Кофе стынет, – и она аккуратно расставила чашки и тарелки на большом дубовом столе, небрежно сдвинув в сторону книги и газеты.

Анфисе не хотелось прерываться, и она пила, поглядывая на приготовленные ею книги и альбомы. Кофе она не любила, он ей казался очень горьким, особенно без молока, но сказать об этом бабушкиной подруге она постеснялась, поэтому налегала на булочки. Лилия Францевна тоже смаковала булочку, роняя мак, которым ее обильно начинили, прямо на халат и, широкими движениями, сбрасывая крошки прямо на пол.

– Мне нельзя увлекаться булочками – лишний вес. Совершенно непонятно, откуда он берется, я не так много ем. Наверное, от безалаберности, я ленюсь готовить себе, – сказала она то ли самой себе, то ли Анфисе поглядывая на тарелку, раздумывая не взять ли вторую булочку. В то время как гостья хотела взять третью, но постеснялась, – Ешь, ешь милая! Тебе можно сколько угодно, вон, какая худенькая! Как моя Катенька себя чувствует?

– У нее что-то стало очень скакать давление и сердце болит. Говорит, что сегодня много лучше, спасибо, – неразборчиво говорила Аня, набив рот третьей булочкой.

– Когда же она ко мне соберется? Думаю, вам целесообразнее прийти ко мне, чем мне к вам, тебе же потребуется время для знакомства с книгами. Не возражаешь? – Францевна уже придвигала к себе изумительную эмалированную пепельницу с горой пепла и окурков. Причем, по ним можно было судить о ее вчерашнем дне – на части окурков сохранились следы помады – видимо она ходила на улицу и красила губы.

– Конечно-конечно. Я привыкла, – Анфиса и правда привыкла, что везде, где она бывает, накурено, хоть топор вешай. В мастерской монотипии, в на кафедре вуза, на лестнице, не говоря уж о вечеринках, на которые она частенько ходила. Хоть с этим и боролись в вузе, но неэффективно.

– А бабушка не курит?

– Нет, и вроде никогда не курила. А теперь здоровье не позволяет.

– А я всегда немного курила, а в войну, блокаду, без этого никак. Я тебя отвлекаю, работай, изучай. Смотри, тут еще есть альбомы, – и она распахнула нижнюю дверцу большой тумбы и оттуда, с грохотом, упала большая жестяная коробка и мотки шерсти с воткнутыми спицами. Усмехнулась. – Прости, порядок – это не мое.

Время летело быстро, и за окном стемнело. Анфиса почти не делала пометок в приготовленный, еще дома, любимый блокнотик, а все смотрела, читала тексты с ятями, наслаждаясь прекрасными репродукциями и погружаясь в другую эпоху. Внезапно она спохватилась и посмотрела на хозяйку этой квартиры, которая заснула на канапе, которое ей явно было мало, уронив на лицо газету. Газета мерно шевелилась в такт ее дыханию.

Быстро разложив все по местам, и наведя относительный порядок, Аня тихонько покашляла, потом еще. Под газетой началось движение, сначала она упал на пол, и ее хозяйка резко села на канапе.

– Я не сплю, – сказала она, озираясь, как будто оказалась тут впервые. – Еще кофейку?

– Спасибо вам огромное, Лилия Францевна. Простите, что засиделась. Мне пора, – боюсь, бабуля волнуется. И вам тут мешаю, – скороговоркой тараторила Аня, продвигаясь к прихожей.

– Что ты, милая. Совершенно не мешаешь. Приходите с бабушкой, как она поправится или одна, когда тебе удобно. Только не очень рано. Я часов до десяти сплю, с вечера не уснуть, а иногда полночи брожу… – басила Лилия Францевна вслед засидевшейся гостье.

К сожалению, часто выбираться к гостеприимной подруге бабушки не удавалось, подошла сессия и, в срочном порядке, был дописан и сдан курсовой. Анфисе удалось договориться с дипломным руководителем насчет темы выпускной работы, та очень заинтересовалась фотографиями и источниками, на которых, благодаря Лилие Францевне основывалась Анфиса, формулируя тему.

Наконец, уже ближе к Новому году, они с бабушкой собрались к ней в гости с большой коробкой, в которой была электрическая гирлянда, и конечно, неизменной шарлоткой в объемном свертке.

– Здравствуйте девочки! Я так рада, так рада! Даже сподобилась кое-что приготовить! Будем пить вино, пировать и вспоминать былое! А молодежи со старухами скучно, поэтому я приготовила Анфисе еще залежные углы для раскопок, – так многословно и возбужденно басила Лилия Францевна, встречая их на пороге.

– Здравствуй, дорогая! – подруги горячо расцеловались. И вскрикнули хором. – Только не через порог!

– Мне очень интересно с вами! – пыталась возражать Анфиса, но хозяйка уже потянула ее в комнату, где на столе, видимо давно, было накрыто угощение. Стол, вопреки обыкновению, был полностью освобожден от книг, газет, коробочек и прочего хлама и накрыт огромной кружевной скатертью. В центре высилась бутылка красного вина и супница европейского фарфора. Пахло еловыми ветками, стоящими в вазе.

– Не знала куда положить мясо по французски и положила его в супницу, чтобы не остывало, – счастливо забулькала, давясь смехом, хозяйка. И выглядела она как эта супница, невероятно нарядно и изысканно, в кремовой креп-жоржетовой блузке с тонким кружевом, а ее грудь украшала крупная камея.

Пир удался. Все трое давно нигде не были, и это спонтанное камерное торжество оказалось очень веселым и интересным. Анфиса услышала много интересных и смешных историй из их детства, щеки у всех покраснели от вина, интерьер напоминал театральную декорацию с облаками дыма от папиросы хозяйки.

– Детка, можно я буду звать тебя Фисочкой? Или как то по-другому? Может – Фи? Или – Анфи? Аня – это совсем другое имя! А оно у тебя необычное, колоритное, – рассуждала хозяйка подкладывая «девочкам» мясо с каперсами под майонезом и луком.

– Можно! – с готовностью, согласилась Анфиса с любым вариантом, не разбираясь. Не то чтобы ей нравилось предложение Францевны, просто казалось неловким возражать, ей это было непринципиально. Имя свое она не любила и совершенно не понимала, почему ее так назвала мама, никогда в жизни ей не доводилось встречать свою теску.

На улице уже давно стемнело, когда бабушки перешли к просмотру фотографий, а «Фисочка» извлекла очередной альбом по архитектуре, и из него выпало на пол старое письмо в конверте без марки.

– Ой, письмо! Подписано 1929 годом…

– Дай-ка сюда, милая, – хозяйка протянула руку за письмом, как бы, не узнавая его. – Сейчас посмотрим. Она развернула всего одну страницу, в которой было не так много строк и начала читать вслух по французски.

– Как интересно! Вы знаете французский? – удивилась Анфиса.

– Конечно, как и твоя бабушка. Нас учили в детстве нескольким языкам, а там некоторые, по желаю, еще изучали язык самостоятельно. У меня был основной немецкий, и еще немного испанский и, конечно, французский. Его я утратила полностью, – рассказала хозяйка. – Я вспомнила! Это письмо принесла мне кухарка, которая помогала мне по хозяйству. Звали ее Ольга Кузьминична. Она не понимала по французски и вообще, была уже не молодая и боялась всего. Это письмо передали ей люди, приехавшие из Европы, дипломаты, еще до волны репрессий, но уже тогда было опасно поддерживать связи с людьми «оттуда». Всю свою жизнь она проработала у потомков известного в Санкт-Петербурге купца Бельского, то ли золотопромышленника, то ли он занимался чем-то еще, не помню. И в этом письме ее хозяйка просит поискать вещи в их старом доме, которые они спрятали, уезжая в Париж, и переправить им с тем господином, что привез письмо. Он приезжал на месяц. Ольга так испугалась, тем более в том доме, по ее рассказам, уже или была оборудована контора, или живут люди, а вещи уже, наверняка уже нашли. Она, конечно, ничего не собиралась искать, чтобы не накликать на себя беду, и просила меня сжечь это письмо. Почему я не сожгла? Наверное, по рассеянности. Не ожидала, что оно еще хранится. Прямо карта сокровищ! Хочешь, забери его. Кстати, я вам приготовила подарочки к Новому году.

– Зачем ты беспокоилась! Подарки совершенно излишни, неудобно, – засмущалась бабушка, но взяла из рук Лилии Францевны картонную коробочку, открыла ее и обнаружила там удивительную фарфоровую вазочку, воздушную, как из переплетающихся лент и цветов.

– Это еще моей бабушки. Очень хочу, чтобы ты хранила ее. Будешь смотреть, и вспоминать о своей подружке детства, – эти слова еще больше растрогали бабушку.

– Как будто без нее я тебя и не вспомню… – застеснявшись выступивших слез, нарочито ворчала Катя.

– А это Анфисочке, я заметила, тебе это понравилось, смотри, – и с нетерпением, с каким дарят подарки только люди широкой души, следила, как Анфиса открывает маленькую коробочку.

– Ах, это стрекоза! Спасибо! Как живая! – растерянно радовалась Анфиса и как будто ждала бабушкиного окрика: «Верни назад! Мы не можем это взять!», но Лиличка опередила Катю и сказала:

– Милые мои, у меня кроме вас никого нет. Доставьте мне удовольствие, возьмите это и еще ту стопочку книг, которая стоит у входа – я ее крепко связала бечевкой. Сколько мне осталось? Набегут псы, будут рвать и растаскивать… Хочу, чтобы вам досталось, на память. Как сил наберусь, оставлю на вас завещание, – и, переводя все в шутку, уже весело добавила.

– Я богатая невеста! Может, еще в жены возьмут, – и заколыхалась всем телом, утробно хихикая и, пытаясь разлить по бокалам остатки вина.

Анфиса, перебирая дома книги, не верила своему счастью, какое богатство ей досталось! Она рассматривала акварели, в паспорту, вложенные в дореволюционные альбомы по изобразительному искусству, замечательные издания по архитектуре Петербурга и многое другое. «Стопочка» оказалась огромной и тяжелой, в тот вечер они еле дотащили ее до дома. Нет, конечно, она не позволяла бабушке помогать ее нести, но та все время пыталась помочь, хватаясь сбоку за бечевку, царапая об нее себе пальцы.

Анфиса не утерпела и принесла одну из книг в институт, показать дипломному руководителю и показала подружке – Свете.

– Какая старая книга 1913 года, еще до революции! Фантастика! – искренне восторгалась Светка.

– Если хочешь, я тебя познакомлю с необыкновенным человеком, только сначала спрошу у нее разрешения, и мы сходим к ней. Пойдем? – Анфисе не терпелось поделиться со Светой той особой атмосферой, атмосферой ушедшей эпохи в квартире Лилии Францевны. – Она была знакома с Анной Ахматовой!

– Конечно, пойдем! Только сдадим истмат. Так боюсь провалить! Читаю, читаю, и даже повторить не могу, – жаловалась Света.

Анфисе исторический материализм давался легко, поэтому, спустя неделю после Нового Года, она снова собралась к Лилие Францевне, купив в Метрополе булочки со сливками, ее любимые.

Настроение было прекрасное, и она быстро поднялась по лестнице на четвертый этаж и остолбенела, увидев, что дверь в квартиру приоткрыта. Может Лилие Францевне плохо, и она вызвала скорую? В квартире у нее телефон последнее время, как на беду, был сломан и, может быть, у нее кто-то ждет скорую, например, соседка. Но никого не было слышно. Анфиса нерешительно постучала и медленно зашла в квартиру, которая поразила ее какой-то мертвой тишиной.

– Лилия Францевна! Это Анфиса! – голос раздался гулко в прихожей, но ответа не последовало.

Анфиса медленно прошла по длинному коридору в гостиную и распахнула двух створчатую дверь – никого. Страшный беспорядок вокруг! Ящики письменного стола выдвинуты и валяются на полу. Цветы в горшках разбросаны по полу, книги и одежда исторгнуты из чрева шкафов, как потроха из брюха мертвого кита.

– Лилия Францевна! – снова позвала Анфиса. Ее голова независимо от нее выдвигала разные версии «Что-то искала и убежала», «Был обыск и арестовали», «Похитили»…

Она снова вышла в коридор и пошла во вторую комнату, в которой она ни разу не была. Распахнув дверь в спальню, она увидела на широкой кровати хозяйку квартиры в белом кружевном белье. Можно было бы подумать, что она спит, если бы не сбитое постельное белье и неестественная поза – поперек кровати. Лицо ее казалось спокойным и каким-то умиротворенным. Глаза открыты. «Может, она еще жива?!» Анфиса, встав коленями на высокую кровать, почему-то пыталась ее приподнять. Но почувствовав холод, исходящий от тела, и увидев пятно крови на простыне, поняла, что жизнь покинула это тело уже давно.

Странно, что слез не было, ее охватил ужас и полная растерянность. Она застыла, так и стоя на коленях на кровати. Тут же ее посетила мысль, что убийца может еще быть в квартире, и она медленно сползла с кровати, нарушив ее белоснежный порядок, оставив на простыне борозду как на той снежной горе, где она любила кататься на лыжах. Пятясь спиной к выходу и не отрывая взгляда от жуткой картины, величественностью напоминающей пышные надгробия, она больно ударилась об дверь, что привело ее в чувство. Выбежав на лестницу, она стала кулаками барабанить сначала в соседние двери, а потом спускаясь все ниже, с этажа на этаж. Раздался грохот открывающихся дверей.

– Пожар?

– Что случилось?

– Кто ты?

– Чего надо?

Небольшая горстка соседей собралась на лестничной площадке возле открытой двери. Более активные граждане пытались пройти в квартиру, остальные с любопытством заглядывали в темный проем открытой двери.

– Лилию Францевну убили. Пожалуйста, у кого есть телефон, вызовите скорую и милицию, – твердо, взяв себя в руки, попросила Анфиса, перегораживая дорогу самым ретивым и любопытным, – Ничего здесь не трогайте! Вы хотите, чтобы вас обвинили в убийстве?

Любопытствующая публика попятилась, но не расходилась, обсуждая событие.

– Ой, горе-то какое! – заплакала какая-то старушка, прикрывая рот.

– У нас ведь уже такое было! Помните – из подвала все дрова растащили? Так и не поймали никого! – торжествующе выпятила грудь маленькая востроглазая брюнетка, как будто ее достижением было то, что никого не поймали.

– Ну при чем здесь это? Дрова! Убийств у нас не было! И обокрали, небось? Надо посмотреть все ли на месте! – с любопытством заглядывал в дверь щуплый мужичок в полосатой пижаме с профессорской бородкой клинышком, – Лиличка была не бедной дамочкой.

– Дамочка? Уфф. Старушка! – не унималась брюнетка.

– Барышня, если вы ее родственница, вам придется с милицией описать все имущество и выявить краденое! – вставил свое мнение осанистый, с объемным животом и залысинами гражданин, явно из номенклатуры, обращаясь к Анфисе. И все с любопытством уставились на нее, как будто ожидая от нее каких-то действий прямо сейчас.

– Нет, я не родственница. Знакомая. А милиция, думаю, сама разберется, что нужно делать! – уверенно ответила Анфиса, что удовлетворило публику, и внимание всех переключилось на подъехавшую милицию.

– Идут, идут! – сказала маленькая старушка в папильотках, стоящая у окна. Она поднималась снизу, так и осталась стоять между этажами.

Анфису удивило, что кучка народа стала стремительно таять, только двери хлопали. Кроме Анфисы остались только двое – осанистый господин и молодая, но какая-то бесцветная, похожая на домохозяйку, женщина от которой сильно пахло жареным луком, видно она что-то готовила, когда ее отвлекли.

3. Кладоискательницы

Неделя минула с похорон Лилии Францевны, а Анфиса никак не могла сосредоточиться на учебе и все думала о несчастной женщине. Кто мог убить ее, пережившую революцию, репрессии и блокаду? Такая несправедливая судьба! Анфису очень удивило, что бабушка довольно спокойно отреагировала на смерть подруги: «Всем нам скоро туда собираться. Жалко Лиличку!» – и все. Больше она переживала за Анфису, которую мог увидеть убийца. Анфиса вспоминала их новогодний праздник, Лилия Францевна как будто чувствовала, что смерть близко. Может она знала, что ей что-то угрожает?

В тот злосчастный день Анфиса много времени провела в милиции, давая показания. Потом ее еще пару раз вызывали для уточнения фактов и, как показалось Анфисе, дело застряло на месте, как телега в весеннюю распутицу. Выяснилось, что у умершей было много ценных вещей, никто не мог сказать каких именно, и если бы это были грабители, забрали бы все, а квартира ломилась от дорогих картин, мебели и ценных «безделушек». Скорее всего это не ограбление.

– Понимаешь, Света, у нее не было ни родственников, ни врагов. Может ее убили по ошибке? – делилась Анфиса с подругой.

– Скажи еще, что ее перепутали с толстым начальником, который жил напротив? Ха! – ерничала Света. Глаза ее горели, ее очень заинтересовало это из ряда вон выходящее событие. Она представляла себе, как они с подругой сами вычислят преступника и помогут милиции. – Может, украли что-то одно, маленькое, конкретное? Кольцо с огромным бриллиантом? Или в ее шкафчиках есть секретная полка, где хранились письма императрицы? Ведь ты говорила, что ее двоюродная тетушка служила фрейлиной…

– Ну ты, выдумщица!!! – смеялась Анфиса, и вдруг осеклась. – Письмо!

– Что письмо? Императрицы?

– Нет, конечно! Письмо, которое она отдала мне за ненадобностью. Помнишь, я его тебе показывала! Оно на французском. Лилия Францевна его пересказала, но нам нужен точный перевод. Попросим бабушку. Хотя она и так сильно волнуется за меня, а в письме речь идет о кладе! Боюсь, что она без практики совсем забыла французский. Лучше бы перевести самим! – перешла на шепот Анфиса.

– Давай попросим Юрку, помнишь, из параллельной группы? У него бабушка учительница французского. Думаю, ей нетрудно перевести для нас страничку. Скажем, из книги списали… – фантазировала Света.

– Нет, про это не поверит, но мысль правильная. Вряд ли старушка заинтересуется чужими тайнами. Надо еще подумать, – хмурилась Аня.

На следующий день они с трудом отыскали долговязого Юрку, который курил, прячась в тупичке лестницы у чердака. Занятия уже начались, но он явно не собирался идти на живопись.

– Юр, у нас к тебе дело. Может ли твоя бабушка помочь нам с переводом? Там совсем немного, всего пара листиков, а то и меньше. Поговоришь с ней, поможешь? – сразу же, без предисловий выпалила Светлана и состроила жалобную мордашку. Света чем-то была похожа на Мальвину, кукольным личиком и огромной копной вьющихся светлых волос.

– Это, смотря как вы меня задабривать будете, – хитро ухмылялся он, глядя на девчонок и растирая по полу окурок ботинком видавшим виды.

– А что тебе надо? Боюсь и представить, – спросила Анфиса.

– У меня хвост по философии. Напишете за меня контрольную? Там не много, всего пара листиков, – очень похоже он скопировал интонацию Светы.

– Ну ладно, договорились, напишу, – согласилась Анфиса.

– Листик у вас с собой? Давайте, отнесу, – с готовностью протянул руку Юрка.

– Нет, письмо ценное, мы хотели бы сами поговорить с твоей бабушкой. Пригласишь в гости? – напирала на него Света.

– Ну, это я поговорить с ней должен. Завтра встретимся, все скажу. Или позвоните, у вас есть мой телефон? Дать? – едва успел договорить Юра.

– Юрка, ну, сколько можно ждать? – снизу по лестнице через две ступеньки поднимался Дима, черноволосый, с копной вьющихся волос. – Так я и знал – с девчонками застрял! А мы там его ждем! Пошли скорее, Сеня и Миха уже на улицу вышли.

– Пока девчонки! А то пошли с нами? – бросил, не оборачиваясь, голенастый несуразный Юра и вместе с Димкой поспешил вниз.

– Договорились? Нам на начерталку еще надо, – крикнула вслед Света, не надеясь получить ответ, но Юра крикнул уже снизу:

– Ага! До завтра!

– Прогульщики! – ворчала вслед убежавшим ребятам Света, забывая то, что они сами не на занятиях. – Может, и правда еще успеем на начерталку?

– Попробуем.

Подружки, тихо приоткрыв дверь, пытались незаметно зайти в аудиторию со старыми кульманами и высокими чертежными столами. Им казалось, что в этом «лесу» можно остаться незаметными для преподавательницы. Но, увы!

– Интересно, как можно так опаздывать? Что случилось? – строго глядя на них, через очки, вещала пожилая дама, стянутая полосатым костюмом так плотно, что напоминала или гусеницу или колбасу.

– Извините Ангелина Ивановна! Опоздали! – повторила очевидное Света, глядя в потолок в поисках оправдания.

– Я вижу, что опоздали! Быстро доставайте свои эпюры и – за работу!

– Спасибо! – Света была рада, что ей не пришлось по обыкновению врать. Делала она это изысканно и виртуозно.

И девчонки, нарочито деловито, зашуршали бумагой и спрятались от строгих глаз Ангелина Ивановны за высокими столами.

– Отлично, вроде договорились с Юркой! – шептала Света, пытаясь прикрепить ломающимися кнопками, упорно скручивающийся, лист ватмана.

– Не подвел бы, шут! – тоже шепотом ворчала Анфиса.

Анфиса как в воду глядела – на следующий день Юрка в институт не пришел, и через два дня найти его тоже не удалось.

– Дима! – Света увидела в коридоре уплывающую за угол кудрявую макушку Димы и бросилась вслед за ним, а огромная папка, висящая у нее на плече как якорь, то больно хлопала ее по боку, то цеплялась за встречный народ, отвечающий ей ворчанием.

За поворотом, она чуть не сбила Диму с ног, с разбегу наткнувшись на него. Он стоял, замерев у статуи Лаокоона, как будто впервые ее заметил. Казалось, он невероятно впечатлен борьбой старца и его сыновей с огромными змеями, и замер в одухотворенной позе.

– Ты что? Раньше не замечал Лаокоона? Конечно, он же маленький, как заметить,– с издевкой заметила Света.

– Какого Лаокоона? – как будто пробудился Димка. – Самая умная? Я просто задумался.

– Где Юрка? Он нам нужен, – наседала на него Света.

– Я сам его искал, – рассеянно ответил Димка, но потом разоткровенничался со Светой. – Похоже, к какой-то бабке уехал, в деревню. Там и застрял. Хорошо хоть вчера позвонил.

– Так его выгонят, прогульщика. Нашел время бабку навещать.

– Надо было торопиться, бабка ему, говорят, икону завещала, старинную. Вроде умерла она, или нет, я не понял. Только Юрка сказал… – но тут из-за угла неторопливо появилась Анфиса, и Дима замолчал и заторопился назад.

– А не сказал, когда вернется-то? – пытаясь ухватить его за рукав, допытывалась Света.

– Вроде завтра, но я не очень понял, – уже из-за угла донесся голос Димы.

– Симпатичный парень, но какой-то странный! И этот олух – Юрка! Представляешь, уехал в область к бабке! – ворчала Света.