История римских императоров от Августа до Константина. Том 6. Период «Пяти добрых императоров»

С другой стороны, известно, что Траян жаждал завоеваний. Он считал, что не достиг ничего, лишь принудив Децебала к покорности: его целью было полностью лишить противника власти. Его обычной клятвой в важных делах были слова: «Да смогу я обратить Дакию в римскую провинцию!» По этим причинам легко поверить, что он радостно ухватился за повод, который дал ему Децебал, чтобы сенат объявил того врагом Рима.

Это решение, а также приготовления Траяна к личному руководству войной, как и в первый раз, произвели сильный эффект. Даки, устрашившись, массово покидали своего царя, переходя на сторону римлян. Децебал, встревоженный бегством подданных, запросил мира. Однако ему предложили лишь сдать оружие и лично предстать перед императором. Его гордость не позволила принять столь унизительные условия, и он выбрал войну. Собрав войска, укрепив союзы, он стал готовиться к встрече Траяна.

Если бы он ограничился этим, его мужество заслуживало бы похвалы. Однако, отчаявшись победить врага, он прибег к подлым методам. Децебал подослал убийц к Траяну, который, всегда доступный для подданных, особенно легко приближался к людям во время войны. Один из злодеев был заподозрен, арестован и под пытками выдал сообщников. Так гнусный замысел Децебала провалился.

Не сумев убить Траяна, он попытался захватить кого-то из близких императору. Ему удалось схватить Лонгина, храброго легата, командовавшего легионом. Притворно согласившись на переговоры, будто бы решив сдаться, Децебал вероломно захватил его, заковал в цепи и доставил в свой лагерь. Там он пытался выведать у пленника планы Траяна, но Лонгин отказался предать императора. Тем не менее, Децебал обращался с ним мягко, надеясь обменять его на выгодные условия.

Он отправил к Траяну посла, требуя вернуть земли до Дуная и возместить военные издержки в обмен на свободу Лонгина. Хотя Траян дорожил легатом, он не стал платить такую цену. Его уклончивый ответ оставил Децебала в неопределенности. Однако Лонгин сам решил исход. Достав яд через вольноотпущенника, он написал письмо Траяну, полное мольб, чтобы обмануть Децебала, отправил вольноотпущенника с посланием и принял яд ночью. Разъяренный Децебал потребовал выдачи вольноотпущенника, предлагая взамен тело Лонгина и десять пленных. Траян предпочел сохранить жизнь живому, оставив и вольноотпущенника, и центуриона, опасаясь мести царя.

План Траяна, как упомянуто, заключался в превращении Дакии в провинцию. Для этого он решил построить постоянный мост через Дунай. Этот мост, знаменитый в истории, описан Дионом [2]: двадцать каменных опор высотой 150 футов и толщиной 60, увенчанные 21 аркой. Длина моста составляла 4760 римских футов (около 721 туаза [3]). Каждый берег защищался укреплением.

Однако колонна Траяна [4] и наблюдения графа Марсильи [5] вносят коррективы: мост имел лишь две каменные арки, остальное – деревянная конструкция. Марсильи отмечал, что в выбранном месте (близ древнего Виминациума [2], ныне Цвернин в Венгрии) Дунай летом мелок, а материалы для строительства были в изобилии. Мост Святого Духа на Роне, по его мнению, куда внушительнее.

Траян, вторгшись в Дакию, действовал осмотрительно и настойчиво. Постепенно подчинив страну, он взял столицу Децебала. Царь, лишенный убежища и страшась плена, покончил с собой. Его голова была отослана в Рим.

Вот всё, что сократитель Диона счел нужным сообщить нам об этой войне, которая была весьма важной. Вместо того чтобы представить перед нашими глазами план кампании, задуманный и выполненный Траяном, ход и связь его замыслов, как один успех прокладывал путь другому, он описывает нам поступок одного солдата, который, будучи ранен в бою, сначала удалился в лагерь, а когда узнал, что рана его смертельна, вернулся на поле битвы, чтобы употребить для службы князю и отечеству остаток своей жизни. Этот поступок, без сомнения, прекрасен; но изложение всей системы войны было бы куда более любопытным и поучительным. Приходится довольствоваться тем, что нам дано.

Децебал придумал оригинальный способ сохранить свои сокровища. Отведя реку Саргетию [6], которая орошала его столицу, он вырыл яму посреди русла этой реки и построил там каменный vault, куда поместил свое золото, серебро, драгоценные камни и всё, что не боится сырости. Затем, замуровав вход в vault камнем, он засыпал всё землёй и вернул реке её обычное течение. Что касается ценной мебели, богатых тканей и тому подобного, он спрятал всё, чем владел в этом роде, в отдалённых и уединённых пещерах. Наконец, варварской предосторожностью, чтобы сохранить тайну, он приказал убить всех, кто помогал ему в этих операциях. После его смерти один дакийский вельможа по имени Бицилис, которому он доверился, был взят в плен римлянами и рассказал им всё, что я только что изложил. Траян воспользовался этим советом и возместил военные расходы за счёт сокровищ Децебала [7]. Так Дакия, согласно желанию, которое он так часто выражал, стала римской провинцией. Он позаботился украсить и укрепить своё завоевание, которое было обширным, поскольку, по словам Евтропия, занимало тысячу тысяч шагов или триста тридцать лье в окружности. Но эта великая страна была опустошена войнами; и Траян, чтобы заселить её, привёл жителей со всех концов римского мира. Среди колоний, которые он там основал, главной была Зармизегетуза, бывшая столица царства Децебала, которой Траян дал своё имя, назвав её Ульпия Траяна. Во Фракии и Мезии, провинциях, соседствующих с Дакией, также есть города, построенные или расширенные этим императором, которые можно рассматривать как памятники его внимания ко всему, что касалось его завоевания. История упоминает, среди прочего, Никополь, или город победы, Марцианополь, Плотинополь, названные так в честь Марцианы и Плотины, сестры и жены Траяна.

По возвращении в Рим он во второй раз отпраздновал триумф над даками и отметил его играми, которые давал народу в течение ста двадцати трёх дней. Похоже, что эти игры состояли главным образом из боёв с дикими зверями и между гладиаторами. Дион насчитывает одиннадцать тысяч диких зверей, убитых там, и десять тысяч гладиаторов, сражавшихся.

Победы Траяна над даками произвели такой резонанс, что к нему прибыли посольства от самых отдалённых и варварских народов, в частности от индийцев, которые поздравили его. До сих пор сохранился знаменитый памятник этих побед: колонна Траяна, которая, согласно объяснениям Чаккони и Фабретти, представляет в своих барельефах главные подвиги Траяна в его двух войнах против даков. Победитель сам написал её историю, если верить цитате Присциана [8]. Но он так мало упражнялся в изучении литературы, что нам трудно поверить, будто он хотел стать автором. Скорее можно предположить, что кто-то одолжил ему своё перо и приписал ему труд, материал для которого император мог предоставить, но не его композицию.

Пока он расширял границы империи за Дунаем, Пальма, один из его легатов, командовавший легионами в Сирии, покорил Аравию Петрейскую, превратив её в римскую провинцию. Это было как бы предвестием и залогом побед, которые Траян вскоре одержал сам на Востоке.

Его пребывание в Риме между окончанием войны с даками и началом войны против парфян было недолгим, однако он ознаменовал его заботами и трудами, достойными великого князя. Именно в этот период Дион помещает строительство великолепной дороги, которая пересекала Понтийские болота от начала до конца; труд огромный, но бесплодный. Несмотря на упорные попытки римлян осушить эти болота или сделать их проходимыми, природа, сильнее всякого искусства и усилий людей, всегда возвращала всё в первоначальное состояние, в котором они пребывают и поныне.

Траян также перечеканил всю монету, которая износилась и потеряла вес от времени.

В то же время началось строительство великолепной площади, носящей его имя.

Заговор, составленный против него, послужил лишь к прославлению его милосердия. Красс, который был его главой и которого, несомненно, следует отличать от Кальпурния Красса, автора заговора против Нервы, был передан князем на суд сената и приговорён просто к изгнанию. Он провёл там спокойные дни в течение всего правления того, кому хотел отнять трон и жизнь. Он был ещё жив, когда Адриан пришёл к власти.

Заботы о мире не удовлетворяли активности Траяна. Он любил войну до страсти и, не имея более случая вести её на Западе, искал повода на Востоке, у парфян. Армения дала ему желаемый предлог.

Мы не можем сказать, что происходило в этой стране с тех пор, как Тиридат получил корону из рук Нерона. Во время, о котором я говорю, Экседар владел армянским царством и получил инвеституру от Хосрова, тогдашнего царя парфян. Траян утверждал, что этим нарушаются права римской империи, и решил потребовать отчёта, или, вернее, воспользоваться случаем для расширения своих владений: ибо он не собирался, как его предшественники, давать корону Армении князю, который держал бы её от него, а хотел завоевать её и присоединить к своим владениям. Для выполнения этого замысла нужно было воевать с парфянами, и эта мысль льстила ему, суля победы над народом, который до сих пор сохранял своего рода равенство с римлянами. Он тем менее сомневался в успехе, что парфяне были тогда ослаблены внутренними раздорами, которые не могли не дать больших преимуществ тому, кто нападёт на них в таком положении.

Мы не знаем ни происхождения, ни обстоятельств этих разделений. У нас даже нет достоверного списка парфянских царей от Вологеза до Хосрова. При Тите упоминается некий Артабан, правивший этим народом. В начале правления Траяна им управлял Пакор. Хосров и Партамасир, о которых нам вскоре предстоит говорить, были сыновьями Пакора [9]. Вот все, что наши источники сообщают нам о состоянии дел на Востоке, когда Траян покинул Рим, чтобы начать там войну. Г-н де Тиллемон датирует этот отъезд октябрем года, который мы считаем 857-м от основания Рима.

Кажется, Траян, прежде чем применить силу, попытался решить дело переговорами. Какой бы страстной ни была его любовь к оружию, он ценил добрые поступки и не желал казаться ни жестоким, ни несправедливым. Поэтому он выразил Хосрову недовольство тем, что тот посягнул на права римского народа в вопросе о короне Армении. Но он получил гордый ответ, который развязал ему руки и дал полную свободу действовать по своему усмотрению. Вследствие этого он начал готовиться к столь важной войне и лично отправился в путь.

Едва он прибыл в Афины, как к нему явилось посольство от Хосрова, которого приближение опасности заставило переменить свои намерения. Парфянский царь прислал ему дары, просил его дружбы и сообщал, что, не найдя Экседара подходящим ни для римлян, ни для парфян, он лишил его власти. Наконец, он умолял Траяна даровать Партамасиру, его брату, инвеституру на армянское царство, как Нерон некогда даровал ее Тиридату.

Быть может, Траяну было бы трудно отвергнуть эти предложения, если бы они были сделаны ему сразу; но теперь они запоздали. Он уже предпринял шаги и считал себя вправе не отступать. Поэтому он ответил послам Хосрова, что дружба доказывается делами, а не словами; что он скоро будет в Сирии и там, рассмотрев все вблизи, примет наиболее подходящее решение.

Решение, которое ему подходило, было – война, и успех превзошел его ожидания. Все склонилось перед ним. Города открывали ему ворота; мелкие цари и сатрапы этих земель выходили ему навстречу с дарами, заявляя, что подчиняются его приказам и признают его арбитром своей судьбы. Вскоре вся Армения была завоевана, и Партамасир, который сначала пытался обороняться, вернулся к системе покорности, уже ранее предложенной римскому императору, в надежде на последний шанс.

Он написал ему письмо, употребляя титул царя, но не получил ответа. Тогда он понял, от какого титула следует отказаться, и опустил его во втором письме, в котором просил Траяна о встрече с М. Юнием, наместником Каппадокии. Траян отправил к нему сына Юния, а сам продолжал продвигаться вперед, расширяя свои завоевания. Сокращенный вариант Диона не сообщает нам, что произошло между Партамасиром и римским посланцем. Мы знаем только, что парфянский царевич принял решение, которое поставило его в опасное положение и обернулось для него крайне неудачно.

Он явился в римский лагерь близ Элегии, города в Армении, без охранной грамоты, без иных гарантий, кроме собственного представления о великодушии Траяна, которое он простирал так же далеко, как и свои надежды. Он застал императора сидящим на трибунале, поклонился ему, снял с головы диадему, положил ее к ногам императора и стоял в молчании, ожидая, что диадема будет ему возврана. Римское войско, сбежавшееся на это зрелище, подняло радостные крики и провозгласило Траяна императором, считая, что обращение Арсакида, сына и брата парфянских царей, в положение пленника – победа тем более почетная, что она не стоила ни капли крови. Партамасир испугался этих криков; он воспринял их как оскорбление и угрозу и обернулся, ища способа бежать. Но, видя себя окруженным со всех сторон, он попросил у Траяна частной аудиенции. Она была ему дана. Траян вошел с ним в свою палатку, выслушал его, но ничего не обещал. Партамасир, отчаявшийся и униженный, вышел из палатки и даже из лагеря.

Казалось бы, Траян, не намеревавшийся ни удерживать его, ни что-либо ему предоставлять, мог позволить ему удалиться свободно. Но он этого не сделал. Он хотел, чтобы все войско стало свидетелем его ответа парфянскому царевичу. Поэтому он приказал догнать его и вернуть; затем он снова взошел на трибунал и предложил ему объясниться перед всем собранием.

Партамасир был возмущен обращением, которому подвергался; он не знал, чем это кончится. Поэтому, преисполнившись негодования, он не стеснялся в жалобах и упреках и протестовал против насилия, чинимого над ним. «Я не был ни побежден вами, ни взят в плен, – сказал он. – Я пришел сюда добровольно, надеясь, что со мной будут обращаться соответственно моему положению, и что вы даруете мне корону Армении, как Нерон дал ее Тиридату». Траян ответил ему, что он не уступит Армению никому; что она принадлежит римлянам и будет управляться римским магистратом; что, впрочем, Партамасир напрасно тревожится о своей свободе, и что ему позволено уйти, куда он сочтет нужным. Парфянский царевич удалился вместе со своими соплеменниками, сопровождавшими его. Что касается армян, Траян оставил их как подданных империи.

Партамасир хотел, по крайней мере, погибнуть как царь, раз уж не мог сохранить свое царство. Он попытался прибегнуть к последним средствам: сражался, хотя и с крайне неравными силами, и, погибнув, оставил римлян мирными обладателями Армении.

Если бы Траян стремился лишь отомстить за обиду, нанесенную римской империи парфянами, он мог бы теперь быть доволен; но его обуревала страсть к войне и завоеваниям. Покоренная Армения стала для него лишь ступенью к более масштабному предприятию, которое до сих пор так хорошо ему удавалось. Он решил атаковать собственные владения парфян и, оставив гарнизоны во всех важных пунктах только что завоеванной страны, вступил в Месопотамию и приблизился к Эдессе.

Царь Эдессы, Абгар, до этого момента, подобно своим предшественникам с тем же именем, вел себя нерешительно, колеблясь между римлянами и парфянами. Склоняясь к последним, но будучи слишком слабым, чтобы противостоять первым, он отправил Траяну дары, однако не явился лично. Когда же он увидел римскую армию в своей стране, ему пришлось сделать выбор, и он счел себя счастливым, получив прощение за прежние колебания. У него была мощная рекомендация, но весьма постыдная для Траяна – молодость и красота его сына Арбанда. Получив благодаря этому недостойному способу благосклонный прием и обещание, что с ним будут обращаться как с другом, он вышел навстречу императору, принял его в своем дворце и устроил пир, во время которого Арбанд исполнил танец в восточном варварском стиле.

Траян завоевал Месопотамию. В частности, среди покоренных его оружием городов упоминаются Батна, Сингара и Нисибис. Это все, что нам достоверно известно о подвигах римлян в этом краю. Кажется, провидение намеренно скрыло деяния Траяна, соразмерно его неуемному желанию прославиться. Ни один римский император не был столь великим полководцем; никто не расширил империю столь значительными завоеваниями. Его историю писали множество авторов, но почти все их труды утрачены, за исключением бессвязных фрагментов Диона и кратких изложений Евтропия и Аврелия Виктора. Последний сообщает, что Хосров был вынужден дать Траяну заложников, что, по-видимому, предполагает договор, завершивший или по крайней мере приостановивший войну. Победитель получил от сената титул Парфянский.

К этому же времени можно отнести окончательное превращение Аравии Петрейской в римскую провинцию. Она была завоевана Корнелием Пальмой, как я уже упоминал. Однако повторные восстания вынудили Траяна лично возглавить военные действия. В конце концов он сломил непокорность этих беспокойных народов и заставил их принять римского наместника и подчиняться ему.

Во всех описанных мною войнах Траян строго поддерживал дисциплину – не только своей бдительностью, но и личным примером. Он шел пешком во главе войска, переходил реки вброд, как простой солдат, обходил ряды, чтобы повсюду поддерживать порядок и возвращать тех, кто пытался отстать. Дион добавляет одну практику, которая, если осмелиться высказать суждение, кажется мне во многих случаях опасной. Траян иногда намеренно распространял ложные тревоги, чтобы держать войска в напряжении и не давать им погрузиться в беспечность.

Главным, или, точнее, единственным из полководцев Траяна, упомянутым в этой блистательной экспедиции, был Лузий Квиет, уже отличившийся в войне против даков. По происхождению мавр, он начал службу простым всадником, но благодаря своим заслугам поднялся до командующего всеми вспомогательными войсками своей нации, служившими в римских армиях. Уличенный в некоторых злоупотреблениях, он был позорно уволен. Однако когда Траян начал войну против даков, Лузий предложил ему свои услуги и был принят. Он отличился в нескольких сражениях, полностью искупив прежние проступки, и заслужил полное доверие императора. Он сопровождал Траяна на Восток и взял город Сингару. Траян продолжал использовать его до конца своей жизни и правления: сделал претором, затем консулом, и есть мнение, что он даже рассматривал его как возможного преемника.

Можно предположить, что именно мир или перемирие с парфянами позволили Траяну обратить свои амбиции на варварские народы, жившие к северу от Армении, между Понтом Эвксинским (Черным морем) и Каспийским морем. Он посадил царя у албанцев, заставил царей Иберии, Колхиды и других соседних земель подчиниться его власти. Лузий под его командованием победил мардов. В итоге, кажется, все восточное побережье Понта до Себастополиса (или Диоскуриады) признало его власть; по крайней мере, Арриан свидетельствует, что при Адриане, преемнике Траяна, не совершавшем новых завоеваний, весь этот край подчинялся либо римлянам, либо зависимым от Рима царям.

Мы не можем точно определить, сколько лет эти масштабные операции удерживали Траяна на Востоке. Весьма вероятно, что, завершив их, он вернулся в Рим. Трудно поверить, что он провел почти двенадцать лет (с момента отъезда в 857 году до смерти в 868) без посещения столицы. Однако ни один автор не упоминает о его возвращении, и непонятно, почему, вернувшись, он не отпраздновал триумф над парфянами после столь славных побед. Но, несмотря на эти затруднения, сомнения в факте возвращения развеиваются некоторыми монетами, и мы считаем возможным поместить пребывание Траяна в Риме между его первыми подвигами против парфян и теми, которые нам еще предстоит рассказать. Мы не знаем, чем он занимался в этот период, равно как и что вновь привело его на Восток, но можем с уверенностью утверждать вслед за г-ном де Тиллемоном, что он отбыл из Рима около 865 года. Он прибыл в Антиохию достаточно рано, чтобы оказаться там во время сильнейшего землетрясения в январе 866 года и едва избежать гибели.

Азия, Греция, Галатия уже были поражены в разные годы правления Траяна подобным бедствием [имеются в виду землетрясения]. Но катастрофа, о которой я говорю, оказалась куда более губительной, ибо пребывание императора в Антиохии собрало там войска, послов с их свитами, множество частных лиц, имевших дела при дворе, купцов и любопытных, так что несчастье одного города стало бедствием всей Римской империи. Подземные толчки, сопровождавшиеся громом в воздухе, свирепыми ветрами и подземным огнем, были столь сильны, что все здания казались готовыми сорваться с фундаментов, а большинство и вовсе рухнуло. Траян с трудом спасся через окно комнаты, где его застал этот ужасный катаклизм, отделавшись легкими ушибами. Дион [Кассий], всегда любивший чудесное, утверждает, что некто, превосходивший человека ростом и силой, вывел этого «любимца небес» из опасности. Достоверно то, что он спасся, а остаток времени, пока длились толчки, провел на ипподроме, вдали от зданий. Бедствие ощущалось на обширной территории, но эпицентром была Антиохия, пострадавшая ужаснее всего. Историк, не указывая точное число погибших, дает понять, что оно было огромным. Он упоминает по имени лишь консула Педония. Когда стихия утихла, стали разбирать завалы в поисках выживших. Нашли лишь двух живых детей: одного – с матерью, которая кормила его и себя собственным молоком; другого – сосущего грудь уже мертвой матери.

Перед началом кампании друзья уговаривали Траяна обратиться к оракулу Гелиополиса в Финикии, славившемуся в тех краях, дабы узнать исход войны. Траян не был суеверен и решил испытать бога, прежде чем довериться. Он отправил запечатанный пустой свиток, требуя ответа на «содержащийся» в нем вопрос. Жрецы, обслуживавшие оракул, умели ловко вскрывать и запечатывать свитки. Потому ответом на «вопрос», вернее, на насмешку императора, стал аналогичный пустой свиток. Траян, не заподозрив обмана, уверовал в божественность оракула и отправил новый, уже серьезный запрос: суждено ли ему вернуться в Рим победителем парфян? Мнимый бог, не зная ответа, отделался загадочным символом – виноградной лозой, разломанной на части. После смерти Траяна толкователи объявили, что лоза предвещала кремацию императора и возвращение его праха в Рим.

Траян, окрыленный прежними успехами, начал кампанию весной, двинувшись в Адиабену (часть Ассирии). Для перехода через Тигр требовалось построить мост [10]. Но местность, лишенная строевого леса, затрудняла задачу. Траян нашел решение: в лесах близ Нисибиса построили множество разборных лодок. Их части доставили к Тигру напротив Кордуены, где собрали заново. Сооружению моста мешали варвары, атаковавшие рабочих. Однако первые готовые лодки, заполненные легионерами и лучниками, отбили атаки. Остальные суда спускали выше и ниже по течению, продолжая сборку. Варвары, пораженные «выраставшим» из земли флотом в безлесной местности, бежали. Траян беспрепятственно достроил мост и переправился.

В древнем источнике [11] описан метод римлян по строительству понтонных мостов: широкие лодки закрепляли выше по течению. По сигналу одну спускали вниз, и, достигнув нужной точки, бросали корзину с камнями вместо якоря. Лодку привязывали к берегу канатами, а промежутки заполняли досками. Затем настилали прочный настил. Процесс повторяли, соединяя лодки, пока мост не достигал противоположного берега. Последняя лодка, обращенная к врагу, имела ворота, башни и катапульты.

Перейдя Тигр по такому мосту, Траян подчинил Адиабену и Ассирию. Его радовало, что он шел по стопам Александра, захватывая Арбелу и Гавгамелы – города, прославленные в истории македонского завоевателя. Покорив Ассирию, Траян вернулся, вновь перешел Тигр и двинулся к Вавилону, не встретив сопротивления. Парфянское царство, раздираемое междоусобицами, не могло противостоять ему. Траян скорее путешествовал, чем воевал, посетив даже источник битума, использовавшегося при строительстве вавилонских стен. Дион описывает его как колодец, испускавший смертоносные испарения, которые, расширься они, сделали бы страну необитаемой.

Траян, видя слабость парфян, решил двинуться к их столице – городу Ктесифону. Согласно этому плану, ему предстояло вновь перейти Тигр. Чтобы удобнее перевозить материалы для строительства моста, он решил воспользоваться Наармалхой – древним каналом, прорытым еще царями Вавилона для отвода части вод Евфрата, – и соединить его новым каналом с тем местом на Тигре, где он намеревался возвести мост. Однако ему указали, что уровень Евфрата в месте начала работ значительно превышает уровень Тигра, и он опасался, что русло первой реки настолько обмелеет, что судоходство по ней станет невозможным. Поэтому он прекратил уже начатые работы и приказал перевозить лес для моста по суше на повозках.

Показаться перед Ктесифоном и захватить его для Траяна было одним и тем же. Он также овладел Сусами, некогда центром Персидской империи, и, вероятно, в одном из этих двух городов взял в плен дочь Хосрова и завладел золотым троном, на котором парфянские цари принимали поклонение своих подданных. Это завоевание утвердило за ним титул Парфянского, а сенат удостоил его не одного, а нескольких триумфов – или, если верить выражению Диона, «скольких он сам пожелает». Если это правда, то подобная лесть была низкой и жалкой, а если она соответствовала вкусу Траяна, то свидетельствовала о его неумеренной любви к славе и тщеславии, недостойном столь великого принца.