Иллюзия свободы

Большую часть отпуска наследница кисла в бассейне и скупала на восточном базаре все, что видели ее глаза, причем, в количествах, превышающих все санитарные нормы. Смирнов безропотно оплачивал весь этот китч, воспротивившись лишь однажды, когда дочь с криком: «Бомбово!» уцепилась в мусульманский купальник под названием «буркини». Изделие представляло собой плотный гидрокостюм, оставляющий открытыми лишь лицо да ступни.

– Ты что перегрелась? – поднял он вверх солнцезащитные очки. – Это же скафандр! Куда ты его наденешь?

– В бассейн, по приколу. Хочу, чтоб наш физрук подавился своим свистком.

– Не выдумывай! – повысил голос Денис. – Марш за мной!

– ЗашЫЫЫбись! – взвыла Вика сиреной. – То, чего требует дочка, должно быть исполнено. Точка!

Что интересно, Денис тут же вернулся и купил дочери облюбованную ею вещь. Он не знал, что свидетелями этой сцены стали гулявшие по рынку Настя с Альбиной.

Алька лететь в Египет категорически не хотела, но без нее не полетела бы и Настя.

– Третий – лишний! – бросила девушка Денису, намекая на неуместность присутствия Вики в их экзотическом вояже.

– Какая же ты лишняя? – удивился тот, не допуская и мысли, что речь может идти о дочери. – Ты очень необходима. А чтоб тебе там было не скучно, возьми с собой Альбину. Пусть походит на SPA-процедуры, поездит на экскурсии, расслабится с каким-нибудь горячим местным кадром. А я при первой же возможности буду являться к тебе в номер.

– Исключено. Я не девушка по вызову! – отрезала Настя, но уже через час уламывала подругу лететь с ней в Хургаду.

Та согласилась с большой неохотой, считая поездку в подобном составе унизительным фарсом, и оказалась права. Побыть наедине с любимым Насте удалось раза три, да и то недолго. Смирнов боялся оставить дочь без присмотра. Он сопровождал ее на пляж, экскурсии, дискотеки и шоу-программы. У самой Вики отцовский конвой энтузиазма не вызывал, но в этом вопросе Денис был непреклонен – «нечего в Муслимии искать приключения на свою задницу».

В общем, отпуск этот удовольствия Насте не принес, одни неприятности. Она обгорела на солнце. Наступив на морского ежа, две недели хромала. От халявы «все включено» поправилась на пять килограммов. Получила ожог от огромной медузы, которую, по неопытности, приняла за сдувшийся буек. Поссорилась с Альбиной, сказавшей ей в сердцах: «Не любит он тебя – потребляет под настроение. Псих ты, а не психолог, если этого не замечаешь».

И вот сейчас ей наконец представилась возможность не только насладиться обществом любимого, но и выяснить его планы относительно развития их отношений.

Ровно и упруго урчал мотор, по салону струилась мягкая музыка легендарного шведского дуэта «Роксет».

Настя выглянула в окно – они уже были за городом. Машину трясло на ухабах и выбоинах. Грунтовая дорога выглядела так, будто ее прицельно бомбили: вспученный грунт, наполненные льдом морозобойные трещины, ямы через каждые десять метров. Венки на обочинах красноречиво свидетельствовали о людской беспечности и регулировали скорость гораздо эффективнее дорожных знаков.

Девушка закрыла глаза. Пейзаж за окном не радовал: не январь, а черт-те что. Частые оттепели и дожди превратили зимнее убранство улиц в водянисто-серую жижу, которая при замерзании придавала дороге вид стиральной доски.

Нет бы морозец ядреный, снежок пушистый, переливающиеся на солнце крахмально-белые сугробы. Чтобы в снежки было можно поиграть, на санках с горы съехать, на лыжах покататься.

– Дэник, ты к лыжам как относишься?

– Резко отрицательно! – буркнул тот, растирая пальцами правое ухо.

От удивления Анастасия открыла глаза. Ей казалось, что о пристрастиях и антипатиях Смирнова она знает все. Ан нет!

– Почему?

– Печальная история. Не люблю ее вспоминать.

– Дэнчик, миленький, расскажи! Умираю от любопытства, – запрыгала девушка мячиком.

– Ладно, слушай, – почесал он теперь уже левое ухо. – Учился я тогда на втором курсе. На зимней студенческой спартакиаде сбился с лыжни и попер фиг знает куда. Мороз в тот день был просто зверский. Несколько часов я блудил по лесу, но таки выбрался и, совершенно обессиленный, показался на финише. Напуганный физрук тут же усадил меня в свой «Москвичок» и отвез в травматологическое отделение горбольницы. Там я был смазан густой, крепко пахнущей мазью, перебинтован и оставлен до утра.

В полночь начались нестерпимые боли, поднялась температура. В башке гремели колокола. Уши горели огнем. Время от времени я впадал в сумеречное состояние. Иногда совсем отключался. Под утро сознание прояснилось. Чувствую – разбинтован. Открываю глаза, а вокруг меня – толпа Айболитов. Консилиум, так сказать. С грустью смотрят на мои уши, тихо переговариваются по-латыни. И тут мой слух выхватывает фразу по-русски: «Не согласен, коллега! Левое можно сохранить».

«Неееет!» – заорал я изо всех сил.

По распоряжению доктора, сестра попыталась ввести мне успокоительное. Я решил, что меня хотят усыпить и отвезти в операционную. Кричал, брыкался, никого к себе не подпускал. Пожилой доктор с козлиной бородкой стал объяснять мне, что такие операции проводятся только с письменного согласия больного или его родственников, если он сам находится «в отключке».

«Ага, – думаю, – нашел дурачка. Зубы мне сейчас заговорит, потом локаторы скальпелем отпилит и псам больничным скормит – вон их сколько по двору шатается».

У Насти от смеха на глазах выступили слезы.

– Нет, ты только прикинь, – взывал Денис к ее сочувствию, – в восемнадцать лет без ушей остаться!!!

– И что было дальше? – захлебывалась девушка в хохоте.

– Дальше? Мне вновь наложили повязки, и я перестал слышать. А утром следующего дня состоялся повторный консилиум. Доктора удивленно переглядывались, цокали языками. По их реакции я понял: кризис миновал. Наступил период интенсивной терапии: облучение, прогрев, уколы, мази. Первую неделю страшно болела шея. Уши были такими тяжелыми, что тянули голову вниз.

В итоге, я таки пошел на поправку. К концу зимних каникул из стационара был выписан, но еще долго ходил на перевязки и процедуры. Когда окончательно сняли бинты, уши мои оказались тонкими, как папирус. Они просвечивали насквозь и долго оставались гиперчувствительными к холоду. Даже в августе без шапки я не мог выйти на свежий воздух.

В общем, беда пронеслась мимо, и жизнь снова стала казаться мне прекрасной и удивительной. Но лыжи с тех пор люто ненавижу. Как услышу это слово, так сразу начинаю уши чесать. Психосоматика, как ты любишь говорить.

Подъезжая к границе Самарской области, отпускники заметили, как резко изменилась картина за окном. Не было ни пронизывающего ветра, ни слякоти – лишь тихая пороша. Мягко падал невесомый искристый снежок. Деревья выглядели совсем, как на рождественской открытке. Народ находился под впечатлением быстро промелькнувших праздников. Неуверенной походкой куда-то двигались изрядно поддатые мужички. Нестройно пели молодежные компании. Весело визжали извалявшиеся в снегу дети. Деловито трусили по своим делам разномастные дворняги в воротниках из серебристого дождика – то ли сами запутались в выброшенных елочных украшениях, то ли местные «эстеты» поприкалывались. На столбах болтались афиши прошедших новогодних концертов. В окнах домов красовались праздничные декорации, которые хозяевам не хотелось снимать до Старого Нового года. В закрытых ларьках все еще висели приклеенные к стеклу объявления: «Питардов нету!». Через каждые триста метров вдоль дороги стояли огромные щиты с «письмами Деду Морозу». На одном из них Анастасия успела прочесть: «Дорогой Дедушка Мороз! Не выпускай, пожалуйста, „оленей“ на дорогу! Игорь Гаврилов, 42 года, инспектор ГИБДД».

Глядя на мелькающие в заоконном пространстве праздничные атрибуты, Настя заметно скисла. Уже пять лет она проводила «самый веселый семейный праздник» в полном одиночестве. Можно было бы принять приглашение кого-то из знакомых, но ее голову не покидала мысль: «Вдруг Смирнову удастся смыться к ней от семьи хотя бы на часик?». Но вместо Дениса всегда приходил посыльный в костюме Деда Мороза с изготовленным по индивидуальному заказу тортом, фруктами, шампанским и роскошным букетом из орхидей. Он произносил банальности о новом счастье, которое обязательно привалит ей в будущем году, и удалялся к следующему клиенту. Настя же чокалась со своим отражением в зеркале и плакала от бессилия что-либо изменить.

4

В нынешнем году девушка поступила иначе. Плюнула на все и отправилась к Альке. Все лучше, чем, умываясь слезами, прислушиваться к шагам на лестничной клетке.

– Правильно! – обняла ее на пороге расфуфыренная подруга. – Как встретишь Новый год, так его и проведешь. Я, как видишь, держу марку, – кивнула она на свое новое платье и умопомрачительные лодочки на вычурном пятнадцатисантиметровом каблуке.

Настя уныло втекла в гостиную, пахнущую хвоей и мандаринами. Впечатляющий размерами овальный стол был покрыт белой бельгийской скатертью, которую хозяйка называла самобранкой. В том смысле, что сама берет и сервирует, без помощи кого-либо из домашних.

Сегодняшний стол был явно рассчитан «на полк гренадеров»: форшмак, печеночный паштет, оливье, холодец, говяжий язык, салат из рукколы с креветками, селедка под шубой, бутерброды с икрой… Из кухни умопомрачительно пахло жареной уткой. Через выходящее на балкон окно была видна пирамида белоснежного трехэтажного торта, густо усеянного веснушками мака.

– Где твоя детвора? – поинтересовалась скривилась Настя.

– Час назад зять звякнул, что заявятся только завтра, на доедалки, – покосилась Алька на гору снеди. – Их неожиданно «в крутую компаху» пригласили. Так что, будем с тобой сегодня хомячить «за себя и за того парня».

«Тем парнем» она называла супруга, работавшего врачом на научно-исследовательском судне, которое бороздило далекие океанские просторы. Большую часть жизни Игорь проводил в экспедиционных рейсах, чем, по мнению Альбины, укреплял семейные узы. «У меня – самый завидный муж, – смеялась она. – Хлопот не доставляет, претензий не предъявляет, траты не контролирует. Одно слово – капитан дальнего плавания. Тебе бы такого».

Алька не раз пыталась переключить внимание подруги с Дениса на другие «объекты» – безрезультатно. Вот и сейчас, едва та села за стол и ковырнула ножом ломтик говяжьего языка, она тут же вскочила на своего любимого конька.

– Нась, у Игорени на судне имеется холостой старпом. Ин-те-рес-ный такой мужчинка тридцати пяти годков: рослый, голубоглазый, белозубый. Семьей, между прочим, бредит, ребенка хочет. Это тебе не папик бесперспективный…

Девушка вскочила из-за стола, метнулась к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Разговор на эту тему был ей крайне неприятен. По телевизору шел фильм «Ирония судьбы. Продолжение». На экране мелькали лица постаревших Жени Лукашина и Нади Шевелевой. Мелькали, не вызывая никаких эмоций.

– И зачем они снимают эти римейки? – пожала плечами Альбина. – Ведь «гэ» же полное. Я готова до пенсии смотреть старые добрые оригиналы, лишь бы не засоряли эфирное время подобной мурой.

На улице что-то грохнуло, потом еще раз и еще.

– Ой, люди уже стреляют, а мы с тобой еще ни в одном глазу! – вскочила на ноги Алька. – Срочно налить!! И немедленно выпить!!!

В потолок взлетела пробка игристого.

После горячительного настроение поднялось на несколько градусов. Назвать его радостным было трудно, но ощущение собственной непотребности как-то смазалось. Видать, и впрямь «питие определяет сознание».

– А я на днях в массажном салоне тещу Смирновскую лицезрела, – хрустнула Альбина сырным гренком. – Ох, и прибабахнутая…

– С чего ты это взяла? – оживилась Настя. Любая информация о семье Дениса вызывала у нее неподдельный интерес.

– Ее прихода там ждут больше, чем приезда шапито, – хихикнула та. – Бабке в обед – сто лет, а на ней – леопардовые леггинсы, вязаные тинейджерские сапоги и пуховая кофточка с тигриным принтом. Тени на веках – серебристые, губы – перламутрово-сиреневые с ярким бурым контуром. Круглые поросячьи глазки обведены улетающими за уши жирными стрелками, бровки выщипаны в ноль. Стрижка, Нась, ассиметричная – слева выхвачено куда больше, чем справа. Челочка – тоже по косой. Короче, путана на пенсии.

– М-да… – вздохнула захмелевшая Настя. – Такие деньжищи заколачивает, а на стилисте экономит. Да если б у меня была сеть кофеен и гастрономов, я бы… Я б к ее возрасту уже сто пластик сделала… Если есть бабки, почему не привести в порядок хотя бы дочку? Одеть ее по-человечески, в салон красоты отправить, в фитнес-студию… Да и Викуся у них на чучело похожа, даром, что опустошает отцовский кошелек, как пиранья. Да ты ее сама видела…

Младшая Смирнова, действительно, чудила по полной: проколола тощий загривок, вставив в него золотой болт с драгоценными каменьями на концах. В пупке у нее сверкал череп из драгметалла, в зубах – скайсы, издалека смахивающие на запущенный кариес. На голове у девочки был микс из разноцветных прядей. Несмотря на шкафы, забитые дорогой одеждой и обувью, Вика круглый год щеголяла в «прикиде бомжа», изобилующем модными дырами и струпьями. Словом, трэш в самом жутком своем проявлении.

– Денис рассказывал, что этот фрик за одну ночь перекрасил стены своей комнаты в темно-бордовый цвет. Теперь прикидывает, как бы трансформировать мебель мажорных тонов во что-то готическое, – вздохнула Настя с досадой. – Представляешь?

– С трудом, – отхлебнула из бокала Альбина. – Я свою за подобное порвала бы, как Тузик грелку. Ладно, папаша весь в работе, но Катька-то его куда смотрит? Она же целый день дома сидит!

– Потому и сидит, что малахольная. Говорят, что она в юности серьезную хворь перенесла и, в отличие от гиперактивной маман, ей все – по барабану.

Алька подлила в бокалы шампанского, принесла из кухни поднос с нарезкой, но мысли Насти были далеки от праздничного стола.

– Не пойму, чем Катерина его держат… – поддела она вилкой розовую пластинку балыка. – Разве я хуже нее?

– Разница, между женой и любовницей, как между мылом и духами. Духи – это роскошь, а без мыла и дня не обойдешься.

– А если мыло хозяйственное? Без запаха, цвета и упаковки? Обмылок, короче. Тогда что?

– Да что угодно. Может, она больна по-женски и позволяет ему «справлять нужду» на стороне. Возможно, у нее темперамент нулевой, и Катька рада, что муж ее не трогает. Не исключаю, что Дэн твой – банальный ходок, а она – Пенелопа. Или мазохистка. Или просто дура. Ей говорят: «Он гуляет!», а она в ответ: «Пусть гуляет, он тепло одет». Не удивлюсь, если мадам Смирнова в курсе ваших шашней и ждет, пока супруг перебесится.

Настя угрюмо сопела, покручивая по часовой стрелке свою тарелку. Девушка понимала, что Альбина права, но ничего не могла с собой поделать. В сравнении с подругой, которая была старше нее и крепко держала в руках мужа, дочь и зятя, она чувствовала себя неразумной девчонкой.

Еще пять лет назад они вместе работали в городской службе психологической помощи «Телефон доверия», зарабатывая там жалкие гроши. И если Настя, смирилась с положением вещей, то Алька противопоставила обстоятельствам свой железный характер. Она постоянно совершенствовалась: читала специальную литературу, встречалась с коллегами, занималась собственными исследованиями. И когда грянул гром и «Телефон доверия» приказал долго жить, частный Психологический центр «Душа и разум» именно ее пригласил вести тренинг «Финансовый кризис – время новых возможностей». Предприниматели с готовностью выкладывали по десять тысяч рублей за пяток занятий. Следом пришел черед уволенных и разорившихся. Эти, наскребя по сусекам «умеренную плату», под руководством Альбины Сергеевны учились управлять собой, подмечать неочевидное, вникать в суть проблем, находить правильное решение.

Курс «Для тех, кто потерял работу, но не потерял надежду» принес Центру хороший доход и позволил Альке заняться частной практикой. Год спустя у нее уже были собственные тренинговые программы и своя клиентская база. Появилась возможность не экономить. Она купила дочке с зятем отдельную квартиру, арендовала помещение под офис, где и вела душеспасительные беседы с клиентами в удобное для себя время.

– Недавно у меня на приеме одна ссыкушка восемнадцатилетняя была, – вдохнула Альбина запах хвои. – Конечности пыталась на себя наложить, еле откачали. Причина уморительна – папик бросил. Свозил ее на прощание в Венецию, попользовал там под песни гондольеров, а по возвращении сделал ручкой. Девка вся – в депресняке, никак в толк не возьмет, почему отставку получила. «Как же так? – ревет. – Он ведь потратил на меня столько времени, подарки дорогие делал, в лучших ресторанах кормил… Разве это не гарантия серьезных намерений?».

Потеря патрона стала для барышни стихийным бедствием, которое смело на своем пути все: учебу в вузе, друзей, интерес к жизни. Отсюда вывод: нельзя зацикливаться на мужике, подстраиваться под его интересы и требования. Нужно иметь собственные. Тогда с уходом очередного возлюбленного жизнь не останавливается и не теряет своего смысла.

Настя нахохлилась. История несчастной девчонки напоминала ей ее собственную, с той лишь разницей, что у той впереди была еще уйма попыток…

– А почему он ее бросил? – произнесла она едва слышно.

– Так жена папикова проявила такую недюжинную выдержку, на которую лично я просто не способна. Ты будешь смеяться, но женщина эта тоже оказалась моей клиенткой.

В глазах Анастасии вспыхнули огоньки любопытства.

– Так вот, была она у меня на приеме месяца два назад. Симпатичная интеллигентная дама моих лет. Рассказала, что случайно вернулась из командировки ночью, вместо заявленного мужу утра следующего дня. Войдя в квартиру, обнаружила его спящим в обнимку с какой-то юной девицей. Отойдя от шока, тихо закрыла дверь и ушла. Ночь просидела на вокзале. А в одиннадцать утра супруг встретил ее, «сошедшую на перрон с прибывшего поезда».

Целью ее визита ко мне было возвращение загулявшего козла в семейное стойло. Судя по результату, моя программа сработала.

Спустя неделю я обзвонила своих сорокалетних приятельниц с вопросом: «Что бы в подобной ситуации сделала ты?» Не сомневалась, что услышу коллективное: «Выгнала бы к чертовой матери!», но практически все отвергли вариант развода. Тетки бальзаковского возраста дружно проголосовали за параллельную половую жизнь. Типа, у вас – своя свадьба, у нас – своя.

Выяснилось, что никто не хочет делить имущество и жилье, объясняться с детьми, родителями, знакомыми. А еще жены не желают доставлять удовольствие любовницам, которые как раз и добиваются развода.

Нет, они не запьют обиду стаканом холодной воды. Респондентки признались, что прикинутся «кисками», чтобы расшатать внебрачные отношения мужа. Тем временем выстроят плацдарм для отступления: подготовят общественное мнение и материальную базу, продумают жилищный вопрос, найдут предателю замену и САМИ подадут на развод. Времена, когда обманутая жена хватала под мышку ребенка и отправлялась выплакивать обиду к родителям, канули в Лету. На дворе – век прагматизма.

– Ты хочешь сказать, что мое положение безнадежно? – голос Насти был тихим и жалобным.

Алька подсела к подруге, обняла ее за плечи.

– Зайка моя, сделать из любовника мужа так же трудно, как из мужа любовника. Если последний не уходит из семьи в первый год, он не сделает этого никогда. Его устраивает налаженный быт, распланированная жизнь, вкусная еда, чистые рубашки, регулярное общение с любимым чадом, репутация хорошего семьянина… И при всем при этом, как бонус, – горячий экстрим на стороне в необходимых ему дозах.

– И что, по-твоему, я должна предпринять?

– Перестать строить замок из песка – все равно завалится.

– Сейчас я у тебя на приеме, да? – пьяно хихикнула Настя. – Типа, шизофренички?

– Типа, да, – согласилась женщина. – Шизофреники – это те, кто строит песочные замки. Параноики – те, кто в них живет. А психологи – люди, выдающие разрешение на строительство и получающие за проживание арендную плату.

И подруги снова расхохотались.

– Все, Аль, завязываю, – решительно произнесла Настя. – Не могу больше встречать праздники одна. Устала быть привязанной к мобильнику, жить в режиме постоянного ожидания и унизительных обломов. Клянусь!

– Суждены нам благие порывы, Совершить ничего не дано, – махнула рукой Альбина, уже не единожды слышавшая эту песню. – У тебя, дорогая, сила есть, воля имеется, а силы воли нет и в помине.

– Зуб даю… Нет, два! Передних, – прильнула девушка к подруге. – На этот раз мое слово железобе…

Закончить фразу она не успела – раздался рингтон ее мобильника:

Женское счастье —

Был бы милый рядом,

Ну, а больше ничего не на-а-до!

– Зашевелился голубь, – процедила Алька сквозь зубы. – Наделает на башку, а потом растирает, типа, не дерьмо это, а халва.

Комментария подруги Настя не услышала. Выхватив из сумочки смартфон, она выскочила на лоджию. Плотно прикрыв за собой дверь, минут пять внимала байкам Смирнова. Альбина видела через окно, как та после каждой реплики любовника утвердительно кивает головой.

– Обаял девку до полного оргазма, – сплюнула женщина от досады. – Хрен она из его лап вырвется.

Вскоре Настя вбежала в комнату, стуча от холода зубами и сияя, как мигалка мусоровоза.

– Аль… Ну, Аль,.. – протянула она виновато. – Не сердись, лады?

Альбина недовольно засопела.

– Ну, погорячилась я с передними зубами… Мое ведь слово? Хочу – даю, хочу – забираю обратно. В конце концов, женатый любовник – лучше, чем одиночество. Сама ведь говорила, что любовь снимает стресс, сжигает вес, качает пресс…

– И что твой «тренажер» пообещал на этот раз?

Девушка загадочно улыбнулась, наливая в бокал новую порцию «горючего».

– Рождество мы будем отмечать вместе на базе отдыха «Зимняя сказка»! Полторы недели вдвоем, представляешь? Без Викуси, без сотрудников, без мобильника!

– Эх, Настька, – покачала головой Альбина, – не баба ты, а пудель на поводке, которого можно приструнить, дернув за ошейник, а можно ослабить натяжение, создавая иллюзию свободы. В этот момент ты порхаешь, как бабочка, врешь себе, что владеешь ситуацией, но приходит хозяин, командует: «К ноге!», и ты привычно встаешь на задние лапки.

Барышня помрачнела и, надувшись, уставилась в телевизор. Тот сыпал поздравлениями, избитыми шутками, старыми анекдотами. Разнокалиберные звезды и звездочки кривлялись, бросали друг в друга рулончики серпантина, жеманно растягивали губы в резиновых улыбках, демонстрируя зрителям дорогую металлокерамику цвета унитаза.

Настя почесала подбородок, раздумывая: простить Альке пуделя или еще покочевряжиться. Остановилась на прощении, так как до Нового года оставалось всего десять минут.

Потом они внимали президенту, поздравлявшему захмелевший уже народ, стреляли из хлопушек, обменивались подарками, выбирали из оливье и шампанского конфетти, читали свои гороскопы на будущий год.

За окном то и дело вспыхивали огни фейерверков, взрывались петарды, раздавался женский визг. Соседи справа громко пели, звенели посудой, танцевали. Соседи сверху не отставали. Благодаря им, в квартире Альбины дребезжали стекла, качалась люстра и подскакивали рюмки на столе… С экрана телевизора неслась навязчивая реклама «Кока-колы»: «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит…».

– Все бесятся, а мы с тобой, как на панихиде, – заметила Настя. – Так и весь год проведем.

– Недопили, – догадалась хозяйка, отправляясь за бутылкой «Мохито».

Вскоре женщины так назюзюкались, что стали плакать и просить друг у друга прощения. Настя – «за свою глупость беспросветную», Альбина – «за излишнюю жесткость формулировок».

Отпустив друг дружке грехи, через час они все же вернулись к теме, которая так и не была снята с повестки дня.

– Ну, как же не любит? – недоумевала пьяная Горчакова. – Зарплату высокую за работу «не бей лежачего» платит? Платит! Подарки дорогие дарит? Дарит! Кольцо с брюликом – вот, – сунула она руку с перстнем прямо в нос Альбине. – Подвеску с сапфиром. Ноутбук. А колье из кожи бразильского питона? У тебя такое есть? Нету!

– Жельмен1 офигенный, – затянулась Алька ментоловой сигаретой. – Если б он иномарку тебе купил или спонсировал регулярные полеты на шопинг в Милан, я б еще могла тебя понять. А так… Засосал он тебя, как воронка, и пользует в хвост и в гриву. Уверен, что никуда ты от него не денешься. Всю жизнь будешь рядом бежать, как пудель в ошейнике из кожи бразильского питона.

– Да я жить без него не могу! – заорала девушка, пропустив «пуделя» мимо ушей. – Он из моей башки даже покурить не выходит.

Альбина закатила глаза, демонстрируя свое отношение к услышанному.

– Вот скажи: он жениться на тебе обещал?