Дым вчерашних костров

– Та-ак, я не поняла, вы сколько здесь колдунов погубили??? – вопросила Карина. Она облокотилась на прилавок и начала рассматривать товары, расставленные на полках за спиной лавочника. – А есть в этой лавке вино – даринийское или галахирское?

– Колдуна, сударыня, погубили одного, да только рассказывают по-разному, а спросить не у кого: померли все, кто тогда жил. А из привозных вин есть вино с Эрерского побережья, красное либо розовое.

Эрвин всё рассматривал штуцер. Переломил его, посмотрел стволы на свет, потом вложил в них патроны.

– На заднем дворе мишени стоять. Хочешь – выстрели. Я вот к нему еще пару патронов нашел.

– А это вот там я вижу что – пузырящееся вино? Так? – уточнила Карина, тыча пальцем в полку.

– Это шипучее межийское. Тоже с побережья. У меня его только Дардан – землевладелец покупает.

Вслед за хозяином Эрвин прошел через заднюю дверь, потом через коридорчик и еще одну дверь на улицу. Любопытная Николь пошла следом за ними. Они оказались между стеной лавки и высоким забором. В двадцати шагах впереди в землю был вкопан толстый столб, за которым была еще одна бревенчатая стена. На столбе висел жестяной круглый щит.

– Вон туда можешь выстрелить.

Эрвин примерился, приложил ложу к плечу, потом опустил, отпустил небольшой рычажок предохранителя сбоку.

– Я тоже хочу попробовать, – сказала Николь.

Лекарь снова прицелился, помедлил и нажал на спуск. Выстрел был резким и громким, перекрыв звон щита, пробитого пулей вблизи середины. Эрвин осторожно передал оружие Николь.

– Задний курок, левый ствол…

Девушка взвесила в руках штуцер.

– Увесистый…

Прицелилась, и второй выстрел грохнул в ограниченном пространстве.

– Резко бьет! Прям так в плечо… – прокомментировала она. Пуля попала в край щита.

– Беру.

Они вернулись в лавку.

– Купим пару бутылок межийского, которое с пузырьками? – предложила Карина.

– Купим, но пить будем уже в доме. Так что за история с колдуном?

5

В кратком пересказе история звучала так.

1810-й год Новой Эпохи. Округа еще шумит, как растревоженный улей. Лишь в прошлом году выловили где-то в ряму последнюю банду окоёмов, человек пятнадцать, да всех по-быстрому перевешали в Ясноречье. Головами вниз. Живых. Пока не померли. Все еще помнили злодеяния, творимые окоёмами: сначала только против представителей власти, а как стали их дела плохи – так против всех, кто их не поддерживал. Поэтому и ко всем чужакам отношение было настороженное.

И вот в это самое время вблизи Журы появляется некий человек, который занимает брошенный, наполовину развалившийся дом, выкупив его у общества, заплатив деньги факуду – местному начальнику. Постепенно этот человек отстроил дом по-новому и стал вести своё хозяйство. В деревне появлялся редко – придёт, купит в лавке, чего ему надо – и уйдёт. Как-то проведали жители, что сведущ в лечении всякой скотины. Проверили – не врёт. Исцелил жеребца, принадлежавшего факуду. Чью-то корову. Стали обращаться. Так жили примерно, как говорят, год или чуть поболее. Новый житель – а звали его Агний – был очень нелюдимым. Никогда никто к нему не приезжал. Сам он обращался к людям редко. Часто ходил куда-то – по лесам и болотам, вроде собирал чего-то – то ли грибы, то ли травы. Был строг, но, если приходили к нему по делу – всегда встречал учтиво и старался помочь. Оказалось, что советы мог Агний дать не только по ветеринарии, но и по выращиванию растений, по строительству дома, мог предсказать погоду, ибо отменно знал все приметы, какие и старики здешние не знали. А было ему лет пятьдесят.

Сейчас уже не установить, кто первый распустил слух по деревне, что Агний – колдун. Однако же, кто-то был этим первым человеком, кто такую мысль высказал, и привел в её обоснование какие-то там аргументы. Но только мысль эта жителям понравилась, и они стали пристально наблюдать за своим соседом и, как и бывает в таких случаях, стали находить все новые доказательства своим догадкам. Видели Агния ночью? Конечно – это он либо ночами чародейские ритуалы творит, либо траву какую-нибудь для магии надо при луне собирать. А правда ли это было ночью, и если правда, то что сам видевший Агния человек делал вне деревни – этого уж никто не выяснял. Шел он мимо кладбища? Ясно – он некромант, и с умертвиями общается. Или, например, сдохло у бабки сколько-то кур. Так она неминуемо вспомнит, что за декаду до этого сей Агний как-то недобро на нее глазами зыркал.

Попутно выяснилось – на этот раз достоверно – что и в лечении людей нелюдимый поселянин тоже кое-что смыслит. Жителям бы радоваться этому да пользоваться, но – нет. С каждым днем все больше подозревали они Агния в зломыслии. И вот в один день народ сговорился и решил, что колдуну, да еще и некроманту, рядом с ними не место. Что и было Агнию высказано в ближайший его визит в деревню. В народной памяти сохранились ответные слова колдуна: «Если я и ведаю что-то, другим неподвластное, то никому от этого вреда нет и не будет! Для чего мне уходить? А если видеть меня не желаете – так к вам ходить не стану – и вы ко мне тоже!»

Население Журы такой ответ не устроил. Колдуна в лавку не пустили, прогнали, стали шушукаться по дворам. А вечером случилось несчастье. Сейчас уже подробности его забылись, но суть такая: то ли какие-то мужики выпивали, то ли какая-то оплошность приключилась, но от незакрытой печной заслонки – а иные говорят, что от разбитой в сарае масляной лампы – загорелся некий дом. Загорелся – и сгорел. Совсем. Вместе с соседним домом и сараем на участке третьего хозяина. И погибло при этом три человека. Тогда наутро собрали народное вече. Так помпезно назвали сход всех сорока семей, что населяли тогда Журу. Постановили: идти сейчас же к колдуну и отомстить ему. Вот и собралась толпа народу, и пошла. Рассказчик отметил особо, что не все мужчины Журы пошли воевать колдуна: факуд не пошел потому, что ему не пристало участвовать в самосуде, однако, начинание он на словах целиком поддерживал. И было еще несколько семей, главы которых более терпимо относились к чужаку и сомневались в его вине в произошедшем пожаре. Тут торговец гордо и значительно разъяснил:

– И вот именно с той поры население нашей Журы разделилось на две неравные части – на тех, кто пошел, и тех, кто был против этого! До сих пор, уж 90 лет, это вспоминается, и все потомки Тех Людей помнят, кто тогда как поступил. Вот, например сказать, мой прадед тогда не согласен был, и сказал, что надо бы прежде дознание учинить, отчего пожар случился, и сделать это должен никто иной, как факуд. А куры и раньше дохли, случалось. Ну, а факуду не хотелось никакого дознания чинить, он и орал громче всех, мол, приведите мне этого колдуна связанным, тут и допросим его…

И вот толпа пошла на выселки. Некоторые, сказывают, подогрели себя вином. Потому один мужик по дороге споткнулся и сильно подвернул ногу, что было расценено как боевая магия Агния, направленная супротив людей. Агний, когда народ добрался до его дома, колол дрова во дворе. В ответ на град угроз и оскорблений, которые посыпались на него, предложил всем уйти, потому как не мешает он никому, и в деревню ходить он более не будет. И тут кто-то из толпы выкрикнул на беду: «В деревню ходить не будешь, потому что, думаешь, она вся сгорит, как вчера дома Богши и Голика?!» Тут народ озлился, упомнив вчерашнее, и кинулся к колдуну во двор. Стукнули его по голове палкой, заперли в доме, дом дровами и соломой обложили и запалили. Колдун быстро пришел в себя… И, рассказывают, что кричал он оттуда, из дома, и слова его гневные слышались не так, как сквозь стену, а будто бы с неба, громко и четко, перекрывая гул пламени. И, кто бы как эту историю не рассказывал, все одинаково передают суть четырёх прозвучавших проклятий:

– Не будет отныне счастья в жизни ни одному из тех, кто участвовал в расправе

– Пройдет немного времени, и придет в Журу беда, и будет беда ходить вокруг деревни, и преследовать ее жителей много лет, наводить ужас на селян, и прекратится она лишь тогда, когда не останется в Журе ни одного из потомков тех, кто стоит сейчас перед горящим домом

– Виновный в преступном пренебрежении своими обязанностями факуд падет жертвой такого же небрежения со стороны начальства

– А кто впредь явится на это самое место, особливо с наступлением темноты, или в день перед или после Новолуния, или в осенний или весенний день духов, когда открывается Грань между мирами, тому и быть продолжателем его, Агниева, дела.

Конечно, особенно последний пункт не способствовал тому, чтобы в последующие годы на выселки кто-нибудь ходил. Так что теперь вряд ли и найдёшь то самое место.

– Ну, в одном из вариантов потом, как крыша дома рухнула, из огня выбежал полыхающий живой говорящий факел, обежал трижды собравшихся людей, повторяя проклятия, да и убежал потом в рям. И по ходу его потом трава тлела… И с тех пор, как случится пожар в Журе, или хоть в Ясноречье, так присказка есть: это живой факел прибегал… – так закончил торговец.

– Что касается первого проклятия, как я понимаю, любой человек, если пожелает, может сказать о себе, что не было у него счастья, – рассудил Эрвин. – И может сказать, что оно было: все зависит от желания говорящего так или иначе оценивать события.

– Да, ты прав, – согласился торговец. – Когда кто рассказывает эту историю – всякий несчастен, и приводит множество примеров из своей жизни, это подтверждающих: где, когда и как ему не везло. А так, в жизни, с ним заговоришь – довольный, радостями своими делится.

– На том и кончилось?

– Кончилось. А факуда через два года после того арестовали за растрату денег, собранных обществом на то, чтобы организовать лекарскую амбулаторию. Только, говорят, не растратил он их, а украли у него, только у начальства охоты не было разбираться, и упекли его на каторгу. Там и сгинул.

– Вон оно как… Ну, спасибо тебе за интересный рассказ. Дай нам еще две бутылки межийского, да посоветуй, где возницу нанять можно. Поедем мы к себе, а то нас заждались там.

Карина тихо добавила под осуждающим взглядом Николь:

– И я, наконец, попробую этого вина, а может быть, получу свою порцию внимания вместо этих страшных историй…

Спустя полчаса Эрвин и девушки катили в стареньком тарантасе с расхлябанными колёсами, принадлежавшем жителю Журы, живущему через дом от лавки торговца. Три медных монетки общим достоинством в треть серебряной короны – и он охотно согласился довезти их до уединенного дома.

Дело было уже к вечеру, солнце клонилось к близкой полосе леса на западе.

– А здесь красиво! Прямо пастораль! – расчувствовалась Карина, пытаясь поудобнее откинуться назад на жестком сидении.

– Не жалеешь больше, что поехала в глухомань? – спросила Николь.

– О, нет! Здесь так интересно! Да, верно, поначалу я думала – зачем ехать так далеко? Есть пансион для отдыха в пригороде Зоряны… Но тут лучше. И интрига какая-то, кажется, есть, да?

– Еще какая! – улыбнулся Эрвин и обратился к вознице: – Любезный, а вот ты не знаешь ли… Все рассказывают легенду про колдуна…

– Это не легенда! – буркнул возница. – Это правдивая история.

– Так вот: а где стоял его дом-то?

– Хым. Его дом-то? – сельский житель провёл рукою по волосам и отвечал: – Возле Йоктуля. Возле озера. Там урочище такое, а за ним рям уже начинается.

– Так озеро в ряму?

– Да вам что – надо туда, что ли? Туда не ходит никто. Нечего там делать.

– А тут мы видели двух охотников, которые на косуль охотятся. Кажется, и к озеру тоже ходят… на какой-то Кривой Клин, что ли… – стал припоминать Эрвин.

– Хэ. На Кривом Клине нет косули. Там только тетерева охотить можно. Косуля вся в другой стороне. В ряму ей нечего делать, уважаемые! А вот дом где-то там и стоял. Где Кривой Клин одним своим углом к берегу озера выходит.

– Вот оно как… Что ж. Не пойду туда охотиться.

Между тем их в усадьбе уже заждались.

– Ну, что же вы так долго! – с упреком обратился к Эрвину Влад, встречая его в гостиной и бросая нервный взгляд в сторону стоявшей чуть позади него Петры.

– А что вы – скучали, что ли?

– Не-ет, не-ет, нельзя сказать, чтобы скучали, – уклончиво произнёс Влад. – Сидели, разговаривали. А потом Веда выпила бокал вина и пошла полежать. Ну, а мы… вот… сидели… А ты что – купил это?

Эрвин поставил штуцер в угол, прислонив его к стене.

– Ага. Стоит не дорого. Спокойнее будет. А что, с Петрой разговор не задался?

Последнюю фразу лекарь добавил тихо, чтобы слышал только его друг.

– Да отчего же. Нет… Нормально задался. Но… Только… Очень уж она беспокойная.

– А чего она беспокоилась?

– Так нет же, просто – не получается с ней сидеть и чинно вести спокойную академическую беседу.

Эрвин хихикнул.

– Будь добр, достань из той корзины бутылку межийского пузырящегося да налей Карине, да и нам всем.

Пока Влад нёс бокалы и открывал бутылку, Карина расположилась в мягком кресле и закинула ножку на подлокотник.

– Как здесь удобно! Не то, что в этих тарантасах! Я хочу музыки.

– Музыканты еще не прибыли.

– Веду разбудим. Пусть сыграет…

Влад подал Карине бокал, наполненный красноватым шипящим напитком. Девушка сразу отпила треть и поставила бокал на пол рядом с креслом. Тут Влад, на которого был обращен внимательный взгляд Петры, встрепенулся.

– А я ведь тоже обучался игре на клавесине! Я вам сыграю!

И тотчас же оказался за инструментом. Помещение наполнилось мелодичными звуками, Петра вздохнула и присела на стул. Допив пузырящееся вино, Эрвин приблизился к Карине и за руку вытянул ее из кресла.

– Ты что-то скучала. Развейся!

– Ах, я люблю танцы! – и Карина повисла на плече Эрвина. Они танцевали под звуки клавесина, сопровождаемые завистливым взглядом Петры и оценивающим – Николь. Веда спустилась со второго этажа и уселась прямо на ступенях лестницы. Влад закончил играть, и Карина снова томно развалилась в кресле, потягивая пузырящееся вино.

– А теперь – позвольте сыграть мне, а Влад тоже сможет пригласить даму, – сказала Веда. Впрочем, не успел Влад отреагировать на это и оглядеться по сторонам, как Петра уже вышагивала вокруг него.

Когда закончился второй танец, уже стемнело, и они зажгли в гостиной два пятисвечника и люстру с масляными светильниками. И в это время во входную дверь постучали. Эрвин отправился открывать, и Николь заметила, как он, стоя у серванта у стены, сунул револьвер за пояс со стороны спины и прикрыл его тканью надетой поверх рубахи жилетки.

На пороге стоял Рихар.

– Вам нескучного вечера! А я зашел вам сказать, что мы же пошли туда, куда вы указали! – охотник не изъявлял особого желания пройти внутрь дома, шагнул лишь в прихожую, и стоял, опершись на стену. – Видали мы те следы, что вы рассказывали.

– Ну же, и что думаете? – с любопытством спросил Эрвин.

– Первым делом то, что вы дальше-то не пошли, а мы пошли. Там еще несколько таких следов нашли. Только там они хуже отпечатались. Кто-то ломился через лесную крепь, дерево поломанное вы сами видели, ну а там еще много веток обломанных.

– И куда же он ведёт, след этот?

– Да кто его знает. Теряется. Выходит на открытое место, где ни деревьев, ни кустарника, и там мы его потеряли. Поискали – не поняли, куда ушёл.

– И кто же бы это мог быть? – из-за плеча Эрвина поинтересовалась Николь.

– А, Свет Истины его ведает, а мы – не знаем! – как-то даже весело сообщил Рихар. – Но только, на вашем месте, я бы далеко от дома не отходил.

– Надо, наверное, известить кого-то? – предположил Эрвин.

– В Ясноречье воеводский егерь живет, и помощник его. Ему можно. А здесь, в Журе – некому. Только что вы егерю скажете? След странный видели? Ну, может, заинтересуется. Только к тому времени следа-то уже не будет.

– Только вот я подумал: а причем тут история с погубленным колдуном? – не понял Эрвин. – Ну, какое она имеет отношение к этим следам?

– Да совсем никакого! – махнул рукой Рихар. – Я и не говорил про нее! Это Ефан её приплёл, а я сразу не хотел её даже и вспоминать!

– Только я не пойму что-то. Вы говорите – это байка, легенда, то есть – вымысел. А местные все уверены, что так и было оно!

– Байка – она что? Она – суть история, только очень сильно приукрашенная. Я же не местный. А думаю я так: ну, жил тут какой-нибудь чужак, ну, поссорились жители с ним, прогнали его. Может, и дом его подпалили. А то, что он колдун, и даже то, что сожгли его там заживо – это всё сомнительно.

– Так а ты откуда сам-то, уважаемый?

– А мы с Ефаном из Таволги приехали. Это городок такой, центр округа, в соседнем воеводстве, на границе с этим. Ну, что, я пошел, приятной ночи…

Озадаченный Эрвин переглянулся с Николь, и они вернулись к остальным. Влад, Петра, Карина и Веда уже разложили на большом столе карточки из плотной глянцевой бумаги и собрались играть в «тирлонг» – модную ныне игру, пришедшую откуда-то с побережья Закатного океана – то ли из Скьола, то ли из Арагойи.

6

В спальне было жарко. Эрвин ворочался на кровати, стараясь не разбудить Николь. Впрочем, вскоре выяснилось, что она тоже не спит. Поворачиваясь с боку на бок, девушка засунула руку под подушку и ощутила там прохладный металл. Она с удивлением вытащила оттуда револьвер «Шквал». Толкнув Эрвина в бок, она спросила:

– А зачем ты под подушку револьвер положил?

– Так. На всякий случай, – неопределенно пробормотал лекарь. На самом деле так ему было спокойнее – после всех рассказов про проклятье колдуна и истории со следами.

– Всегда, что ли, кладешь…

Николь положила голову на подушку.

– Жарко. Может, проветрить?

Когда они ложились спать, в спальне было прохладно, и они окно закрыли. При этом Эрвин заметил, укладываясь поудобнее:

– В крайнем случае, у нас на двоих – два одеяла.

Этим соображением Николь не преминула воспользоваться буквально через три минуты, перебравшись к нему на кровать вместе с одеялом. Так действительно было теплее, хотя и немного тесно. Николь откинула одеяло, в длинной ночной рубашке прошлёпала к окну и выглянула наружу.

– Посмотри сюда! – сказала она напряженным голосом.

Через две секунды Эрвин уже стоял рядом с ней, непроизвольно положив руку ей на спину, ощущая под ладонью гладкую ткань рубашки. Они смотрели за окно.

– Видишь?

Эрвин видел. Примерно в пятидесяти саженях от дома, на уровне окон второго этажа, висело светящееся облачко, по форме напоминающее то ли вилок капусты, то ли гротескную, ухмыляющуюся от уха до уха голову.

– Это что? – прошептала Николь, а Эрвин сам не заметил, как привлек ее к себе за плечи.

– Светящийся феномен какой-то. А помнишь, в ту ночь что-то тоже светящееся видели?

– По-омню… – робко произнесла Николь, не делая попытки отстраниться.

Облачко сместилось немного вправо. Различные его части светились не равномерно, поэтому казалось, что на его поверхности действительно есть глаза и, возможно, рот. Само оно светилось довольно интенсивно, но окружающие предметы при этом не освещало. Повисев на одном месте, оно начало приближаться к дому, но потом вдруг набрало высоту и скрылось за кронами деревьев. Мужчина и девушка еще несколько минут стояли, пристально глядя в окно, потом все же отодвинулись друг от друга.

– Расхотелось окно открывать, – сказала Николь.

– Не открывай.

– В крайнем случае лягу на свою кровать, тогда и ночнушку сниму… – рассудила девушка, но легла снова рядом с Эрвином. Не укрываясь одеялами, он положил руку на нее сверху, она прижалась к нему спиной, и, обменявшись несколькими репликами о том, что бы это могло быть, оба заснули.

Утро было солнечным, и ничего не напоминало о ночном происшествии. Николь смотрела в окно.

– Что же это всё-таки было? – задумчиво спросила она.

– Может быть, нам показалось?

– Как это – показалось? Ты же это видел, мастер Эрвин?

– Да, я видел что-то светящееся. Но, быть может, наше воображение показало нам больше, чем мы видели на самом деле? Иллюзия…

– Ну, ладно, я и так согласна, что это не было светящееся летающее лицо. Но – что за облако? Не говори, что это ночной туман. Туман был бы везде вокруг. И не было ни одного источника света, чтобы он…

– Я про туман и не говорил. Не знаю. Надо подумать.

– Тут думай-не думай – ничего не придумаешь.

Николь стала переодеваться в дневное платье.

– Не мог бы ты, мастер Эрвин, покуда не смотреть?

– Я и так не смотрю, отвернулся.

– Я такая некрасивая, да? – вздохнула Николь.

– Вовсе нет! Почему ты так решила?

– А как ты думаешь: это одно и то же – то сияние, что мы видели прошлой ночью, и – это?

– Думаю, это одно и то же. Николь, чего ты вдруг…

– Погоди. А как ты думаешь, это как-то связано – это свечение и те следы, что мы нашли?

Тут Эрвин ненадолго задумался, потом ответил:

– Думаю, нет никаких оснований предполагать тут какую-то связь. Как? Если бы мы сейчас пошли, и там, где висело облачко, нашли такой след – тогда, пожалуй, да… Но мы там его не найдём. Хочешь, я прямо сейчас схожу и проверю?

– Я пойду с вами, мастер, – твёрдо заявила Николь. – Я всегда – куда и вы…

– Но… Это относится к целительству, а здесь же дело другое?

– Это всё равно. Моё место – рядом.

– Кстати, определись: уже начала называть меня «ты», а теперь вот…

– Я была неправа, мастер, и случайно допустила фамильярность. Простите меня.

Голос и весь вид Николь явно были расстроенными. Эрвин надел лёгкие парусиновые брюки и жилетку, зашнуровал туфли, подумав, достал из-под подушки револьвер и сунул его в карман жилетки.

– Я пойду посмотреть. А ты?

– Конечно!

Они вышли из спальни. Их товарищи, вероятно, еще спали, по крайней мере в доме было тихо. Они спустились по лестнице на 1 этаж.

– Я же по-прежнему смогу ходить на все обходы, которые вы делаете в госпитале по вторым дням декады?

– Неожиданный вопрос в таком месте! – удивился Эрвин. – Ты можешь ходить на все обходы, и везде присутствовать, только как ты собираешься тогда посещать лекции мэтра Алексиса? Они как раз в это время.

– Неразумно было с моей стороны записываться на лекции Алексиса. Он ведь говорит там, в основном, то, что прописано в руководствах. А обходы он не проводит. И на вопросы он отвечает очень путано.

Они, между тем, вышли из дома и пошли, огибая его.

– Почему тебе вообще пришло в голову, что светящиеся облачка и этот громадный след могут быть как-то связаны?

– Я подумала, что то и другое – странно и непонятно. А если в одном месте происходит что-то непонятное – может, это одно и то же?

– Конечно, но… Где облако, а где – след от лапы?

Эрвин пошел вперед, Николь следовала за ним на расстоянии трех-четырех шагов. Мужчина остановился между двумя деревьями.

– Это было где-то здесь.

– Да, мастер.

– Ну, так здесь на земле ничего нету.

Они походили из стороны в сторону, обследовав достаточно большой участок земли, но ничего не обнаружили.

– Ну вот, что и ожидалось. Однако, куда же тут можно было бы еще сходить, погулять? – задумался магистр.

– А до озера этого далеко?

– До Йоктуля? Вроде, далековато. Хочешь посетить пепелище?

– Может, там еще что-то осталось?

– Можно и сходить – отчего не посмотреть? Но кроме нас это вряд ли кого-то заинтересует.

– Так и что. Если вы пойдёте – лично мне этого достаточно. Или вам еще надо Веду либо Карину?

– Мне-то? Нет. Не надо.

– Ну так чего тогда об этом переживать?

– Можем заблудиться.

– У меня есть карта этого округа. Правда, она мелкая, но Йоктуль там есть.

– Потрясающе. Ты предусмотрела и это?

– Собиралась в незнакомое место – подумала, что может быть полезным. Так когда пойдем? Сразу после завтрака?

– Торопиться не будем. Спросим, у кого еще какие предложения.

В трапезной Петра вяло пыталась приготовить какой-нибудь завтрак из имеющейся провизии. В печи уже потрескивали дрова.

– Ты, что ли, не выспалась? – поинтересовалась любопытная Николь.

– Если бы я не выспалась – я бы еще спала, – возразила Петра. – Просто всё-таки не привыкла спать не дома больше, чем одну ночь…

– Верно ли, что только в этом причина неудовольствия?

– Верно.

– А Влад еще спит? – спросил Эрвин.

– Что ему? Спит. Привык, видимо, рано засыпать, а тут вон что – задушевную беседу вели до после полуночи. Он и утомился.

Николь хихикнула, а Эрвин вопросительно посмотрел на делопроизводительницу.

– Ну, да, мне же хотелось поговорить – мы и поговорили! – философски рассудила Петра. – Конечно, немного с избытком.

Николь продолжала тихо хихикать.

– И только-то, что поговорили? – как бы в сторону произнесла она.

Петра, между тем, поставила на плиту огромную сковороду и разбила в нее десяток яиц. По лестнице спустилась Карина.