Я (не) ведьма

Наталья Лакота

Я (не) ведьма

Глава 1. Три девицы у ручья

– Да не верю я ни в сон, ни в чох, ни в черный глаз, – сказала я решительно, потому что лепет сестер надоел до оскомины. – Надо вам – идите и гадайте. А я буду спать. Завтра праздник, я не хочу выглядеть бледным призраком на вашем фоне. У вас все равно румянец – недельным постом не выведешь.

Окно в комнату было приоткрыто, и соловьи пели, будто хотели свести с ума всех девиц на выданье, и но мои сестры остались глухи к их чарам и не желали слушать соловьиное пенье этой ночью.

– Ну Кирия!… – канючила Ольрун. – Ну пойдем! Втроем не так страшно!

– И вдвоем не страшно, – отрезала я, забираясь в постель и отворачиваясь к стене.

– Стра-а-ашно! – тут же подхватила Стелла, и обе негодницы принялись стаскивать с меня одеяло, в два голоса упрашивая пойти с ними.

– Возьмите с собой леди Сюсту, – отрезала я, мечтая надавать подзатыльников той и этой. – Даже если встретите черта, он убежит в страхе.

Сестры прыснули, потому что леди Сюста, наша домоправительница, и в самом деле могла обратить в бегство кого угодно. Не только внушительной фигурой и лицом вроде раздавленной репы, но и вздорным характером и голосом, как охотничий рог.

Мне показалось, что сестры отстали от меня, потому что отошли и зашептались, но вскоре Ольрун подкралась на цыпочках и погладила меня по плечу через одеяло.

– Если пойдешь с нами, – сказала она вкрадчиво, – я не скажу папочке, о чем вы разговаривали с сэром Вильямом под липами.

Я медленно повернулась к ней, не веря, что слышу это.

– Ты – что?.. – спросила я, выгадывая время, но по лицу сестры все и так уже было понятно. – Ты шпионила за мной…

Она хихикнула, и Стелла ее поддержала. Глядя, как они посмеивались, уже зная, что победили, я от души пожелала им на завтра сварливых и старых мужей. Но села в постели, сунув ноги в туфли.

– Вот и хорошо, – с улыбкой заявила Ольрун, сложив руки на животе. – Ты можешь не гадать, Кирия. Просто постоишь на тропинке, покараулишь.

Я не ответила, надевая халат и туго подпоясываясь, как воин, собирающийся на войну. Мои сестрицы были уже готовы – поверх халатов надели еще и бархатные накидки, хотя ночь была теплой.

– Пойдемте, – сказала я с отвращением и полезла в окно.

Мне пришлось помогать Ольрун и Стелле – они испуганно пищали, не решаясь спрыгнуть с подоконника, хотя до земли было всего футов пять. Согнувшись и подставив спину, я, стиснув зубы, выдержала вес одной, а потом другой, хотя мои сестры были вовсе не худышки.

Кому из них пришла идея с лунным гаданием, я не знала и знать не хотела, но сегодняшним вечером они прожужжали мне все уши, что хотят сходить к ручью Феи и загадать на женихов, которых им предстояло завтра выбрать. Мои сестры были старшими дочерьми в роду Санлис, и хотя королевство было крохотное, а наш отец – король Бернар, считался вассалом верховного короля Альфреда из Байё, невесты они были завидные, и на завтрашний праздник по случаю их совершеннолетия приехали больше сотни рыцарей разных королевств и земель, чтобы побороться за право назваться зятем короля.

Вообще-то, старшей принцессой была я, но дома об этом вспоминали редко, а в семейные хроники меня и вовсе не вписали, потому что мой папочка не удосужился надеть моей матери обручальное кольцо, оставив ее конкубиной, а после ее смерти в тот же год женился на леди Готшем, уважаемой матушке моих многочисленных сводных сестер и братьев, которые получили все привилегии принцесс и принцев крови.

И хотя я не была служанкой в отцовском доме, но на мое совершеннолетие турнир не собирали, и вот уже три года как сэр Вильям безуспешно пытался заручиться у отца согласием на наш брак, но отцу то было некогда, то он находил это ужасно смешным – чтобы его дочь стала женой безземельного рыцаря, то попросту говорил, что мне еще рано покидать семью.

Леди Готшем, впрочем, мечтала об иной для меня участи. С тех самых пор, как мне исполнилось двадцать два года, она всячески намекала, что монастырь – лучшее место для такой девушки, как я. Тем, кто не особо красив, запятнан грехами распутной матери, да еще и сварлив характером, одна дорога – в послушницы, а затем и в монахини, чтобы исправить дурную душу молитвами и божеским послушанием. И я больше всего боялась, что если Ольрун или Стелла расскажут отцу о наших с Вильямом встречах, мачеха точно позаботиться, чтобы я поскорее отправилась в обитель святых сестер – замаливать грехи дурной души.

Поэтому сейчас я обреченно шла по тропинке к ручью Феи, а мои сестры семенили следом, ахая и пища от страха всякий раз, когда где-то в темноте ломалась ветка или суслик перебегал дорогу.

Каким образом я могла бы защитить сестер от призраков, нетопырей или разбойников, если таковым придет в голову напасть на них в королевском саду – для меня оставалось загадкой. Как оставалось загадкой и то, кто осмелился бы пробраться в королевский сад, обнесенный, к тому же, двухметровой стеной.

Дыхание ручья мы почувствовали шагов за тридцать – потянуло сыростью и прохладой… Собственно, это был не ручей, а маленькая река – шириной шагов десять. Ручьем ее называли по старой памяти – вроде как когда-то вместо реки здесь бил ключ и протекал ручей, а у ручья жила прекрасная фея, которая вышла замуж за смертного рыцаря и принесла ему удачу и счастье.

Я не верила в легенды, но мои глупенькие сестры верили. И были убеждены (как и все девицы в округе), что если в полнолуние прийти на берег и бросить шпильку в отражение луны в воде, то дух феи покажет образ будущего мужа.

В эту ночь луна как раз была полной, и Ольрун со Стеллой дрожали от предвкушения разузнать, кто же завтра окажется победителем турнира и попросит их руки у отца. Мы вышли на берег, и я сделала широкий жест рукой, приглашая сестер бросаться шпильками в отражение луны – благо, луна висела прямо над садом, желтая, как головка сыра.

Ольрун осмелилась первой и бочком приблизилась к самой воде, чтобы бросить шпильку наверняка. Я зевнула, услышав бульканье. Что-то подсказывало мне, что предсказания мы будем ждать очень долго.

Так и случилось – Стелла извелась в ожидании, пока Ольрун стояла столбом, вглядываясь в лунное отражение. Когда она вернулась, лицо ее выражало досаду.

– Ну что? – спросила Стелла с придыханием. – Ты что-нибудь видела?! Лицо разглядела? Старый или молодой?

– Ах, не говори так быстро, даже голова закружилась, – ответила Ольрун, поднося ладонь ко лбу, чтобы показать, как утомила ее болтовня Стеллы. – Лица не разглядела, потому что пошла рябь. Но он был на гнедом коне, и красивый.

Хотелось бы мне знать, как она определила, что он красивый, если не разглядела лица! Но Стелла приняла все за правду и завистливо вздохнула.

– Теперь я, – сказала она тоненьким голоском.

– Красивый, значит? – спросила я, когда мы с Ольрун остались в тени дуба, глядя, как Стелла крадется к воде, приподнимая подол, чтобы не промочить во влажной траве.

– Очень, – тут же ответила Ольрун.

– И конь гнедой?

– Да, с черной гривой и черным хвостом.

Почти у всех наших рыцарей кони были восточной породы – как раз гнедые, с черными гривами и хвостами. Я едва сдержалась, чтобы не хмыкнуть, но не стала ничего говорить. Тому, кто хочет быть обманут, обманываться не запретишь. Мы услышали всплеск, а потом ждали, пока Стелла разглядит свою судьбу.

Стелла стояла, вытянув шею, потом начала переминаться с ноги на ногу, а потом оглянулась на нас раза три и поспешила обратно.

– Я ничего не увидела, – объявила она. – Только луну…

– Ну все, значит, завтра замуж выйдет одна только Ольрун, – сказала я скорбно.

Стелла вскрикнула и приготовилась разреветься, но Ольрун перебила ее слезы, зябко кутаясь в накидку:

– Кто хотел – тот узнал. Пойдемте домой. Я совсем замерзла.

Я была с ней полностью согласна, но Стелла захлопала глазами и затопталась на месте.

– А моя шпилька? – спросила она растерянно.

– Какая шпилька? – переспросила я, сразу насторожившись.

– Шпилька, – она махнула в строну реки. – Которую папа подарил…

– Ты бросила в реку папин подарок?! – зашипела Ольрун. – Жемчужную шпильку?!

– А ты какую? – спросила Стелла, запинаясь.

– Простую! – повысила голос Ольрун. – Ты с ума сошла – бросать драгоценности в воду?

На этот раз Стелла расплакалась.

– Я думала… я думала… – бормотала она сквозь слезы.

– Не плачь, – досадливо сказала я. – Завтра отправим кого-нибудь из слуг, они достанут.

– Как ты себе это представляешь? – напустилась на меня Ольрун. – Да ты тоже с ума сошла, Кирия! Если леди Сюста узнает – она обязательно донесет папе. А если он узнает, что мы ночью бегали по саду…

– Да что он сделает? – передернула я плечами. – Покричит на вас и успокоится… Вы что на меня так смотрите?

Но сестры замолчали и уставились на меня. Стелла даже перестала плакать.

– Ты же умеешь плавать, – сказала Ольрун, и ее голос очень живо напомнил мне голос леди Готшем. – Достань шпильку.

– Вы с ума сошли, – сказала я, потому что Стелла кивнула, соглашаясь со словами сестры. – Сейчас ночь, как я ее найду?

– Луна на месте, я бросила шпильку прямо в середину, – с готовностью подсказала Стелла.

– Пусть завтра достанет кто-нибудь из слуг, – попробовала убедить их я. – Вот, сейчас луна как раз напротив дуба…

– Завтра шпильку затянет в ил, – сказала Ольрун. – Она тяжелая.

– Не полезу туда, – огрызнулась я. – Надо – ныряйте сами, тут неглубоко.

Решительно разведя сестер в стороны, чтобы дали дорогу, я пошла по тропинке к дому, но сладкий голосок Стеллы меня остановил.

– А ты не боишься, что мы расскажем папе про сэра Вильяма?..

Я медленно обернулась. Сестры смотрели на меня, сложив руки и одинаково склонив головы набок – совсем как их мать.

– Вы бессовестные, – только и сказала я.

– Поторопись, пока луна не ушла в сторону, – с улыбкой пожелала мне Ольрун.

Не глядя на них, я распустила пояс, сняла халат и бросила в лицо Ольрун. Она недовольно заворчала, а я уже сняла рубашку, оставшись голой. Подвязав волосы и сбросив туфли, я босиком прошла к речке и осторожно спустилась в воду. Здесь все заросло осокой, и я раздвигала ее руками, с содроганием чувствуя, как пиявки тычутся в ноги. Зайдя по грудь, я оттолкнулась и поплыла. Теперь луна казалась мне длинным желтым пятном на черной воде, а не головкой сыра.

Ругая про себя недотепу Стеллу, решившую погадать отцовским подарком, я сделала глубокий вдох и нырнула, зажмурившись. Здесь оказалось глубже, чем я ожидала, но я достала дна и наугад черпнула ил и песок горстью. Неудача.

Вынырнув и отфыркиваясь, я увидела на берегу сестер – Ольрун прижимала к груди мою одежду, а Стелла в нетерпении подпрыгивала на месте.

– Нашла? – пискнула она.

Вместо ответа я нырнула снова.

Я умела плавать. В отличие от сестер, мое детство прошло не за обучением вышиванию и игре на музыкальных инструментах. Леди Готшем считала, что незаконнорожденной дочери не полагается изящных знаний, и личная служанка и гувернантка ей тоже не требуются. Поэтому я была предоставлена сама себе и предпочитала проводить время в компании нашего конюшего. Сэр Донован не умел вышивать и играть на лютне, зато знал, как вскочить в седло, не опираясь на стремя, и как плавать саженками.

На этот раз мне повезло больше, и я коснулась пальцем чего-то твердого. Задержав дыхание, я зарылась в ил двумя руками и нащупала эту проклятую шпильку. Я совсем задохнулась, и, вынырнув, едва отдышалась. Отбросив с лица прилипшие волосы, я поплыла к берегу, зажав шпильку в кулаке, и тут обнаружила, что то-то было не так…

Мои сестры исчезли, будто их и не бывало. Я нашарила ногой дно и огляделась. Ольрун и Стелла пропали, а вместе с ними пропали мои рубашка и халат.

– Не смешно! – сказала я в сердцах. – Даже не думайте прятаться!

Но мне никто не ответил, и я закипела, хотя вода в речке была холодной. Дурацкая шутка! Совсем дурацкая! Я подавила желание бросить шпильку обратно в воду – пусть бы сами ее доставали! Но в это время от дуба отделилась черная тень. Человек шагнул к реке, попав в полосу лунного света, и я увидела, что это мужчина… Он был мне незнаком – я никогда раньше не видела его среди вассалов отца или гостей. Я стояла в воде по пояс, но даже не сообразила прикрыться. А он не подумал отвернуться и смотрел на меня не отрываясь.

Мое сердце провалилось в пятки, если не ниже. Незнакомец показался мне страшным и грозным, как демон ночи. А ведь я не верила в демонов! У него были прямые, чуть нахмуренные брови, длинный, крючковатый нос, с хищно вырезанными ноздрями, сурово сжатые губы и нижняя челюсть, чуть выдвинутая вперед – что придавало ему свирепый вид. Неровно подрезанные волосы придавали ему диковатый вид, как и короткая борода и усы – все знакомые мне рыцари брились гладко, по моде, заведенной королем Альфредом. Но этому, видимо, мода была безразлична.

Мне показалось, что даже соловьи замолчали, напуганные появлением этого мужчины, а на меня словно навалилось колдовское оцепенение, хотя я не верила и в колдовство. Прошла минута, вторая, а мы все так же смотрели друг на друга – молча, не шевелясь.

Пиявки вновь засновали вокруг меня, и я дернула в воде ногой, прогоняя их. Это разрушило колдовство, и я вместо страха и удивления ощутила злость. Какой-то мужлан залез в наш сад и позволяет себе таращиться на голую принцессу! Пусть я и незаконнорожденная, но в моих жилах тоже течет кровь Санлисов. А благородному рыцарю в этой ситуации следовало бы отвернуться!

Можно было переплыть на ту сторону и убежать, но я не хотела бегать голой нахалу на потеху.

– Не желаете отвернуться, добрый сэр? – спросила я зло. – И может, дадите что-то, чтобы даме прикрыться?

Он медленно снял плащ и развернул его, держа на вытянутых руках. И даже не подумал опустить глаза, как будто ждал, что я выйду из воды прямо к нему в объятия.

– Положите плащ на траву и отвернитесь! – приказала я, теряя терпение.

В этот раз до него дошло, он положил плащ на поваленное дерево и отвернулся.

Я выскочила из воды так быстро, как только смогла, оскальзывая и падая на колени, потом схватила плащ, набросила на плечи и помчалась к дому, не оглядываясь. Побеги незнакомец за мной – вряд ли догнал бы. Но позади было тихо, он не стал меня преследовать. Я добежала до клумбы с тюльпанами и остановилась отдышаться. Туфли остались на берегу, но их можно забрать и завтра, зато шпилька была у меня. Вытерев мокрое лицо полой плаща, я подошла к окну спальни и первым делом швырнула туда шпильку. Из окна тут же показались лица Ольрун и Стеллы.

– Вы спятили?! – шепотом закричала я на них.

– Прости, Кирия, – виновато всхлипнула Стелла, протягивая мне руку, чтобы помочь забраться в окно. – Там кто-то был, мы так испугались!

Помощи от ее руки было никакой, поэтому я просто вцепилась в подоконник, подтянулась и нырнула в комнату.

– Мы убежали и только потом вспомнили про твою одежду, – вторила Ольрун. – Ой, а что у тебя за плащ? – она коснулась моего плеча, гладя тяжелую ткань, а потом взвизгнула: – Там был мужчина?!

В этот момент я готова была задушить своих милых сестер.

Что разговоры о любви с сэром Вильямом и пара поцелуев, если какой-то мужчина видел меня голой и даже одарил своим плащом – ночью, у ручья Феи? Да леди Готшем после такого точно отправит меня в монастырь, растрезвонив, что дочь пошла по стопам матери и отдалась первому встречному.

– Не кричи, – одернула я Ольрун, наступая первой. – Это плащ Донована. Хорошо, что ему не спалось, и он не бегал по саду голым, как могла бы бегать я, по вашей милости. Если папа узнает, что вы так жестоко надо мной подшутили, подставив под угрозу честь семьи Санлис…

– Это не шутка, Кирия! – переполошилась Стелла. – Мы не нарочно! Не говори папе!

– Еще и шпильку бросила в воду, – сказала я умышленно грозно, – вот так ты дорожишь отцовскими подарками…

Минут пять я наслаждалась тем, что сестры упрашивали меня хранить тайну нашей ночной прогулки. Позволив себя поуговаривать, я милостиво согласилась забыть обо всем. При условии, что они забудут о бедном сэром Вильяме и разговоре под липами.

Тут же было заключено обоюдовыгодное соглашение, и я налила в умывальный таз воды, чтобы отмыться от тины. Пока я купалась, Стелла улеглась в постель, прижимая к груди заветную шпильку. Ольрун тоже хотела лечь, но ее заинтересовал плащ, который я положила возле своей кровати. Я не успела остановить любопытную сестру, и она уставилась на небольшой – размером с ладонь – лоскут золотой парчи, нашитый на плаще.

– С каких это пор Донован обзавелся гербом? – спросила Ольрун удивленно. – И что это за герб? На нем змеи! Чей это герб? Кирия, ты сказала, что плащ дал Донован…

– Не было у него плаща, – ответила я резко. – Сходил и принес чей-то. Украл, наверное, у твоего будущего жениха. Хочешь пожаловаться отцу?

– Чего ты такая злая? – протянула она, бросая плащ. – Мне не надо в мужья того, у кого змея не гербе. Это нехороший знак, колдовской.

– Вот и держись от него подальше, – посоветовала я ей.

Сестры легли спать, а я еще долго расчесывала волосы, понимая, что на завтрашнем турнире не будет девицы бледнее меня. Ольрун и Стелла уже сладко посапывали, когда я подняла плащ, тоже разглядывая герб на золотой парче. Нет, это была не змеи, Ольрун ошиблась. Это было сухое дерево с изогнутыми ветвями. Я не знала такого герба.

Когда утром я сбегала к ручью Феи, чтобы забрать свои туфли, то не нашла их на берегу.

Глава 2. Победитель и пряжка

– Ты бледная, как призрак, – выговаривала мне леди Готшем, когда мы ехали в открытой коляске на ристалище. – Сядешь в стороне от нас, не желаю, чтобы твой унылый вид отпугнул женихов моих дочерей.

– Вам не стоит так беспокоиться, – ответила я сквозь зубы. Мачеха не знала еще, что после вчерашнего плавания у меня все ляжки были порезаны осокой. Не слишком приятные ощущения, когда под юбкой все горит и чешется, поэтому и вид унылый. – Не волнуйтесь, женихи посмотрят на меня, посмотрят на ваших дочерей, и найдут их божественными красавицами.

– Не дерзи! – прикрикнула она на меня.

Я пожала плечами и отвернулась, глядя на разноцветные шатры, покрывавшие поле от края до края. Ольрун и Стелла тоже смотрели на них – где-то там сейчас разминались перед турниром их будущие мужья. По крайней мере, один нам был известен – молодой красавец на гнедом коне. Между прочим, рядом с шатрами были привязаны боевые кони – все, как на подбор, гнедые, с черными гривами и хвостами.

Отец догнал нас верхом, он сидел в седле подбоченясь, лихо держа поводья одной рукой, и пребывал в прекрасном расположении духа.

– Отличный день! – похвалил он погоду. – Как раз для такого события! Верно, Гого?

– Вы правы, милорд, – ответила леди Готшем, хмуря брови.

– Что опять не так? – тут же понял ее недовольство отец.

– Почему вы решили, что что-то не так? – завела она обычную песню. – Все прекрасно, милорд! Все удивительно прекрасно!

Отец принялся уговаривать ее открыть ему душу, и мачеха открыла – нажаловалась, что я слишком бледная, и слишком унылая, и в результате мне было велено сесть среди фрейлин. Я не протестовала, потому что сидеть среди фрейлин – это значит сидеть не за спинами мачехи и сестер, а в первом ряду. Сидеть в первом ряду – значит, увидеть всё. А мне перепадало не так много развлечений, чтобы я из гордости отказалась сидеть с женами и дочерьми вассалов отца.

Ради праздника Ольрун и Стелла были наряжены с несказанной пышностью. Стелла потихоньку стонала, что не может наклонить голову – такими тяжелыми были ее серьги и диадема. В отличие от сестры, я могла вертеть головой, как вздумается – мои серьги были простыми золотыми колечками, а диадемы не полагалось вовсе. Зато я надела свое самое лучшее платье – темно-красного цвета, его сшили мне на совершеннолетие, и я берегла его, как хрустальное, потому что следующее платье мне, скорее всего, сшили бы только на похороны.

Усевшись между фрейлин, я поставила локти на деревянный щит, окружающий ристалище, и думать забыла о сестрах. Пусть красуются, высматривая женихов, а я намерена увидеть храбрых рыцарей в бою, и если Вильяму повезет – то выйду замуж и без золотой диадемы.

Турнир начинался общим выездом участников, и дамы беззастенчиво обсуждали рыцарей, и обсуждали не всегда – у кого глаза голубее. Я поджимала губы, чтобы не засмеяться, когда фрейлины совсем уж увлекались. Но их трудно было осуждать – рыцари в большинстве своем и правда были молодыми красавцами. Конечно – если приехали жениться на дочерях короля. Ведь старым и лысым вряд ли улыбнется дочь короля.

– А этого я раньше не видела, – сказала леди Мюрай, сидевшая рядом со мной. – Боже мой! Держите меня, иначе я сейчас оторву свои рукава и брошу ему еще до начала поединков!

– Вон тот, у которого штандарт – золото и черный? – подхватила леди Рюген. – Какой красавчик! Ах, я бы не только рукава ему бросила, но и все платье. Да и сама бы бросилась к нему… без платья!..

Фрейлины рассмеялись, а я не успела посмеяться вместе с ними, потому что в ту минуту увидела, о ком шла речь.

Рыцари ехали без шлемов, и я без труда узнала одного из них – и чуть нахмуренные брови, и хищно вырезанные ноздри, и немного выдающуюся вперед крепкую нижнюю челюсть. Но даже если бы я забыла черты лица того, кто накануне застал меня купающейся голышом, ошибки быть не могло – больше среди рыцарей не было ни одного усатого и бородатого.

Я тут же убрала локти со щита и постаралась укрыться за фрейлинами, которые размахивали руками, как ветряные мельницы крыльями, чтобы привлечь внимание рыцарей.

– Фу, он бородатый… – произнесла с отвращением молоденькая леди Лин. – Похож на варвара из диких земель!

– Что бы ты понимала, – поддразнила ее леди Мюрай. – Именно такие дикари особенно привлекательны в алькове.

– Чем? Своей дикостью? – фыркнула леди Лин.

– Куртуазности оставим для салонов, – сказала леди Рюген басом, и фрейлины опять покатились со смеху.

Словно назло, рыцарь с черно-золотым штандартом ехал во внешней шеренге, и, объезжая поле, оказался совсем рядом с королевской ложей. На всякий случай, я закрыла лицо руками, подглядывая между раздвинутыми пальцами. Как и все участники турнира, рыцарь не сводил глаз с моих сестер, и это было неудивительно – таких красоток, как мои сестры было поискать и не найти. Белокурые, румяные, как заря, и белые, как снег. Даже бессонная ночь не стерла румянца с их сдобных мордашек. Сестры и сами по себе были хороши, а в фамильных украшениях Санлисов и вовсе казались прекраснее фей.

– Какой у него герб? – перебила мои мысли леди Рюген. – Я не разглядела.

– По-моему, змеи, вставшие на хвост, – сказал кто-то из дам с недоумением. – Кто хорошо помнит геральдику?

– Там не змеи, – я отняла руки от лица и почувствовала себя спокойнее, потому что участники турнира удалились с поля. – Там сухое дерево. Черное, на золотом фоне.

Эту новость принялись обсуждать с огромным пылом, но никто не мог вспомнить подобного герба.

– Подождем, когда его объявят, – сказала леди Рюген. – Простите меня, подруги, но я намерена познакомиться с ним поближе.

– Какая прыткая! – засмеялась леди Слим.

– Остальные в очередь. Он ваш, если мне не повезет, – ответила леди Рюген со смешком и поставила локти на щит, совсем как я некоторое время назад. – А на вас он произвел впечатление, леди Кирия? – спросила она учтиво, но и я, и все остальные понимали, что учтивостью тут не пахнет.

– Произведет, если выбьет сэра Лукаса из седла, – ответила я ей в тон.

Сэр Лукас был победителем прошлых состязаний, и золотой венец королевы турнира вручил Ольрун. Ожидалось, что он и сегодня повторит свой подвиг, и моя сестра получит в женихи «красивого рыцаря на гнедом коне».

– Вы решили осчастливить нас вашим присутствием? – продолжала расспрашивать леди Рюген. – Или просто отсюда лучший вид, чем из-за спин принцесс?

– Ваша правда, – согласилась я, – вид отсюда лучше. Только слишком шумно, потому что вы стрекочете, как сорока. Сейчас герольд объявит участников, а вы не расслышите имени рыцаря, так поразившего ваше воображение. И пойдете на него в атаку, называя его «сэр-не-расслышала-вашего имени». Заведомый проигрыш, как мне кажется.

За моей спиной послышались смешки, но я даже не оглянулась.

– Ваша правда, – сказала леди Рюген с усмешкой. – Лучше буду сидеть тихо, чтобы не упустить своей удачи.

На этом разговор между нами закончился, и фрейлины предпочли не замечать меня, перешептываясь между собой.

Турнир начался с парных поединков по жеребьевке. Победители соревновались между собой, уже получая право выбирать соперников.