Признаки присутствия

Ник. Вулкер

Признаки присутствия

Пролог

– Тима, не прислоняйся лбом к окну, – в который раз сказала Лада. – Застудишь голову, станешь дурачком.

– Не стану! – возразил Тима, но голову все же убрал.

– И вообще, уже пора спать.

– Я дождусь! – твердо сказал Тима.

– А вдруг они не поехали, решили метель переждать? До утра будешь сидеть?

– Дождусь!

– Ладно, – укоризненно покачав головой, Лада вновь взялась за вязание. – Что с тобой поделать.

– Расскажи сказку, пока они едут, – попросил Тима. – Страшную.

– Страшную? Ладно, будет тебе страшная. На вот тебе подушку, не сиди на полу. – Лада кинула Тиме красную бархатную подушку. – Жили в дремучем лесу отец с маленькой дочкой и звали их Грол и Агнис. Их домик плотной стеной окружали высокие сосны, а перед входом пробегала бойкая речка. Отец часто ходил на охоту, а потом продавал дичь на рынке в городе. Это единственное, что он умел, и поэтому ему приходилось покидать дом на два, а то и три дня. Агнис очень боялась оставаться дома одна, но выхода у них не было – Грол должен был уходить на охоту, чтобы у них были хоть какие-то средства для существования. В те редкие дни, когда отец был дома, они любили мечтать о том, как однажды они разбогатеют и переедут в большой город, и тогда Агнис будет ходить в школу, как все дети, а Грол… Грол ничего не будет делать, потому что у них будут слуги. Он будет сидеть у окна, пить чай с медом и ждать свою любимую дочурку из школы. А еще у них будет длинная подзорная труба на чердаке их большого дома, и по вечерам они будут смотреть на звезды, а у Агнис будет отдельная комната для кукол. Не таких кукол, в которые она играла сейчас – обмотанные тряпьем деревянные чурбачки, а настоящие, искусно выточенные мастерами кукольного дела, в платьицах и чепчиках, и чтобы руки и ноги у них были на шарнирах и сгибались, словно настоящие.

– Как же они хотели разбогатеть? Имели ли они хоть какой-нибудь маломальский план для этого? – спросил Тима.

– Не имели, Тимоша, поэтому все их мечты так и оставались мечтами, и день за днем, месяц за месяцем Грол все так же уходил в лес, а потом с добычей шел в город, а Агнис все так же оставалась дома в окружении больших и разлапистых сосен, и тряслась по ночам от страха, боясь, что в дом ворвутся лесные разбойники или дикие звери подстерегут ее у двери. Как-то раз случился в тех местах такой сильный ливень, что размыло все дороги в округе и Гролу никак было не добраться домой из города. День прошел, второй, третий, четвертый пошел. Все продукты у Агнис закончились, и стало ей совсем голодно. И тогда она осмелилась пойти в лес, набрать шишек, чтобы повытаскивать из них орешки и поесть хоть немного. Оделась она, постояла на пороге, прогоняя страх перед глухой чащей лесной, и пошла. Ходила, ходила, набрала целую корзину шишек, да заблудилась. Села под толстой елью и заплакала. И тут вдруг ель за ее спиной как зашевелится! Как заговорит человеческим голосом: – Встань, повернись ко мне негодница!

– Ой, страшно, страшно! – Тима закрыл лицо ладошками.

– Ты слушай дальше, вот где будет страшно, – пообещала Лада. – Или спать пойдешь?

– Нет, рассказывай, рассказывай, хочу узнать, что с Агнис дальше станет.

– Ну, слушай тогда. Вскочила Агнис, обернулась, глядь, а ель-то – живая! В коре древней проглядывают черные глаза с веками тяжелыми, нос – кривая сломанная ветка, а пониже – косой рот, весь в трещинах. Стоит, трясет грозно ветками мохнатыми, того и гляди ударит. Упала тогда Агнис на колени и заревела пуще прежнего. И сжалилась тут ель вековая, перестала кричать и грозить, обняла Агнис нежно своими ветками и говорит: – «Ты кто такая и откуда здесь взялась, и чего ревешь, как медведь шатун?». И отвечает ей Агнис – «Батюшка должен был еще вчерашнего дня вернуться, а его все нет и нет, видать распутица из города не пускает, еда моя закончилась, вот я с голоду и пошла в лес за шишками, хоть орехов поесть, и заблудилась. Вот вернется батюшка, а меня-то дома и нет. Боюсь, как бы его удар не хватил, оттого и плачу». Подняла тогда ель брови деревянные от удивления: – «Значит, не за себя плачешь, не себя жалеешь, за отца своего беспокоишься? Зовут-то тебя как?». «Агнис». «Ладно, Агнис, так и быть, помогу тебе домой вернуться. Но при одном условии – и ты мне тоже поможешь». Вытерла тогда слезы Агнис, приободрилась – «Все сделаю, только бы домой попасть до возвращения батюшки. Говори свое задание». И поделилась ель с Агнис своей бедой – «Поселились под корнями моими гномы подземные, зловредные. Копают, черти, ни дня продыху, все уже перекопали, скоро земли подо мной не останется, а мне без земли не жить, где ж я воду буду брать, если землицы подо мной не будет? А все из-за жилы золотой, что проходит прямиком подо мной, аж на версту простирается жила та, золотая. Понимаешь, копали бы они не так глубоко, я бы сама с ними справилась, ведь мои ближние корни толстые и очень сильные – перемололи бы гномов в секунду. Но туда, где копают гномы, доходят только мои дальние корни. Они тоненькие, слабенькие, никак им не справиться с гномами. Молю тебя, изведи тех гномов, отвадь их от меня. Тогда и путь домой укажу, тут недалеко по прямой. Вижу даже его с высоты, домик твой скромненький». Призадумалась тут Агнис над задачей непростой, пораскинула мозгами, и, видно, придумала что-то. Подняла с земли свою корзину с шишками и заявила бесстрашно – «Готова я, указывай путь к гномам подземным». А ель ей и говорит – «Оставь корзину здесь, зачем она тебе в подземелье?». «Чтобы белки шишки за минуту растащили? Нет уж, слишком долго я их собирала, чтобы белкам раздарить. С собой заберу!» – ответила ей Агнис. – «Указывай путь в подземелье!». И дрогнула вдруг земля под ней, зашевелились корни, задвигались, ходуном заходили. И разверзлась земля перед ней, и открылся вход в подземелье страшное, в темноту неизвестную. И шагнула туда маленькая Агнис, и сомкнулась над ней земля мгновенно, закрыв солнечный свет. И оказалась она в полной темноте. Побрела наощупь вниз по ступеням скользким земляным, и вскоре увидела свет зеленый и залу круглую, большую. То был свет от кристаллов подземных, коими гномы освещали свои земляные работы. Кристаллы следовало ударить посильнее друг о дружку, тогда и появлялся в них свет. Затаилась Агнис в нише стенки земляной прямо перед залой, смотрит оттуда скрытно, видит – гномы там в колпаках полосатых трудятся, копают, рубят тонкие корни несчастной ели, золото целыми кусками достают из-под земли. Складывают золото в корзины, а другие гномы на веревках тащат корзины дальше в тоннели узкие, во владения свои подземные. Радуются, смеются безудержно, что богатство такое выпало на их долю, и работают, работают, не зная усталости. И не думают о том, что высохнет скоро ель вековая над ними, лишится жизни дерево красивое из-за жадности их гномьей… Ну все, Тимоша, остальное завтра расскажу, спать тебе пора, глаза уж, вон, закрываются.

– Не закрываются, не хочу спать, – захныкал Тима, потирая глаза кулачками. – Продолжай сказывать сказку. Много ли там гномов было, под елью той?

– Достаточно. Сотня, а то и больше.

– Насколько малы они были?

– С ладошку твою ростом, – подумав, сказала Лада. – И колпак еще сверху с полвершка.

– В чем тогда опасность их была для Агнис? Не могла ль она их просто прогнать, раз малы они так были? – посмотрев на свои ладошки, спросил Тима.

– Все в лесу знали, что лучниками искуснымии и скорострельными гномы были, у каждого за спиной лук и множество стрел. Тысячи стрел могли все разом выпустить, от такого и великану не спастись, а что уж тут говорить о ребенке пятилетнем, – объяснила Лада.

– Смогла ли извести Агнис гномов? Спасла ли ель вековую? Спаслась ли сама? Вернулась ли домой до прихода батюшки своего? – не унимался Тима.

– Поздно уже, завтра расскажу. Спать!

– Дождусь батюшку и матушку! Не пойду спать! – Тима вскочил с подушки, подбежал к окну и прислонил лоб к холодному стеклу.

– Капризничаешь, Тима, накажут тебя родители за то, что не спишь, и меня заодно накажут. Не приедут они сегодня, утром их встретишь. Мне и самой очень уж надобно, чтобы сегодня они приехали, но, видать, не судьба…

– А вот и нет, едут они! – Тима отскочил от черного окна и побежал прочь из комнаты. – Едут!

Лада отбросила вязание и побежала следом. Тима уже пытался сдвинуть засов на входной двери, еле до него дотянувшись, но силенок у него не хватало. Обернувшись, он умоляюще посмотрел на Ладу.

– Сейчас, – улыбнулась она, помогая ему отодвинуть тяжелый засов.

И уже через мгновение Тима висел на отце, крепко обхватив его шею.

– Ну-ну, будет нежностей, иди вон мать обними. – Он передал Тиму матери, снял шубу и меховую шапку. – Не баловался он тут без нас?

– Да нет, Аркадий Михайлович, – Лада приняла от него шубу и шапку. – Вел себя примерно, помогал дворовым по хозяйству. Хозяином был тут без вас.

– Хорошо, – Аркадий Михайлович потрепал Тиму по голове, забрал его у матери, чтобы и она смогла раздеться. – Сама-то как?

– Сама-то хорошо, барин…

– Говори. По голосу чую – случилось что-то.

– Батюшка мой захворал, третий день уж не встает. Матушка вчерашнего дня прислала соседского мальчугана, чтобы справиться – когда я смогу прийти, помочь ей маленько, а то и, – тут Лада заплакала, вытирая слезы вышитым платочком, – попрощаться с батюшкой.

– Что там приключилось? Доктора, может, надобно? – нахмурился Аркадий Михайлович.

– Был, барин, доктор-то, выписал микстур разных, кровопускание сделал. Сказал – мозговой удар случился, велел молиться и ждать.

– Да, уж, беда… Отпущу тебя, конечно, – пробасил Аркадий Михайлович. – Завтра поутру и пойдешь, как метель стихнет.

– Мне бы сейчас, барин, – сложив ладони, взмолилась Лада.

– Куда же ты в ночь пойдешь? – вмешалась барыня, Елизавета Матвеевна. – В городе-то вон что творится. Девки каждый месяц пропадают, никак этого душегуба проклятого не поймают. Утром пойди, не рискуй понапрасну.

– Ой тревожно мне, боюсь, не застану батюшку живого, не успею попрощаться. Еле дождалась вас, поклялась сама себе, что в какое бы время вы ни приехали, да пусть даже ночью, буду в ногах ваших валяться, лишь бы отпустили вы меня, благодетели, с батюшкой повидаться.

– Зачем же в ногах, в ногах не надо, – сказал Аркадий Михайлович. – Ладно, куда тут деваться, сейчас прикажу Петьке, пусть снова запрягает, отвезет тебя домой. Или из дворовых возьми кого-нибудь, пусть проводит тебя.

– Не надо, барин, пусть Петька отдыхает с дороги, и дворовые тоже умаялись, пусть спят, сама я дойду. По дворам пойду, коротким путем, быстро доберусь. Никто меня не скрадет, кому я нужна.

– На вот. – Плюнув на пальцы, Аркадий Михайлович отсчитал несколько червонцев, протянул их Ладе. – За два месяца вперед тебе жалование. Вдруг надобность какая, батюшке на микстуры.

– Благодетель наш, – разрыдалась Лада, упав на колени и обхватив руками ноги Аркадия Михайловича. – Спаситель.

– Не надо, ни к чему это, – Аркадий Михайлович и Елизавета Матвеевна подняли Ладу с пола. – Ты иди тогда. По дворам не надо, по улицам иди, пусть подольше, зато безопаснее. На Брусничную не заходи, обойди ее по Нижней.

– Помню про Брусничную, обойду ее, треклятую, – пообещала Лада.

– Даст Бог, может, получше станет Степану. Схожу завтра поутру в церковь, помолюсь за него, – Елизавета Матвеевна помогла Ладе надеть пальтишко, перекрестила на дорожку.

– Побегу, – Лада обняла Тиму, надела валенки, накинула пуховый платок и выбежала из дома.

На улице мело, в лицо били колючие снежинки, протяжно завывал ветер. Лада пошла было по улице, но, мгновенно замерзнув, решила все-таки идти по переулкам. Так было короче и теплее – в переулках не так сильно дул ветер.

– Кому я нужна, не скрадет меня никто, – шептала словно заклинание Лада, пробираясь по снегу, которого навалило уже почти на всю высоту ее валенок. – Кому я нужна…

Она его не увидела, а словно почувствовала. Потом и услышала. Шаги его услышала – быстрые, легкие, слегка поскрипывающие на снегу, и шелестящие одновременно, словно скользящие. Поняла почему-то сразу, что это он – тот, кто нападает и крадет. Тот, кого не могут поймать уже год. Про которого говорят, что не людского племени он, а из древних подземных существ, изредка выползающих на поверхность и питающихся молодыми девицами, по собственной глупости или по какой-либо острой необходимости очутившихся ночью на улице в одиночестве. Страх мгновенно выхолодил и без того промерзшую грудь, в животе появилась дурнота, подступившая к горлу. Она попыталась закричать, но из-за спазма в горле не смогла даже прошептать. Да и кому кричать в этом пустынном переулке? Никто ее не услышит в этих спящих домах, да если и услышат, то подумают, что это вьюга воет, нещадно заметая город белым саваном.

Она обернулась, с теплящейся в глубине души надеждой, что нет там никого, за ее спиной, что все это просто ее страхи. Обернулась и… увидела его, в серой мешковатой одежде, длинного, костлявого, шагающего неестественно легко и быстро, словно летел он, а не шел, едва касаясь снега, безлицего, лишь с темным пятном под серой накидкой, и с белыми круглыми обрубками вместо кистей. Увидела и… упала тут же без чувств в снег.

* * *

В черной мгле стали проступать расплывчатые фигуры. Послышались глухие голоса. Лада постепенно приходила в себя. Теперь она уже отчетливо видела, что перед ней на стульях сидят четверо, а пятый – длинный, худой, почти упираясь головой о потолок, стоит справа от нее. Лада перевела взгляд на его руки. Это был он – тот, кто преследовал ее в переулке – там, где должны были быть кисти, виднелись обтянутые тонкой белой кожей, все в шрамах, беспалые круглые культи.

Она закричала, но смогла издать лишь мычание – в ее рту был тряпичный кляп, который она не смогла вытолкнуть языком, потому что ее голова была обмотана тряпкой. Люди, сидящие на стульях, замолчали, уставившись на нее. Она узнала двоих из них – один из них был важный городской чиновник, второй – из банковских дельцов. Двух других она не знала, но по манерам и дорогой одежде было видно, что это тоже люди из высшего общества.

Она вдруг поняла, что на ней нет одежды. Опустив голову, она убедилась в этом – совершенно голая, она сидела на деревянном стуле, ее руки были примотаны к поручням, а ноги – к ножкам стула. От стыда Лада заревела, попыталась выдернуть руки, чтобы хоть немного прикрыться, да только стерла запястья до крови толстой грубой веревкой.

Четверка зрителей так и сидела, молча разглядывая ее и наблюдая за ее попытками освободиться. Потом, как по команде, они снова отвернулись и вполголоса заговорили, а следом каждый из них бросил на пол камни, и Лада поняла, что по количеству выпавших очков выиграл банковский делец. Беспалый поднял в углу коробочку, обхватив ее культями, поднес дельцу. Там были конверты, запечатанные сургучом. Помусолив пальцы, делец выудил из середины один конверт, вскрыл его, прочитал, и, улыбнувшись странной и зловещей улыбкой, провозгласил:

– Четвертование!

Они наперебой о чем-то очень тихо заговорили, а потом разом замолчали и посмотрели на Ладу, которая от ужаса уже снова была готова потерять сознание.

– Четвертование, четвертование, – тихим хором стали повторять все четверо, встав со стульев, и сопровождая каждое слово хлопком в ладоши, и свечной огонь отражался в их зрачках дьявольским желтым светом. – Четвертование, четвертование, четвертование…

1. «Дом»

Где-то далеко за домами только что взошло солнце. Отразившись от сотен окон, первый солнечный луч добрался до самого центра города, проник в окно на четвертом этаже неприметного серого здания и осветил угол стола, попав точно на круглый кактус, похожий на ежа. На спине «ежа» красовался фиолетовый бутон с многочисленными лепестками, устремленными вверх. Солнечный луч словно разбудил бутон, его лепестки вдруг медленно разошлись в стороны, превратившись в необыкновенной красоты цветок.

– Ого! – сказал Дэн, усевшись за стол. – Ты это видел?

– Что там? – поднял голову Никита.

– Кактус.

– Что с ним?

– Он расцвел.

Прихватив с собой смартфон, Никита подошел к столу Дэна.

– Красота, – сделав несколько снимков, Никита вернулся за свой стол. – Я-то сам к цветочкам спокойно отношусь, но вот моя Галина их обожает. У нее дома целая стена заставлена полками с комнатными цветами. Отправлю ей пару фотографий, пусть любуется. Откуда вообще взялся этот кактус? Такое ощущение, что он просто взял и появился. Но одно я помню точно – до тебя его у нас не было.

– Самое странное, что и я не помню как он появился на моем столе. Может, уборщица принесла?

– Возможно… Хм, Галина пишет, что это какое-то чудо, нужно лет двадцать, чтобы дождаться цветения кактуса такого вида. Тем более, глубокой осенью. Обычно они цветут летом.

– Значит, нам повезло, – сказал Дэн, поставив кактус перед монитором. – Спасибо, кактус, что доставил нам внезапное эстетическое удовольствие.

– Кстати, этот вид называется Эхинокактус Грузона. И он мексиканец, – подняв указательный палец, добавил Никита. – Так написала Галина.

– Передай Галине спасибо. Ну что, буенос диас, камарада Эхинокактус Грузона, – сказал Дэн, включая компьютер. – Хотя, судя по легкомысленному цвету его сомбреро, я думаю, что это все-таки не мексиканец, а мексиканочка, сеньора…

Дэн замолчал, увидев на мониторе новую папку, которую он не создавал. Кликнул, но чтобы ее открыть потребовался пароль.

– Ничего не пойму, кто-то залез в мой компьютере, что ли?

– Ты о чем? – удивленно спросил Никита.

– На рабочем столе появилась какая-то папка «Дом», пытаюсь ее открыть, а она запаролена. Еще вчера ее не было. Я ее не заводил, значит, это сделал кто-то из вас.

– Ты же знаешь – кроме тебя в твой компьютер никто зайти не сможет. Пароль для входа знаешь только ты.

– И что тогда это такое? – Дэн еще раз попытался открыть папку «Дом», но она снова предложила ему ввести пароль из четырех цифр. – Откуда она здесь взялась?

– Сбой какой-то, наверное, – предположил Никита. – Ты айтишникам позвони, может, что-нибудь подскажут. Тебя, кстати, искал кто-то.

– Кто, когда?

– Какой-то приятный женский голос по городскому телефону интересовался, работает ли в отделе некий следователь Денис Валерьевич. Голос представился Оксаной. Я сказал, что работает у нас такой, но он сейчас на задании, спасает мир от преступников. Предложил ей свою персону, но ей был нужен только ты.

– Зачем я ей, она не сказала?

– Нет. Сказала только, что это очень важно, и оставила телефон. И он очень странный.

– Кто? – не понял Дэн.

– Не «кто», а «что». Номер телефона странный. На, сам посмотри. – Никита сложил лист в самолетик и запустил его в сторону Дэна.

Самолетик взмыл под самый потолок, а оттуда медленно спланировал прямо на стол Дэна, приземлившись рядом с кактусом.

– Ничего себе! – удивился Дэн. – Долго тренировался?

– Ага, все свободное время только этим и занимаюсь, – с самым серьезным видом сказал Никита. – Я, вообще-то, чемпион Центрального района по запуску бумажных самолетов.

– С таким талантом пора выходить на международный уровень. Так, что тут у нас, посмотрим… «7–935–79357935», – развернув бумажный самолетик, прочитал Дэн. – Действительно, странный номер. Разве бывает столько цифр в телефонном номере?

– В наших номерах на одну цифру меньше, может быть, иностранный? Но это не единственная странность, посмотри повнимательнее.

– А, да, вижу – комбинация «7–9–3–5» повторяется три раза. Попробую позвонить… Что и следовало доказать – номер не существует. Ты правильно записал?

– Дважды переспросил. Пришлось, потому что качество звонка было ужасным, постоянно шел фоном какой-то треск, прорывались чьи-то голоса, иногда крики, как будто из преисподней звонили, честное слово.

– Хм…

– Может, кто-то таким образом пытался тебя разыграть?

– Ну, идиотский розыгрыш, если честно. Не смешно и, самое главное, ничего не понятно.

– С этими цифрами у тебя ничего не связано?

– Вроде бы нет, – подумав, сказал Дэн. – Забыть?

– А что тебе остается делать? Хотя, если честно, голос в телефоне был реально взволнованный. Очень.

– Погоди, звякну-ка я ребятам на коммутатор, там же все входящие звонки фиксируют.

– Точно. Если будут спрашивать, эта девица звонила в 8.55. Я пока в буфет сбегаю, тебе кофе взять?

– Ага, американо.

* * *

– Ну и как? – поинтересовался Никита, вернувшись через десять минут с двумя стаканами кофе в руках. – Что выяснил?

– Да ничего, – растерянно посмотрев на Никиту, сказал Дэн. – Не звонил нам никто в это время.

– Я клянусь, был звонок! – воскликнул Никита.

– Да я тебе верю. Я думаю, что и там какой-то сбой был – на коммутаторе. Какой-то глобальный сбой все сбил, такая вот тавтология получилась – сбой сбил, сбил сбой.

– На то он и сбой, чтобы сбивать. Это все магнитные бури, ты мне поверь. Это все они, проклятые.

Они какое-то время молчали. Дэн дул в стакан с кофе, пытаясь остудить горячий напиток, и смотрел на листок с номером телефона, а Никита печатал отчет.

– Мне тут пришла одна шальная идея, – сказал Дэн. – Фантастическая, если быть точнее. Даже сумасшедшая, если быть совсем уж точным. Но я должен ее проверить. Тем более, что далеко идти, как говорится, не надо.

– Заинтриговал, – оторвавшись от отчета, сказал Никита. – И?

– Хочу использовать эти четыре повторяющиеся цифры – «7–9–3–5», чтобы открыть таинственную папку «Дом».

– И что тебе мешает это сделать?

– Не знаю, – признался Дэн. – Волнуюсь отчего-то.

– Не помню тебя взволнованным.

– Я и сам не помню, а тут чего-то того…

– Давай я сделаю, – предложил Никита.

– Да, давай, – тут же согласился Дэн.

– Не узнаю тебя.

– Какое-то внутреннее беспокойство. Не понимаю, что со мной. Садись. – Дэн встал, пропуская Никиту на свое место.

– Какие там цифры, напомни.

– 7–9–3–5.

– Опа! – вскрикнул Никита, набрав цифры. – Открылось!

– Что там? – спросил Дэн, опасливо выглядывая из-за спины Никиты.

– Какая-то ерунда, сам посмотри, – Никита уступил место Дэну. – Да что с тобой? Соберись!

В файле были две фотографии. На первой был участок улицы и старый кирпичный дом за забором, а на второй была сфотографирована записка чернилами на обрывке газеты, которая лежала на зеленой поверхности, выложенной миниатюрными темно-зелеными керамическими плитками:

«БЕСПАЛЫЙ ЗАБРАЛ ЕЕ СЕБЕ.

НЕ ИЩИ ЕЕ. ЕЕ УЖЕ НЕТ»

– И что ты обо всем этом думаешь? – спросил Никита.

– Я думаю, что… ничего не понимаю – вот, что я думаю. Наверное, сейчас я бы уже обрадовался, если бы все это оказалось чьей-то глупой шуткой. Например, твоей.

– Уверяю тебя, это не я, – отверг подозрения Никита.

– Но ведь это именно ты принял звонок, которого не было, и дал мне телефонный номер, записанный именно тобой на этом листочке, в котором оказался пароль для папки «Дом». Все эти улики указывали бы только на одного шутника – на тебя, если бы не…

– Если бы не?

– Если бы не одно «но» – действительно, ни ты, ни кто-либо другой не знает пароль для входа в мой компьютер. Я сменил его вчера вечером, когда задержался здесь допоздна. И поэтому… я повторяю вновь и вновь – я ничего не понимаю, хоть дай мне в бровь.

– Худо дело – Дэн стихами заговорил, – обеспокоено покачал головой Никита. – Будешь в этом разбираться?

– Я не знаю. У меня тут и без этого куча дел. Босс повесил на меня стопроцентный «висяк», который перешел к нам от расформированного второго отдела.

– Опять тавтология какая-то – «повесил «висяк»». «Сбой сбил», «повесил «висяк»»… наши словесные обороты оставляют желать лучшего.

– Ну так здесь и не литературный кружок.

– Что правда, то правда. Так что там за дело?

– Одна девушка исчезла прямо из кафе «Сицилия», пока ее подруга, вероятно, отведав горячительного, отключилась на короткое время. Сама же она утверждает, что особо не пила, а просто устала после работы, и, видимо, задремала, пока исчезнувшая отлучилась в туалет. Заявляет, что подобное с ней произошло впервые. Очнувшись или проснувшись, она обнаружила, что подруга исчезла. И с концами – нигде пока не объявилась.

– И никто ничего не видел? А официанты, другие посетители?

– В кафе всех опросили, никто не видел как она ушла, это и понятно – вечер пятницы, все готовенькие.

– Не люблю дела, похожие на мистические исчезновения, – поморщился Никита.

– Я и говорю – «висяк».

– Ну а камеры? Камеры наблюдения где-то же были?

– На выходе из кафе была камера, над дверью, но в тот день она не работала. Накануне той пятницы навернулась вся система наблюдения, они вызвали мастера, но тот был занят и смог приступить с ремонту только в понедельник.