bannerbanner
Египтянин
Египтянин

Полная версия

Египтянин

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 6

Лейтон Грин

Египтянин

Посвящается моему сыну

Ты видишь – я достиг поры той поздней года,Когда на деревах по нескольку листковЛишь бьется, но и те уж щиплет непогода,Тогда как прежде тень манила соловьев.Во мне ты видишь, друг, потемки дня такого,В котором солнце лик свой клонит на закат,А ночь уже спешит над жизнию суровоРаспространить свой гнет, из черных выйдя врат.Ты видишь, милый друг, что я едва пылаю,Подобно уж давно зажженному костру,Лишенному того, чем жил он поутру,И, не дожив, как он, до ночи, потухаю.Ты видишь – и сильней горит в тебе любовьК тому, что потерять придется скоро вновь.Уильям Шекспир. Сонет 73[1]

Layton Green

THE EGYPTIAN

Copyright © Layton Green, 2013


© О. Кидвати, перевод, 2025

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Иностранка®

Пролог

Город мертвых, Каир, Египет

Сити мычал себе под нос, пробираясь среди склепов и мавзолеев, окутанных жутким голубым туманом. Он считал, что перерос эту детскую нервную привычку еще в Кембридже, став лучшим выпускником своего потока по специальности «биомедицинская инженерия» и завоевав руку и сердце каирской красавицы Халимы – дома о такой женщине он не смел бы даже мечтать. Однако привычка вернулась вместе с катастрофическим ростом его игорных долгов и достигла лихорадочного крещендо, стоило Сити узнать, что́ в действительности происходит в компании, где он работает.

Сейчас, когда он петлял среди надгробий и куч мусора, на каждом шагу озираясь через плечо, ему приходилось прилагать усилия, чтобы мычание не достигло громкости сирены, созывая воров и убийц, которые стекались на кладбище после наступления темноты.

Зачем Дориану понадобилось выбирать для сделки настолько глухое место? В Городе мертвых были территории, в буквальном смысле ставшие домом для тысяч обделенных граждан Каира, но именно этого участка избегали все, за исключением совсем уж отчаявшихся.

И это, подумал Сити, как раз про меня.

Проклятый туман еще больше ухудшал дело: в отличие от густой и влажной лондонской хмари, он представлял собой смесь химических загрязнений и прохладного ночного воздуха. Отражающийся от миллионов гробниц слабый синеватый свет наводил на мысль об оживших фантасмагорических полотнах Эль Греко.

Сити придерживался одного и того же алгоритма действий: сделать шаг, нервно осмотреться, еще крепче вцепиться в ремень висящей на плече сумки. Вдруг он споткнулся о лежащий на земле темный предмет и запаниковал, едва не выронив сумку, хотя ее содержимое оставалось в полной сохранности. Посмотрел вниз, и темная фигура зашевелилась. Это оказался ребенок, который спал в картонной коробке. Сити выругался и двинулся дальше.

Дорожка упиралась в мавзолей в форме мечети. Его окружала невысокая стена, с которой поднялся на ноги грузный мужчина в пыльнике. Это и был Дориан. Прикрывая огонек ладонью, он зажег сигарету и проговорил:

– Добрейшего вечерочка.

Сити не мог перестать озираться по сторонам. Как ни опасно вести дела с Дорианом, идти наперекор работодателю было еще хуже. Сити протянул сумку Дориану:

– Как договаривались.

Тот щелкнул пальцами, и появились двое. Они обыскали Сити и передали сумку Дориану, который расстегнул на ней молнию и вытащил маленький металлический сейф.

Сити сообщил код и стал наблюдать, как Дориан открывает крышку и разглядывает содержимое: квадратный контейнер поменьше из оксинитрида алюминия – прозрачной керамики, из которой делают бронежилеты. Контейнер крепился к стенкам сейфа тонкими железными стержнями. Внутри в гидравлическом стазисе болталась оправленная в серебро пробирка.

– Хитро, – буркнул Дориан и передал сейф одному из своих людей, а тот отнес его высокому рыжеватому мужчине, стоявшему в тени мавзолея. Потом Дориан добавил: – Похоже, на старости лет я становлюсь мягкотелым, раз прощаю тебе долг в обмен на крем против морщин.

Сити чуть не рухнул от приступа нервного смеха. Он назначил цену, которая покроет все его долги и позволит ему забрать семью и испариться. Она была смехотворно низкой, но у Сити не было ни времени, ни средств, чтобы обосновать истинную стоимость своего товара. К тому же, скажи он, что́ на самом деле хранится в пробирке, ему ни за что не поверили бы.

– Если мой покупатель опробует товар и передумает, – продолжил Дориан, – в следующий раз ты придешь в Город мертвых навестить свою семью.

– Вам совершенно не о чем беспокоиться, – пробормотал Сити.

* * *

На обратном пути через кладбище Сити терзал стыд. Как же он докатился до такой жизни?

Но он знал как. Его мучила болезнь, имя которой – страсть к азартным играм. И вот теперь придется забрать любимую жену с сыновьями и прямо сегодня вечером поехать туда, где их никто не найдет. Жена никогда его не простит, но, по крайней мере, они останутся живы, и это куда лучше, чем если бы он не смог расплатиться с Дорианом.

Сити прошел полпути и остановился. Вроде бы вдалеке что-то мелькнуло? Он опять двинулся было вперед, но отпрыгнул с дорожки, вновь уловив движение в глубине кладбища.

Следом за ним шли двое мужчин в военных куртках. Они держались на расстоянии двадцати футов друг от друга и явно прочесывали кладбище. Сити стало потряхивать, а время словно бы остановилось и ускорилось разом.

Его вычислили.

В тумане он заметил и других людей; теперь у его работодателя была целая армия. Сити скорчился за склепом и попытался придумать план действий, но страх не давал мыслить ясно. Решив, что лучше всего оставаться на месте, он прижался к холодному камню. Чтобы его найти, преследователям придется заглянуть именно за этот склеп, а составляющие Город мертвых пять кладбищ тянутся на многие и многие мили.

Сити не услышал ни звука, но посреди ужасной тишины из-за основания склепа внезапно появилась стопа. Забинтованные пальцы были направлены в сторону Сити. Он поднял взгляд от этой ступни вверх и увидел нечто, чего не могло существовать. А потом закричал.

1

Встреча была назначена на пять в отеле клиента в Верхнем Ист-Сайде. Доминик Грей вышел на улицу, когда только начинало темнеть и отбрасываемые зданиями тени сливались с мягкой пеленой сумерек. Хотя март близился к концу, этот день принадлежал к числу тех, что кажутся скорее зимними, чем весенними: было пасмурно, ветви шелестели на ветру, в воздухе чувствовалось электричество приближающегося грозового фронта.

Грей кутался в шерстяное пальто, а ветер швырял темные волосы ему в лицо. Доминик и забыл, как жестока порой погода на Манхэттене, а то, что его худощавое тело стало еще более жилистым, только усугубляло ситуацию. Он чаще выходил на пробежки, чем ел.

Это было его первое официальное задание с тех пор, как он оставил службу дипломатической безопасности и согласился работать на Виктора Радека, профессора религиозной феноменологии Карлова университета Праги. Виктор консультировал полицейские службы по всему миру, а иногда и частных лиц, по вопросам патологических проявлений опасных культов. Ему требовался партнер, поднаторевший в более мирских аспектах рискованной исследовательской работы, и Грей, бывший морпех и мастер джиу-джитсу, прекрасно для этого подходил. Профессор предложил ему работу, когда они с Греем закончили общее расследование исчезновения в Зимбабве американского дипломата – дело, о котором Доминику хотелось поскорее забыть.

Мягко выражаясь, он сделал шаг в неизвестность: оставил регламентированную правительственную службу ради фрилансерской работы на исследователя экстравагантных религий. Переход облегчил тот факт, что Виктор удвоил скудную зарплату, которую выделяло Грею государство.

Сейчас Радек занимался ритуальным убийством в Берлине и попросил Грея пробить потенциального клиента, который обратился по поводу корпоративной кражи. Доминик понятия не имел, зачем кому-то привлекать Виктора к делу о похищении имущества, но клиент находился в командировке на Манхэттене, и раз профессор хочет, чтобы Грей все выяснил, он так и сделает. В данный момент он согласился бы расследовать даже кражу сборника церковных гимнов на севере Канады.

Что угодно, лишь бы занять день, подумал Грей. Что угодно, лишь бы не думать о ее последнем понимающем взгляде, который отпечатался у него в сознании.

Прекрасная Нья.

Его угол в людном помещении, его возрождение к жизни. Случившееся в пещерах под Большим Зимбабве – пытки, из-за которых Нья на несколько недель впала в ступор, – изменило ее. Она улыбалась, приглашала Грея на чай, прогуливалась с ним по своему саду, но даже спустя три месяца не позволяла к себе прикоснуться.

Может, все дело было в шрамах, может, в чем-то еще. Может, она увидела изнанку его души, разглядела контуры неизменно живущей у него внутри жестокости, которую больше не могла принимать. Когда он поведал ей свои мысли, Нья отвернулась и сказала, что дальше им лучше идти разными путями.

Грей был не из тех, кому нужно повторять. Месяц назад он купил билет в один конец из Зимбабве до Соединенных Штатов. Ему нужен был прямой рейс, американский город и полная анонимность.

Все это обеспечивал Нью-Йорк.

С тех пор Доминик без конца задавался вопросами. Может, он сделал неправильный выбор. Может, слишком поспешил уехать. Как знать; собственные ошибки имели свойство оставаться скрытыми для него, пока не удавалось постичь их полностью. Зато он чувствовал, что живые сладостные воспоминания о Нье выцветают, и от этого становилось грустно. Она словно была рядом, и в то же время ее не было. Томительное сомнение стало тенью Грея, которую он никогда не явит солнцу из страха потерять Нью окончательно.

Грей поселился в довольно скромном отеле, расположенном в центре города, и стал ждать звонка Виктора.

Он бегал, читал, тренировался и думал. Частенько садился в метро и ехал куда глаза глядят, заходил в магазинчики маленьких этнических кварталов, заглядывал в лица. Казалось, все вокруг знают, кто они и что делают. Люди щупали помидоры, выбирали вина, привычно улыбались кассирам – день за днем, неделя за неделей, год за годом. Просто потому, что так принято.

Одинокий и неприкаянный, он снова оказался на знакомой территории. Но теперь она, эта территория, была темной.

Черной.

* * *

Грей приблизился к отелю – этакой башне из кирпича и слоистого камня в середине одной из тех строгих, обсаженных деревьями улиц Верхнего Ист-Сайда, которые на черно-белых снимках выглядят куда интереснее, чем в действительности.

Он зашел в фойе, окутанное старомодным снобизмом, поглядывая на зажатый в руке листок бумаги. Номер 1501. Коридорный, высоко вздернув подбородок, смотрел в противоположную сторону, когда Грей прошествовал мимо стойки регистрации к лифтам. Поднявшись на пятнадцатый этаж, он нажал на медный звонок номера люкс и в первый момент подумал, что дверь ему открыл большой ребенок. Рост Грея был шесть футов один дюйм, а человек перед ним едва дотягивал до пяти футов.

Первое впечатление Грея оказалось совершенно ошибочным. Стоявший перед ним смуглый мужчина в темном костюме выглядел полной противоположностью ребенку: его холодные глаза и сжатые губы наводили на мысль о том, что увиденное и совершенное этим человеком стерло в нем всякое воспоминание о невинности. В ширину он был почти таким же, как в высоту, а его крупное рябое лицо венчало квадратное тело, как пробка – флакон одеколона. Пучки черных волос торчали на голове неопрятными клочьями, как будто их приклеили в самый последний момент. Костюм выглядел неуместно и казался слишком изысканным для подобной персоны. Физиономию отличала смесь жесткости и жирка, характерная для бывших культуристов.

Человек стоял в полутемной прихожей. Когда он направился к двери у дальней стены, чтобы открыть ее, Грей заметил на верхней части его спины выступ, уродливый горб, опухолью выпирающий под тканью костюма.

Горбун придержал дверь, и Грей вошел в просторную гостиную. У стены стоял оливковый диван, в центре – два таких же кресла. Трековые светильники[2] заливали пространство приглушенным светом. В воздухе витал пьянящий аромат мускуса, гостиную окутывало ощущение деланого спокойствия сродни тому, что бывает в приемной зубного врача.

Из коридора слева от Грея в гостиную ступил мужчина в зеленой шелковой мантии. Он двигался плавно, почти скользя. Этот обладатель ястребиного носа и острого подбородка был одного роста с Греем. Казалось, ему за пятьдесят, однако кожа сияла здоровьем. Высокий купол лысины наводил на мысли о светской изысканности.

– Меня зовут Аль-Мири, – проговорил он и сделал движение в сторону кресел. – Простите за отсутствие гостеприимства, но давайте сразу перейдем к делу, поскольку оно отличается чрезвычайной важностью. Готов заплатить двадцать тысяч долларов, если вы его возьмете, и еще сто по завершении, без учета расходов. Прежде чем мы начнем обсуждение, хочу уточнить, что у меня есть два непреложных требования: ваше безраздельное внимание на протяжении всего процесса и абсолютная секретность. Оба они вступают в силу немедленно.

– Я тоже рад знакомству, – пробормотал Грей себе под нос. Он не мог сообразить, на какую часть света указывает акцент этого человека и медный цвет его кожи. Средний Восток? Северная Африка? – Конфиденциальность – не проблема. Но Виктор сейчас ведет другое дело, поэтому безраздельного внимания гарантировать не могу.

– Виктор заверил меня, что времени вам хватит. Итак, вы согласны на мои условия?

Грей почувствовал прилив удовлетворения оттого, что Виктор доверил ему принять решение самостоятельно. Он кивнул и вытащил блокнотик. Его собеседник закинул ногу на ногу и сложил руки на колене.

– Я генеральный директор небольшой частной компании «Новые клеточные технологии». Мы занимаемся биологическими исследованиями и разработками. Украденный предмет связан с новаторской технологией, причем чрезвычайно сложной.

– Где произошло похищение? – поинтересовался Грей.

– Как мы полагаем, в краже виноват один из сотрудников компании. Похищенный продукт еще не поступил на рынок, о нем не сообщалось в журналах, он не выходил за пределы лаборатории. Его выкрали и, скорее всего, продали.

– Где находится ваша компания?

На кратчайший миг Аль-Мири едва заметно замешкался.

– В Каире.

– А тот сотрудник?

– Это наша первостепенная забота. Если узнаем что-то полезное, то поделимся информацией.

– Мне нужно будет опросить ваш персонал по телефону, – предупредил Грей.

– Мы предпочитаем провести внутреннее расследование самостоятельно.

Грей поджал губы, разглядывая Аль-Мири, но возражать не стал.

– Расскажите мне про вашу новаторскую технологию.

Гендиректор убрал руки с колена и принялся барабанить длинными пальцами по собственным бедрам.

– Напоминаю: каждое слово этого разговора, каждый момент нашего общения – строжайшая тайна.

– Я уже пообещал молчать.

Аль-Мири склонил голову.

– Моя компания занимается биомедицинской геронтологией, наукой о старении. Вам о ней что-нибудь известно?

– Нет.

– Мы работали над проектом, который может оказать революционное влияние на исследования в нашей области.

Аль-Мири снова заколебался. В ожидании продолжения Грей поймал его взгляд.

– Украдена пробирка с жидкостью, полученной в результате многолетних исследований. Ее компоненты ни о чем вам не скажут – никто вне нашей области ничего в этом не поймет.

– У препарата есть название? – поинтересовался Грей.

– Как только мы закончим с анализами и доработкой продукта, сразу дадим ему соответствующее название.

Грей хохотнул и потер трехдневную щетину.

– Послушайте, вам придется разъяснить мне детали. Задавать бессистемные вопросы о безымянной пробирке будет сложновато.

– У вас есть какие-то знания о старении на клеточном уровне?

– В жизни не слышал такого термина.

Аль-Мири сунул руку под халат, извлек золотой медальон на серебряной цепочке и потер его большим пальцем. Похоже, генеральный директор пытался принять какое-то решение. Наконец он перевернул медальон и протянул Грею, чтобы тот мог посмотреть. Там оказалась довольно красивая гравировка. Память Грея немедленно ее зафиксировала.

– Логотип нашей компании. Такое же изображение выгравировано на пробирке.

– А если содержимое перельют? – поинтересовался Грей.

– Настоящий ученый так рисковать не станет.

Грей бросил еще один взгляд на гладкую поверхность медальона. Тот был толщиной в полдюйма – стоит целое состояние, если это настоящее золото, а по ощущениям Грея, так и было.

– А вдруг саму пробирку уничтожили?

– Малую часть ее содержимого возьмут на анализ, а прочее будут хранить как зеницу ока. У кого бы ни оказалась пробирка, у него же она и останется, и ее содержимое будет в целости и сохранности, не считая капель, которые потребуются для тестирования.

– Вы заявили о краже властям Египта?

– Мы почти уверены, что наш продукт покинул страну. В Египте нет других компаний с персоналом и знаниями, необходимыми, чтобы разобраться в технологии.

– Значит, речь о корпоративном шпионаже. Вынужден спросить: зачем тогда обращаться к нам?

– Есть определенные… группировки, заинтересованные в продлении человеческой жизни. Часть из них довольно радикальна. А некоторых до такой степени пугает перспектива смерти, что ради технологии, способной ее отсрочить, они пойдут на что угодно.

– Почему бы им тогда просто не дать вашей компании завершить разработку?

– Они считают, что возможности корпорации, которая связана этическими нормами, ограниченны.

Грей провел пятерней по волосам и задержал ладонь на затылке. Он-то ожидал, что экстравагантными окажутся дела, которые поручают Виктору, а не его клиенты. Аль-Мири между тем продолжил:

– Продукт станет тестировать компания, которая ведет исследования, аналогичные нашим. Для такого начинания нужны знания, ресурсы и время. Чтобы понять основы, потребуются дни, если не месяцы. А кража произошла меньше недели назад.

Выражение лица Аль-Мири оставалось спокойным, но Грей чувствовал его подспудное напряжение.

– Значит, независимо от того, кто оказался вором, – сказал Грей, – сейчас мы ищем лабораторию и бессовестных ученых, работающих в той же области, что и вы.

Его собеседник слегка поклонился в знак согласия.

– Кто ваши конкуренты?

Аль-Мири вынул из кармана халата листок бумаги и вручил Грею. На листке был список из семи компаний.

– Биомедицинские исследования ведут многие правительства и предприятия, а вот биомедицинская геронтология – штука куда более редкая. Тех же, у кого есть знания и ресурсы для исследования нашей разработки, и того меньше.

– Если мы найдем похитителей вашего продукта, как вы будете действовать? – поинтересовался Грей.

– Дальше все уладит моя компания.

– Уладит? – поднял брови Доминик.

– Мы сообщим о краже властям соответствующей юрисдикции. Действовать придется осторожно, чтобы не раскрыть преждевременно наши намерения, иначе продукт могут переправить в другое место. Наши адвокаты готовы организовать законную конфискацию имущества.

Грей медленно кивнул.

– Пожалуй, так действовать лучше всего, в зависимости от страны, в которую вывезли вашу пробирку. – Он взглянул на лист бумаги. – Вам, наверное, хотелось бы надеяться, что это не китайская компания.

– Да.

– Должен сказать, информации негусто.

– Я понимаю, насколько это сложное задание. Обращайтесь ко мне, как только понадобится. Напомню: владея продуктом с такой многообещающей областью биомедицинского применения, похитители приложат все возможные усилия, чтобы его защитить.

Интересно, подумал Грей, а какие усилия готов прилагать Аль-Мири?

– Значит, вы готовы взяться за это дело?

Грей знал, что согласится, еще до того, как вошел в номер. Он кивнул, и оба собеседника встали. Аль-Мири снова поклонился; его шелковая мантия и гибкая фигура наводили Грея на мысли о холеной змее.

На обратном пути Грей снова прошел мимо коридорного. Тот стоял, скрестив руки на груди, и не обратил на Доминика никакого внимания.

* * *

Грея поглотила суета Манхэттена. Город был живым, он обладал непоколебимой энергией людских масс, которая бурлила в бездонных источниках прилегающих районов и каскадом низвергалась в манхэттенский водоворот.

По пути на лице у Грея появилась улыбка. Нью-Йорк был подобен двуликому Янусу: если обстоятельства менялись, он мог превратиться из места ошеломляющего одиночества в территорию неизмеримых перспектив. Грей был далек от того, чтобы поддаться надеждам, но теперь у него появилось дело, за которое можно ухватиться, задача, требующая решения. Его переполняло облегчение.

Даже посреди тьмы, подумалось ему, жизнь может стать яркой благодаря переменам. Заново брошен жребий, прошлое отшвыривается в сторону, мир опять открывается перед нами, и мы на краткий миг в очередной раз словно бы становимся детьми.

2

Джакс оперся загорелой рукой на перила тики-бара[3]. Он смотрел, как волны с серебристыми гребнями, танцуя, набегают на берег, и вдыхал пьянящий коктейль морской соли и свежего воздуха. Тропические пляжи всегда приводили его в восторг, особенно после городской суеты Каира. Кивая в такт музыке регги, он сделал знак официантке, чтобы та принесла ему еще один коктейль «Куба либре», и с удовлетворением вздохнул.

Остров располагался у побережья Венесуэлы и, наделенный всей ядреной красотой своих карибских соседей, обходился без их ауры ручного экс-колониализма. Это злачное местечко на бумаге относилось к Венесуэле, но благодаря достижениям в экономической деятельности, главным образом нелегальной, получило от родной страны полный карт-бланш.

Куда ни глянь, от дикого гористого центра острова до ускоряющих колумбийский экспорт северных портов, от увеселительных заведений востока до пропитанных ромом улиц единственного города на юге, тут было всего понемногу. Всего, кроме обыденности.

Именно это Джаксу и нравилось.

К нему подошла официантка, овальное лицо и темная кожа которой выдавали в ней колумбийку. Прижавшись к Джаксу всем телом, обладающим прямо-таки мультяшно-соблазнительными изгибами, она потянулась к его затылку. Джакс позволил ей нагнуть его голову, и официантка мазнула ему ухо губами:

– Una más Cuba libre? Повторить «Куба либре»?

– Si[4].

– Y después? А потом?

– Там видно будет.

Прежде чем удалиться, официантка прихватила его губами за ухо и нежно потянула. Джаксу оставалось только вздохнуть. Все тут было почти чересчур легко. Женщинам нравились его патрицианский нос и костистый подбородок, голубые глаза и такие американские пшеничные волосы. Еще выше ценились его раскованная уверенность и природная непринужденная харизма, которые делали Джакса весьма контактным. А важнее всего, как он хорошо знал, были его деньги.

Стало ясно, что официантка заодно подрабатывает проституткой. Если говорить о вещах такого рода, остров был самым противоречивым местом из всех, где ему довелось побывать, а в случае с Джаксом это что-то да значило.

В противоположном углу пляжного бара с грохотом отъехал стул. Представительный латиноамериканец в льняных брюках и приталенной рубашке отодвинулся от стола и встал. Два звероватых типа поднялись вместе с ним.

Джакс выждал три минуты, допил пятый «Куба либре» и тоже встал. Он неправдоподобно хорошо переносил алкоголь, что было ему на руку: никто не увидит угрозы в набравшемся плейбое.

Официантка тут же бросилась к нему, почуяв, что лучший клиент недели может вот-вот выскользнуть из ее хватки.

– A dónde vas? Куда ты?

– Извини, дорогуша, мне нужно бежать. Увидимся завтра, – соврал он, потому что времени на препирательства у него не было.

Пока официантка не ушла, Джакс незаметно сунул в карман ее фартука сто долларов, представил, как она через некоторое время обнаружит купюру, и широко ухмыльнулся. Хорошо бы вскоре приехать и получить свое ну очень фривольное вознаграждение. «Сладка нам горечь расставанья»[5], как сказал бард.

Джакс вышел на дорогу и оседлал взятый напрокат мотоцикл, который оставил за кактусами. Вздернув запястье, резко свернул направо и через пять миль увидел полицейскую машину, остановившуюся за черным внедорожником. Суровые с виду местные жители столпились вокруг чего-то на земле. Джакс поставил мотоцикл у обочины и осмотрел место происшествия. Двое телохранителей из бара лежали на дороге без движения, закинув руки за голову. Хорошо. Джакс подошел к толстяку с грушевидной фигурой, обтянутой майкой. Этот сильно загорелый островитянин стоял в стороне от остальных; по его лицу от носа к подбородку сбегал отвратительный шрам.

На страницу:
1 из 6