Ферма

Кончики её пальцев коснулись его плеча, шеи, губ – мощный разряд-импульс желания. Она змеёй обвилась вокруг него, не зная, как вместить в себя весь этот жар, разрываясь между желанием проглотить его целиком, или разорвать на кусочки. Он же наблюдал за ней словно мраморное изваяние Аполлона, позволяющее наслаждаться собой, точно предметом искусства, выставленным без защитного колпака на всеобщее обозрение. Он позволял прикасаться к себе, не сдерживая её жадных ищущих рук, губ, языка, позволял вожделеть себя, восхищаться и поклоняться, но только не владеть.

– Послушай! – проговорил он, – и она подняла на него свои затуманенные глаза, в которых бушевала буря желаний, готовая излиться вселенским хаосом.

Откуда-то из-под воды возникла музыка. Она ширилась и разрасталась, словно зарождающееся в глубине океана цунами. Волны музыки подхватили до предела наэлектризованное тело Джи и понесли в танец. Предельное напряжение, вызывное желанием отдаться простым инстинктам, наконец, нашло выход и мощным потоком хлынуло в движение в такт музыке. Кажется, ещё никогда она так не танцевала, и каждый звук, попадая в ее ушные раковины, словно взрывался в них тысячей иных божественных звуков. Она была близка к тому, чтобы узреть Бога, того, о котором писали в старинных текстах. И ей казалась, что в любой момент он явит ей свой лик.

– А теперь смотри, – сказал он, останавливая её движение, и своей крепкой рукой запрокидывая её голову к небу.

Она снова лежала в воде с распахнутыми глазами, ощущая лёгкость во всём теле, переходящую в невесомость и отсутствие тела. Возможно, её глаза были закрыты, и всё это ей лишь снилось. Она затруднялась что-либо сказать на этот счёт, кажется, она больше не была собой, её растворило в пространстве. Тела не осталось, ничего не осталось, кроме выпуклого неба, рельефы которого стремительно меняли очертания. По тонкому куполу проносились кометы и звезды, иногда они приближались настолько близко, что она вытягивала несуществующие руки, и хватаясь за острые, обжигающие лучи, пыталась оседлать звезду верхом, или пригладить распушившийся хвост искромётной комете. Млечный путь пульсировал под её несуществующими стопами, млечный путь можно было обнимать, пробовать на вкус, просто быть в нём его частью. Просто быть.

Откуда-то издалека донёсся едва различимый голос:

– А теперь, дыши.

***

Протянув руку, куда-то в темноту за периметр бассейна, он извлёк заранее подготовленный провод с двумя разъёмами на концах. Один уверенно подключил к себе, а другой, аккуратно переместив ватное тело Джи, подсоединил к ней. Её зрачки, расширенные до предела, не реагировали на его движения.

– Она уже на пороге. Время пришло, – констатировал он.

Вероятно, лучше было воспользоваться древним способом коннекта тел, и тогда они обошлись бы без проводов, но что-то его останавливало. Его ложь? Что за бредовые предположения! Он ничего ей не обещал, и это была её добрая воля. Смешно, он воспользовался этим понятием, которое давно исключено системой из нормативной лексики существ. Доброй воли не существует, есть лишь определённый замысел, прописанный от начала и до конца, и он делает лишь то, что должен.

Глава 3. Джи, изгнание из рая

– «Мне нужно уехать», – занесла она в Solo-дневник, который обязаны вести все хранители.

Одно очень важное воспоминание не давало ей покоя, и всё никак не могло вылиться в мыслеформу, хотя она должна была сделать это ещё семь сетов назад. Все сроки прошли. Наличие Solo всё усложняло. С позиции "тела" она легко могла описать пережитый тест, а вот на уровне Solo возникал глубинный, сложно поддающийся логической раскладке, диссонанс.

Сделав глубокий вдох, молодая женщина собралась с мыслями и нажала на запись:

«Фаза вторая: объединение. В тот момент, когда я пришла в себя, не было ничего вокруг, только он и я в тёмном пульсирующем пространстве. Перехожу на виток времени на семь сетов назад. Фиксация», – обхватив голову руками, она закрыла глаза, возвращаясь в тот сет.

«Ни капсулы, ни бассейна, ни гор, ни звёзд – только мы. Дыхание становится плотным и осязаемым так, будто, оно преобразуется в вещество, склеивающее наши тела. Пространство меж нами исчезает, мы, как две противоположно заряженные частицы примагничиваемся друг к другу. Его глаза направлены на меня: внимательные, немигающие, присутствующие и отрешённые одновременно. Его взгляд напоминает мне прочный стеклянный переход, соединяющий нас одной из сцепок. Я чувствую тянущую боль в затылке, и это тоже ощущается, как сцепка, но только чужеродного происхождения. Мне хочется избавиться от неё, но я осознаю, что тогда что-то рухнет в этой конструкции, удерживающей нас вместе. Я принимаю эту боль.

Раскачавшись в первой фазе теста, я ощущаю, что объём моих лёгких неизмеримо велик. У меня возникает подозрение, что всё пространство, внезапно исчезнувшее на второй фазе, сейчас находится во мне. Мощь моего вдоха такова, что я способна поглотить целую вселенную. Я втянула в себя всё звёздное небо, и горы, и лес, и землю. Я всё это чувствую сейчас внутри, и звёзды кончиками лучей щекочут моё нёбо. Вся многомерность неба в моих лёгких сейчас, и я вижу звёзды, плавающие в твоих глазах, и осознаю, что это отражение моих глаз. Я могу не дышать сейчас совсем. Если бы я не вдохнула в себя бассейн, я бы могла сесть на дно и находиться там целую вечность, и моего кислорода хватило бы на двоих. Я хочу, чтобы ты дышал мною.

Я не могу двигаться, моё тело соединено с твоим. Я созерцаю бездонные колодцы твоих глаз. Ты говоришь со мной без слов этими черными дырами, а я растопыриваю свои конечности, чтобы упереться в края, я боюсь потеряться в твоей бесконечности. А может, стоит перестать бояться? Разве суть этого теста ни в том, чтобы отпустить всё и отдаться потоку безраздельно?! Но что-то мешает мне сделать это: ноющая боль в затылке, или наша взаимная неспособность доверять? Но я хочу отпустить и надеюсь, у меня получится сделать это.

Ты говоришь:

– Дыши мной, – и твои колодцы глаз превращаются в звёзды. Твои звёзды проникают в меня, и мои звёзды проникают в тебя. Я вдыхаю тебя. Наши тела, словно два космических шаттла прошли стыковку и, образовав единый воздушный коридор, объединились перед лицом космоса. Я вдыхаю тебя, и тебя больше нет. Ты вдыхаешь меня, и меня нет нигде. Теперь есть мы, это единое… нет, не существо, это что-то глобальное из области Solo объединения.

Я знаю, что такое одиночное странствование, но наша стыковка и этот единый воздушный коридор… Мне сложно передать, как это чувствуется. Опыт ещё не обрёл своего словесного портрета, он слишком многомерен, чтобы у меня получилось выразить его в примитивизме доступных мне мыслеформ! Это не слияние, не растворение, не поглощение, несмотря на то что наши тела стали единым сгустком. Это – со-единение! Мы теперь нечто, наподобие андрогина, мифического первочеловека, соединявшего в себе и мужское, и женское.

Мне хочется остаться в этом вечность, но наступает третья фаза – Эдем. Он назвал это место так. Мы снова «я и он», но иначе. На уровне тела мы все ещё едины, на уровне сознания единение оборвалось. Как будто произошла потеря сигнала. Причина мне неясна, но это вызывает глубинное напряжение. Я чувствую, как мощь заряда, возникшего от коннекта тел, заряда, вытолкнувшего нас сюда, стремительно падает. Я ещё способна воспринимать то, что он передаёт мне, но картинка уже не такая чёткая, как будто идут помехи. Мне страшно. Я силюсь вернуть резкость, добавить яркость, но ощущаю зияющую брешь в поле нашего андрогина, и я не знаю, что с этим делать, меня терзает боль. Концентрироваться сложнее, но я пытаюсь, я всё ещё пытаюсь ухватиться за ускользающую возможность того блаженного единения…

Но что-то пошло не так. Но что?!! Я провалила тест?!

– Смотри, – говорит он глазами-колодцами, в них появилось дно, теперь оно двойное. – Мы на месте. Я назвал его Эдем, мне хочется верить, что я открыл проход в райские кущи. То, как ты всё видишь здесь, зависит исключительно от твоего сознания, но это лишь моё предположение. Я смотрю на него, и его передача вызывает у меня ещё больший диссонанс, если здесь райское место, то почему я чувствую себя так ужасно?

– Что ты видишь? – спрашивает он.

– Фиолетовую дымку, – отвечаю я, собираясь с силами, которые почти на исходе, – бесплотные, едва различимые сферы, и какое-то призрачное перемещение в толщах воздуха надо мной.

– Я называю сферы душами, – вещает он, но его голос всё дальше от меня, словно удаляется в тоннеле. – Они способны контактировать с нами.

– Ещё я вижу купол, нависший над всем этим пространством. Ощущение такое, что мы в ловушке. Мне кажется, мы застряли в прослойке между мирами, не пробив защитную обшивку верхнего слоя. Раем здесь не пахнет. Я хочу сказать ему об этом, но моя способность передавать блокируется, я начинаю задыхаться.

– Мне нужно отлучится ненадолго, передаёт он мне, – и это последнее, что удаётся мне прочесть в его глазах, перед неотвратимо приближающимся финалом. И как только он исчезает, купол мнимого Эдема с дребезгом рушится, осыпаясь острыми осколками настигающей меня тьмы. Судорожно вздохнув, я открываю глаза. Это последнее, что я помню».

Выключив запись, она откинулась на спинку кресла. После прохождения теста её состояние даже ей самой казалось странным. Самописец фиксировал низкую частоту колебаний – ниже нормы. Привлекать внимание системы лишний раз не хотелось и потому, приходилось активно двигаться, чтобы компенсировать физикой необходимый уровень нормы. После этого путешествия её как будто выключило. Она знала, что причиной тому был Solo – диссонанс, но почему так случилось? Почему её выкинуло, она не понимала, и почему он бросил её там? Ей хотелось обсудить прохождение теста с Мохой, но возможности пока не предоставлялось. Непонимание не давало ей спокойно спать. Solo-канал пришёл в разбалансировку. После этого теста некая ментальная заноза глубоко вонзилась в её сознание. Джи во что бы то ни стало, желала всё прояснить.

– Неужели я хочу, невозможного?! – сокрушалась она, – разгоняясь на беговой дорожке, – возмущаясь тому, что ещё как минимум сорок сетов ей не удастся связаться с ним.

– Желания истощают, – отвечал бесстрастный голос автоматического психолога, встроенного в её версию Solo-библиотеки, – освобождение от страданий – освобождение от желаний. Желание заставляет жить в ожидании вымышленного будущего, которое может совпасть с построенной моделью, а может, и нет. Жизнь, из которой ускользает настоящее – это страдание. Следует заменить ожидание желаемого, на доверие потоку происходящего.

– Легко сказать! – возмутилась она, но тут же улыбнулась: её гнев добавил колебаний, и теперь самописец вернулся к норме, а она – к жизни в рамках системы. Можно было переходить на шаг.

– Возможно, стоит прислушаться к совету Solo- психолога, – решила она, останавливаясь, – какие ещё есть варианты?!

Но иногда в моменты, подобные этому, она размышляла о том, что быть обладателем Solo удовольствие утомительное.

Моха после завершения сета заступил на длительное дежурство и скрылся в недрах системы. Отдел посева, считался одним из привилегированных, с высокой степенью секретности. Ни о каких каналах связи не могло быть и речи. Их лаборатория находилась глубоко под землёй. Оставалось смиренно ждать, когда он вернётся на поверхность. Джи закрыла глаза и снова погрузилась в воспоминания. Кое-что в том путешествии не давало ей покоя, помимо её внезапного падения и навалившейся фрустрации, кое-что – это провод в её затылке.

Она чётко помнила, как он показал ей два чипа на ладони. Они были разного цвета, себе он взял белый, а ей установил чёрный. И как они лежали в капсуле, она помнила, а потом пространство изменилось. До последнего момента она не ощущала подключения проводов. Когда же это произошло? И для чего это понадобилось Мохе? Возможно, увлёкшись современными тенденциями производства существ без участия самих существ, он забыл, что есть природный способ коннекта? А может быть, для выхода в Эдем этот способ не подходил? А если всё же использовать природный способ, то, возможно, выход будет другой? И вообще, её не покидало ощущение, что пространство, куда привёл её Моха, какое-то повреждённое, гнетущее. От вопросов пухла голова, самописец хоть и не фиксировал её Solo-мысли, но начал нагреваться.

– Ок, что там нужно, доверится потоку?!– пробурчала она.

– Доверься потоку, сделай глубокий вдох и долгий выдох, – прокомментировал Solo-психолог бесстрастным голосом.

Глубокий вдох…

Когда она очнулась, стоял лёгкий полумрак. Ощущая ломоту в затылке, она, первым делом, выдернула провод и вынула чип, и, оттолкнувшись от бортика, села и огляделась. Моха лежал рядом бледный и неподвижный. Инстинктивно она наклонилась к его груди, чтобы услышать биение сердца: оно колошматило, как сумасшедшее. Дыхание казалось поверхностным. Глазные яблоки двигались под веками, как челноки. Ей стало страшно. Приложив свою прохладную ладонь к его горячему лбу, она сидела в замешательстве, не зная: разбудить его или подождать, пока он придёт в себя сам. Ждать не пришлось долго: то ли её прикосновение, то ли отключённый провод, но что-то определённо подействовало, и через несколько минут он открыл глаза. Но ощущение было такое, что сам Моха, ещё в пути, и лишь его тело вернулось. Она решила ничего не спрашивать, ибо забрала на его глазах снова были опущены, да и сама она, кажется, ещё до конца не пришла в себя. Капсула открылась. Прозвонил таймер.

– Время истекло, – отстранённо проговорил он голосом сомнамбулы, – нужно торопиться. Они покинули капсулу, стремительно удаляясь в разных направлениях.

– Я осмыслю это позже,– проговорила Джи, обернувшись на мгновение, чтобы увидеть, как его силуэт поглощает мрачный Мегаполис.

Глава 4. Нация из пробирки

– Первое, что ты должен усвоить, сын мой: нельзя относиться к этой жизни слишком серьёзно! Ни в коем случае, слышишь! Воспринимай её, как игру, и тогда многое из всего этого сумбура и мракобесия, что творится вокруг, станет для тебя не таким ужасающим!

Моха задумчиво покосился на пробирки, вспоминая слова учителя. И всё же: высший замысел или свободный выбор? Всё предрешено, или есть возможность силой своих действий всё изменить? Кто он Бог или пешка? Хотелось быть Богом! Создатель «Assol», взять этого великого гения, он же не побоялся создать свою игру!

Моха часто размышлял об этом, раскладывая яйцеклетки по ячейкам, в которых в определенный срок, разовьются новые члены системы. И часто его терзал вопрос: является ли он творцом в своей сфере, либо он помощник кукловода. Это дилемма изводила его давно, как гнойный, всё никак не вскрывающийся, нарыв. И всё же в глубине своего сознания, недоступной ни самописцам системы, ни солистам, он верил, что он творец! Моха по особенному ощущал уникальность своей миссии.

– Быть может, именно сейчас, непосредственно в моих руках находится возможность создать новый мир, свободный от страданий?! – возбуждённо размышлял он. Взять его работу в отделе посева. Это ведь он сейчас создавал новую нацию! И от того, что он смешает в ячейке, зависела форма и содержание конечного экзиста. Экзистами они называли готовый продукт – существо, произведённое искусственным путём, из генного материала доноров. В прошлом использовали термин: «дети» – невзрачное слово, толи утверждённое им, многообещающее слово – "экзист"!

Система утвердила новый метод размножения существ, разработанный Мохой, как самый надёжный и соответствующий всем принятым стандартам и требованиям «Assol». Экзисты, воплотившие в себе многообещающий результат его многолетних трудов, стали его шагом к созданию нового, совершенного, управляемого и предсказуемого мира. Эти существа, по сравнению с современным поколением сепарированных, изначально не имели Solo, этого, во всех отношениях, сомнительного элемента. Душа действительно является источником страданий, Моха познал эту истину на собственном примере. Иногда он люто завидовал своим бездушным творениям, своим прекрасным, нерасщепленным в бифуркации сомнений экзистам. Им не приходилось познавать муки выбора, испытывать неуёмную жажду познания, уколы совести, они навсегда были освобождены от любовных терзаний.

После планетарной вакцинации и сепарации душ, когда основным лозунгом системы стало: «Вечной жизни не существует!» и « Бери от жизни всё – здесь и сейчас!», случился мощный скачок в развитии индустрии развлечений.

Главной целью жизни сепарированных существ стало удовольствие. Секс индустрия, пребывавшая в тени, сдерживаемая уздой стыда и религии, вышла из подворотни на свет божий, и расцвела ярким букетом, теперь узаконенных, общедоступных наслаждений. Тело, веками пребывавшее в аскезе, сдерживаемое оковами стыда, с тех пор как Адам и Ева покинули райский сад, вновь обрело право голоса, ибо душа потеряла свои полномочия безвозвратно.

В одночасье Бог и религия стали бессмысленным набором слов, диким пережитком . Единственной силой, регулирующей эффективное функционирование планеты, стала «Assol», богом – наука, а тело каждого существа стало тем, чем никогда не было от момента сотворения жизни на Земле. Тело стало венцом творения! И сейчас оно функционировало лишь для одной цели – служить системе, создавшей этот рай на Земле, и получать удовольствие, бесконечный цикличный поток наслаждений "сегодня", а не ожидая мифическое загробное "завтра".

Последствия сепарации с учётом последующего пика сексуальной активности существ, были просчитаны «Assol» заранее. Чтобы не произошло всплеска рождаемости в условиях ограниченных природных ресурсов, женское население Мегаполиса выборочно подвергли контрацептивной обработке. В выборку попали существа с повышенным либидо и низким уровнем интеллекта, остальные уже давно сами вполне осознанно не стремились к продолжению рода. Конечно же, система не намеревалась полностью искоренить популяцию двуногих существ, хотя в подпольных кругах ходили и такие слухи. «Assol» всё предусмотрела. Перед частичной стерилизацией, во благо спасения планеты от перенаселения, существа обоих полов добровольно прошли генетическую экспертизу. После сепарации уровень сознательности населения значительно возрос, и явка была практически стопроцентной. Каждый из половозрелого населения сдал на хранение несколько половых клеток, помещённых в банк данных системы. Позже «Assol» обязала сдавать половые клетки любого достигший половой зрелости субъекта и проходить контрацептивную обработку, если он попадал в группу риска. Моха считал, что такой ход жёстким, но логичным. Средний уровень сознания населения и коэффициент интеллекта относительно невысок, к тому же наблюдалась тенденция его последующего снижения. Земные существа стремительно возвращались к жизни, на уровне инстинктов.

С появлением «Assol» жизнь изменилась, она стала разумной, экологичной, а главное – управляемой и от того – предсказуемой. При этом система оказалась достаточно лояльной, чтобы удовлетворять все возможные требования существ, не создавая волнений и сопротивления.

Сепарация Solo стала ключевым шагом к гармонизации жизни во всех сферах. Кроме того «Assol» поставила перед собой дополнительную задачу: контроль и пресечение любых попыток в области восстановления связи тела и Solo, дабы предотвратить откат в ущербное прошлое. Система провозгласила начало новой эры, взращивая посредством сепарации, стерилизации и тотального контроля новое поколение свободное от страданий. Если у существ, подвергшихся сепарации первой волны, зачатки соло ещё обнаруживались, и при определённой стимуляции соло можно было восстановить, то новое поколение экзистов создавалось чистым. Продукт, выращенный искусственным путём из биоматериала доноров оказался идеальным, свободным от сорных Solo-семян. Комплектация экзистов предусматривала возможность интеграции искусственного интеллекта по запросу системы и согласию заказчика. На данный момент на воспроизведение существ «Assol» утвердила программу "Экзист 1:0". Этот проект успешно возглавлял Моха.

При возникновении желания продолжить род, существа отправляли запрос в банк данных. Теперь им не требовалось состоять в браке, либо иметь пару. И этот факт тоже относился к несомненным преимуществам нововведений «Assol». Для приобретения наследника существу необходима была лишь положительная кредитная история и устойчивый средний уровень колебаний самописца за последние два года.

Система рассматривала заявку, и если генетические коды существа или пары существ находились в пределах нормы, то запрос сразу же отправлялся в отдел посева. И далее, в назначенный срок полноценный экзист выдавался новоиспечённым родителям. При этом по желанию клиентов отдел посева мог произвести внутриутробный посев, но этот древний малопродуктивный способ пользовался всё меньшим спросом и вскоре совсем изжил себя. Но без исключений и тут не обошлось. На "Ферме" потомство всё ещё производили старинным способом, но это случалось крайне редко. Именно Мохе приходилось принимать варварские роды у дикарок, ибо у него имелся допуск нужной секретности, плюс соответствующая квалификация, но об этом не следовало упоминать в недрах системы.

Закончив создавать генный набор для новой партии экзистов, он ещё раз проверил по списку пожелания заказчиков и удовлетворённо выдохнул: – Быть творцом – работёнка не из лёгких!

Да, безусловно, система преследовала правильные цели: здоровье, экологичность, ресурсосбережение, но всё же что-то важное ускользало из этого процесса, и Моха мучительно пытался понять – что именно?!

Всё меньше у существ возникало желание продолжать род. То немногое время, которое у них оставалось после работы на систему, большинство предпочитало проводить в киберпространстве. С развитием индустрии киберсекса и нейронной стимуляции пропала необходимость во взаимодействии с партнером. Существа, обосновавшись в своих, изолированных моно ячейках, и погрузились в виртуальную реальность. Мир стал иным, а семья, как институт, умерла.

Заказы на воспроизводство экзистов стремительно падали. Население больше не желало размножаться, они не видели смысла в несуществующем будущем, ведь в доступном «здесь и сейчас» существовать было гораздо комфортнее без дополнительных ртов и лишних коммуникаций. Появление ребёнка требовало от потенциальных родителей внимания, временного ущемления своих интересов в пользу беспомощного существа.

Эпоха удовольствий отучила существ коммуницировать и проявлять заботу о других. Отсутствие гипотетического будущего снижало необходимость в продолжении рода, а киберсекс обретал всё большую популярность. Среднестатистическое существо рассуждало так: я изолированный, самостоятельный, автономно функционирующий элемент системы, моя задача качественно выполнять работу, и обеспечивать жизнедеятельность тела. У меня есть "Assol", у неё есть я. Нет привязанностей – нет колебаний, нет бессмысленной траты времени и энергии.

В последние периоды своей работы в отделе посева Моха всё больше создавал экзистов по заказу системы, руководствуясь критериями определёнными «Assol». Банк генетических данных оказался в его полном распоряжении.

Был установлен минимально допустимый предел прироста населения, и когда он приближался к критическому минимуму, дабы потомки человечества на этой планете не иссякли, а всё же продолжили своё существование, в отделе посева запускали новый поток производства экзистов.

Поначалу свобода творчества окрыляла: Моха экспериментировал с внешностью своих творений, выбирал для существ различные генетические задатки. Моха – творец ликовал на этапе создания. Единственный нюанс заключался в том, что увидеть плоды своих трудов, своих детей, да, теперь они были его детьми, созданными под надёжным крылом системы, но по его замыслу, можно было только через девять месяцев. Но предпринимались попытки сократить и этот срок.

Следующим шагом, на который пошла система, стало создание домов экзистенции, где новоиспечённые экзисты проживали и обучались первые годы жизни. Уникальных забирали, но большинство оставалось до совершеннолетия, хотя Моха каждого из них считал уникальным. Безродные экзисты, так их называли за глаза, были как будто потерянными, пустыми. Желание жизни неуловимой искрой, горящее, но теперь чаще тлеющее в человеческих существах старого образца, в экзистах отсутствовало напрочь. Это недавно осознанное отличие угнетало Моху. Он знал не понаслышке, о существовании других детей с искрой, он видел их на ферме. А пустые дети напоминали ему взрослых существ – замкнутых, тихих, сосредоточенных только на командах системы и регулярных пайках кибер удовольствий, с рождения прикованные к виртуальной реальности. Что же он не учёл, что упустил? Какой ингредиент отсутствовал в его жизненных смесях, необходимый для получения «живого» существа? Ведь главной целью его работы было освобождение жизни существ от страданий. Неужели живость – эта неуловимая искра – и есть обратная сторона страданий? Нет, не может быть! Вероятно, ещё просто не найден нужный компонент!