Мой верный друг

"Не иначе как водяной наши крючки от рыбы прячет," – проворчал он, сплёвывая в воду.

Солнце уже скатывалось к вершинам дальних сосен, когда мы, обходя в очередной раз береговую линию, заметили маленький ручеек, что втекал в озеро, сбегая откуда-то сверху, со скалы.

"А что там наверху?" – спросил я дядьку, щуря глаза на яркие брызги, сверкающие в лучах заходящего солнца.

Ванька прищурился, глядя на скалу так, словно пытался просверлить в ней дыру взглядом.

"Пойдем глянем. Чую – там наше рыбацкое счастье."

Мы карабкались вверх, цепляясь за выступы скалы руками, царапая колени и локти. Наконец, выбравшись на небольшое плато, мы увидели крохотное озерцо, размером едва ли с деревенский пруд. Берега его кое где, поросли изумрудно-зеленой тиной, а поверхность была спокойна, словно здесь никогда не бывало ветра.

"Да тут и кошка не утонет," – усмехнулся я, но дядька Ванька уже торопливо разматывал леску.

"Запомни, племяш, в рыбацком деле главное – чуйка. А моя чуйка сейчас воет громче волка в полнолуние."

Едва наши крючки коснулись воды, как произошло нечто невероятное – поплавки исчезли под водой так стремительно, словно их дёргали сильной рукой. Мы с дядькой даже присели от неожиданности. На концах наших лесок билась рыба – окуни размером с мою руку от кисти до локтя, с такими яркими полосами на боках, что казалось, будто они покрыты не чешуей, а драгоценными каменьями!

А потом началось настоящее светопреставление. Рыба словно сошла с ума – бросалась на крючок быстрее, чем мы успевали насаживать наживку. Такого бешеного клёва я не видел ни до, ни после того дня. Окуни, плотва размером с полено – они буквально выпрыгивали из воды и сами нанизывались на крючки! Дядька Ванька, перевидавший за свою рыбацкую жизнь всякого, только бормотал что-то про рыбье сумасшествие и крестился свободной рукой.

Вскоре наши сумки были забиты до отказа, мы набили рыбой карманы, пазухи, даже шапки сняли и превратили в садки. Рыба билась везде – блестела серебром, переливалась всеми цветами радуги, так что мы сами стали похожи на диковинных чешуйчатых существ.

Обратный путь был труден вдвойне – тяжесть добычи давила плечи, но сердца наши пели от восторга. Возле деревни нас встречали, как героев:

"Где такую рыбу-то добыли? Да столько! Да такую крупную!"

А дядька Ванька только хитро щурился, пуская дым из трубки:

"Места знать надо. У настоящего рыбака всегда есть свои секреты."

Но рыбацкое счастье, как известно, переменчиво. Когда мы, гордые своей добычей, разложили её на столе и принялись разделывать, то обнаружили в брюхе каждой рыбы селитера – мерзкого белого червя, извивающегося подобно маленькой змее. Один, второй, третий – все до единой рыбины оказались заражены!

Древние карельские приметы не шутят: кто поест такой рыбы – сам червями изнутри порастет. Понурив головы, мы собрали весь улов в мешки и отнесли подальше от деревни, глубоко закопав в землю, чтобы ни одна живая душа, даже курица, не смогла добраться до нашей "удачи".

Позже дядька Ванька, задумчиво глядя на звезды с крыльца, сказал мне:

"Знаешь, Валерка, а ведь это оно… Чудище озерное. Не шуточки это были старческие. Чудище-то в рыбу превращается, в стаи, чтоб рыбаков обмануть. А потом через селитера этого проклятого в человека вселяется, изнутри его выедает и силу его забирает. Вот почему многие на Горное озеро ушли, да не вернулись…"

С тех пор прошло много лет, но я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту, когда снится мне то маленькое озерцо на вершине скалы и безумная рыба, что сама бросается на крючок, словно одержимая жаждой заманить нас в ловушку древнего карельского проклятия.

А Горное озеро так и стоит там, тёмное и загадочное, храня свои тайны для тех смельчаков, что рискнут бросить ему вызов.

Блестящая цепь для лучшего друга

Блестящая цепь для лучшего друга

В нашем не большом посёлке в центре Харлу, стоял дом, разделённый на две половины. В одной жила наша семья, в другой – соседи, ставшие нам добрыми друзьями.

Рядом с домом пролегала дорога, а за ней раскинулся парк, где любили отдыхать местные жители. Утром и вечером по этой дороге люди шли на работу и возвращались домой, и всё, что происходило в нашем дворе, было у них как на ладони.

А во дворе, на протянутой через всю территорию проволоке, царствовал мой верный друг – карельская лайка Дик. О, как я любил этого пса! Его умные глаза, казалось, видели меня насквозь, а преданность была безгранична. Когда он радостно встречал меня, виляя хвостом и подпрыгивая на своих крепких лапах, сердце моё таяло от счастья.

Дик был не просто собакой – он был моим лучшим другом, защитником, хранителем наших детских тайн. Каждый день я спешил к нему, чтобы поделиться своими маленькими приключениями, а он, склонив голову набок, внимательно слушал мой детский лепет, словно понимал каждое слово.

Однажды во время прогулки по дальним уголкам нашего посёлка, когда солнце золотило верхушки сосен, а в воздухе витал запах карельских трав, я увидел возле одного из домов огромную собаку. Это был настоящий великан – не меньше московской сторожевой! Но привлекло моё внимание другое – на шее у этого мохнатого гиганта красовалась восхитительная цепь. Металлическая, сверкающая на солнце как драгоценность, она переливалась и манила взгляд.

И тут внутри моей детской души вспыхнуло нестерпимое желание: «Мой Дик достоин такой красоты! Разве может быть для него что-то недостаточно хорошее?»

С замиранием сердца, с дрожью в коленках, но с твёрдой решимостью сделать что-то особенное для своего четвероногого друга, я подкрался к этой громадине. Страх сковывал движения, но любовь к Дику оказалась сильнее – я отстегнул блестящую цепь и, прижимая её к груди, помчался домой, словно на крыльях.

О, как торжественно я прикреплял это сокровище к нашей проволоке! Как светились мои глаза, когда я усаживал на неё Дика! «Смотри, друг, – шептал я ему, почёсывая за ухом, – теперь ты самый красивый пёс во всей Карелии!» Дик благодарно лизнул мою руку, и мне казалось, что он разделяет мою радость.

Моему счастью не было предела – теперь каждый, кто проходил мимо нашего двора по дороге в парк, обязательно заметит, какой у меня замечательный пёс и какая у него великолепная цепь! Я представлял, как все будут восхищаться и завидовать – не мне, нет, а моему Дику!

Но сказка длилась недолго. Вскоре у нашей калитки появился хозяин той самой собаки, сразу узнавший свою цепь. Его лицо было серьёзным, но не злым, когда он спросил меня: «Откуда у твоего пса эта цепь?»

Краска стыда залила мои щёки, а в голове закружился вихрь оправданий. «Это… это… не я! Это соседские братья, наверное, они взяли!» – лепетал я, ненавидя себя за трусость, но не находя сил признаться.

Умудрённый жизнью взрослый решил преподать мне урок. Он пригласил тех самых братьев и спросил их при мне: «Что бы вы сделали, если бы взяли чужую вещь?»

«Мы не брали, зачем нам чужое? Это не мы», – честно ответили они, недоумевая.

А потом он повернулся ко мне: «А ты как думаешь?»

И я, опустив глаза, пробормотал: «Я бы… я бы извинился и сказал, что больше так не буду…»

«Вот и всё ясно», – тихо сказал он.

В этот момент плотина моих чувств прорвалась – горячие слёзы побежали по щекам, и сквозь рыдания я наконец признался: «Я взял… я только хотел, чтобы у Дика было самое лучшее… он такой хороший… я так его люблю…»

Дик, словно чувствуя мою боль, подошёл и положил голову мне на колени, преданно глядя в глаза, будто говоря: «Не плачь, хозяин, меня вполне устраивает наша старая цепь. Главное – что мы вместе».

В тот день я вернул блестящую цепь, но приобрёл нечто более ценное – понимание, что настоящая любовь не нуждается в украшениях, а честность важнее любых сокровищ мира. А Дик… Дик продолжал быть моим лучшим другом, и его преданный взгляд стоил дороже всех блестящих цепей на свете.

Один на один с хозяином леса

Один на один с хозяином леса

Среди всех моих встреч с лесными обитателями самым незабываемым стал тот августовский день, когда я встретился взглядом с настоящим хозяином леса. Стояло жаркое лето, и я, как обычно, пас сельских коров на дальнем лугу, что подступал к самой кромке дремучего леса.

День выдался знойным. Даже коровы, обычно жадные до сочной травы, попрятались в тени деревьев и лениво отмахивались хвостами от назойливых слепней. Я сидел на пригорке, обмахивался картузом и то и дело прикладывался к берестяной кружке с родниковой водой.

В тот день облюбовала стадо непоседливая бурёнка по кличке Зорька. Ей, казалось, было всё равно, что солнце печёт немилосердно – она всё норовила отбиться от стада и двинуться к темнеющей стене леса, где трава выглядела особенно сочной и нетронутой.

"Ну погоди у меня!", – думал я, в третий раз возвращая упрямицу к стаду.

И тут Зорька сделала то, чего я никак не ожидал – резко рванула в сторону леса, будто чёрт за ней гнался. Делать нечего, пришлось мне бежать за ней. Я подхватил свою верную плётку и помчался вдогонку, чертыхаясь на каждом шагу.

Удивительное дело, но бурёнка, обычно степенная и медлительная, неслась через подлесок так, словно за ней сам волк гнался. Я еле поспевал, перепрыгивая через поваленные стволы и продираясь сквозь колючий кустарник. Моя рубаха зацепилась за сучок и треснула, но я даже не обратил внимания – лишь бы догнать эту сумасшедшую Зорьку.

Наконец, загнанный и взмыленный, я выскочил на небольшую поляну. Зорька стояла как вкопанная на другом её конце, выпучив глаза и шумно дыша. А посреди поляны, возле старого трухлявого пня, копошился… медведь!

Я застыл, словно громом поражённый. Ноги словно приросли к земле, а сердце, казалось, остановилось, а потом забилось где-то в горле. Медведь – не какой-нибудь там молодой косолапый, а здоровенный бурый хозяин леса – увлечённо разрывал пень, добывая сладкий мёд диких пчёл. Его могучие лапы с острыми когтями легко крушили трухлявую древесину, а из пасти доносилось довольное урчание.

Всё, что мне рассказывали охотники о встречах с медведем, вмиг вылетело из головы. "Не убегай – догонит," – вспомнилось только это. И ещё – "не смотри ему в глаза, иначе примет за вызов".

Но было поздно. Медведь, почуяв постороннего, поднял морду, и наши взгляды встретились. В его маленьких глазках мелькнуло что-то, похожее на удивление, потом – раздражение. Я видел, как шерсть на его загривке начала подниматься дыбом.

Время словно остановилось. Я стоял, не смея шелохнуться, и смотрел, как зверь медленно поднимается на задние лапы. Он был огромен – гораздо выше самого высокого мужика в нашем посёлке. Его передние лапы, испачканные мёдом и древесной трухой, были шире моих плеч.

И тут случилось неожиданное. Моя верная плётка, которую я судорожно сжимал в руке, вдруг выскользнула из вспотевшей ладони и с громким стуком упала на лесную подстилку.

Этот звук словно нарушил хрупкое равновесие между нами. Медведь издал короткий утробный рык и сделал шаг в мою сторону. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, а ноги стали ватными. "Всё, конец," – промелькнуло в голове.

И вдруг откуда-то сбоку раздалось протяжное и жалобное: "Му-у-у-у!" Это Зорька, которая всё это время стояла как статуя, вдруг решила подать голос. Может, от страха, может, просто настало время вечернего доения, но её мычание прозвучало в тишине леса как гром.

Медведь замер. Повернул голову в сторону коровы, потом снова посмотрел на меня. В его взгляде я прочитал явное колебание: то ли прогнать наглецов, посмевших потревожить его трапезу, то ли просто уйти, избежав ненужной стычки.

Что решило дело, я не знаю. Может, наш бурый отшельник не был голоден, может, посчитал, что два противника – это уже многовато, или, может, просто был в хорошем настроении от найденного мёда. Но только он вдруг опустился на четыре лапы, фыркнул недовольно и, не спеша, с достоинством, присущим только настоящим хозяевам леса, направился в чащу.

Я стоял не шелохнувшись, пока медведь не скрылся между деревьями. Потом меня начала бить мелкая дрожь. Колени подогнулись, и я сел прямо там, где стоял. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

"Эй, Зорька," – позвал я слабым голосом. – "Иди сюда, спасительница ты моя".

Корова, будто поняв, что опасность миновала, неспешно подошла ко мне и ткнулась влажным носом в плечо. Я обнял её за шею и прижался лбом к тёплому боку. Никогда ещё я не был так рад этой упрямой бурёнке.

Обратно мы возвращались вместе – я впереди, Зорька следом, удивительно послушная и спокойная, будто не она только что устроила эту безумную погоню. Больше она никогда не убегала от стада.

А я с тех пор, заходя в лес, всегда беру с собой маленький колокольчик. Говорят, медведи не любят неожиданностей и сторонятся людского шума. А мне хватило одной встречи с хозяином леса. Одной – на всю жизнь.

Малина, медведь и…

Малина, медведь и…

Удивительно, как родные места могут таить в себе опасность. Казалось бы, что страшного может случиться у собственного дома? Наш хутор стоял на самой опушке леса – добротный, крепкий, построенный ещё финнами. За околицей начинались густые заросли малинника – сладкая ягода росла там в изобилии, стоило лишь протянуть руку.

В тот день – жаркий, душный, с тяжёлым грозовым небом – я решил набрать малины. Обычное дело для деревенского парнишки. Привесил на шею старый бидончик на верёвке, чтобы руки были свободны, и пошёл к знакомым с детства кустам, что росли на небольшой скале неподалёку от дома. Полкилометра – рукой подать.

Малинник встретил меня густым ароматом спелых ягод. Протягиваешь руку – и ладонь наполняется сочными красными шариками. Бидончик быстро наполнялся, а я что-то бубнил себе под нос – то ли песню какую-то, то ли просто так, от удовольствия. Я часто пел, когда оставался один – голос у меня был звонкий, далеко разносился по лесу. Но в этот раз, почему-то, пелось не очень. Какая-то неясная тревога не давала расслабиться. Может, гроза надвигалась, а может, просто устал.

Кусты были высокие, в человеческий рост, и я, пробираясь сквозь заросли, не видел, что происходит в нескольких шагах от меня. И вдруг слышу – треск! Громкий, неестественный. Явно не ветка под ногой хрустнула. Кто-то большой и тяжёлый продирался сквозь малинник с другой стороны.

«Наверное, Фёдор-лесник», – мелькнула мысль. Но что-то подсказывало – нет, не Фёдор это. И не деревенские ребята. Слишком уж тяжёлая поступь.

Я осторожно раздвинул густые ветви малины перед собой и… обмер! Прямо передо мной, в каких-то двух метрах, возвышалась огромная бурая морда с маленькими внимательными глазками. Медведь! Настоящий, живой медведь – не какой-нибудь там полуголодный шатун, а здоровенный хозяин тайги, в самом расцвете сил!

Никогда не думал, что страх может парализовать. Я стоял, не в силах пошевелиться, и только глазами хлопал. А медведь тоже замер – видно, не ожидал такой встречи. Мгновение, другое… и оцепенение вдруг спало, словно кто-то щёлкнул невидимым выключателем.

Не помню, как развернулся. Не помню, как бросил свой бидончик с ягодами. Только ветер в ушах свистел, да сердце колотилось где-то в горле. Я мчался к дому так, как никогда в жизни не бегал – даже на районных соревнованиях, когда занял первое место в забеге.

Страх придал мне какие-то нечеловеческие силы. Я летел как угорелый, не разбирая дороги. По пути оказалась овражина – глубокая, с отвесными стенками. В обычное время я бы долго искал, где её обойти, но сейчас… даже не задумываясь, оттолкнулся и – перемахнул через эту пропасть одним прыжком! А за спиной, казалось, уже слышалось тяжёлое дыхание преследователя.

Последним испытанием стал спуск со скалы – обрывистый, крутой, метров шесть высотой. В нормальной ситуации я бы искал обходной путь или спускался бы осторожно, цепляясь за выступы. Но не тут-то было! Словно в каком-то безумном сне я сиганул прямо вниз, не думая о последствиях. И – чудом! – приземлился на ноги, даже не поцарапавшись.

До дома оставалось всего ничего. Влетел во двор, захлопнул за собой калитку и только тогда обернулся, готовый увидеть медведя у самого забора. Но двор был пуст, да и в лесу стояла тишина. Похоже, косолапый был напуган нашей встречей не меньше моего и дал стрекача в противоположную сторону.

Когда схлынул первый испуг, я вернулся к месту своего невероятного прыжка через овраг. И застыл в изумлении. Яма была такой ширины, что через неё, наверное, только рекордсмены по прыжкам в длину могли бы перепрыгнуть! Как я сумел это сделать – до сих пор загадка. Видать, правду говорят, что страх творит чудеса.

А потом были рассказы в деревне, и никто не верил – как это, медведь в полукилометре от жилья? Но старики качали головами и говорили, что раньше такое случалось сплошь и рядом. Зверья в наших местах водилось видимо-невидимо: и волки, и лисы, и зайцы. Бывало, выйдешь во двор утром – а там следов столько, будто не двор, а лесная тропа какая.

Эта встреча с хозяином тайги осталась со мной на всю жизнь. И когда меня спрашивают, страшно ли было встретить медведя, я только улыбаюсь. Страшно не то слово. Но именно благодаря этому страху я узнал, на что способен человек в минуту опасности – преодолеть невозможное и совершить настоящее чудо.

Королева Янис Йоки

Королева Янис Йоки

Есть в Карелии небольшая речка с певучим названием Янис Йоки. Местные говорят, что в её тёмных водах живут настоящие монстры. Я бы не поверил, если бы не тот памятный вечер…

Мы с дядькой Ванькой – местной рыбацкой легендой – неспешно плыли в лодке по зеркальной глади. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая воду в золотистые тона. Лениво побрасывали блёсны, больше наслаждаясь тишиной, чем надеясь на серьёзный улов. Вдоль берега торчали наши закидушки – длинные ивовые колья, вбитые в илистое дно. На каждом – леска с тройником и живцом. Старый проверенный способ для ловли щуки.

Вдруг у самого борта лодки раздался всплеск, от которого мы оба вздрогнули. Что-то большое мелькнуло в глубине. "Давай проверим закидушку," – предложил дядька Ванька, и мы потянули снасть.

То, что произошло дальше, до сих пор иногда приходит ко мне в снах. Когда из воды показалась щучья голова, мы от неожиданности отпрянули, выпустив леску. Такой жуткой морды я не видел даже в фильмах ужасов! Но дядька Ванька быстро пришёл в себя: "Держи крепче, такую упустить – век себе не простим!"

Второй заход был успешным. Когда мы вытащили щуку целиком, лодка заметно накренилась. От восторга и адреналина руки тряслись так, что грести было трудно. Какая уж тут дальше рыбалка – помчались к берегу, где у моста обычно собиралась местная ребятня.

"Ну что, Вань, поймал чего?" – донеслось с берега. Ванька славился среди местных как удачливый рыбак, и его возвращения всегда ждали с интересом.

"Да так, манеха есть…" – скромно ответил он, любивший поддразнить публику.

А потом… Потом был момент, который навсегда вошёл в местные легенды. Дядька Ванька, под два метра ростом, взял щуку под жабры, приподнял – и все ахнули. Голова чудовища возвышалась над его макушкой, а хвост волочился по земле!

"Колька, беги за фотоаппаратом!" – крикнул кто-то из толпы. "Такое же раз в жизни увидишь!"

И правильно сделали, что сфотографировали. Через неделю снимок появился в местной газете, и теперь даже самые отъявленные скептики не могли сказать, что это всего лишь очередная рыбацкая байка. Фотография эта до сих пор где-то хранится в архивах редакции – документальное подтверждение того, что в карельских реках водятся настоящие чудища.

Говорят, что с тех пор в посёлке Харлу мальчишки, собираясь на рыбалку, первым делом проверяют, достаточно ли крепкая у них леска. На всякий случай. Ведь где-то в тёмных водах Янис-Йоки наверняка плавает ещё одна такая же…

А ведь мы тогда, радуясь небывалому улову, уже представляли, как накормим всю семью этой исполинской рыбиной. Ещё бы! Двухметровая щука – это же целое состояние для деревенской семьи, где каждый пойманный хвост идёт в котёл или на сковородку.

Но радость наша быстро сменилась разочарованием. Едва мы приступили к разделке, как поняли – что-то тут не так. От щуки шёл такой дух, что хоть нос зажимай: смесь затхлой тины, болотной сырости и чего-то совершенно непередаваемого. А уж разделать эту "красавицу" оказалось вообще настоящим испытанием! Ни нож её не брал, ни пила – пришлось браться за топор.

В итоге, вместо праздничного семейного обеда, наша добыча отправилась во двор – на радость собакам, курам и прочей живности. Вот так старая речная хищница преподала нам урок: не всё то золото, что блестит, и не всякая большая рыба годится на уху.

Зато фотография в районной газете осталась как память о том удивительном улове. И теперь, рассказывая эту историю, я всегда добавляю: "А снимок этот, где то, до сих пор хранится!"