Моя большая античная типология

Хомбак Евгений

Моя большая античная типология

Глава 1. За три месяца до поездки

Спокойный летний вечер. Я сидел у окна, погруженный в свои мысли. Свет заходящего солнца наполнил комнату, а его лучи, лениво скользили по стенам, окрашивая их в теплые и золотистые тона, создавая в пространстве ощущение покоя. В голове, словно неугомонный рой, не переставал кружиться один и тот же вопрос: как удивительно устроен мир, где даже самый малый элемент, самая незаметная деталь, стремится к своей упорядоченности, к гармонии, к своему месту. Недавно я сделал открытие, которое, как мне показалось, способно было изменить, если не все, то многое в моем восприятии жизни. В тишине размышлений на свет родилась новая типология.

С древних времен человечество, движимое неутолимым стремлением к познанию, пыталось систематизировать, упорядочить реальность. Люди классифицировали звезды, давая им имена и объединяя в созвездия, растения и животных, стремясь постичь законы природы, классифицировали, казалось, буквально всё, что попадало в поле их внимания. Но зачем? Что заставляло их раз за разом стремиться к этой систематизации? Возможно, ответ кроется в извечном желании человека упростить общение, сделать его более точным и понятным, чтобы одно, емкое слово могло вместить в себя целый мир, избавить от необходимости длинных, многословных объяснений. Мы говорим: «поедем на море», и сразу, без лишних слов, возникает понимание, образ, не требующий уточнений вроде: «поедем в место, где есть большая масса воды, она соленая и теплая в определенное время года, и там можно загорать на берегу». Хотя вот ситуация: девушка просит парня подать ей спонжик для макияжа, и видит в ответ лишь искреннее недоумение. То же самое происходит, когда парень, занятый починкой, просит у девушки киянку, и сталкивается с таким же непониманием. Ситуация порой комична, но ведь это всего лишь вопрос терминологии, вопрос общих понятий, а значит и образования. И если с предметами, с вещами материального мира, все кажется более или менее ясным и определенным, то как быть с неуловимым, изменчивым миром человеческих чувств? Как классифицировать и упорядочить то, что по самой своей природе кажется столь зыбким и эфемерным?

В своих размышлениях, я обратился к самой тонкой, самой сложной и, пожалуй, самой важной сфере человеческого существования – к любви. Отчасти моя типология, которая постепенно обретала форму в моем сознании, не претендует на изобретение чего-то принципиально нового, неизвестного доселе. Ведь сами типы любви, ставшие основой моей системы, известны миру уже многие века, со времен античной Греции: Эрос, Агапе, Сторге и Филия – эти понятия не раз становились предметом изучения философов и ученых. Но меня занимал другой, более глубокий вопрос: а что, если предположить, что каждый человек несет в себе все эти типы любви одновременно? Не просто как некий набор абстрактных понятий, а как живую, пульсирующую реальность, вплетенную в структуру его психики, словно тонкие, но прочные нити в сложный, неповторимый узор.

Каково же было мое искреннее удивление, когда, погружаясь все глубже в эту тему, я начал осознавать, насколько мощно, почти невидимо, но неуклонно эти принципы, эта внутренняя структура, влияют на нас, на наши отношения с окружающими, на наш выбор близких людей, на наше понимание самих себя в мире чувств! Человеческая психика, как сложный музыкальный инструмент, не просто отдает случайное предпочтение какой-то одной ноте, какому-то одному типу любви, но, словно композитор, выстраивает целую мелодию, наделяя этот выбранный тип любви особой глубиной звучания, невероятной силой эмоционального переживания. Другие, не менее прекрасные виды любви, могут оставаться у конкретного человека в тени, звучать тише, быть менее заметными на первый взгляд, словно приглушенные голоса в общем хоре, а по сути драгоценные камни, скрытые от посторонних глаз в глубине шкатулки. Разве не случалось с вами такое, что, очарованные чьим-то вниманием, вы начинали надеяться, верить, что это начало чего-то большего, чего-то романтического, а потом, с легким разочарованием, понимали, что это была всего лишь теплая, искренняя дружба? Или, оказавшись в сложной ситуации, отчаянно нуждаясь в сочувствии, в понимании и эмоциональной поддержке, вы получали в ответ лишь рациональные, практические советы, от которых, вместо ожидаемого облегчения, становилось лишь тяжелее, словно вам предлагали лекарство от головной боли, когда на самом деле болело сердце? Люди так часто путаются в этих тонких, неуловимых оттенках любви, словно пытаясь разобраться в незнакомом, сложном языке, полном идиом, метафор и недосказанности, что, увы, неизбежно приводит к досадным недоразумениям, ненужным обидам и горьким разочарованиям.

По мере исследования типологии мне становилось ясно, что, несмотря на кажущуюся хаотичность и субъективность, в этой сфере все же существует определенная логика, своя стройная система. Погружаясь в изучение типологии, которая получила имя Аматорика, я пришел к выводу, что каждый из нас хранит внутри себя свой уникальный, неповторимый набор эмоциональных приоритетов, который и определяет наше личное, субъективное восприятие и проявление каждого из четырех типов любви. Одни люди, словно яркие звезды, от природы склонны к открытому, эмоциональному проявлению симпатии, к пламенному Эросу, другие, более сдержанные и надежные, словно крепкие скалы, ценят прочную дружбу и непоколебимое доверие Филии, третьи, словно заботливые родители, неустанно стремятся окружить своих близких Агапе – бескорыстной помощью и безусловной заботой, а кто-то, обладая даром мудрого наставничества, словно маяк, неутомимо стремится воспитывать, направлять и вести за собой, проявляя Сторге. Эти четыре типа любви, словно четыре стихии, четыре времени года, четыре стороны света, присутствуют в каждом из нас, но, словно в сложном пазле, расставлены в определенной иерархии, в особом, неповторимом порядке, словно мудрая Природа, создавая каждого человека, играла в замысловатые шахматы, распределяя роли и склонности, или, быть может, в шутку бросала игральную кость, определяя нашу эмоциональную конституцию, наш уникальный "аматорский код".

Тем не менее, несмотря на кажущуюся случайность, мне все больше кажется, что Природа, даже если и действовала с долей игривости, все же проявила свою извечную мудрость, распределив эти приоритеты таким образом, чтобы каждый человек мог в полной мере раскрыть заложенный в нем потенциал, развивая в себе именно тот тип любви, который наилучшим образом позволит ему проявить себя в личной жизни, в творчестве, в профессиональной деятельности, в отношениях с миром. Это тонкое, невидимое распределение эмоциональных акцентов, напоминает мне естественное, природное деление людей на «жаворонков» и «сов» – одни полны энергии и бодрости на рассвете, другие расцветают с наступлением сумерек, и каждый, в своем неповторимом ритме, выполняет свою важную, необходимую функцию, обеспечивая гармонию и равновесие в общем, человеческом сообществе.

Но зачем же, в конечном итоге, нам, современным людям, нужна эта типология любви, это сложное, на первый взгляд, кажущееся абстрактным знание? Результаты современных психологических исследований все чаще и убедительнее показывают, что глубокое понимание своей собственной типологической конституции может оказывать поистине преобразующее, почти волшебное влияние на наше поведение, на наш выбор жизненного пути, на качество наших отношений с близкими, а значит, и на всю нашу жизнь в целом. Аматорика, таким образом, становится не просто еще одной психологической теорией, но, скорее, практическим инструментом самопознания, своеобразным образовательным, просветительским проектом, который помогает нам лучше понять самих себя, разобраться в тончайших нюансах человеческих отношений, раскрыть тайны человеческого сердца и учит нас, как различать, ценить, уважать и принимать разные, порой такие непохожие, но по-своему прекрасные проявления любви в окружающих нас людях.

Изучая Аматорику, погружаясь все глубже в ее стройную систему, я с каждым днем все яснее осознавал, что именно благодаря этой типологии, этим невидимым, но действенным личным приоритетам, мы так по-разному воспринимаем, казалось бы, одни и те же проявления чувств – симпатию, дружбу, заботу, наставление. И, возможно, именно поэтому, я начинаю понимать, почему именно я, именно моя душа чувствует в себе такую непреодолимую, почти инстинктивную тягу к воспитанию, к передаче знаний, к наставничеству. Быть может, сама Природа, создавая меня таким, какой я есть, заложила в меня эту черту, это стремление, и теперь я просто не могу, не имею права игнорировать свою внутреннюю миссию, свое предназначение. Ведь воспитывать – значит не только сухо передавать накопленные знания, но и помогать другим людям лучше понять самих себя, раскрыть богатство их внутреннего мира, научить их различать тончайшие, порой едва уловимые грани любви, видеть красоту и многообразие человеческих отношений. И как только я осознал это, как только эта мысль окончательно оформилась в моем сознании, мой дальнейший путь стал яснее, четче, и я впервые почувствовал, что нахожусь на своем, единственно верном пути, что иду в правильном направлении.

С этими мыслями, словно окрыленный новым пониманием, я потянулся к клавиатуре компьютера, чтобы зафиксировать, записать свои размышления. И вдруг тишину вечера нарушил звонок телефона, моментально вернув меня из мира глубоких размышлений.

– Алло! Женя, друг мой, приветствую! – раздался в трубке знакомый, жизнерадостный голос.

– О, Витя, привет! – невольно улыбнувшись, ответил я, сразу узнав голос своего друга.

– Собственно, момент настал, время пришло! – с заразительной радостью в голосе произнес Виктор, словно сообщая о долгожданном чуде.

– Свадьба? Неужели? И когда же? – не скрывая удивления, спросил я, не сразу осознав смысл его слов.

– Через три месяца летим, в Грецию! Вышлю тебе на почту все подробные данные, – продолжил он, и в его голосе звучала неподдельная, искренняя радость, словно он делился со мной сокровенной тайной.

– До сих пор не могу поверить, что ты, наконец, решился! – не удержавшись от улыбки, произнес я, представляя себе Виктора, всегда такого осторожного, рассудительного, вдумчивого, и вдруг – такой решительный шаг.

– Ну, а что тянуть, давно пора. В общем, не буду тебя отвлекать от важных дел, увидимся на торжестве, жди приглашения, буду тебя ждать! – Виктор заливисто рассмеялся, и я почувствовал, как его радостное настроение, словно теплая волна, передается мне через невидимые волны мобильной связи.

Я отключил телефон и перевел взгляд к окну. Солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом, оставив на западе лишь легкий, едва заметный отблеск розового цвета. Что ж, мне предстоит путешествие на свадьбу друга, и не просто свадьбу, а свадебное торжество на берегах древней Эллады – в ту самую Грецию, где когда-то зародились философские идеи, которые я сейчас пытаюсь осмыслить, систематизировать и облечь в стройную форму. Греция, с ее величественными древними храмами, дышащими вековой историей, с ее бескрайним, манящим своей глубиной голубым морем, обещала стать не только живописным фоном для важного события в жизни моего друга, но и, возможно, открыть для меня новые, неизведанные горизонты в моих собственных исследованиях.

Я живо представил себе узкие, извилистые улочки древнегреческого города, где каждый камень, кажется, дышит историей, каждый уголок напоминает о великих философах, чьи мудрые мысли пережили столетия и до сих пор продолжают волновать наши умы. Может быть, именно там, среди величественных руин древних храмов, среди шепота вечного моря, я смогу найти недостающие звенья, ответы на вопросы, которые пока еще остаются загадкой, не до конца разгаданным ребусом. Возможно, непосредственное соприкосновение с культурой, в которой родились идеи о любви, встречи с новыми людьми, их личные истории, их собственные взгляды на жизнь, помогут мне глубже понять, как именно эти вечные типы любви проявляются в разных людях, в разных культурах, в разные эпохи.

Путешествие на греческую свадьбу, теперь я понимал это совершенно отчетливо, обещало стать не просто приятной поездкой в далекую страну, но и важным, возможно, решающим этапом на пути к полному осознанию собственной теории. Я представил себе, как стою на каменистом берегу Ионического моря, вглядываясь в бескрайние, мерцающие под лунным светом воды, и размышляю о том, как каждый из нас, независимо от места рождения, культуры и времени, несет в себе частицу древнего знания, как любовь, в ее самых разных, порой противоречивых проявлениях, невидимыми нитями соединяет нас с прошлыми поколениями, с теми, кто жил тысячи лет назад и размышлял о вечных вопросах бытия, и с теми, кто будет жить после нас, продолжая эту бесконечную историю человеческих чувств.

Мы все, в конечном счете, лишь продолжение этой древней, нескончаемой истории, и каждый наш шаг, каждое наше чувство, каждое наше переживание – это тонкая, но прочная нить, связывающая нас с теми, кто когда-то, в незапамятные времена, пытался определить, что же на самом деле означает любить. Возможно, именно в этой далекой, солнечной Греции, на земле, овеянной мифами и легендами, я смогу найти ту самую, недостающую часть мозаики, которая поможет мне завершить работу над моей типологией, и тогда я смогу не только лучше понять самого себя, но и, быть может, помочь другим людям чуть глубже понять их собственные, порой такие запутанные, но всегда прекрасные чувства.

Глава 2. Приключения начинаются

И вот я в Греции! Остров Корфу встретил меня ласковым солнцем и свежим бризом, словно распахнутые объятия долгожданного друга. Мой школьный товарищ, всегда известный своей свободолюбивой натурой и подчеркнутым нежеланием связывать себя какими-либо семейными узами, неожиданно для всех, и в первую очередь, для самого себя, решился на брак. И место для этого важного шага выбрал под стать своей натуре – один из самых живописных уголков Средиземноморья, зеленый и цветущий остров Корфу. Свадьба, планирование которой велось без малого год, обещала стать событием, достойным пера летописца, торжеством, о котором ее многочисленные гости будут вспоминать не один год. Неделя непрерывного праздника на фоне искрящегося бирюзового моря, под безоблачным лазурным небом, в окружении древних оливковых рощ, словно сошедших с полотен импрессионистов, и элегантных старинных вилл, казалось, должны были погрузить всех, без исключения, гостей в волшебную атмосферу настоящей греческой сказки, где время течет медленно и сладко, словно густой мед.

Гостей ожидалось внушительное количество – около пятидесяти человек, география которых простиралась от Москвы до Нью-Йорка: родственники жениха и невесты, школьные друзья, университетские товарищи, деловые партнеры со всего мира – все те, кто был по-настоящему важен и дорог моему другу. Для многих из приглашенных эта свадьба стала прекрасным поводом провести долгожданный летний отпуск на солнечном Корфу, удачно сочетая приятный отдых на берегу лазурного моря с участием в торжественном событии. Я тоже не стал исключением из этого правила, и пока воздушный лайнер стремительно нес меня к острову, мысленно прикидывал приблизительный план – какие достопримечательности успею посетить в перерывах между свадебными мероприятиями. В голове, словно мозаика, складывался приблизительный маршрут: древние монастыри, живописные уединенные пляжи, оживленные местные рынки, с их неповторимой, аутентичной атмосферой. Но все эти туристические размышления, конечно, были лишь легким фоном, некой приятной декорацией для главного – предстоящей свадьбы моего друга, которая, я не сомневался, станет ключевым, центральным моментом всего моего греческого путешествия.

Когда самолет коснулся посадочной полосы, и я, ощутив легкую дрожь от приземления, вышел из прохладного нутра аэропорта на трап, меня тут же окатило мягкой, обволакивающей волной теплого, почти горячего воздуха, насыщенного пьянящими ароматами моря, разогретой солнцем земли и запахом цветущих олеандров, которыми, казалось, был пропитан сам воздух острова. Я поймал взглядом свободное такси, приветливо махнул рукой водителю и уже собирался удобно устроиться на заднем сиденье, когда задняя дверь машины внезапно распахнулась, и в салон, словно порывистый ветер, буквально влетел молодой человек.

– Ох, прошу прощения, кажется, мы едем в одном направлении? – произнес он, слегка запыхавшись от спешки, но с широкой, обезоруживающей улыбкой на загорелом лице.

– Вполне возможно, – ответил я, с легким удивлением и невольным любопытством оценивающе глядя на моего неожиданного попутчика. Незнакомец был одет в простую, слегка помятую льняную рубашку и светлые шорты, за плечом висела видавшая виды сумка-мессенджер, в руках он держал профессиональную камеру внушительных размеров. В его облике чувствовалась какая-то творческая небрежность и свобода, словно он только что вырвался из водоворота интересных событий и готов был тут же окунуться в новые приключения.

Мы быстро разговорились и познакомились. Незнакомца звали Дмитрий, но предпочитал, чтобы его называли просто Димой. Оказалось, что он – свободный фотограф и, как он сам себя отрекомендовал, «художник в душе», с которым мой друг, будущий жених, довольно часто и плодотворно сотрудничал по бизнесу, реализуя совместные творческие проекты. Как выяснилось, Дима, как и я, прибыл на Корфу специально для участия в свадебном торжестве. Признаться, я был даже рад такой неожиданной встрече – приятно было осознавать, что в этом путешествии, вдали от дома, я не буду совсем одинок, и рядом окажется еще один человек, с которым можно будет разделить радость предстоящего события и впечатления от греческого острова.

– Наш друг, будущий молодожен, – настоящий вольный ветер, не правда ли? – заметил Дима, когда такси, наконец, тронулось с места, и мы покатили по извилистым дорогам Корфу, окруженными живописными зелеными холмами, словно бархатом, и стройными, устремленными ввысь кипарисами, похожими на темные стрелы. – Никогда бы не подумал, что он, такой непоседа и убежденный холостяк, решится на столь серьезный и, чего греха таить, ответственный шаг.

– Да, согласен, это и вправду несколько удивительно, – кивнул я, поддерживая разговор. – Он всегда был, как мне казалось, целиком и полностью сосредоточен на работе, на своих многочисленных проектах, на бизнесе, а не на личной жизни, не на создании семьи.

– Я, если честно, до сих пор пребываю в легком шоке, – продолжил Дима, и в его голосе вдруг проскользнули более серьезные, даже тревожные нотки. – Вот убей меня, не могу до конца понять, что же именно подтолкнуло его к этому, на первый взгляд, несколько спонтанному решению!

– Ну, люди меняются, – несколько уклончиво заметил я, стараясь сгладить нарастающее напряжение в голосе моего попутчика. – Возможно, он просто, как это часто бывает, встретил ту самую, единственную, женщину, которая сумела по-настоящему изменить его взгляд на жизнь, перевернуть его мир с ног на голову.

– Ты и вправду так думаешь? – Дима бросил на меня быстрый, скептический взгляд, полный сомнения. – Я вот, если честно, не уверен. Его невеста… Она, конечно, милая девушка, спору нет, но, как бы это помягче выразиться… Она, на мой взгляд, совершенно не пара нашему другу. У меня, если честно, возникает неприятное, навязчивое чувство, что она просто, без зазрения совести, вытягивает из него деньги, пользуясь его добротой и щедростью.

– Ну, не знаю, мне, признаться, она показалась вполне милой и искренней девушкой, – возразил я, хотя, признаюсь честно, в словах Димы прозвучала какая-то неприятная, но ощутимая правда, которую я, несмотря на все свое желание, не мог полностью игнорировать. Что-то в поведении невесты и вправду казалось немного натянутым и неестественным.

– Милой? – Дима иронично приподнял брови, словно не веря своим ушам. – Да она умудряется заставлять его работать еще больше, чем он привык, если это вообще возможно! Он в последнее время буквально не выходит из офиса, пропадает там днями и ночами, словно загнанная лошадь.

– Ну, работу он всегда любил, – попытался я снова, хоть и не слишком уверенно, оправдать поведение друга и его странный, на первый взгляд, выбор. – И, наверняка, между ними есть что-то большее, какая-то невидимая, но прочная нить, какое-то глубинное притяжение, которое и притянуло их друг к другу, несмотря на все внешние различия.

– Романтично, конечно, звучит, спору нет, но, по-моему, все это вызывает, мягко говоря, серьезные подозрения, – пробормотал Дима, задумчиво и как-то мрачно уставившись в окно, словно пытаясь разглядеть в мелькающем пейзаже ответы на мучившие его вопросы.

Пейзаж за окном и вправду был настолько живописен и красив, что на какое-то мгновение я невольно отвлекся от напряженного разговора, позволив взгляду скользить по зеленым холмам и синему морю. Но Дима, словно настойчивый камертон, не дал мне наслаждаться красотой греческой природы, вернулся к неприятной теме.

– Знаешь, что я тебе скажу, – почти шепотом, словно делясь сокровенной тайной, произнес он, внезапно повернувшись ко мне. – Я, пожалуй, собираюсь расстроить эту свадьбу.

Я невольно вздрогнул от неожиданности, подавив удивленный вздох. Повернувшись к нему, я увидел, как его темные, словно угольки, глаза внимательно, почти изучающе, следят за моей реакцией, словно пытаясь прочесть в моем взгляде ответ на невысказанный вопрос. В первые секунды я оцепенел, потеряв дар речи, не зная, что именно ответить на столь неожиданное и прямолинейное заявление, а потом, не выдержав внутреннего напряжения, неожиданно для самого себя, раскатился громким, искренним смехом.

– Ты сейчас шутишь, надеюсь? – с трудом выговорил я, все еще не переставая смеяться и качая головой.

– Нет, клянусь тебе, нисколько не шучу, – Дима резко повернулся ко мне всем корпусом и, серьезно сжав губы в тонкую линию, продолжил с неожиданной твердостью в голосе: – Я совершенно серьезен. Эта свадьба, если она состоится, неизбежно и безвозвратно испортит ему жизнь, я в этом абсолютно уверен. И, поверь мне, я не преувеличиваю. Моя святая обязанность, как друга, как человека, который по-настоящему ценит его, – спасти его от этой роковой ошибки, пока еще не слишком поздно.

Слова Димы прозвучали настолько неожиданно, настолько серьезно и даже как-то драматично, что мой смех тут же угас, словно задутый ветром огонь. В его темных глазах, несмотря на легкую улыбку на губах, горел какой-то странный, непонятный огонь, смесь непоколебимой решительности и неприкрытого отчаяния. Я снова потерял дар речи, не зная, что именно сказать в ответ на столь эмоциональный и категоричный выпад. Признаться, меня одновременно забавляла и, в то же время, несколько тревожила его неожиданная, почти маниакальная решимость.

– Дима, ну это же полная глупость, – наконец, собравшись с мыслями, произнес я, стараясь вернуть разговор в более разумное и конструктивное русло. – Ты ведь взрослый, умный человек, неужели ты и вправду думаешь, что можешь вот так, без спроса, грубо и бесцеремонно вмешиваться в чужую, по сути, совершенно незнакомую тебе личную жизнь? Это ведь не твоя свадьба, и, как бы ты ни хотел, не тебе решать, что для него лучше, а что хуже. Это его выбор, его жизнь, и он имеет полное право распоряжаться ею по своему усмотрению.

– Постой, постой, но ведь самоубийц же спасают, верно? – Дима, не отступая ни на шаг от своей неожиданной позиции, неожиданно провел прямую, хоть и несколько шокирующую, аналогию, словно пытаясь убедить меня в своей правоте любыми средствами. – Если человек, по глупости или по ослеплению, собирается совершить непоправимую ошибку, погубить собственную жизнь, разве друзья не должны вмешаться, помешать ему, спасти от неминуемой гибели?

– Дима, это, мягко говоря, совершенно некорректное сравнение, – возразил я, недоуменно качая головой. – Наш друг, насколько я понимаю, вовсе не собирается кончать жизнь самоубийством, а напротив, намерен строить свою счастливую, полноценную жизнь, создавая семью. Возможно, этот шаг и вправду важен и необходим для него именно сейчас, на данном этапе его жизни. И, кто знает, может быть, он просто не считает нужным делиться с тобой всеми своими сокровенными мыслями и чувствами, не посвящает тебя в тонкие нюансы своих отношений с невестой.

– Глупец! Ослепленный глупец! – Дима резко обернулся ко мне, и его взгляд, словно вспышка молнии, был полон искреннего недоумения, переходящего в неприкрытую ярость. – А еще, если ты хочешь знать правду, я тебе готов открыть один страшный секрет, чисто между нами, разумеется, – Дима понизил голос до доверительного шепота. – Когда я, несколько дней назад, решил спросить его прямо в глаза, без обиняков, любит ли он по-настоящему свою невесту, знаешь, что он мне ответил? Он просто промолчал! Представляешь? Он не смог ответить на этот простой вопрос! – Дима триумфально закончил свою тираду, словно приведя неопровержимое, железное доказательство своей правоты, и торжествующе воскликнул: – Шах и мат, как говорится!