Верная Богу, Царю и Отечеству. ВОСПОМИНАНИЯ

– Опять я не могла удержаться!

Государя рассердить было труднее, но когда он сердился, то как бы переставал замечать человека, и гнев его проходил гораздо медленнее. От природы он был добрейший человек:

– L`Empereur est essentiellement bon38, – говорил мой отец. В нём не было ни честолюбия, ни тщеславия, а проявлялась огромная нравственная выдержка, которая могла казаться людям, не знающим его, равнодушием. С другой стороны, он был настолько скрытен, что многие считали его неискренним. Государь обладал тонким умом, не без хитрости, но в то же самое время он доверял всем. Неудивительно, что к нему подходили люди, мало достойные его доверия. Как мало пользовался он своей властью, и как легко было бы в самом начале остановить клевету на Государыню! Государь же говорил:

– Никто из благородных людей не может верить или обращать внимание на подобную пошлость, – не сознавая, что так мало было благородных людей.

Государыня любила посещать больных – она была врождённой сестрой милосердия; она вносила с собой к больным бодрость и нравственную поддержку. Раненые солдаты и офицеры часто просили её быть около них во время тяжёлых перевязок и операций, говоря, что «не так страшно», когда Государыня рядом. Как она ходила за своей больной фрейлиной княжной Орбельяни: она до последней минуты жизни княжны оставалась при ней и сама закрыла ей глаза.

Фото 2. Её Величество Государыня Императрица Александра Феодоровна.

Желая привить знание и умение надлежащего ухода за младенцами, Императрица на личные средства основала в Царском Селе «Школу Нянь». Во главе этого учреждения стоял детский врач доктор Раухфус. При школе находился приют для сирот на 50 кроватей. Там же она основала на свои средства инвалидный дом для 200 солдат-инвалидов японской войны. Инвалиды обучались здесь всякому ремеслу, для каковой цели при доме имелись огромные мастерские. Около инвалидного дома, построенного в Царскосельском парке, Императрица устроила целую колонию из маленьких домиков в одну комнату с кухней и с огородами для семейных инвалидов. Начальником инвалидного дома Императрица назначила графа Шуленбурга, полковника Уланского Её Величества полка.

Кроме упомянутых мною учреждений, Государыня основала в Петербурге школу народного искусства, куда приезжали девушки со всей России обучаться кустарному делу. Возвращаясь в свои сёла, они становились местными инструкторшами. Девушки эти работали в школе с огромным увлечением. Императрица особенно интересовалась кустарным искусством; целыми часами она с начальницей школы выбирала образцы, рисунки, координировала цвета и т. д. Одна из этих девушек преподавала моим безногим инвалидам плетенье ковров. Школа была поставлена великолепно и имела огромную будущность.

Государь обожал армию и флот; в бытность Наследником он служил в Преображенском и Гусарском полках и всегда с восторгом вспоминал эти годы. Государь говорил, что солдат – это лучший сын России. Её Величество и дети одинаково разделяли любовь к войскам – «все они были душки», по их словам. Частые парады, смотры и полковые праздники были отдыхом и радостью Государя. Входя после в комнату Императрицы, он сиял от удовольствия и повторял всегда те же самые слова: «It was splendid»[39], никогда почти не замечая каких-либо недочетов.

Вспоминаю в детстве майские парады на Марсовом поле. Нас возили во дворец Принца Ольденбургского, из окон которого мы наблюдали парад. После парада, к радости нас, детей, Государь и вся Царская Фамилия проходили по комнатам дворца, шествуя к завтраку.

Бывая в собраниях и беседуя с офицерами, Государь говорил, что он чувствует себя их товарищем; одну зиму он часто обедал в полках, что вызывало критику, так как он поздно возвращался домой, хотя за этими обедами офицеры в присутствии Государя не пили вина; дома же за обедом Государь обыкновенно выпивал 2 рюмки портвейна, который ставили перед его прибором. Любил Государь посещать и Красное Село.

Всем существом своим Государь любил Родину и никогда не задумался бы принести себя в жертву на благо России. Больно вспоминать о его доверии к каждому в частности, и ко всему русскому народу. Слишком много забот было возложено на одного человека. Кроме того, министры зачастую не только не исполняли его волю, но действовали именем Государя без его ведома и согласия, и о чём он узнавал только впоследствии. Его назначения, о чём пишу позже, совершались нередко под впечатлением минуты, – особенно характерны в этом отношении назначения Протопопова и Маклакова (см. гл. XI).

Несмотря на доброту Государя, Великие Князья его побаивались. В одно из первых моих дежурств я обедала у Их Величеств; кроме меня обедал дежурный флигель-адъютант, Великий Князь. После обеда Великий Князь стал жаловаться на какого-то генерала, что он в присутствии других сделал ему замечание. Государь побледнел, но молчал. От гневного вида Государя у Великого Князя невольно тряслись руки, пока он перебирал какую-то книгу. После Государь сказал мне:

– Пусть он благодарит Бога, что Её Величество и вы были в комнате, – иначе бы я не сдержался!

Фото 3. Государь Император Николай II

Сколько бы раз в день я ни видела Государя, а во время путешествий и в Ливадии я видела его целыми днями, я никогда за двенадцать лет не могла настолько привыкнуть, чтобы не замечать его присутствие. В нём было что-то такое, что заставляло никогда не забывать, что он Царь, несмотря на его скромность и ласковое обращение. К сожалению, он не пользовался своей обаятельностью; люди, предубеждённые против него, и те при первом взгляде Государя чувствовали присутствие Царя и бывали сразу им очарованы. Помню приём в Ливадии земских деятелей Таврической губернии, как двое из них до прихода Государя подчеркивали своё неуважение к моменту, хихикали, перешёптывались, – и как они вытянулись, когда подошёл к ним Государь, а уходя – расплакались. Говорили, что и рука злодеев не подымалась против него, когда они становились лицом к лицу перед Государем. Её Величество часто мучилась: она знала доброе сердце Государя, его любовь к Родине, но она знала также о его доверии к людям и что часто он действует под впечатлением последнего разговора и совета. Те, кто с ним работали, не могли сказать, что у него слабая воля.

Государыня же обдумывала все свои действия и, скорее, с недоверием относилась к тем, кто к ним приближался; но чем проще и сердечнее был человек, тем скорее она менялась40. Все, кто страдал, были близки её сердцу, и она всю себя отдавала, чтобы в минуту скорби утешить человека. Я свидетельница сотни случаев, когда Императрица, забывая свои собственные недомогания, ездила к больным, умирающим или только что потерявшим дорогих близких; и тут Императрица становилась сама собой, нежной, ласковой матерью. И те, кто знали её в минуты отчаяния и горя, никогда её не забудут. Неподкупно честная и прямая, она не выносила лжи; ни лестью, ни обманом нельзя было её подкупить. Но иногда Императрица была упряма, и тогда между нами происходили мелкие недоразумения.

Особым утешением её была молитва; непоколебимая вера в Бога поддерживала её и давала мир душевный, хотя она всегда была склонна к меланхолии.

Фото 4. Её Величество и Анна, 1909-1910 гг.

Припоминаю нашу жизнь на «Штандарте», и насколько беспечно, если так можно выразиться, жили мы, настолько предавалась думам Государыня. Каждый раз по окончании плавания она плакала, говоря, что, может быть, это последний раз, когда мы все вместе на дорогой яхте. Такое направление мыслей Государыни меня поражало, и я спрашивала её, почему она так думает.

– Никогда нельзя знать, что нас завтра ожидает, – говорила она и всегда ожидала худшего. Молитва, повторяю, была её всегдашним утешением.

Припоминаю наши поездки зимой в церковь ко всенощной. Ездили мы в её одиночных санях. Вначале её появление в углу тёмного собора никем не замечалось; служил один священник, пел дьячок на клиросе. Императрица потихоньку прикладывалась к иконам, дрожащей рукой ставила свечку и на коленях молилась; но вот сторож узнал – бежит в алтарь, священник всполошился: бегут за певчими, освещают тёмный храм. Государыня в отчаянии и, оборачиваясь ко мне, шепчет, что хочет уходить. Что делать? Сани отосланы. Тем временем, вбегают в церковь дети и разные тётки, которые стараются, толкая друг друга, пройти мимо Императрицы и поставить свечку у той иконы, у которой она встала, забывая, зачем пришли; ставя свечи, оборачиваются на неё, и она уже не в состоянии молиться, нервничает… Сколько церквей мы так объехали! Бывали счастливые дни, когда нас не узнавали, и Государыня молилась – отходя душой от земной суеты, стоя на коленях на каменном полу никем не замеченная в углу тёмного храма. Возвращаясь в свои царские покои, она приходила к обеду румяная от морозного воздуха, со слегка заплаканными глазами, спокойная, оставив свои заботы и печали в руках Вседержителя Бога.

Фото 5. Государыня Императрица Александра Федоровна, 1914 г.

Воспитанная при небольшом Дворе, Государыня знала цену деньгам и потому была бережлива. Платья и обувь переходили от старших Великих Княжон к младшим. Когда она выбирала подарки для родных или приближённых, она всегда сообразовалась с ценами. Государь же, выбирая, брал, что ему лично нравилось, не спрашивая о цене: о деньгах он понятия, конечно, никакого не имел, так как был сын и внук Царя, и всё уплачивалось за него Министерством Двора.

Личные деньги Государя находились у моего отца, в канцелярии Его Величества. Отец мой принял 400`000 тысяч, и увеличил капитал до 4 миллионов, и ушёл во время революции без одной копейки. Он и мы, его дети, гордились тем, что, прослужив более 20 лет, он не только не получал денежного вознаграждения, но и дачу летом нанимал на свои личные средства, тогда как всем своим подчиненным выхлопатывал субсидии.

Тысячи неимущих получали помощь из этих личных средств Государя. Отец мой был очень опечален, когда Государь на докладе о состоянии сумм не обращал внимания на увеличение своего капитала. Отец постоянно получал записки от Государя с распоряжением «выдать такому-то» столько-то денег. Его расстраивало, когда приходилось выдавать прокутившимся офицерам или Великим Князьям большие суммы денег. Часто Великие Князья и Княгини писали отцу, прося выхлопотать награды каким-нибудь «protègès»41, и это чрезвычайно его волновало, так как все эти награды требовались вне закона, и отец соблюдал интересы Государя. Государь рассказывал, как однажды во время прогулки в Петергофе офицер охраны кинулся перед ним на колени, говоря, что застрелится, если Его Величество не поможет ему. Государь возмутился этим поступком, но всё же заплатил его долги.

Когда Его Величество ездил к обедне в любимый Их Величествами Феодоровский собор в Царском Селе, Государю понадобились деньги, чтобы класть на тарелку. Его Величеству на этот предмет выдавали 4 золотых пятирублевых монеты в месяц, на четыре воскресенья. Помню, как Её Величество и дети трунили над Государем, когда случился праздник, и у Государя не оказалось золотого, и ему пришлось занимать у Её Величества. Как я уже писала, Её Величество была очень бережлива. Я лично никаких денег от Государыни не получала и часто бывала в тяжёлом положении.

Я получала от родителей 400 рублей в месяц. За дачу платили 2 000 рублей в год. Я должна была платить жалование прислуге и одеваться так, как надо было при Дворе, так что у меня никогда не бывало денег. Свитские фрейлины Её Величества получали четыре тысячи в год на всём готовом. Помню, как брат Государыни, Великий Герцог Гессенский говорил Государыне, чтобы мне дали официальное место при Дворе: тогда-де разговоры умолкнут и мне будет легче. Но Государыня отказала, говоря:

– Неужели Императрица Всероссийская не имеет права иметь друга! Ведь у Императрицы-Матери был друг – княгиня А. А. Оболенская, и Императрица Мария Александровна дружила с г-жой Мальцевой.

Впоследствии министр Двора граф Фредерикс говорил много раз с Её Величеством о моём тяжёлом денежном положении. Сперва Императрица стала мне дарить платья и материи к праздникам; наконец, как-то позвав меня, она сказала, что хочет переговорить со мной о денежном вопросе. Она спросила, сколько я трачу в месяц, но точной цифры я сказать не могла; тогда, взяв карандаш и бумагу, она стала со мной высчитывать: жалованье, кухня, керосин и т. д. Вышло 270 рублей в месяц. Её Величество написала графу Фредериксу, чтобы ей посылали из Министерства Двора эту сумму, которую и передавала мне каждое первое число. После революции во время обыска нашли эти конверты с надписью «270 рублей» и наличными 25 рублей. После всех толков, как были поражены члены Следственной Комиссии! Искали во всех банках и ничего не нашли! Её Величество последние годы платила две тысячи за мою дачу. Единственные деньги, которые я имела, были те 100 000 рублей, которые я получила за увечье от железной дороги42. На них я соорудила лазарет. Все думали, что я богата, и каких слёз стоило мне отказывать в просьбе о денежной помощи – никто не верил, что у меня ничего нет.

VI

1912 год, закончившийся тяжёлым заболеванием Алексея Николаевича, начался спокойно. Государь был занят делами государства, Императрица – детьми. Дети Их Величеств были горячие патриоты; они обожали Россию и всё русское и плохо говорили на иностранных языках. Старшие говорили недурно лишь по-английски, с маленькими же Императрица говорила по-русски.

Фото 6. Наследник Цесаревич Алексей и Пьер Жильяр, «Штандарт», Шхеры, 1914.

Старшим учителем, который заведовал их образованием, был некий П. Вас. Петров. Он назначал к ним других наставников. Кроме него, из иностранцев был Mr. Gibbs [мистер Гиббс] – англичанин и М. Gilliard [месье Жильяр]. Первой их учительницей была г-жа Шнейдер, бывшая раньше учительницей Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. Она же потом обучала русскому языку молодую Государыню и так осталась при Дворе. У «Трины», как её называла Государыня, был не всегда приятный характер, но она была предана Царской Семье и последовала за ними в Сибирь. Из всех учителей дети Их Величеств больше всего любили М. Gilliard, который сперва учил Великих Княжон французскому языку, а после стал гувернёром Алексея Николаевича; он жил во дворце и пользовался полным доверием Их Величеств. Мr. Gibbs’а [Гиббса] тоже очень любили; оба последовали в Сибирь и оставались с Царской Семьёй, пока большевики их не разлучили. Великие Княжны так и не научились хорошо говорить по-французски, о чём и пишет М. Gillard. «Трина» давала детям уроки немецкого языка, но по-немецки они совсем не говорили. Их Величества всегда говорили между собой по-английски; семья Её Величества и её брат, Великий Герцог, говорили также по-английски. Дети между собой говорили только по-русски. Алексей Николаевич последние годы заговорил по-французски, так как всегда был вместе с М. Gillard. Императрица часами проводила в классной, руководя занятиями своих детей. Она учила их рукоделию. Лучше других работала Великая Княжна Татьяна Николаевна. У неё были очень ловкие руки, она шила себе и старшим сёстрам блузки, вышивала, вязала и великолепно причёсывала свою мать, когда девушки отлучались. Физически они были воспитаны на английский манер: спали в больших детских на походных кроватях, почти без подушек и мало покрытые. Холодная ванна по утрам и тёплая каждый вечер. Великие Княжны выросли простые, ласковые, образованные девушки, ни в чём не выказывая своего положения в обращении с другими. Императрица не допускала мысли, что они уже взрослые. В 1912 году Великой Княжне Ольге Николаевне шёл восемнадцатый год, Татьяне Николаевне – шестнадцатый. О старших Их Величества выражались: «Большие», – а о других: «Маленькие». «Большие» ездили с отцом иногда в театр, «маленькие» же ездили только в самых редких случаях. С любовью и душевной болью вспоминаю Великих Княжон.

Фото 7. Вел. княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анаставия. Крым 1914 г.

Из четырёх Ольга и Мария Николаевны были похожи на семью отца и имели чисто русский тип. Ольга Николаевна была замечательно умна и способна, и учение для неё было шуткой, почему она иногда ленилась. Характерными чертами у неё была сильная воля и неподкупная честность и прямота, в чём она походила на свою мать. Эти прекрасные качества были у неё с детства, но ребёнком Ольга Николаевна бывала нередко упряма, непослушна и очень вспыльчива; впоследствии она умела себя сдерживать. У неё были чудные белокурые волосы, большие голубые глаза и дивный цвет лица, немного вздёрнутый нос, походивший на Государя. Великие Княжны Мария и Анастасия Николаевны были тоже обе белокурые. У Марии Николаевны были замечательные лучистые синие глаза: она была бы красавицей, если бы не толстые губы. Девочкой она была очень полной. У неё был сравнительно мягкий характер, и она была добрая девушка. Все эти три Великие Княжны шалили и резвились, как мальчишки, и манерами напоминали Романовых. Анастасия Николаевна всегда шалила, лазила, пряталась, смешила всех своими выходками, и, усмотреть за ней бывало нелегко.

Фото 8. Вел. княжна Анастасия Николаевна, адмирал Чагин, фл. адъютант Нарышкин. Финляндские шхеры, 1912 г.

Вспоминаю обед на яхте «Штандарт» в Кронштадте с массой приглашённых. Тогда Великой Княжне Анастасии Николаевне было пять лет. Она незаметно забралась под стол и, как собачка, там ползала: осторожно ущипнёт кого-нибудь за ногу, – важный адмирал в Высочайшем присутствии не смеет выразить неудовольствия. Государь, поняв, в чём дело, вытащил её за волосы, и ей жестоко досталось. Татьяна Николаевна была в мать – худенькая и высокая. Она редко шалила и сдержанностью, и манерами напоминала Государыню. Она всегда останавливала сестёр, напоминала волю матери, отчего они постоянно в шутку называли её «гувернанткой». Родители, казалось мне, любили её больше других. Государь говорил мне, что Татьяна Николаевна напоминает ему Государыню. Волосы у неё были тёмные, глаза темно-серые. Мне также казалось, что Татьяна Николаевна была очень популярна: все её любили, и домашние, и учителя, и в лазаретах. Она была самая общительная и хотела иметь подруг. Но Императрица боялась дурного влияния свитских барышень и даже не любила, когда её дети виделись с двоюродной сестрой Ириной Александровной. Впрочем, они не страдали от скуки; когда они выросли, они постоянно увлекались и мечтали то о том, то о другом. Летом они играли в теннис, гуляли, гребли с офицерами яхты или охраны. Их детские наивные увлечения забавляли родителей, которые постоянно подтрунивали над ними. Великая Княгиня Ольга Александровна устраивала для них собрания молодежи. Иногда и у меня они пили чай со своими друзьями. Портнихой у них была Мme Вrizaak43; одевались они просто, но со вкусом. Летом почти всегда в белом. Золотых вещей у них было немного. Двенадцати лет они получали первый золотой браслет, который никогда не снимали.

Фото 9. Царевич Алексей. Шхеры 1912 г.

Жизнь Алексея Николаевича была одна из самых трагичных в истории царских детей. Он был прелестный, ласковый мальчик, самый красивый из всех детей. Родители и его няня, Мария Вишнякова, в раннем детстве его очень баловали, исполняя его малейшие капризы. И это понятно, так как видеть постоянные страдания маленького было очень тяжело: ударится ли он головкой или рукой об мебель, сейчас же появлялась огромная синяя опухоль, указывающая на внутреннее кровоизлияние, причинявшее ему тяжкие страдания. Пяти-шести лет он перешёл в мужские руки, к дядьке Деревеньке. Этот его не так баловал, хотя был очень предан и обладал большим терпением. Слышу голосок Алексея Николаевича во время его заболеваний: «Подыми мне руку», – или: «Поверни ногу», – или: «Согрей мне ручки», – и часто Деревенько успокаивал его. Когда он стал подрастать, родители объяснили Алексею Николаевичу про его болезнь, прося быть осторожным. Но Наследник был очень живой, любил игры и забавы мальчиков, и часто бывало невозможно его удержать.

– Подари мне велосипед, – просил он мать.

– Алексей, ты знаешь, что тебе нельзя!

– Я хочу учиться играть в теннис, как сёстры!

– Ты знаешь, что ты не смеешь играть!

Иногда Алексей Николаевич плакал, повторяя:

– Зачем я не такой, как все мальчики?

Частые страдания и невольное самопожертвование развили в характере Алексея Николаевича жалость и сострадание ко всем, кто был болен, а также удивительное уважение к матери и всем старшим.

Наследник принимал горячее участие, если и у прислуги стрясётся какое горе. Его Величество был тоже сострадателен, но деятельно это не выражал, тогда как Алексей Николаевич не успокаивался, пока сразу не поможет. Помню случай с поварёнком, которому почему-то отказали от должности. Алексей Николаевич как-то узнал об этом и приставал весь день к родителям, пока они не приказали поварёнка снова взять обратно.

Он защищал и горой стоял за всех своих. Помню, как Их Величества не сразу решили сказать ему об убийстве Распутина; когда же потихоньку ему сообщили, Алексей Николаевич расплакался, уткнув голову в руки. Затем, повернувшись к отцу, он воскликнул гневно:

– Неужели, папа, ты их хорошенько не накажешь? Ведь убийцу Столыпина повесили!

Государь ничего не ответил ему. Я присутствовала при этой сцене. Не надо забывать, что не раз приход Распутина облегчал страдания во время тяжких заболеваний Алексея Николаевича. Распутин же уверил Их Величества, что с 12-ти лет Алексей Николаевич начнёт поправляться и впоследствии совсем окрепнет. И в самом деле, после 10-ти лет Алексей Николаевич всё реже и реже болел и в 1917 году выглядел крепким юношей.

Алексей Николаевич отличался большими способностями, учился отлично, как и Ольга Николаевна; любимой его игрой были солдатики, которых у него было огромное количество. Он часами расставлял их на большом столе, устраивая войны, маневры и парады. Деревенко, или «Дина», как называл его Наследник, принимал участие во всех этих играх, равно как его сыновья, 2 маленьких мальчика, и сын доктора Деревенько, Коля. Последние года приезжали маленькие кадеты играть с Наследником. Всем им объясняли осторожно обращаться с Алексеем Николаевичем. Императрица боялась за него и редко приглашала к нему его двоюродных братьев, резвых и грубых мальчиков. Конечно, родные за это сердились.

Вся Царская Семья любила животных. У Государя долго была собака Иман. После того как Иман околел, Государь не брал собак к себе в комнату, а только гулял с одиннадцатью английскими колли, которые помещались в маленьком домике в парке. У Государыни был маленький английский терьер «Эра»; я её не любила, так как она имела обыкновение бросаться неожиданно из-под кресла или кушетки. Когда «Эра» околела, Императрица плакала по ней. У Алексея Николаевича был спаниель «Рой»44 и большой кот, подаренный генералом Воейковым. Кот этот спал на его кровати. У Татьяны Николаевны был маленький буль «Ортипо»45 и «Джими» – кинг-чарлс, которого я ей подарила и которого нашли убитым в екатеринбургском доме, где были заключены Их Величества.

Далёкими кажутся мне года, когда подрастали Великие Княжны и мы, близкие, думали о их возможных свадьбах. За границу уезжать им не хотелось, дома же женихов не было. С детства мысль о браке волновала Великих Княжон, так как для них он был связан с отъездом за границу. Особенно же Великая Княжна Ольга Николаевна и слышать не хотела об отъезде с Родины. Вопрос этот был больным местом для неё, и она почти враждебно относилась к иностранным «женихам». Одно время Их Величества думали о Великом Князе Дмитрии Павловиче, за которого хотели выдать Татьяну Николаевну; но впоследствии Великий Князь совсем отошёл от Царской Семьи, так как очень кутил.

Приезжал румынский Наследный Принц со своей красивой матерью, Королевой Марией, и Их Величества в 1914 году отдавали визит – ходили из Крыма на яхте «Штандарт» в Констанцу. Ольгу Николаевну дразнили приближённые возможностью брака, но она и слышать не хотела. Во второй свой приезд в Россию в 1916 году румынский Принц просил руки Великой Княжны Марии Николаевны, но Её Величество нашла, что Великая Княжна ещё ребенок и не смеет думать о браке.

Помню, как раз в Петергофе я застала Государыню в слезах. Оказалось, что приехала Великая Княгиня Мария Павловна просить руки Ольги Николаевны для Великого Князя Бориса Владимировича. Императрица была в ужасе при одной мысли отдать ему свою дочь. К сожалению, Великая Княгиня Мария Павловна не простила Их Величествам их отказ и была в числе тех заговорщиков, которые свергли с престола Их Величества.