Вагнер. Дорога на Бахмут. 300! 30! 3!

Мы пошли проходить врача, и снова очереди. В кабинете сидела женщина-врач, нас все заранее предупреждали, что следует заходить молча, ничего не спрашивать и даже не здороваться, не говорить ни спасибо, ни пожалуйста, а просто выполнять ее команды молча. Потому что стоило ей что-то сказать, она начинала сильно ругаться и кричать, и из-за одного человека всю группу ставила в конец всех групп. Ее поведение потом стало всем понятно… Основной фактор, сколько через нее людей проходит и сколько потом не возвращается, и здесь нельзя давать волю ни чувствам, ни эмоциям. И второй причиной являлся ее муж, который работал в конторе с самого начала образования, когда она еще называлась «Славянский корпус».

Первый раз к ней заходишь, сдаешь документы, кровь на ПЦР-тест[1], и она тебя полностью голым фотографирует, после чего выходишь и встаешь в конец очереди своей группы. После чего заходишь второй раз, и она тебе ставит печать, означающую отрицательный тест или положительный, то есть годен или нет.

Если тест положительный, есть второй шанс съездить в город и сдать там, в независимой клинике, и привезти анализы сюда, ну а если снова положительный, то стоп колеса. Самое интересное, что печати были детские – дракончики, киты и прочее. Их обозначения были ясны только самим сотрудникам набора. Потом мы зашли в общий зал, где с нами провели беседу сотрудники службы безопасности, которые объяснили сразу все правила и законы конторы, что можно, что нельзя и порядок прохождения их комиссии.

Когда мы разбежались по кабинетам службы безопасности, каждый входил по одному. Первый вопрос, заданный мне, был и основным. Сотрудник коротко просмотрел мою анкету и спросил почему я хочу работать в конторе. Нам ребята, уже которые проходили до этого, рассказывали некоторые варианты ответа.

Мой ответ был краток и ясен: пятьдесят процентов заработать деньги, чтобы семья ни в чем не нуждалась, другие пятьдесят процентов – безусловно, патриотизм, и если положить на чашу весов, то они будут на одном уровне, на что он мне ответил: «Вопросов больше не имею и желаю удачи!»

Это крайняя инстанция, которую необходимо было пройти, и считалось, что все – ты уже сотрудник, оставалось только дождаться, когда за тобой придут и заберут непосредственно представители твоего отряда. Одного парнишку из нашей группы врачи забраковали, и он сразу же начал искать выход, чтобы хотя бы работать в такелаже: эта служба занималась разгрузкой, погрузкой боеприпасов, вещей и прочими делами. Как после я узнал, у него это получилось. Я всех ребят перечислять не буду, с которыми познакомился тогда, а только тех, с кем меня жизнь столкнула позже.

Ребята с разной судьбой, с разным воспитанием, с разным вероисповеданием и такие близкие по духу, по соображениям. Целеустремленные в одном направлении, настроенные только на нашу общую победу над врагом.

Этот день подходил к концу в ожидании. Тонны выпитого кофе в курилке под сотни сигарет и под жизненные истории вновь прибывающих людей, и даже обмен опытом двухдневной давности. Нас загнали в барак, потому что началась отправка ребят в командировку после двухнедельного обучения. Это делалось в целях соблюдения режима секретности, чтобы абитуриенты не видели, сколько человек, сколько автобусов уезжает, ведь по факту нас там не было.

И конечно, находились и такие, которые каким-то образом все-таки прятали телефоны и пытались постоянно ходить и что-то снимать. Стоит отдать должное, служба безопасности очень быстро выявляла нарушителей правил. И конечно же, следовали наказания, о которых я расскажу чуть позже, но, по моему мнению, они были очень строгими и все же очень справедливыми, потому что уже после мы видели, что такое армия без дисциплины, и оценивали последствия.

Вот и подошел второй день к концу, все мы уже ждали, когда нас заберут по подразделениям, осталось только переждать ночь.

День третий

Наверное, после третьего дня я уже перестану их считать, потому что им нет счета, а просто продолжу описывать повседневные различные ситуации.

Ближе к обеду нас построили и сказали собрать вещи, так как в скором времени за нами должны были прибыть представители и разобрать по отрядам. Было обидно, что тех ребят, с кем мы тесно общались эти три дня, в том числе и Леху, забрали по другим отрядам, и только в конце пришли за мной и забрали одного. Кстати, как выяснилось, когда с Лехой уже чуть позже общались, что мы ехали даже в одном поезде – только в соседних вагонах.

Когда созвонились с женой, она рассказала, что видела его, он тоже со своей прощался на перроне, но я тогда не обратил внимания, да и мне просто было не до этого.

Вспомнился еще один интересный случай, когда я только подумывал о конторе, стоит или нет туда ехать, находясь на шабашке, это уже было после увольнения из армии, позвонил своему товарищу по службе. Рассказал ему о своих планах, он меня поддержал, и, как выяснилось, он должен был ехать в отпуск. Сам Серега, так его звали, был из тех краев, где находилась база компании. Он рассказал о своем желании в скором времени уволиться и тоже податься в «вагнера».

От него поступило предложение ехать туда вдвоем, только якобы он хотел попасть на собеседование и что-то уточнить для себя. Мы договорились сначала ехать на машине, потом решили на поезде, потом на самолете, и вид транспорта менял постоянно он. Единственное, я сразу сказал, что не хочу ехать на такое расстояние на автомобиле.

В итоге определились, что я еду на поезде, а он летит на самолете. Серега должен был меня встретить уже на вокзале в Краснодаре. В конце своего пути я ему позвонил, чтобы спросить, будет он меня встречать или нет. Он ответил, что проспал самолет и вылетит следующим, поэтому увидимся уже на базе.

Я сразу же догадался, что это какая-то мутная тема, потому что, по моему мнению, человек либо хочет и делает, либо не хочет и ищет причины. Эта история так и осталась покрыта мраком, но потом он рассказывал, что якобы приезжал на собеседование, но по каким-то причинам его не уволили, и так он не оказался в конторе. Хотя тогда можно было уволиться еще из армии, только потом – негласно опять-таки – запретили увольнения до конца Специальной военной операции, и все контракты стали автоматически продлеваться.

Подошел куратор, и мы пошли. Забрали сначала телефон на фильтре и все мои вещи. Когда мы пришли уже в барак нашего отряда, то там я наблюдал очень много людей, опять незнакомых. Я зашел, обозначился, ребята встретили меня хорошо, да и в принципе так было заложено в конторе: куда бы ты ни зашел в качестве вновь прибывшего бойца, тебя сначала накормят, напоят чаем, а потом только уже основное знакомство и рабочие моменты… Во мне такая черта сохранилась и по сей день. И когда, будучи в другом статусе и в других организация, я наблюдаю абсолютно обратное отношение или такое же, но лицемерное, меня внутри прям бомбит, разрывает всего на части. Те ребята, как оказалось позже, готовились уезжать на дальнее направление в Центральноафриканскую Республику. Мы потом уже с ними три дня подряд просто в голос ржали.

Когда я к ним пришел, они должны были уже улететь в этот день, и происходило это так… Часиков в шесть вечера, плюс-минус, им подавалась команда на сбор, после чего ближе к десяти часам подъезжали автобусы, в которые они грузились. Грузились и сидели в ожидании отправки часа по четыре где-то. После чего им давали отбой, они заново разгружались, заходили в барак и ложились спать.

И так три дня: в определенное время они погружались, разгружались и ложились спать. Причины были разные: то борту запрещена посадка, то на перевалочной базе не готовы были их принять, то другие различные причины. Представляете, барак забит полностью двухъярусными кроватями, которые стоят вплотную друг к другу, в правом крыле находится столик с чайником и всякими «приколюхами», так мы называли что-то сладенькое к чаю. В левом крыле висит телевизор. Жара ужасная, поэтому от житья в таких условиях все кашляли как туберкулезники.

Я радовался, что меня это не коснулось, но не тут-то было.

В крайний день перед их отъездом я начал тоже дохать. Начинался этот кашель как обычная простуда, так понемногу подкашленешь и пошел дальше, но после он перерастал в нечто. И самое интересное, что ни одни таблетки месяцами не помогали, и между нами в простонародье этот кашель мы называли «молькинский синдром». К моему счастью, из этой толпы были четыре человека, которые собирались так же на ближнее направление и которые убывали на Специальную военную операцию. Парни тоже были классные – Леха, Тема, Дэн и Петька.

Они пришли в отряд на несколько дней раньше, чем я. Единственное, Тема приехал из отпуска по ранению – это был молодой парнишка двадцати четырех лет, разведчик. Парень классный, но обо всем по порядку.

Подготовка, как я ранее говорил, проводилась в двухнедельном периоде.

Первая неделя это была усиленная общевойсковая подготовка, по методике обучения спецназа Главного разведывательного управления, вторая неделя уже шла углубленная либо для узкой направленности специалистов. Самое главное, никто не смотрел, кем ты был на гражданке, а гражданкой называлась любая жизнь, кем ты был до вступления в ряды сотрудников ЧВК «Вагнер».

И если ты имел какое-то офицерское звание в армии, хоть генерал, ты приходил на общих основаниях рядового бойца, и уже после, когда ты проявлял к чему-либо интерес или свои морально-деловые и психологические качества, тебя ставили на должность или готовили из тебя определенного специалиста.

Меня это очень затронуло, потому что я хотел наконец-то побыть обыкновенным бойцом, отвечающим за самого себя и выполняющим свою узконаправленную задачу.

Полевой лагерь, который находился непосредственно на полигоне, палаточный, был полностью заселен, поэтому мы жили в бараке на базе, и нам приходилось несколько раз в день ходить на полигон… Это получается, что после завтрака, на обед, после обеда и на ужин, расстояние до полигона составляло примерно пять километров. Но эти километры, особенно первые разы, были самыми долгими, потому что до устройства в контору два месяца я просто жил в свое удовольствие, набрал лишний вес и вел неактивный образ жизни.

Мы позавтракали и решили пойти на занятия, хотя очень не хотелось из-за жары, она была такой, что выходишь на пару минут в курилку с голым торсом и сразу же обгораешь. Да и я сам думал, что такого нового могу узнать, уволившись только два месяца назад из армии. Тем более тогда можно еще было не пойти на занятия, и никто бы этого не заметил, это ведь в наших интересах, это ведь мы с каждым занятием могли себе продлить жизнь хотя бы на несколько минут, но все познается в сравнении.

Вышли нашей небольшой группой, отметились на контрольно-пропускном пункте и побрели. Первый день занятий мы еще не были обеспечены формой, поэтому, что привезли с собой, в том и занимались. Постоянно ужасно хотелось пить, воды, что брали с собой с предусмотрительностью, не хватало даже до обеда, плюсом еще находились нахлебники, которые не хотели воду носить с собой и потом ходили и выпрашивали у всех.

Мы пришли на полигон, там – построение, зачитка списков и распределение по группам, по дням прохождения занятий. Я, конечно, пошел на первый день. После первой недели обучения инструкторы группам давали такие названия, как: малинки, арбузики, бананчики и так далее.

Это выглядело очень смешно, и непонятно, чем они руководствовались, то ли своей фантазией, то ли опять-таки каким-то шифрованием. Мой первый день обучения начался с холощения, он в себя включал: изготовку к бою из различных положений, перезаряжание автомата в различных положениях, выполнение определенных команд, которые были сокращенные для удобства их передачи и управления в бою, ну и соответственно изменения положения для отражения нападения по секторам обстрела.

И вот я первый раз понял, насколько же все-таки я был не готов. Все по-новому, грамотно, с чувством, с толком, с расстановкой. Но хочу заметить, кого хотя бы однажды учили обращаться с оружием по определенным действиям, порядку перезаряжания его, стрельбы из различных положений, тому переучиться было очень сложно, проще научить того, кто никогда оружие в руках даже не держал.

Это было жизненно необходимо, и все это понимали, все трудились над оттачиванием своего мастерства, падали от жары в обморок, но при этом инструкторы относились с пониманием, не теряя требовательности к обучаемым. На тот момент наши учителя безусловно имели опыт боевых действий, но большая часть на дальнем направлении, а наша предполагаемая обстановка несла в себе очень много таких особенностей, как общевойсковой бой, штурм населенных пунктов и городов, действия в лесополосах, оборудование фортификационных сооружений и многое другое.

Поэтому по возможности, кто приезжал после ранений, перед отправкой обратно, за «ленточку», приходили на полигон и указывали инструкторам вопросы, которые требуют более глубокого изучения. Пока мы занимались холощением, мои товарищи проходили мимо и постоянно усмехались над нами, подкалывая, и приговаривали, что дальше будет еще хуже до определенного дня.

Но мы и на этом дне уже выдыхались, что же будет дальше? Этот вопрос мучил всех, усталость была дикая, но приятная от вновь полученных знаний и умений. Когда мы шли на обед, я, уже оценив обстановку на полигоне, конкретно понял, что мне нужно, а что не очень, и в разговоре с ребятами стал узнавать подробнее, что проходят и изучают в каждый день занятий. В ходе разговора я выяснил, что надо мне идти сразу на восьмой день. Потом мы обсуждали много кого по дороге, вспоминая беспомощность некоторых на занятиях, и думали: а ведь им предстоит прикрывать нам спины.

Потом изо дня в день мы отговаривали Дэна идти в штурмы, потому что он был очень большой комплекции, такой прям детина, и мы его убеждали, что он будет первой целью, что ему лучше идти обучаться по узкой специальности на что-то крупнокалиберное. Он противился, говорил, что со всем справится, но мы понимали, что и он сам это все осознавал, просто не мог дать заднюю, как сделали его дружки, с которыми он приехал. Денис приехал со своими друзьями с гражданки, как и все готовыми грызть зубами гусеницы танков, но в определенный момент сначала один друг спасовал и решил пойти учиться на ПВО, потом другой, так и остался он один. Ему было обидно, что так получилось, что это, значит, за такие друзья, которые очканули и кинули его одного в штурмах.

Вот и Дэн долгое время стоял на своем, но в конечном итоге мы, слава богу, его переубедили, и он остался лишнюю неделю дообучаться на «Корд» или «Утес». Поначалу было проще, и, придя на обед, я обратился к старшему и попросился не сидеть две недели на обучении, а уехать в предстоящую пятницу, на что получил добро. В конторе можно было обучиться с нуля абсолютно любой специальности, потом по ней приобрести опыт, и как оказалось, военные высшие учебные заведения даже не нужны, чтобы стать хорошим специалистом и в последующем также обучать людей.

После обеда мы пошли обратно на полигон. Выяснилось, что никто даже не заметил, что я прилип к новой группе к восьмому дню. Если бы не одно «но»: старший инструктор дал команду выйти из строя тем, кто в армии занимал командные должности от командира отделения и выше, в различных подразделениях. Тех, кто вышел, записали, кто какие должности занимал, и сформировали отдельную группу для подготовки командиров, потому что контора в них очень нуждалась. Соответственно в процессе обучения на нас также смотрели, и тех, кто был совсем нулевым, отправляли обратно на должности бойцов штурмовых подразделений. Тогда и зародилась эта великая фраза: «Нет ума, штурмуй дома́!»

Тут мое удивление начало брать верх. Нас отправили на занятия по изучению онлайн-карт. Не передать мои эмоции, когда я увидел карты на гаджете, а не на бумаге, и как все намного легче, и проще, и быстрее в современных реалиях. Не надо что-то чертить, не надо вымерять линейкой, все данные высчитываются сами, не прячешься от ненастной погоды, дабы бумага не промокла, работать одно удовольствие. И тут я сразу же начал впитывать все как губка, потом тренировки, обозначение целей на карте, прокладка маршрутов, определение углов и азимутов, мне хотелось знать все больше и больше.

Теперь я, уже сидя на поляночке и спокойно изучая карты, смеялся над своими друзьями, которые то штурмовали здание, то лесополки, то отрывали в бетонной земле окоп, а они на меня косились. По дороге обратно на базу мы уже ржали надо мной, точнее над тем, что я нашел лазейку, где можно загаситься, но по факту, если бы не командирская подготовка и полученные на ней знания, где бы я сейчас был, а может, уже бы и не был…

Вечером, после холодного душа, потому что попросту там не было горячей воды, мы шли на ужин, кто хотел, а кто сидел также с кружкой кофе в курилке или просто лежал на кроватях. Мы уже сидя смотрели на абитуриентов по ту сторону ленты. Было весело.

Мы получили уже жетоны, и с этого дня начала начисляться зарплата. По ним мы могли уже на территории базы, в военторге купить себе необходимые элементы экипировки или вещи. Тебя записывают по номеру жетона, и потом просто эта сумма будет вычтена из зарплаты. Деньги выдавались только наличкой, либо по доверенности получали родственники в городах, как правило, миллионниках, либо по окончании командировки боец сам приезжал и всю сумму получал на базе.

Давали несколько листов анкеты и договоров, среди которых было сразу и завещание – в случае гибели кому сколько процентов боец завещает выплатить. И снова все заполнять печатным текстом, а потом сидеть и ждать, переживать до первой зарплаты, прошли ли все бумаги, и то чувство, когда пришла от представительства первая эсэмэска, во сколько и куда нужно приехать, чтобы получить деньги.

Бывало, что мы просто вечером гуляли по базе вокруг контейнеров. Контейнеры… Хочется в голос и смеяться, и плакать. Их было около двадцати или пятнадцати штук, в одних хранились вещи убывших бойцов, которые постоянно перекладывались, изо дня в день. Потому что приезжали ребята, искали вещи или приходили списки трехсотых и двухсотых, и уже мы сами искали их вещи для передачи родным. А другие контейнеры были для провинившихся, которые не чтили или не выполняли законы компании, соответственно их наказывали и кидали в контейнер на несколько суток без доступа света, периодически только кормили. Это было страшно, когда на улице температура плюс сорок, представьте, сколько в контейнере… И прогуливаясь вечером, проходишь мимо них, и кто-то уже тихонько, почти без сил, стучит ногой изнутри по контейнеру. Но извините, закон есть закон, дисциплина есть дисциплина, только так можно добиться выполнения задач и успеха в целом.

В курилке мы порой сидели до трех часов ночи, общаясь, слушая истории и теоретически перенимая опыт ребят, которые вернулись целыми или трехсотыми с передка. Было очень интересно, как будто просматриваешь боевик, и только сам потом понимаешь, что это не фильм, а жизнь. Но трехсотый трехсотому рознь. Кто-то рассказывает с такими эмоциями, со смехом, как его подранило и как он готов снова вернуться и мстить, заряжая энергией и позитивом, а кто-то, наоборот, сидит, извините за выражение, как унылое говно, и только и говорит о том, как там плохо, как страшно, какие укропы мощные и могучие, что они не отступают, что бьются за каждый метр, после чего ребятишки со слабой психикой просто пятисотятся и уезжают домой.

Да, они дрались действительно жестко, но только мы их ломали духом воинов, а они просто-напросто были под воздействиями сильных наркотиков, поэтому и стояли как зомби до последнего. Может, оно и лучше, что естественный отбор уже действовал на том уровне, но, с другой стороны, тем самым такие рассказы подрывали моральный дух бойцов.

С нами был один парнишка местный из Краснодара, звали его Кирюха. Замечательный парняга. Он почти не слышал, его лицо было обожжено, и говорил он с трудом из-за контузии. На вид ему было около тридцати лет. Когда он нам рассказал свою историю, мы частично поняли, хоть он и половину писал на листочке. Потом приехал его товарищ, тоже трехсотый, который видел, как затрехсотило Кирюху, история была такая…

Шел штурм села Кодема, и не понятно почему, во время штурма Кирилл решил, что у него воняют ноги, и присел на входе в подвал, чтобы переодеть трофейные носки. В этот момент со спины был прилет мины, который откинул его в этот подвал. Соответственно контузило, и он подумал, что снаружи укропы, и кинул наверх гранату, а там были наши. Они подумали, что там укроп, и кинули в подвал три гранаты, а там еще и находились термобары. Его даже не задело ни одним осколком, но порвало барабанную перепонку, обожгло лицо. Он, будучи сильно контужен, выполз из подвала, сорвал чеку с гранаты, в другую руку взял нож и пошел, как оказалось, тогда думал, что бредет в сторону хохлов, а на самом деле в сторону точки нуль. Ребята его увидели и доложили, не ваш ли там дурак идет с гранатой и ножом в руке…

Я его потом частенько вспоминал и многим рассказывал его историю.

Что характерно, после лечения Кирюха собирался вернуться, долбить гадов и зарабатывать деньги, потому что являлся единственным кормильцем в семье.

В продолжение забегу вперед: нас частично судьба снова свела, но уже в ноябре месяце. Я шел по какому-то селу, в поисках инструмента для работы, и в одном из разрушенных дворов мое внимание привлек хороший медицинский подсумок из-под аптечки. Я подошел, взял этот подсумок, перевернул его, а там была подпись с позывным Кирюхи.

Осмотрев все вокруг и вспоминая его историю, восстановил хронологию событий, и весь этот рассказ до мелочей на местности был правдив. Виден и этот прилет около подвала, и сам подвал очень сильно выгорел. Я просто правда сам был шокирован и не ожидал, что случайно найду место, про которое он мне рассказывал.

На следующее утро мы снова двинулись на полигон. Тема уже как опытный воин пошел с нами, пройтись и развеяться от скуки. Придя чуть раньше на полигон, мы упали полежать под навесами. С нами рядом находился старший инструктор, и тут мы наблюдали такую картину. Идет толпа, и один человек из нее очень выделяется тем, что хорошо экипирован, причем экипировка была вся новая.

Инструктор это заметил и начал себе под нос сначала тихо, потом в конце чуть ли не в голос возмущаться глупости этого бойца.

– Вот дурак, накупил по жетону в военторге на всю свою первую зарплату…

А цены там были не маленькие…

– У него по-любому дома большая семья, несколько детей, а он всю свою зарплату потратил на эти шмотки, что они дома теперь будут есть, зато он красивый, а может, еще ему это все и не пригодится.

И этот текст он в конце уже просто орал, а мы лежали и ржали, потому что со стороны это выглядело очень смешно.

Снова построение, и мы разошлись по занятиям. На сегодня мы занимались в полевом классе командирской подготовкой. Разбирали реальную ситуацию, которая была при штурме какого-то перекрестка. Все его зарисовки у меня отложились до сих пор в памяти. Нам давались исходные данные, по которым мы должны были принять решение на штурм.

Каждый его сначала оформлял на бумаге, после чего выходил к доске и зачитывал. И это то самое чувство, когда ты слушаешь каждого, смотришь на его ошибки, начинаешь исправлять у себя, словно возвращаешься в курсантские годы, и опять-таки есть одно «но»: там у нас не будет много времени на принятие решения, и здесь мел и доска, а там человеческие жизни.

Было очень интересно, тем более что инструктор, который преподавал у нас, должен сам был ехать с нами в эту пятницу, по отдельному плану. Вот тем и интересно: сегодня ты обучаешь, а завтра Родина тебя зовет самого выполнить что-то невыполнимое и снова вернуться передавать опыт.

После обеда нас снова ждала тренировка по работе с онлайн-картами. Каждый день становилось все легче и интереснее, по крайней мере для меня. Самым сложным для меня было ходить с полигона до лагеря на приемы пищи, а на занятиях – умственный труд.

На следующий день были занятия по корректировке огня минометов, АГС и другого тяжелика. Для меня, да и для многих, наверное, воздушный коптер – это было средство развлечения детей, потом для съемок различных мероприятий, ну и просто городов. Я его не видел вживую, уже не говоря о том, чтобы подержать в руках или поуправлять им.

И тут, после наземной корректировки с помощью оптических приборов и вычислений на листочке, нам говорят: «Теперь рассмотрим устройство, приведение к работе и управление квадрокоптером».

Я радовался как ребенок, эти эмоции не передать. Ты берешь, поднимаешь его в воздух, и перед тобой открывается все, что ты хочешь видеть с высоты птичьего полета. Различные режимы скорости, да он еще и гранату может скидывать, и все это при присутствии пилота не на самой линии боевого соприкосновения, и соответственно, это повышает живучесть личного состава и одиночного бойца, как боевой единицы подразделения.