Железнодорожница 2

– Не знаю, – я полезла в сумку в поисках одежды. Утром будут очередные станции, и мне хотелось выйти в чем-то новом. Вдруг Диму ненароком встречу. – Кто?

– Немка. Самая настоящая.

– Да ты что? А ты откуда знаешь?

– На перекуре люди сказали. Представляю, как она смотрит на наши просторы из окна поезда и думает: «Эх, а если бы победили тогда, все это нашим могло быть!». Только никогда этого не было и не будет! Не отдадим!

– Конечно, пусть и не мечтает! – горячо поддержала я деда. – А все же хорошо, что мы едем на поезде. Столько всего увидели и еще увидим! Не то, что на самолете – одни облака под крылом.

– А мне нравится, что часовые пояса незаметно сменяются, – подал голос с верхней полки наш сосед, – к вам-то я летел на самолете, так чуть не подох. Такая скукотища – восемь часов лететь. И спать не хочется, хоть и ночью вылетали. Все вокруг курят, как паровозы. А как прилетел, неделю, как чумной ходил. Днем спал до четырех часов, по ночам уснуть не мог. Не хочу так больше. Хотя, говорят, это перелеты с запада на восток тяжело переносятся, а с востока на запад проще.

– Я читала про это в журнале, – вступила в разговор Ритка, – даже исследования на эту тему проводились. К примеру, футбольные команды хуже играют, если прилетели с запада на восток. И наоборот.

Дверь купе почти весь день была открыта. Заглянула проводница:

– Следующая стоянка недолгая, а в Красноярске пятнадцать пять минут стоим.

– Хорошо, спасибо, – кивнула я с улыбкой.

Вскоре возле нашего купе остановилась женщина. На лицо я ее знала – видела в нашем вагоне, но лично мы знакомы не были. Определить возраст на вид было затруднительно. Вроде и понятно, что намного старше меня. Но вот конкретно – сорок пять, пятьдесят, пятьдесят пять или все шестьдесят – не представлялось возможным.

Фигура подтянутая, стройная. Светло-серые брючки и пестрая блузка с оборками. Светлые волосы без седины, красивая короткая стрижка. Но главное достоинство – неиссякаемый запас оптимизма на лице, веселый взгляд и непроходящая улыбка. Располагающая, в общем, внешность. Не было на ее лице следов склочности, сожранных коллег, какие бывают у некоторых, кто долгое время просиживал штаны где-нибудь в отделе. В общем, я бы не отказалась так выглядеть в ее годы.

– Приветствую всех! – сказала она звонким голосом. – Леонид Сергеевич, вы на перекур идете?

– Конечно-конечно, – дед похлопал себя по карману пиджака, проверяя, на месте ли папиросы, и надел кепку. – Кстати, познакомьтесь, это Валентина Николаевна. А это мои домочадцы – дочь Альбина и внучка Рита.

Мне показалось, что лицо его неуловимо изменилось – светлее стало, что ли.

– Очень приятно, – сказала я.

– Тили-тили тесто, – негромко, но насмешливо фыркнула Ритка.

– Рита! – укоризненно зашипела я. – Нельзя так о старших!

– А они на каждом перекуре вместе стоят и воркуют, – наябедничала она, когда дед со своей спутницей ушли.

– Ну и что? – раздельно и четко сказала я. – Не твое дело. Ты можешь думать об этом, что угодно, а вслух свои реплики не произноси, понятно?

– Понятно, – вздохнула девчонка.

А я задумалась. Честно говоря, я была бы совсем не против, если нашему деду после стольких лет одиночества улыбнулось счастье. Только сомневаюсь что-то. В поездах обычно романтика, а потом люди приезжают домой, к своим семьям, начинается каждодневная рутина. И о дорожном приключении вспоминают лишь с легкой, игривой улыбкой.

И все же, когда дед вернулся с перекура с тем же просветленным лицом, я предложила:

– Давай пригласим Валентину Николаевну на вечерний чай. Очень приятная женщина. У меня и конфеты еще остались, «Ромашка» и «Одуванчик», очень даже неплохие себе конфеты.

– Давай, – с энтузиазмом откликнулся дед.

А еще я подумала о большой стоянке в Красноярске. Неплохо было бы найти на вокзале переговорный пункт и позвонить домой, узнать, как там дела у Вадима.

А то он у нас человек неблагонадежный, и тревога нет-нет, да и захватывала мои мысли. Иногда вообще страшные картины рисовало воображение. Вдруг мы вернемся домой и обнаружим в углу пыльный мешок, который окажется пьяным Вадимом. И заплетающимся языком он поведает, как запил перед самым отходом судна, как опоздал на рейс. И его вещи в каюте на полке, покачиваясь, уплыли без своего хозяина. А сам он теперь каждый день пьет, но не просто так, а от горя. И нам теперь предлагается его пожалеть, накормить, а Ритке – так и вовсе поскакать вокруг с причитаниями.

Так что позвонить не помешает. Но, с другой стороны, я очень боялась не успеть потом на поезд. Бывают же такие случаи. Был один старый советский фильм, где герой отстал от поезда. Как вспомню кадры, где он бежит, роняя на платформу продукты и вещи! И все равно не успел. Как же назывался тот фильм? А, вспомнила, «Мы с вами где-то встречались»!

Я поежилась. Как-то не очень хочется бежать, роняя тапки, и не успеть.

Соответственно, надо подумать, что я буду делать в таком случае. Во-первых, надо проверить наличие паспорта и денег в сумочке. С документами все же гораздо проще. Можно будет купить билет на следующий поезд и, максимум через пару дней, догнать своих. Но куда идти в Москве?

– Скажи, пожалуйста, адрес тети Риты, – попросила я деда, – запишу в свою записную книжку. И телефон, если есть.

Проводница, заглянувшая забрать стаканы после чая, словно прочитала мои мысли:

– У нас был такой случай, – сказала она, – одна проводница опоздала на отход поезда и поймала машину, чтобы доехать до следующей станции. А он запросил сто рублей, представляете? Она, конечно, заплатила. Шутка ли, на рейс опоздать!

– Успели? – взволнованно спросила я.

– Нет, приехали, когда поезд уже ту-ту! На десять минут опоздали.

– Надо было таксиста искать, – подсказал парень с верхней полки, – таксисты – они все короткие тропы знают, тогда бы точно успели.

Я записала в свою записную книжку адрес тети Риты и спокойно выдохнула. Хотя бы подстраховалась.

Наш поезд остановился на станции Красноярск, и я, не мешкая, вышла на платформу. А оттуда, по виадуку, стремительно прошла в помещение вокзала. Не было времени даже оглядеть окрестности. Я лишь заметила, что дышится здесь легче, чем в нашем городе. У нас из-за близкого дыхания Тихого океана влажность летом держится около ста процентов, от этого париловка и духота. Особенно в августе дышать нечем, бывает, и ночью живительной прохлады не дождешься.

В переговорном пункте, конечно, была очередь, кто бы сомневался. Я решила, что ждать буду ровно десять минут, не больше. А потом скажу себе, что не судьба позвонить сегодня, и побегу к поезду.

– С каким номером соединять? Какой город? Точный адрес? – деловито и равнодушно спросили меня у стойки. – Оплачиваете сразу две минуты разговора, остальное по окончании.

– Хорошо, – и я протянула тридцать копеек за первые две минуты.

– Девушки, так плохо слышно, – пожаловался один гражданин, выйдя из своей кабинки, – треск в трубке! Еле как услышал, что мне говорят. Зато прекрасно слышно, как разговаривают в соседней кабинке.

И, не дожидаясь ответа, ушел. Да и что ему в те времена могли ответить? Девушки за стойкой лишь переглянулись и пожали плечами.

Вопреки всем ожиданиям, долго ждать не пришлось, и меня отправили в третью кабинку уже через пять минут.

Дрожащей рукой я взяла трубку, представляя, как сейчас услышу пьяный вдрызг голос Вадима. Почему-то всплыли в голове строчки одного стихотворения, автора которого, к своему стыду, не помню: «В черной трубке услышав отбой, надо было с дрожащей губой…». И я вдруг ужаснулась самой себе. Я что, как Ритка, становлюсь истеричкой? Этого еще не хватало! Надо успокоиться и взять себя в руки. Оказывается, правы психологи, когда говорят, что неблагополучный мужчина легко может сделать из женщины психическую развалину. Чистая правда!

В трубке неспешно лились гудки. Наконец, что-то щелкнуло, и я услышала приветливое:

– А-лё! – это был женский голос!

Испепеляющий жар прокатился по всему телу. Во рту пересохло. И я, замерев, не могла вымолвить ни слова.

– Алё, говорите! – и женщина, судя по голосу, совсем молодая, даже подула в трубку. – Алё-о!

Оцепенение к этому моменту начало спадать, и ко мне начала возвращаться способность соображать. Да я не туда попала, наверно. Соединили не с тем номером. Сейчас извинюсь и положу трубку на место.

И тут на заднем фоне послышался голос Вадима, трезвого, как стеклышко:

– Чо там? Кто звонит?

– Не знаю, – сказал беспечно женский голос, – молчат.

Дрожа от негодования, я положила трубку на рычаг.

– С вас еще пятнадцать копеек! – крикнули мне у стойки.

Я машинально заплатила и взяла квитанцию. Казалось, сотрудники переговорной станции смотрят на меня с затаенной насмешкой. Вдруг они тут прослушивают все разговоры?

Ошарашенная, я побрела к поезду. Вадим сошел с ума? Мы ведь всего несколько дней как уехали, а он уже бабу в дом приволок? И как только посмел – в квартиру тестя? Тащил бы уже ее на Шошина, в свою хотя бы квартиру. Ах да, там же еще всех удобств нет. Диван с креслами и столиком мы купили, а вот всего остального жуть как не хватает. Нет кухонного гарнитура, «стенки», телевизора. Да и спальня стоит пустая. Черт, – я скрипнула зубами, – а ведь диван с креслами на меня оформлен, и я буду за них выплачивать, из своей зарплаты.

На поезд я вовсе не опаздывала, можно было не мчаться. Вон, все курильщики спокойно себе курят, и проводники стоят у вагонов, никуда не торопятся. И я тоже шла к своему вагону, не спеша. А в ушах продолжал отзываться этот юный голос: «Алё, алё-о!», и казалось, это «алё» током проходит через все мое тело.

Однако, вот тебе и Вадим! Значит, пока был алкашом позорным, никто на него не зарился. Никто и не смотрел в его сторону. А как только я из него человека сделала, – в пароходство отправила, квартиру помогла получить, – так сразу нашлась желающая. Еще и молодая.

И вроде плевать мне на этого Вадима, мы ведь даже в одной кровати с ним ни разу не спали. Даже намека на чувства с обеих сторон не проскальзывало. Лишь деловые, партнерские отношения. Поначалу я удивлялась – ему все равно, с кем его жена разговаривает по телефону, с кем встречается, куда ходит. Потом даже обрадовалась – мне-то он точно так же «нужен», как и я ему.

А все же – неприятная ситуация. Впрочем, чему удивляться? Вадим – молодой, сильный, красивый мужчина. Владеет чисто мужскими профессиями, и квартира у него есть. Так что же удивительного в том, что он стал кому-то интересен?

Так вот почему Альбина его в моря не отпускала, – вдруг поняла я. И вот почему не хотела новую квартиру получать! Оказывается, не только потому, что боялась подселения на Енисейской. Она знала, что Вадим уйдет от нее при первой возможности, а тем более заимев новую квартиру! Мудрая женщина, ничего не скажешь. Как же я-то до этого не додумалась?

И что теперь? Ведь если дойдет до развода, то не видать нам с Риткой ни новой квартиры, ни чеков, ни валютного магазина? Так, что ли?

Хотя пропуск у меня уже есть. А чеки можно и купить у кого-нибудь из знакомых жен моряков. А та баба, если задумает женить его на себе, пусть не плачет потом, что алименты платить придется.

И все бы ничего, будь речь только обо мне. Но Ритка! Вот как она себя поведет, если дойдет до развода? Будет просить оставить ее с папой, нанеся мне чувствительный удар и обиду? Или, наоборот, поймет, что ее папа на самом деле из себя представляет?

Меня прямо-таки распирало от желания с кем-то поделиться случившимся, посоветоваться! Может, человек, выслушав, скажет, что рано паниковать? Или, наоборот, этот человек скажет что-нибудь типа «Баба с возу – кобыле легче», «Мусор сам себя вынес». Но кому я буду это рассказывать? Ритке, чтобы она закатила истерику на весь вагон? Или деду, чтобы он всю дорогу переживал за свою квартиру? Испортить людям всю поездку? Нет уж. Буду пока держать в себе, а там посмотрим.

Глава 3

– Ты дозвонилась до папы? Как он там? С ним все в порядке? – забросала Ритка вопросами, стоило мне войти в купе.

– Трезвый? – прищурился дед.

Поезд уже набирал скорость, унося нас к следующим станциям.

– Трезвый, – оптимистично и бодро ответила я, – все у него хорошо.

В компании с близкими мне сразу стало легче на душе. Под стук колес и уютную атмосферу купе подобрался вечер. Дед ушел и вернулся вместе с Валентиной Николаевной.

– Проходите, присаживайтесь! – обрадовалась я. – Сейчас будем чай пить.

– А я тоже с конфетами, – и гостья положила на столик красивую коробку с нарисованными крупными цветами.

Валентина Николаевна оказалась таким человеком, с которым совершенно не чувствуешь неловкости. Мы болтали обо всем на свете. И дед на удивление стал веселым, все время шутил. И даже сосед по купе вышел из своего состояния мрачности. Да и Ритка быстро освоилась, спустившись с верхней полки и отложив в сторону книжку.

– А мы вот в кои-то веки собрались к тете Рите в Москву, – сообщила я, желая выведать, куда же направляется Валентина Николаевна. – Вы, наверное, тоже к кому-то в гости?

Тут она тяжело вздохнула:

– А я пока не знаю, в гости или навсегда, – поведала она с грустью в голосе. И я в первый раз увидела эту женщину грустной. И аж сама взгрустнула.

– Как это – не знаете?

– Ситуация у меня, скажем так, нестабильная. В общем, расскажу все по порядку. Стесняться мне нечего, стыдиться тоже. Хотя, кое в чем и я, наверное, виновата. Когда-то давно у меня был очень хороший муж, капитан Сергиевский. Может, слышали про такого?

– Н-нет, – порывшись в памяти, я такую фамилию не вспомнила. Но по всей видимости, муж нашей новой знакомой был не последним человеком в своей отрасли.

– Когда мы поженились, сразу после училища, он был вахтенным помощником. А я работала медсестрой в детской поликлинике. Получили квартиру в Петропавловске-Камчатском, муж работал на рыболовных судах, годами его не было дома. Понятно, что он быстро дорос до капитана. Очень благополучная семья у нас была. И отношения хорошие, и дом – полная чаша. Одна незадача – не было детей, так уж получилось.

– Ну, бывают же счастливые семьи и без детей, – вставила я.

– Бывают, – охотно согласилась Валентина Николаевна, – у нас так и было. И жить бы нам спокойно, и переживать незачем. Но нет же, стали задумываться. А что это за семья без детей? А как так можно? И родственники все, и знакомые нам сочувствовали. Все говорили, что семья без детей – не семья. Ну, и стала я по врачам бегать.

– А они что? – поинтересовалась я. Медицина в те времена, понятно, очень отставала от нынешней. Наверняка лечили только женщину. А то, что в таком деликатном вопросе может скрываться проблема по мужской части, скорей всего и не догадывались.

– А они все говорили по-разному. Кто говорил, мол, не переживайте, все у вас получится, просто надо, чтобы муж почаще бывал дома. А кто и вовсе грубил: «Иди отсюда, нет у тебя детей, и никогда не будет».

Я ахнула.

– Да-да, – подтвердила женщина, – и такие попадались. Конкретного диагноза ни один из них не поставил. Но потом я попала к хорошему врачу, и та стала отправлять меня в санатории. И вот я каждое лето стала по санаториям мотаться. Однажды приехала в Шмаковку, это недалеко от вашего города.

– Знаю такой! – воскликнул дед. – Я сам туда несколько раз ездил, когда с легкими проблемы были. Помнишь, Альбина?

– Конечно, помню, – подтвердила я.

Хотя понятно, что ничего такого я помнить не могла. Однако, взяла себе на заметку этот факт. Надо будет потом поговорить с дедом. Почему он продолжает курить, если были проблемы с легкими?

– И вот, в Шмаковке, привязался ко мне этот Василь Васильич. Он тогда был заместителем начальника отдела в пароходстве. Позже стал начальником. В общем, большой человек, на «Волге» ездит. Встретил меня на танцах, да и влюбился до потери пульса. Да и я влюбилась, что греха таить? Муж-то из морей не вылезает, а тут такая романтическая обстановка в санатории, такой мужчина видный. Роман закрутился так, что я и не заметила. Только ведь он женатый был, и двое детей в семье. И я замужем. Стал Василь Васильич меня уговаривать – разведись, мол, с супругом, и я со своей разведусь, и поженимся. Жену свою ругал нещадно – и пьет она, не просыхая, и гуляет, и хозяйство не ведет. Только не поддалась я на уговоры. Как только моя путевка закончилась, собралась и улетела в Петропавловск-Камчатский. Я очень любила свою квартиру, вечно наводила уют, доставала мебель, всякие красивые мелочи.

С шумом отодвинулась дверь купе, и вошла проводница.

– Я смотрю, у вас тут чаепитие, – заметила она приветливо, – может, еще чаю принести?

– Да, пожалуйста, – я отдала пустые стаканы и опять повернулась к Валентине Николаевне, приготовившись слушать продолжение истории.

– Я так понимаю, на этом ваши отношения с Василь Васильичем не закончились? – заинтересовался и сосед по купе.

– Ой, – тяжело вздохнула Валентина Николаевна, – ваша правда. Василь Васильич откуда-то узнал мой адрес, наверно, по своим связям. И начал забрасывать меня письмами и телеграммами, а еще звонил по межгороду. Конечно, муж вскоре обо всем узнал. И решил во что бы то ни стало меня удержать. А как лучше всего удержать? Детьми, конечно. Но у нас их по-прежнему не было. Тогда по совету знакомых решено было взять малютку из детдома. И мы поехали с мужем в ближайший детдом и удочерили пятилетнюю девочку.

– Так у вас дочка есть? – решила я уточнить.

– Да, есть, – опять почему-то вздохнула женщина, – с того самого дня и есть. Ну, теперь уже мой Сергиевский не только материл и посылал Василь Васильича, когда тот звонил. Он еще говорил, что у нас семья и на минуточку ребенок.

– И что, ухажер перестал звонить и писать?

– Да, перестал. Я спокойно занималась ребенком и хозяйством, муж спокойно ходил в рейсы, все было хорошо. Однако, прошло пару лет, и Василь Васильич прилетел к нам в Петропавловск собственной персоной. Сказал, что жена его погибла.

– Как погибла? – ахнула я.

– Тогда я не стала особо выяснять. Муж был в очередном рейсе, а тут любимый человек на пороге… Это уж потом, когда я с Василь Васильичем в ваш город переехала, узнала, как все было. Оказалось, что однажды Василь Васильич с детьми поехал проведать своего отца. А когда вернулся, жена лежала на полу мертвая. Многие тогда заметили, что очень уж вовремя он уехал из дома с детьми – именно в тот момент, как все случилось. Но виновным его никто не признал, алиби железное. Дело закрыли с формулировкой «погибла при невыясненных обстоятельствах».

– А причина смерти? – не поняла я.

– Не выяснено, – развела руками Валентина Николаевна. – У нее была репутация пьяницы, ее даже регулярно закрывали в квартире, чтобы не напилась. Но тогдасобутыльники по веревке через окно передавали спиртное. И в общем, никто особо не удивился такому финалу.

– От пьянки, конечно, можно умереть, – пробормотала я, – но не так же быстро. А вскрытие было?

– Не знаю, об этом речь как-то не заходила. Мы с Сергиевским развелись заочно, и я вышла замуж за Василь Васильича. Его дети, хоть и были маленькими тогда, а с характером – ни меня, ни мою дочь принимать не хотели. Много с этим было трудностей. Но тем не менее, много лет мы прожили в одной квартире., а когда моей дочери исполнилось пятнадцать, она вдруг резко изменилась – стала пить и гулять.

– Да вы что? – изумилась я. Это в советское время и в приличной семье!

– Да, и никто ничего с ней не мог поделать. В восемнадцать лет она уже выскочила замуж, и самое интересное, за приличного парня, курсанта морского училища. Может, он по расчету на ней женился, не знаю. Но только издевается она над ним, как может. Изменяет, пропадает в каких-то компаниях. Иногда на его глазах садится в такси с другим и уезжает.

– А где они живут?

– У его родителей. Они ее прописали на радостях. Как же, такое родство с самим Василь Васильичем. Мечтают о внуках. А вскоре после этой свадьбы – как гром среди ясного неба – Василь Васильич нашел себе другую женщину, моложе его на двадцать лет. И она уже ждет ребенка.

– Да вы что? – я в который раз ахнула. – А с вами-то что?

– А со мной он развелся.

– И где вы теперь живете?

– А нигде, – на лице женщины отобразилась грусть. – Своего жилья у меня нет, дочь сама живет у родителей мужа. Разменивать квартиру Василь Васильича я даже пытаться не стану. Сами понимаете. Во-первых, тягаться с такой величиной бесполезно. А, во-вторых, он теперь в трехкомнатной с двумя взрослыми детьми и молодой женой. Да и третий ребенок скоро появится. К Сергиевскому возвращаться – вообще не вариант. Он тоже давно женат на другой женщине. А у меня из родственников – только сестра в Москве да мать в Тульской области. Вот, еду в Москву. Не знаю, как сестра примет и поможет ли чем-то, но надеюсь устроиться там. Не получится – поеду к матери. Но больше всего я хочу начать новую жизнь с хорошим человеком.

Она украдкой взглянула на нашего деда, и тот ответил ей теплым взглядом.

Ритка, не удержавшись, фыркнула. Я моментально наградила ее укоризненным взглядом.

Тогда девчонка, зажимая рот ладошкой, выскочила из купе.

А дед и Валентина Николаевна ничего не заметили и продолжали смотреть друг на друга.

Что ж, я буду очень рада, если у них получится завязать крепкие отношения. В случае чего, ему есть куда привести свою избранницу. Главное, ни в коем случае не торопиться ее у нас прописывать. А то сколько таких случаев, когда нового родственника прописали, а потом пожалели, да поздно.

Смотрела я на этих немолодых людей, и начали меня вдруг терзать мысли о том, что их ждет в недалеком будущем. Пройдет каких-нибудь девять лет, и Советский Союз распадется. Что будет с дедом и Валентиной Николаевной, которые сейчас так счастливы и не могут наглядеться друг на друга?

А будет ужасное. Первым делом заморозят их счета на сберкнижках. Я помню рассказы Пал Саныча о том, что творилось в девяносто первом, сразу после развала Советского Союза. Деньги начали стремительно обесцениваться. То, что вчера было целой тысячей рублей (примерно полугодовой средний заработок), на другой день станет стоимостью булки хлеба и нескольких стаканчиков мороженого.

Если люди приходили в сберкассу и хотели снять хотя бы эти деньги, им отказывали, говорили, что денег нет. Потом вроде бы стали понемногу выдавать, но очереди растягивались на многие километры. И получали люди совсем не те деньги, которые когда-то вкладывали.

– Знаешь Катерину Геннадьевну из отдела кадров? – рассказывал Пал Саныч. – Так вот она с мужем приехала к нам из Полтавы.

– Откуда? – изумлялась я. Не знала таких подробностей о нашей кадровичке.

– Из области на Украине. У них была цель – заработать в морях денег на дом в Полтаве и уехать туда, на свою родину. Катерина Геннадьевна получила расчетку за первый месяц путины и глазам своим не поверила. Бегала, у всех спрашивала: «Это за год зарплата или за месяц?». Оказалось, за месяц. Да, тяжело обрабатывать рыбу на конвейере, стоять в резиновых сапогах по колено в воде. Даже в туалет отойти некогда. Но и платили за это достойно.

– Так они вместе с мужем так работали?

– Ну, конечно, вместе на одной плавбазе. Через год пришли с рейса, положили весь заработок на книжку, и опять в рейс. Спустя несколько лет денег скопилось достаточно, чтобы и дом в Полтаве купить, и зажить там безбедно. Пришли они в сберкассу – забрать свои деньги, а им говорят: «Мы деньги временно не выдаем».

– Как? – изумилась я и в который раз подумала, что в жизни может быть всякое.

– Так это уже девяносто первый год был. Катерина Геннадьевна с мужем видели, что цены каждый день растут, и их деньги в сберкассе превращаются в пыль, а снять не могли.

– Как они вообще пережили такое?

– Молодые были. Да и здоровья крепкого, – пожал плечами Пал Саныч. – Потом пронесся слух, что вроде стали потихоньку выдавать деньги. И все люди ринулись в сберкассу. Очереди, давка. Катерина Геннадьевна с мужем несколько дней стояли в такой очереди. Чего только не насмотрелись! За многие часы ожидания люди сознание теряли. Им пытались вызвать скорую. Однако, по номеру «ноль три» отвечали, что не приедут, потому что им не платят зарплату, и у них забастовка. Полный бардак и хаос. А однажды кто-то из стариков в очереди упал и больше не поднялся.

– Умер, что ли? – подавленно произнесла я.

– Да, от обширного инфаркта.

– Какой ужас! Ну, а Катерине Геннадьевне удалось хоть что-то получить?

– Выдали какие-то копейки. Они продукты на них купили, и все. Какой уж там дом в Полтаве? Живут по сей день в общежитии. Катерина Геннадьевна вспоминает часто, как в Полтаве тепло, хорошо, какие там фрукты растут. Прямо на улице можно с деревьев собирать и есть. Только нет туда дороги…