Леди с дурной репутацией

– Ты выглядел бы намного убедительнее, если бы перестал терзать старый номер «Ассамблеи красоты».

Номер наверняка принесла экономка, миссис Джеллико, которая души в Чарлзе не чаяла, а кроме того, собирала модные картинки.

Кассандра заранее знала ответ на свой вопрос, который повторила дважды. Деньги Чарлза ушли на какую-нибудь ерунду: на цветы для очередной пассии, которая обратила на него внимание, на бренди для полицейских с Боу-стрит. Чарлз тратил деньги так, словно они не имели никакого значения, как и раньше.

Она опять поднялась, порылась в ридикюле.

– У меня осталось немного денег. Постарайся как-то прожить на них, – посмотрев на брюки Чарлза, правая штанина которых была разрезана доверху, Касс добавила: – Как только встанешь на ноги, тебе потребуется новая одежда, и в первую очередь брюки.

Он откинул в сторону журнал с картинками весенней моды трехлетней давности.

– Если отдашь свои деньги мне, на что будешь жить сама?

– Как это мило с твоей стороны! Наконец-то удосужился поинтересоваться моим благополучием. – Вытащив из ридикюля горсть монет, она ссыпала шиллинги и пенсы в миску, стоявшую на умывальнике, оценила эффект, потом торчком вдавила последнюю монету в сломанный кусок мыла. – Пока я буду находиться в Ардмор-хаусе, лорд Нортбрук возьмет все мои расходы на себя и будет продолжать платить мне такое же недельное жалованье.

У него между бровей залегла складка.

– Мне все равно это не нравится.

Кассандра с такой силой ударила по куску мыла, что монета взлетела в воздух.

– Неужели? Что ж, так как ты всю прошедшую неделю делал только то, что тебе хотелось – и предыдущие двадцать шесть лет, – тогда, возможно, это принесет тебе пользу: поможет расширить умственные границы.

У Чарлза аж челюсть отвисла.

Как же он похож на нее! А в детстве их и вовсе трудно было различить. Повзрослев, Чарлз вытянулся, стал на несколько дюймов выше, но его лицо оставалось зеркальным отражением ее лица. Увидев ошеломленный и полный боли взгляд брата, Касс почувствовала себя так, будто нанесла рану самой себе, наклонилась, отыскала монету и бросила в миску к остальным.

– Приду проведать, когда смогу.

Чарлз что-то проворчал, а Касс усмехнулась:

– Впрочем, подумаю. Может, пришлю Джейн присмотреть за тобой.

Джейн Трюэтс, проститутка и воровка, не только виртуозно чистила карманы граждан, торговала одеждой – иногда прямо со своего обильно укутанного тела, – но и была штатным информатором на Боу-стрит, самой изобретательной особой, какую только знала Касс.

Чарлз застонал.

– Она в полсекунды оставит меня без единого пенни.

Касс не сомневалась: брат будет счастлив, если Джейн запустит ручку ему в карман. Чарлз никогда не признавался в своих нежных чувствах к ней, но его лицо было как открытая книга, когда юная воровка оказывалась рядом.

– Тогда тебе нужно попросить у нее совета, как выживать самостоятельно.

– Совет у Джейн… – лицо Чарлза залила краска.

Касс фыркнула, заметив его смущение.

– Веди себя как следует, береги ногу, а то навсегда останешься инвалидом.

– Касс! – Чарлз наклонился вперед и попытался было схватить сестру, но со стоном откинулся на подушки. – Где твое сестринское сострадание?

– Оно выпало из окна особняка Девереллов, – заявила Касс. – Но перед этим чудесно провело время.

Она вышла из комнаты и направилась в свою крохотную спаленку. Уложив в саквояж вещи, Касс задумалась, стоит ли брать любимое платье. Темно-зеленый ситец чудесно смотрелся на плечиках в этой каморке, но в гостиной Ардмор-хауса вряд ли будет уместным.

Ее гардероб никогда не будет соответствовать роли чертовой кузины герцога! Может, ей стоит всем говорить, что она специально переоделась служанкой, когда отправилась в лоно семьи?

Платье она все-таки решила взять с собой – свернула и сложила так аккуратно, как никакая горничная ни одной благородной дамы не сумеет. Она вступает в мир шелков, атласа и уловок, и все, что любила Касс Бентон, не имело для него никакого значения, но оставалось важным для нее. В окружении любимых вещей она чувствовала себя увереннее.

Кассандра вспомнила, что есть еще один предмет, который она хотела забрать с собой. Вернувшись в маленькую гостиную, которая примыкала к двум спальням, она взяла с каминной полки миниатюру в золотой коробочке – единственное украшение здесь – и подержала на ладони, вглядываясь в дорогое лицо, написанное красками на слоновой кости, затем резко защелкнула золотой футляр.

Заглянув в комнату Чарлза (он опять рассматривал «Ассамблею красоты», но на этот раз с неподдельным интересом), Касс кашлянула, привлекая к себе внимание, подняла руку с золотым футляром и сообщила:

– Я беру бабушку с собой в Ардмор-хаус.

– С какой это стати? – возмутился Чарлз. – Она и моя бабушка тоже.

– Прости, но мне нужно, чтобы со мной было что-то родное.

Миниатюрное изображение, написанное в то время, когда их бабка – благородная дама – была полна надежд на свадьбу с джентльменом из высшего общества, – это было все, что осталось от ее огромного приданого. Следующие поколения были столь расточительны, что едва не пустили их с братом по миру.

Как получилось, что миниатюру в золотом футляре не продали, чтобы оплатить счета, Касс не понимала, но была благодарна за это. Сама она никогда не позволит продать реликвию. Ей дали имя в честь бабушки, которую она никогда не знала молодой, но которая до самой своей смерти оставалась стройной и привлекательной, с хорошим чувством юмора, что выразительно передавала миниатюра. Несмотря на потерю мужа и дочери, несмотря на то что зять оказался непостоянным и ненадежным, она не сдавалась и обеспечивала их.

В ответ Кассандра платила ей любовью и обожанием. Кассандра-старшая умерла пять лет назад, и Касс испытала чувство огромной потери. На тот момент ей был двадцать один год. Но если такая потеря стала ценой за любовь, то в этом случае цена была справедливой.

Вот так и случилось, что она заменила бабку: обеспечивала их обоих, находила работу для Чарлза, а потом выполняла большую часть этой работы. Скорбь не должна застилать разум, и ей нельзя было размениваться на мелочи. Она могла отдать пять фунтов, но только потому, что собиралась заработать гораздо больше.

– Ладно, забирай, только береги, – сказал Чарлз. – И присядь, я расскажу тебе о работе для Фокса.

Опустив саквояж на пол, она села рядом с братом.

– Надеюсь, не потревожила твою ногу? Итак, какие у тебя задумки насчет Боу-стрит? Я чего-то не знаю?

Иногда Чарлз ходил в суд без нее: Касс не могла официально заниматься расследованием по причине своего пола, – но судья был вполне доволен, что она помогала брату в работе.

Чарлз повернул к ней журнал и показал картинку.

– Как думаешь, Джейн будет хорошо смотреться вот в такой шляпке?

– Нет, если ты купишь ее на деньги, которые я тебе оставила. А Джейн может сама стибрить такую шляпку до того, как ты встанешь на ноги.

– Она может стащить и для тебя: на твои шляпки смотреть грустно.

– Ничего подобного. Просто они не такие модные, как в «Ассамблее красоты». – Касс вырвала журнал у него из рук. – Фокс. Боу-стрит. Расследования. Для какой работы нужна тебе я?

– Ладно. – Между бровями у Чарлза появилась складка – редкое выражение озабоченности. – Для такой, которая тебе еще не знакома. Речь идет о кофейне при небольшой пекарне.

– Ты про ту, что на Харт-стрит?

Касс помнила все, что имело отношение к делам или пирогам: и то и другое, каждое по-своему, имело прямое отношение к выживанию.

Чарлз кивнул:

– Мне кажется, он берет взятки.

Касс покрутила ниточку на покрывале.

– Ты должен знать.

– Это несправедливо! Ладно, справедливо. Но тут ущерб налицо. Фокс считает, что ночной сторож предлагает деревенским девушкам приличную работу, а потом переправляет их в дома терпимости.

– Бедные овечки, – мрачно произнесла Касс. – Значит, он пользуется их доверием, чтобы потом обмануть.

Нет ничего удивительного, что у Чарлза такой обеспокоенный вид. Даже если полицейским с Боу-стрит иногда приходится закрывать на что-то глаза или брать при случае взятки, все-таки вопросы общественного доверия и безопасности были для них священными.

– Да, это если Фокс прав, – откликнулся Чарлз. – Чтобы быть уверенными, нам нужно взять сторожа в момент получения взятки. Я ведь не считаю, что тебе понравится превратиться в девушку из деревни, которой нужна помощь.

Касс фыркнула:

– Харт-стрит. Там ведь сторожем работает Феликс, не так ли? Будет чудом, если он сразу же не опознает меня как мисс Бентон с Боу-стрит. И потом, мне одной роли вполне достаточно.

Вид у Чарлза был такой, что он сейчас начнет возражать, и Касс остановила его, подняв руку:

– Ладно, я что-нибудь придумаю. Хорошо?

Напряженные плечи Чарлза расслабились. Еще бы нет! «Я что-нибудь придумаю» – магическая формула, которая перекладывала груз ответственности на плечи Кассандры.

– Что еще? – спросила она.

Ничего из того, о чем он рассказал, не было срочным – обычный набор: очищенные карманы, разбитые головы, украденные часы, пьяный бред, поломанные вещи. Просто присутствовать в суде, быть готовым сорваться с места по какому-нибудь вызову – неотъемлемая часть повседневной работы.

– Не знаю, как я смогу работать в двух местах в одно и то же время, – задумалась Касс.

– Заведи близнеца. В этом и заключается моя стратегия достигать двойного успеха в работе.

– Прекрасный план. Что ж, очень хорошо, – криво усмехнулась Касс.

Если бы у него не было сестры-близнеца, что бы он вообще делал, на кого бы мог опереться! Скорее всего, вообще ничего бы не делал.

– Я попытаюсь прикинуть, как выйти из положения, – добавила Касс.

Работа для Нортбрука скоро закончится, в то время как Боу-стрит это не грозит. Нужно будет увидеться с их постоянными информаторами и, возможно, воспользоваться частью жалованья Нортбрука, если он даст аванс, заплатить им за усердие. Их приятель Каллум Дженкс, бывший полицейский, удачно унаследовал сеть контактов в преступном мире вместе с дурной славой закрывшего дело о воровстве золота на Королевском монетном дворе. Поручителем этих контактов выступил сэр Фредерик Чаппл, баронет, который глубоко погряз в воровстве золотых соверенов. В конце концов сэра Фредерика отпустили, но даже у преступников, случается, есть совесть.

– А на что будешь жить, пока выслеживаешь сторожа и изображаешь кузину герцога? – буркнул Чарлз, явно недовольный, что она не отдала ему журнал с картинкой. – На благотворительность Нортбрука?

– Я буду заниматься благородным – ну, почти благородным – делом для него, чтобы заработать деньги. Это совсем не благотворительность, и в этом нет ничего неприличного.

– Если только он не поступит так же, как Феликс, и не заманит тебя в свои темные края.

– Пусть даже так, – заявила Касс. – Все, чем я занимаюсь вне этих стен, не твоего ума дело.

Чарлз что-то пробормотал, но она не обратила на это внимания. Ей было все равно, заманит ли ее куда-нибудь лорд Нортбрук, – просто любопытно.

Кассандра встала, взялась за ручку саквояжа и еще раз пообещала:

– Я приду проведать тебя, как только смогу. Миссис Джеллико будет присылать тебе еду. Выздоравливай и больше не подходи к окнам.

– Ха!

Чарлз уже потянулся к следующему журналу из своей стопки, когда Касс добавила:

– И, Чарлз, не проявляй инициативу и не делай то, чего не сделала бы я.

– Значит, совершенно определенно я не смогу купить новую шляпку, – вздохнул брат.

– Не унывай! Для разнообразия можешь представить, что ты внебрачный сын герцога, – рассмеялась Кассандра и поспешила захлопнуть дверь, чтобы он не успел ничего ответить или что-нибудь в нее швырнуть.

* * *

Суд магистрата на Боу-стрит был знаком Касс, как собственное жилище. Это было всегда многолюдное помещение, пропахшее потом и дешевыми духами, едой и элем: народ перекусывал, пока дожидался своей очереди. Несколько рядов длинных деревянных скамеек выстроились перед перилами, которые отделяли общее пространство от столов чиновников, заваленных бумагами, и шкафов с папками.

Спереди и в центре по другую сторону перил стояла скамья судьи – предмет гордости. На этом месте перед столом восседал Огастас Фокс – выслушивал обвинителей, адвокатов, свидетелей и выносил приговоры. Все знали, что еще долго после того, как заканчивались рабочие часы, он досконально исследовал материалы дел, которые рассматривались, в своем личном кабинете. Представительный, с орлиным взором, судья был настолько же честен, насколько и суров и являл собой такую же неотъемлемую принадлежность суда, как колонны, поддерживавшие крышу здания.

Кассандра пробралась через толпу, низко опустив голову, чтобы избежать приветствий и вопросов от полицейских насчет Чарлза. Видеть одного близнеца без другого, как она понимала, было необычно и странно, а в этот день уже и так произошло много странного.

Старый кожаный саквояж при каждом шаге бил ее по ноге, напоминая, что она больше не пойдет домой пешком. Лорд Нортбрук пришлет одну из карет герцога на Боу-стрит, чтобы забрать ее, так что у нее оставалось меньше часа на то, чтобы разобраться с делами.

Касс обошла пьяную женщину, громко распевавшую песни, потом мужчину, от которого несло рыбой и который пытался обнять каждого, кто проходил мимо, и наконец вынырнула из толпы на свободное местечко, как раз напротив скамьи Фокса. Тот только что отклонил какое-то дело и уже хотел было вызвать представителей следующего, как она окликнула его, чуть не упав на перила:

– Мистер Фокс! Мне очень нужно с вами поговорить.

Из-под тяжелых черных бровей на нее удивленно взглянули голубые глаза.

– Вы одна сегодня? А где ваш брат? Пожалуйста, проходите, мисс Бентон.

Полицейский открыл проход в перилах, и Касс, проскользнув вперед, оказалась рядом с Фоксом.

– Итак, – сказал судья, – с чем пожаловали?

Она набрала в грудь воздуха, насыщенного знакомым запахом работодателя – смеси перечной мяты и трубочного табака.

– Чарлз пострадал во время частного расследования.

– Вот как?

Нависшие брови судьи поползли вверх.

– Сломал ногу. Это случилось прошлой ночью.

– Ага.

Брови опустились.

– Жаль, очень жаль. Надеюсь, ничего серьезного?

На утвердительный кивок Касс судья добавил:

– Мне стоит поинтересоваться подробностями ранения?

– В этом нет необходимости.

Это не сделает чести Чарлзу, а им как воздух требовалось доброе отношение с любой стороны.

– Хорошо, – Фокс сцепил руки на круглом животе поверх простого черного жилета. – Сколько времени потребуется на то, чтобы ваш брат смог вновь приступить к работе?

– Месяца полтора, не меньше, как сказал хирург.

Ее рука, сжимавшая ручку саквояжа, словно превратилась в тиски.

– Может, два.

Фокс погладил подбородок, на котором уже начала пробиваться седая щетина.

– Это плохо. Он должен был заняться делом сторожа.

– Я выполню эту работу! – выпалила Касс. – Правда, у меня не получится заняться им сразу: частное расследование.

Она сглотнула.

– Скажите, а если я выполню работу Чарлза, мы получим его жалованье?

Фокс бросил на нее проницательный взгляд:

– Насколько оно будет отличаться от обычного?

Касс и Чарлз начали работать для судьи Фокса, едва достигнув совершеннолетия, то есть в двадцать один год, и он заменил им отца, которого они никогда не знали. Он всегда был заботлив и добр к ним, но как бы то ни было, он их работодатель и ему нужно, чтобы работу выполнили ради безопасности жителей Лондона.

– Даже не знаю… – несколько растерянно проговорил Фокс. – Там не только дело сторожа. У нас жуткая проблема с карманниками, которые орудуют в театре «Друри-Лейн». Нам нужен кто-то и туда.

Все эти «нам», «нас», «мы» были типичны для Фокса: он всегда имел в виду сыщиков, полицейских, простых горожан. Чувство долга давило на него таким тяжелым грузом, что за пять лет, пока Кассандра знала его, он, казалось, постарел на целых десять: волосы поседели и поредели, талия раздалась, беспокойные складки вокруг рта залегли глубже. Эта его совестливость и ответственность вызывала в Касс желание очертя голову бросаться выполнять работу, которая даже не имела к ней отношения, ну и еще жалованье, ведь надо же на что-то жить.

– Я займусь и этим, если придется побывать в театре, пока я выполняю работу для лорда Нортбрука, – предложила Кассандра. – Высший свет посещает театры довольно часто.

– Лорд Нортбрук, – задумчиво произнес Фокс. – Сын герцога Ардмора? Могу ли поинтересоваться деталями этого дела?

Услышав знакомый вопрос, Касс чуть не рассмеялась.

– Это ни к чему, – ответила она, – я справлюсь. Карманники… При случае погляжу.

«Я что-нибудь придумаю», – пообещала она Чарлзу. Сейчас она сказала то же самое Фоксу. Надо бы ей быть более изобретательной, если она намерена сделать все, что обещает.

– А дело сторожа? – спросил судья, не скрывая скепсиса.

– Сторожу что, требуется защита? – вдруг пропищал знакомый голосок.

Джейн Трюэтс – карманница и осведомитель, проститутка и торговка краденым – стояла перед скамьей. Практически каждую неделю ее притаскивали на это место за какое-нибудь правонарушение, и всякий раз она жизнерадостно платила штраф и обещала, что больше ни-ни… К счастью, это была пустая болтовня: если бы она перестала доносить о постыдных делишках в Ковент-Гардене или где бы то ни было, полицейским дел бы поприбавилось.

– Ты все не так поняла, Джейн, – сказала Касс. – Тебе ни к чему… О, ладно, не бери в голову.

– Почему ты сегодня здесь, Джейн? – Фокс перелистал бумаги перед собой. – Чистила карманы в театре?

Судья выглядел очень усталым, и Касс не могла его винить. Именно по этому обвинению Джейн представала перед судом как минимум раз в неделю. Если бы она перестала лазить по карманам, в театре «Друри-Лейн» стало бы так же безопасно, как на Королевском монетном дворе.

– Это мой долг, – пожала плечами Джейн.

Как обычно, она была закутана с ног до головы – этакая ходячая реклама товаров, которыми торговала. Мужские сорочки были надеты поверх платьев, а те, в свою очередь, под нижним бельем, перевязанном фартуками и закрепленном на шее шарфами. Темные каштановые волосы оттягивала назад повязка из связанных друг с другом шелковых носовых платков. Касс могла поставить пять фунтов, которыми больше не обладала, на то, что ни носовые платки, ни звякающие связки из золотых и медных пуговиц не приобретены Джейн честным путем.

– И ты, конечно, сожалеешь о содеянном и больше так никогда не поступишь, – устало сказал Фокс, и его рука потянулась за молотком.

– О, конечно, – усмехнулась Джейн, продемонстрировав неровные, но белые зубы. – Никогда!

Рука Фокса замерла.

– А как насчет компенсации?

– Насчет чего?

– Компенсации, возмещения. – Фокс никак не мог подобрать слова, чтобы более понятно изложить суть. – А!.. Согласна ли ты исправить свой дурной поступок каким-нибудь хорошим делом?

Джейн задумалась:

– Не очень понимаю.

Пробуравив ее взглядом, Фокс сказал:

– Правильный ответ – «да», если хочешь избежать штрафа.

– Тогда – да. Если только это не что-то такое, что мне не захочется делать. Тогда я лучше заплачу и свалю отсюда.

Фокс улыбнулся:

– Много от тебя не потребуется. Будешь каждый день навещать Чарлза Бентона, докладывать ему о делах, а потом мне, как он там. В особенности о деле сторожа.

Джейн теребила конец шелкового платка руками в митенках.

– И все?

– И все, – подтвердил Фокс. – Таково твое искупление. Он живет на… Какой там адрес?

Касс продиктовала, рассказала про увечье Чарлза, и девица понимающе кивнула:

– Да, все сделаю. Он никогда не создавал мне проблем, когда у него было две ноги, а сейчас-то уж точно не будет. Это надолго?

– Пока не поднимется на ноги, – ответил Фокс.

– И тогда я… как это… компенсирую? И никаких штрафов?

– Никаких штрафов на этот раз, – поправил ее Фокс.

– И ты будешь с такой же компенсацией, как и Чарлз всегда, – заметила Касс. – Я дам тебе записку, передашь ему, потому что сегодня у меня не получится заскочить туда. Завтра, наверное, тоже.

– Да? – Джейн опять сверкнула своей странной улыбкой. – И получу асси-гна-ци-ю? – произнесла она по слогам.

Не выдержав, Касс засмеялась:

– Это слово тебе знакомо, но можешь поклясться, что не знаешь, что такое компенсация?

– Я знаю все слова, которые меня касаются. Девушке вроде меня куда ближе «ас-си-гна-ци-я».

– Да-да, все прекрасно.

Вид у Фокса был немного глуповатый, словно он начинал жалеть о своей снисходительности.

– Мисс Бентон, вам бы лучше оставить какое-то из зданий. Джейн, забирай бумаги, которые передала тебе мисс Бентон и держи их крепко, словно это медная пуговица.

– Боже! – Девица была явно под впечатлением. – Тогда ладно.

Пока Кассандра, наклонившись над столом, писала несколько слов о договоренности Фокса с Джейн, она слышала, как та бормотала:

– Ком-пенса-ци-я.

Сложив лист, Кассандра просунула его через перила и, вручив Джейн, сказала:

– Спасибо. Уверена, Чарлз обрадуется, увидев тебя.

– Будет радоваться каждый день, пока не встанет на ноги, – ответила Джейн и забрала бумагу.

Девушка проскользнула сквозь толпу с легкостью прирожденной воровки. Кассандра тоже распрощалась с Фоксом и направилась к выходу. Проклятый саквояж опять колотил ее по ноге при каждом шаге. Снаружи, возле здания суда, пока она дожидалась прибытия кареты, Кассандра думала, что скоро перевоплотится в другую леди и будет дурачить высший свет, собирать секреты, чтобы спасти герцога Ардмора и выполнить работу Чарлза.

Не так уж и много потребуется от нее для этого, правда ведь? И она кое-что придумала. Впрочем, как всегда.

Глава 4

– Какой прелестный дом! – воскликнула Кассандра, когда Джордж ввел ее в холл Ардмор-хауса.

Во всяком случае, Джордж решил, что она это сказала: так он понял по ее губам, поскольку голоса было совершенно не слышно из-за лая собак герцога Ардмора.

Обитатели поместья привыкли к их рычанию и лаю, Кассандра – нет, хотя и бывала в особняке раньше. Гвалт достиг лестницы – лавина звуков, которую собаки обращали к миру практически каждый раз, когда кто-нибудь входил в дом. Кассандра сдвинула брови, и Джордж прочел по губам:

– Какой прием!

Наклонившись к ней, он проговорил на ухо:

– Вы слышите нежные голоса Гога и Магога, псов моего отца. Они постоянно с ним в кабинете и никого туда не подпускают и не переносят.

– Прямо как Чарлз, – откликнулась Касс, – за исключением кабинета.

– Пардон, я на минуту, – Джордж поднял палец, показывая, что тут же вернется, и помчался вверх по лестнице.

На первом этаже особняка помимо музыкального салона, гостиной и еще каких-то комнат находился кабинет герцога.

Если Джорджу нужно было увидеться с отцом где-нибудь помимо игорного заведения, это было как раз то самое место. Все время, которое Джордж проводил дома, Ардмор оставался в кабинете, когда не обедал, конечно, или не одевался к выходу. Долгие часы совершенно не оправдывали минимум внимания, которое он уделял своим обязанностям, хотя, по мнению Джорджа, на то, чтобы просмотреть отчеты управляющего и написать ответы, требовалось довольно много времени, даже при краткости изложения.

Джордж сунул голову в дверь любимой комнаты герцога и был встречен какофонией, устроенной собаками. Два огромных пса занимали почти весь кабинет – небольшое помещение, где доминировал письменный стол, за которым сидел герцог. На столе были разбросаны письма, приглашения и счета – от продавцов, конечно. Карточные долги Ардмор оплачивал сразу, и это означало, что галантерейщикам и бакалейщикам придется долго ждать своих денег.

Еще одной доминантой в пространстве кабинета была картина на стене за столом. До прошлого года герцог выставлял в кабинете работу Боттичелли. На картине три практически полностью обнаженные женщины танцевали в лунном свете. Джорджу очень нравилась эта работа, но Ардмор сторговал ее криминальному лорду Ангелюсу в качестве оплаты карточных долгов, да и то, к сожалению, лишь небольшой их части. С тех пор долги снова выросли.

В доме не было недостатка в картинах, чтобы заменить танцующих обнаженных. Дорогое масло в золоченых рамах тесно висело на каждой стене особняка. Искусство было единственным, что герцог любил так же сильно, как карточную колоду.

Может быть, по этой причине теперь он повесил картину, в которой соединялись два его пристрастия. Работа датских мастеров периода 1500-х годов изображала двух мужчин и одну женщину – у всех страдальческие лица, – которые играют в какую-то карточную игру. Эта картина тоже нравилась Джорджу. Головные уборы у игроков были немыслимыми. Складывалось впечатление, что мужчина слева пристроил на голову палитру художника, а женщина навертела банное полотенце. Второй мужчина, выпучив, как лягушка, глаза, с беспокойством смотрел на других игроков.