Леди с дурной репутацией

– Давайте выпьем еще чаю, – предложил Джордж, – а то я усну прямо за столом.

Чай перестоял и отдавал горечью, после того как был заварен полчаса назад, но Нортбруку было все равно: чай позволял держаться в тонусе.

– Да, спасибо. Ваше здоровье. – Они чокнулись чашками, после того как она наполнила их снова. – Я отказалась от места служанки, прежде чем покинуть особняк. Наверное, нужно было упомянуть об этом сразу. Понимаете, я совсем растерялась, когда вызывала врача.

– Я что-то упустил? Все выглядело так, что вы действовали очень уверенно и профессионально.

– Да, но служанка никогда не поступила бы так, как я: завизжала бы, позвала экономку или дворецкого. Это было неправильно – взять на себя контроль над ситуацией.

Кончиками пальцев она медленно раскрошила кусочек сахара в чашку.

– Да, возможно, но мне почему-то кажется, что вы ничуть об этом не сожалеете. – Джордж отставил чашку, отдавшись воздействию бодрящей силы хорошо заваренного чая. – А лорд Деверелл, можно не сомневаться, весьма благодарен вам за нарушение правил.

– В конце концов он придет к этому, а сейчас граф очень недоволен, что я вошла в кабинет, когда дверь была закрыта, – она возвела глаза к потолку и продолжила: – Это его личное пространство, куда нет дороги никому из слуг. Если бы я не уволилась, он наверняка сам бы выставил меня за дверь.

– Таким образом, это наказание за благодеяние, совершенное при небольшом непослушании, – заметил Джордж. – Если вам это поможет – я понимаю, насколько тут мало смысла, но вопрос остается: что нам делать дальше?

Касс вскинула медно-рыжие брови.

– Я по-прежнему в деле? Тогда готова выполнять другую работу, например Чарлза.

Да, это ее брат. Никто не вышел из дома Девереллов посмотреть, что с ним. Крики леди Деверелл, судя по всему, убили в слугах любое проявление любопытства или чувство гуманности. Джордж потратил уйму времени на то, чтобы отвезти его домой, а потом вызвать хирурга. Чарлз сломал большую берцовую кость правой ноги и теперь будет вынужден провести в постели как минимум месяц, и ему будет гораздо удобнее в съемных комнатах на Лэнгли-стрит, которые, как понял Джордж, они делили с сестрой. Неуклюжий дом с меблированными комнатами знавал лучшие времена и был расположен слишком близко к площади Севен-Дайлз, на вкус Джорджа, но тем не менее содержался в порядке. Несмотря на то что хозяйку подняли среди ночи, она принялась хлопотать над Чарлзом, как матушка-наседка.

Как только стало понятно, что Чарлз устроен, Джорджа одолело мучительное желание заглянуть в комнату мисс Бентон, но он мужественно воспротивился соблазну. Остальные комнаты не рассказали ему ничего нового: мебель в гостиной и в спальне Чарлза давно вышла из моды. Все свидетельствовало о том, что Бентоны когда-то знавали лучшие времена.

Гудвины – таково было семейное имя Ардморов – пребывали примерно в таком же положении благодаря любви герцога к азартным играм, но в отличие от Бентонов герцог всегда мог получить солидный кредит и, таким образом, позволить себе жить в фешенебельном особняке на Кавендиш-сквер, держать полный дом прислуги, а его гостиная выглядела так, словно располагалась внутри облака, если это облако еще задрапировать шелком, обставить элегантной мебелью и развесить повсюду картины, написанные маслом, которые он коллекционировал.

Джордж предпочел бы жить собственным домом, и когда-нибудь так и будет. Нынешнее положение – компромисс, и оно его пока вполне устраивало. У него было достаточно места в Ардмор-хаусе для занятий опытами и полная свобода действий: он мог приходить и уходить когда вздумается.

– Я понимаю, что состояние брата требует от вас больше сил и времени, – сказал Джордж. – Но я оплачу ваше время до конца этой недели. И конечно, события прошлой ночи… или утра?..

– Я понимаю, о каком отрезке времени вы говорите, – сухо заметила Кассандра.

– Да, хорошо. И теперь главное. Когда человек получает удар кинжалом в собственном доме и обнаруживает таинственную записку, конечно, это доказывает, что есть что-то подозрительное с этой тонтиной.

Мисс Бентон извлекла записку, пришпиленную стилетом, которым нанесли Девереллу рану. На роскошной бумаге печатными буквами было написано: «Осталось четыре». Предполагаемый заговор, чтобы убирать членов тонтины, теперь стал вполне очевидным. По крайней мере, такова была интерпретация Джорджа. По словам Кассандры, Деверелл не придал значения записке, даже пытался шутить, что речь могла идти о чем угодно, в том числе о четырех бокалах бренди в его любимом графине…

– Или четырех пинтах крови, что осталось в вашем теле, – предположила мисс Бентон, но и это было бесполезно.

Джордж был признателен ей за то, что согласилась с его предположением.

– Я все время поражаюсь, – сказала Кассандра. – Лорд Деверелл получил рану от того, кто желает ему смерти, но почему этот человек дает знать членам тонтины, что они превратились в мишени?

Джорджу потребовалось подумать над этим.

– Подозрительность. Страх. Когда-то партнеры, теперь они готовы уничтожить друг друга. Мой отец уже начал носить пистолет.

Мисс Бентон похлопала по своему ридикюлю.

– И это правильно. Я делаю то же самое, хоть они и будут осторожны, подозрительность их вымотает. Увидят мышь, случайно выстрелят друг в друга и избавят убийцу от трудов ходить за каждым по отдельности.

– Вы не так уж неправы, – вздохнул Джордж, – но хотелось бы, чтобы все было наоборот. Нет никого упрямее, чем старые аристократы.

– Вы тоже не так уж неправы, – откликнулась она. – Деверелл не желает подключать Боу-стрит, хочет, чтобы это оставалось его частным делом – все, от удара кинжалом до таинственного визитера к жене ночью.

– Вот почему мне нужно, чтобы этим делом продолжали заниматься вы.

Кассандра покачала головой.

– Несмотря на то что мне не удалось защитить вашего крестного? Я не могу делать вид, что ничего не случилось, и получать деньги, словно прекрасно выполнила свою работу.

– Я не виню вас в том, что произошло. И лорд Деверелл, конечно, тоже, как его жена и врач.

– Для меня это мало что значит, если я сама себя виню. Кто-то меня переиграл, и человек едва не погиб. Лучше мне вернуться на Боу-стрит, где все ясно и понятно.

Она хотела было встать, но Джордж неожиданно для себя протянул руку, останавливая Кассандру, и положил ладонь на ее колено.

Эффект оказался ожидаемым. Она буквально вжалась в кресло, подобрав ноги, и взгляд ее вряд ли можно было назвать доброжелательным.

– Прошу прощения, – смутился Джордж. – Я порой становлюсь неуправляемым: когда приходит полное понимание, не могу сдержать эмоции.

– Это был один из таких моментов?

– Разумеется, – он по-ученически сложил руки. – Вот самые важные для меня факты: во‐первых, вы не проигнорировали свою интуицию и пошли проверить состояние лорда Деверелла, второе – вы тут же позвали на помощь, чем и спасли ему жизнь.

Она хотела было что-то возразить, но он опять вытянул руку, хотя и не так экспрессивно, как в прошлый раз.

– Третье и самое важное для меня: ваша неудача не оставила вас равнодушной. Вы переживаете из-за того, что не смогли защитить его и кто-то причинил ему боль.

Внимательно глядя на свою собеседницу, Джордж закончил:

– Вам это отнюдь не безразлично, мисс Бентон, так же, как и мне. Для меня лорд Деверелл не просто объект защиты. Этот человек подарил мне первую погремушку, научил управляться с луком и стрелами, сидеть в седле.

– Сколько вам было тогда? – поинтересовалась Кассандра, хотя понимала, что он отвлекает ее.

– Совсем мальчишка, зато теперь я отличный стрелок, так что все было не зря. Впрочем, выбросьте это из головы. Вы понимаете, что я имею в виду, мисс Бентон? Можно нанять другого расследователя, но невозможно платить кому-то за то, что он переживает из-за лорда Деверелла так же, как я. Он вам небезразличен, и это делает вас нужным человеком, который должен остаться в деле.

Повисло молчание. Щипцами Кассандра взяла другой кусочек сахара, подняла и посмотрела на свет, падавший из окон, которые выходили на восточную сторону. Сахар искрился, как белый песок, мерцало серебро щипцов. По контрасту с ними мисс Бентон вся была словно соткана из солнечных лучей – золото, медь и персик, – которые оттенялись черным цветом платья служанки. Было бы интересно посмотреть на нее сквозь камеру-обскуру, хотя если он все это зафиксирует на бумаге, цвета пропадут.

Но он отвлекся. Наверное, загляделся на нее. Когда мисс Бентон вернула сахар и щипцы в фарфоровую вазочку на чайном подносе, тихий звон от соприкосновения дорогого серебра с сервизом от Адамса вывел его из задумчивости.

– Благодарю, – произнесла она, сосредоточенно глядя на чайный поднос, словно разговаривала именно с ним. – Даже не представляла, что это может означать для вас.

– Значит, вы остаетесь? Вы по-прежнему в деле?

Он ждал затаив дыхание, и она подняла на него, наконец, глаза.

– Да, до конца недели как минимум, потому что вы уже заплатили. А дальше – если потребуется и если вы того желаете.

– Да, желаю! – выпалил Джордж.

Слава богу, она поверила ему! Теперь не придется одному ломать голову над тем, как защитить отца, лорда Деверелла и всех других идиотов, организовавших тонтину в незапамятные времена.

– Есть кое-что, казавшееся мне странным, – медленно произнесла Кассандра. – Все в особняке, от посудомойки до самого графа, знали о том, что Чарлз наносил визиты в спальню леди Деверелл, а граф ведет себя так, будто это в порядке вещей.

– Вполне естественно, на мой взгляд, – пожал плечами Джордж. – Он бережет свою репутацию. Кому ж понравится, чтобы его считали рогоносцем?

– Да, правда, хотя кажется, что сама леди решительно настроена как раз на это. – Подавшись вперед, Кассандра уперлась локтями в колени. – Ночью одна за другой прошло несколько сцен драмы, и этого не должно было случиться. Ее светлость могла бы сказать, что не поняла, что произошло, что никогда не видела этого мужчину раньше, что он сорвался с решетки, прежде чем сумел дотянуться до ее окна. Вместо этого она с рыданиями сообщила мужу, что они с Чарлзом всего лишь обменялись поцелуями, а потом он свалился вниз.

– Вы сомневаетесь в ее правдивости?

Джордж тоже сомневался.

– Мой брат не стал бы карабкаться по решетке лишь для поцелуя! – она закатила глаза. – Хотя и смог бы: у Чарлза это было не впервой.

– Далась вам эта решетка! – сказал Джордж. – Кто бы ни подбросил ту записку, он скоро узнает, что Деверелл жив и здоров, и повторит попытку его убить. Вам надо срочно вернуться в особняк и продолжить наблюдение.

Она хлопнула себя по коленям – безошибочный знак прощания.

– Ну, если вы так считаете… Только сначала мне нужно посмотреть, как дела у Чарлза, потом сходить на Боу-стрит и попросить судью разрешить закрыть дела брата мне самой.

– Чтобы не терять его жалованье?

Она поднялась и расправила юбки.

– Разумеется. Надо на что-то жить. Если я выполню работу Чарлза, пока он недееспособен, выплаты не прекратятся.

Она храбро принимала на себя обязанности брата, но это казалось Джорджу несправедливым.

– Вы много работаете, мисс Бентон.

– А вы не работаете вообще, – съехидничала Кассандра. – Вот мы и обменялись наблюдениями.

Он не сдержал улыбки: мисс Бентон была остра на язычок, зато говорила идеально: не проглатывала согласные, что свойственно представителям высшего общества, не смазывала гласные, как лондонский рабочий люд. Но тембр! Он проникал внутрь, как звучание стеклянной гармоники: низкий, вибрирующий, прозрачный. Она могла бы произносить оскорбительные речи, а он тянулся бы на цыпочках в направлении этого голоса.

Так и получилось во время их первой встречи. Это произошло на Бедфорд-сквер в доме у его давней знакомой леди Изабел Дженкс, вышедшей замуж за бывшего полицейского с Боу-стрит Каллума Дженкса. Леди Изабел помогала мужу в частных расследованиях, но в последнее время отошла от дел из-за своей беременности, хотя по-прежнему считалось, что самые важные решения в доме Дженксов принимаются ей.

Джордж увидел мисс Бентон, когда та спорила с хозяевами, утверждая, что господа обращают внимание только на униформу, а не на самих слуг, поэтому опасаться, что Уэксли сообразит, что они встречались раньше, не стоит.

Уэксли! Ему показалась знакомой эта рыжеволосая женщина, и теперь он вспомнил ее. Она помогла спасти его зятя лорда Уэксли от покушения во время бала в честь его обручения с сестрой Джорджа. Прошло уже больше года; теперь он знал ее имя, ну а лицо никто не смог бы забыть и так.

«Уэксли сразу бы ее узнал, – заявил он тогда Дженксу. – Она такая простушка!»

Конечно, так говорить не следовало, да он и не это собирался сказать. Лучше было бы сказать, что у нее простые манеры, простая одежда, простая прическа. Даже такие слова были бы куда более приемлемыми, хотя то, что он подразумевал, не имело к этому никакого отношения. Джордж имел в виду, что мисс Бентон не была поклонницей моды, но при этом нисколько не комплексовала и чувствовала себя очень уверенно. Для нее проявление рыцарства, галантность и цветистые комплименты было бессмысленным бахвальством и вызывали смех.

Прежде чем у Джорджа тогда появилась возможность пробормотать слова извинения или объясниться, леди повернула головку в их сторону и, остановив на нем прищуренный взгляд, произнесла:

– Дженкс, вы не могли бы довести до сведения этого джентльмена, что внешность леди не имеет никакого отношения к ее мозгу?

Дженкс явно развеселился, чтоб ему провалиться!

– Непременно. Лорд Нортбрук…

– Вы также могли бы ему сообщить, – не дала ему договорить мисс Бентон, – что внешний вид дамы не имеет никакого отношения к ее профессиональным способностям.

Дженкс снова попытался:

– Я как раз собираюсь…

– И, – добавила она безжалостно, – не забудьте обратить его внимание на то, что это немыслимая бестактность – комментировать внешность леди в ее присутствии, тем более когда его об этом никто не просит.

Дженкс отказался от роли переводчика и просто жестом соединил мисс Бентон и Джорджа.

– Вы услышали леди.

– Да, и, стало быть, он прекрасно услышал меня, – съязвила мисс Бентон.

Изабел выглядела так, словно едва сдерживала смех, но, когда Джордж перевел на нее предупреждающий взгляд, сдержалась и торопливо заговорила:

– Лорд Нортбрук, наш давний друг.

Мисс Бентон оглядела его с ног до головы.

– А так сразу и не скажешь. Знаете, а ведь мы встречались раньше, на балу по случаю помолвки дочери герцога Ардмора.

– Да, действительно, – подтвердил Джордж. – Дело в том, что герцог Ардмор – мой отец, а его дочь, соответственно, моя сестра, поэтому неудивительно, что я там присутствовал.

– Тогда все в порядке, – сказала мисс Бентон и отвернулась, чтобы продолжить разговор с Дженксом, а Джордж так и остался стоять столбом.

Он опростоволосился, и она указала ему на это, придется пресмыкаться.

– Прошу прощения, мисс Бентон, – заговорил он снова, пытаясь привлечь к себе внимание. – Мои слова были недопустимо дерзкими и бестактными.

Она не обернулась, но замерла, явив его взору свой затылок – узкую полоску между воротником темного платья и высоко уложенными огненно-рыжими волосами, такую беззащитную и трогательную.

– Зато честными, – сказала она наконец.

– Нет, это не так, – повторил Джордж, пытаясь объяснить. – Это не то качество, которые я культивировал в себе. Уверяю вас, с честностью в высшем свете никуда не пробьешься.

– Может, тогда подумать о вежливости? – заметила Изабел с откровенностью старого друга.

– Мужчинам это качество и вовсе не нужно, – заявил Джордж, – в особенности облеченным титулами. Но это не означает, что все сплошь грубияны. Я, например, не такой.

Суровая поза мисс Бентон слегка изменилась, стала менее напряженной, и он увидел ее профиль.

– Ну, если это извинение, я согласна.

– О, вне всякого сомнения! Я приношу извинения за свою дерзость и грубость: мои слова не были честными.

– Хорошо, я принимаю ваши извинения, но если когда-нибудь еще раз оскорбите меня, то получите основания пожалеть об этом, причем не только морального свойства.

Странно, что ее ответ вдруг успокоил его, хотя в этих словах и присутствовала угроза.

– Вы меня заинтриговали, но не настолько, чтобы захотелось узнать, что вы имели в виду.

Она одарила Джорджа вполне благодушной улыбкой.

– По правде говоря, лорд Нортбрук, вы не первый, кому я кажусь простоватой. Наверное, меня задело ваше первое суждение обо мне, хотя не сомневаюсь, что Дженксы уже рассказали вам о моих способностях.

– Да, причем отметив их высочайшее качество.

Вот потому он и запомнил ее: не из-за угрозы, а из-за того, что был неправ, а она не затаила обиду.

После этой не предвещавшей ничего хорошего встречи она осталась с его крестным, чтобы убедиться, что тот не истечет кровью, а с Джорджем всеми новостями делилась у лестницы каждую ночь, после того как трудилась не разгибая спины целый день. Мисс Бентон согласилась продолжать работать для него, несмотря на множество других предложений, и выполняла любую работу, и ему очень хотелось, чтобы она оставалась на его стороне, была рядом.

Теперь, когда мисс Бентон натянула перчатки, выражение ее лица было отрешенным, словно она уже двигалась по пути к своей следующей цели. Единственная причина, которая давала право Джорджу задержать ее, заключалась в том, что часть ее времени оплачивал он.

Но что делать в оставшиеся дни недели? Может, наблюдение за Девереллом – самый эффективный способ защитить его? Или все же попытаться выйти на след того, кто причинил вред старому графу? Как лучше всего использовать уникальные способности мисс Бентон? Может, попросить ее продолжать наблюдение за графом? Но это будет непросто, так как ей придется еще выполнять работу за брата.

И тут Джорджа осенило: есть возможность добиться больших результатов, чем простой шпионаж.

Он резко вскочил и, ударившись голенью о чайный столик, выругался.

– Мисс Бентон, у меня идея – на остаток недели или чуть больше, если потребуется.

Она согнула пальцы, обтянутые коричневой лайкой.

– Вы ведь не предложите мне вновь переодеться служанкой?

– Нет-нет! – отмахнулся Джордж. – Тем более что служанка из вас никакая.

Она засмеялась, и словно звон колокольчика наполнил пространство.

– Мы должны раскинуть сеть более широко, – объявил Джордж, – и собирать слухи. Вам нужно вращаться в высшем свете, а не околачиваться на периферии, вычищать камины и при случае подслушивать под дверями.

– Превосходное резюме моего времяпрепровождения в особняке у Девереллов! – одарила она его улыбкой. – Вы мне хорошо платите, а если при этом еще и не надо драить каминные решетки, так это просто прекрасно. Что у вас на уме?

Его идея все больше обретала четкость, как если бы правильно навели на камеру-обскуру источник света.

– Вам предстоит прислушиваться к сплетням. Дамы болтают о чем угодно, когда джентльменов нет рядом, и, конечно, могут ненароком выдать какую-то важную информацию: кто-то что-то увидел, или услышал, или узнал…

– Да, но от меня-то что потребуется? Дефилировать через клуб «Олмакс» со слуховой трубкой в ухе? Вам надо обеспечить меня поручительством, но вряд ли какая-то влиятельная дама будет гореть желанием гарантировать это какой-то там мисс Бентон.

– Значит, вам придется стать другой – какой-нибудь сногсшибательной светской леди, возможно, даже несколько фривольной, чтобы у вас всегда была возможность находиться в центре водоворота слухов.

Похоже, его идея произвела на нее впечатление.

– Может быть, какая-то незаконнорожденная голубых кровей? Или, напротив, сбежавшая от мужа-тирана, представителя высшего общества?

Он усмехнулся:

– Да что угодно! Как вам понравится выступить в роли моей оскандалившейся кузины, которая только что вернулась с континента?

Глава 3

– Не нравится мне этот план, – заявил Чарлз. – Ну нисколько.

Кассандра именно этого и ожидала, предвидела буквально каждое его слово. Она даже приняла такую же позу, как у него: скрестив руки на груди, упрямо выставив подбородок, – явно собираясь спорить.

Чарлз никогда не отличался терпением, а неспособность сделать то, что ему хотелось, сыграла с ним злую шутку. Спальня носила все признаки его характера: он всегда был готов взорваться из-за сломанного куска мыла на умывальнике, смятых газет на постели рядом с ним. Комната пропахла медикаментами всех мастей; лечение обошлось недешево.

Теперь, когда он не работал, а мог только лежать в постели, Чарлз стал совершенно невыносимым и не заслуживал сочувствия Кассандры, поэтому она ответила:

– А мне не нравится, что ты полез в окно и сломал ногу. Даже если тебе не понравился план лорда Нортбрука, мы с тобой квиты.

Вытянувшись на кровати поверх одеяла, Чарлз глянул на свою правую ногу, лежавшую на валике – в лубке, жестко упакованную, – с еще большим отвращением.

– Я не упал – решетка обломилась. А лез для сбора информации.

Касс пнула изножье его кровати.

– О бюсте леди Деверелл?

Он хмыкнул:

– Ну… это не было главной целью, уверяю тебя.

Касс гневно уставилась на него: он что, издевается? Ухмылка и правда была похожа на акулий оскал – этакая самодовольная рыжеволосая акула!

– Прекрасно! Только вот моя главная цель была ничуть не менее важной, чем грудь леди Деверелл.

Вся чертовщина заключалась в том, что он был абсолютно искренен и до раздражения способен добиваться своих удовольствий параллельно с проведением расследования. Природный дар Чарлза общаться с людьми был несравним со способностями Касс, и на его примере она наблюдала, как нужно выстраивать поведение в зависимости от ситуации. Он знал, кого нужно обольщать, а с кем проявлять суровость, мог прикидываться тупым, чтобы сбить спесь с высокомерного свидетеля, становился своим в доску с теми, кто не ладил с законом, не чурался дружеской выпивки. Распутный слуга – тоже была его роль, та самая, которую Чарлз исполнял с особым удовольствием, потому что она многое обещала.

Точно так же вел себя лорд Нортбрук, в чем и признался Касс: его поступки и не всегда вежливые замечания были ради собственного удовольствия. Ох уж эти мужчины!

– У меня нет на это времени, – пробормотала Кассандра. – Нужно вернуться в Ардмор-хаус.

– Зачем? – сердито вопросил брат.

Она расправила покрывало возле его ног.

– Потому что ненормальная кузина герцога, которая сбежала от мужа, не может жить в гостинице. И прежде чем ты предложишь мне оставаться здесь, дома, скажу: нет! Кузина Ардмора не может жить под одной крышей с бывшим полицейским с Боу-стрит, у которого к тому же сломана нога.

– И все равно мне это не нравится.

Упрямство – любимое оружие Чарлза, и порой оно давало результат, когда другое, более драматическое оружие не действовало.

На Касс оно не влияло никак. Она была неуязвима.

– Я не играю роль метрессы лорда Нортбрука, – напомнила Касс брату. – Я его кузина, которая сбежала от мужа-тирана, любителя распускать руки. У меня мог быть нос Наполеона и нижняя челюсть Габсбургов, если бы это имело значение для его светлости.

«Она такая простушка!» Неужели ей никогда не забыть этих слов? Впрочем, это неважно. Даже облаченная в скандал – самую модную одежду из всех прочих – она останется простой.

Несмотря на ее уверения, Чарлз был непреклонен, и Касс вдруг сообразила почему.

– Проблема ведь не в этом, да? Не в том, что задумал лорд Нортбрук? Ты не боишься за мою добродетель, а хочешь, чтобы я была здесь и ухаживала за тобой. – Она бухнулась на изножье его кровати, и Чарлз взвыл от боли. – Наберись смелости и хотя бы изобрази, что тебе стыдно.

– Как я могу изображать стыд, если ты сидишь на моей больной ноге? Это тебе должно быть стыдно!

– Я ее даже не коснулась, просто села рядом. Тебе прекрасно известно, что я должна работать, и оплачивать сиделку для тебя мне не по карману.

Он зашуршал газетами с виноватым видом ну или изобразив таковой.

– От Нортбрука за работу в особняке Деверелла мы получали с тобой по пять фунтов в неделю каждый, – напомнила ему Касс. – Где твоя первая выплата?

Светло-карие, как бренди, глаза Чарлза, такие же, как у нее, скользнули в сторону.

– Заплатил хирургу?

– Нет, расходы покрыл Нортбрук. Сказал, что травму я получил на работе, поэтому оплата лечения – его забота.

– Скажи спасибо лорду.

У герцога Ардмора был легион финансовых проблем, но все равно его наследник распоряжался большими ресурсами, чем пара разоренных аристократов, которые трудились для Боу-стрит.

– Значит, у тебя остались эти деньги?

Чарлз взял в руки журнал и принялся его листать.