Сказание о Радонии. Книга 2. Два князя

Кирилл Малышев

Сказание о Радонии. Книга 2. Два князя

Вера – это огонь, что тлеет в душе любого, даже самого слабого из нас. Стоит этому пламени разгореться, как оно превращает немощь в силу, а страх – в решимость. Вера способна вознести на самую вершину презреннейшего из людей. Она дарует голос безмолвному и ведёт вперёд, когда путь кажется непреодолимым. Именно вера делает людей теми, кем они ещё вчера боялись стать, – сильными.

Часть 1. Второй сын.

Глава 1. Туман над Радоградом.

Густой туман, окутавший Радоград, наполнил предрассветный воздух сырой влагой.

По безмолвным, ещё спящим улицам посада брёл случайный прохожий. Вдыхая студёную сырость, он чувствовал, как холод пробирается внутрь через ноздри, заставляя его зябко ёжиться под тонким плащом.

Конец осени в окрестностях столицы Радонского княжества всегда сопровождался утренними туманами, поднимающимися над рекой – белыми и плотными, словно и́зборовская сметана. В это время года на улицах и площадях с утра особенно безлюдно: укрывшие землю клубы́ сгущались настолько, что человек мог пройти мимо собственного дома, не разглядев его в мутном мареве.

Прохожий знал это, поэтому звук, донёсшийся издалека, показался ему странным и неожиданным для столь раннего часа. Казалось, кто-то кричал или горланил песню.

Не ве-е-ерю я-я-я…

Остановившись, путник прислушался. Непривычный для предрассветной тишины шум раздавался всё ближе. Вскоре он понял: да, это было пение.

Что ро-о-одна ма-а-ать мо-я-я-я…

Теперь, кроме разудалого баса, он различил ещё кое-что – стук колёс телеги, быстро катившейся по мощёной булыжником улице. Вглядываясь в плотную мглу, он подался вперёд, пытаясь понять, кто именно нарушает утренний покой города.

И едва успел отпрыгнуть, когда с грохотом мимо него пронеслась повозка, запряжённая тройкой лошадей.

– А ну, пшёл, псина! – пророкотал с неё явно очень пьяный человек. – Не видишь, кто едет? Посадник едет! Ростислав, а ну-ка, быстрее! Прибавь ходу!

Сидящий на козлах возница хмуро покосился на лежащего раскинув руки, пьяного в стельку Тимофея Игоревича.

– Куда уж быстрее? – покачав головой, буркнул он.

– Да я тебя! На куски… этими вот руками… – посадник замахнулся пустой бутылкой. – Кому сказал – гони!

Голова городской стражи невольно сжался. Брошенный в его сторону стеклянный сосуд пролетел мимо. Ударившись о стену ближайшего дома, он разлетелся вдребезги, осыпав мостовую градом острых осколков.

Сегодня ночью Ростислава, решившего в кои-то веки немного отдохнуть, разбудил старший городского дозора. Пока глава столичной стражи одевался, тот сообщил, что в одном из посадских кабаков Тимофей Игоревич перебрал и разошёлся не на шутку. Впал в неистовство и перевернул заведение вверх дном.

Испуганный хозяин позвал на помощь патруль, обходивший улицы неподалёку. Но когда стражники вошли и вежливо предложили уважаемому посаднику проследовать домой, он избил одного из них так, что непонятно – выживет ли. А второму велел бежать к Ростиславу и передать, что поедет только с ним.

Почему именно так – было неизвестно.

Причуды влиятельного человека.

Но вскоре сам начальник стражи, в сопровождении пятерых здоровых мужиков, заталкивал еле державшегося на ногах главу города на повозку. Самостоятельно идти или ехать верхом он уже не мог.

– Всё тут моё! Всё! – кричал Тимофей Игоревич, сотрясая белёсую пелену тумана. – Всех, блядь, к ногтю прижму! Всех!

Что вызвало его гнев, Ростислав не знал. Однако Тимофей далеко не в первый раз нарушал ночное спокойствие вверенного ему города. Выпить он любил, причём всегда в одиночку.

А как захмелеет – превращается в зверя.

Неделю назад он поколотил девку в борделе на Торговой улице. Избил так, что та умерла на месте. Проломил бедняжке голову пудовым кулаком. Пришлось тайком сбросить тело со стены в Радонь, чтобы никто не заметил. А Тимофею – хоть бы что! Даже не вспомнил наутро. Проснувшись, отправил в тот бордель слугу с деньгами – заплатить. Хозяин заведения, не будь дураком, деньги взял, да ещё и поблагодарил посадника за внимание к его скромному заведению. Его тяжело винить. В мире дельца практичность часто перевешивает честность, ведь успех его дел измеряется полученной выгодой, а не чистотой совести.

А месяц назад очередная разудалая попойка закончилась тем, что городской страже пришлось тушить трактир. Тимофей, схватив факел, зачем-то забросил его на крышу. Хвала Владыке – удалось избежать большой беды.

Трактирщики и содержатели публичных домов и рады бы не пускать такого посетителя, но разве его остановишь? Посадник всё-таки! Второй – а многие думали, что и первый – человек в Радонском княжестве. Да и мужик он здоровенный, страшный. Запрёшь перед ним дверь – выбьет напрочь!

Страже оставалось только терпеть и разбираться с последствиями. Наказать ведь его никак не накажешь.

Городской голова. Начальник.

– Где мы? – проклокотал Тимофей. – Отвечай, пёсий сын!

– К воротам детинца подъехали, – отозвался Ростислав. – Скоро будем.

– Ну и холод же! Сучья зима!

Посадник, бурча что-то себе в бороду, недовольно поёжился.

"Холодно ему стало. Видать, трезвеет потихоньку", – подумал про себя глава столичной стражи, направляя лошадей ко въезду во внутреннюю крепость.

– Кто едет? А ну, стой! – раздался сонный голос караульного.

– Пшёл вон! – прокричал в ответ хозяин города.

Новая бутыль вылетела из телеги и, описав в воздухе дугу, ударилась прямо о голову стражника, со звоном разбившись о железный шлем. Не испытывая больше желания что-либо спрашивать, он тут же посторонился, дав повозке проехать.

Ростислав подогнал лошадей. Несколько минут – и всё было кончено. Тройка лошадей наискось пронеслась по безлюдной Храмовой площади. Натянув поводья, глава городской стражи плавно сбавил ход и остановился прямо перед чёрным крыльцом посадного терема.

– Приехали, Тимофей Игоревич!

Тот в ответ пробормотал что-то невнятное и, с трудом сев, неуклюже подобрался к борту телеги. Затем, склонившись, попытался спуститься, но могучее тело его не слушалось. Если бы не подоспевшие стражники, дежурившие у входа в здание, он бы рухнул на землю, как мешок с мукой. Охрана успела подхватить хозяина и, придерживая, помогла аккуратно спуститься вниз.

– А ну, пошли прочь! – вскричал посадник, расталкивая стражников. – Как смеете прикасаться ко мне, псы безродные?! Руки убрали! Забыли, кто перед вами?!

Освободившись от поддержки, он, едва держась на ногах, зигзагами направился ко входу в жилище.

Стражники растерянно переглянулись, ожидая от Ростислава указаний. Но тот лишь пожал плечами, махнул рукой и, тронув поводья, направил повозку в сторону Храмовой площади. Вскоре фигура начальника стражи растворилась в густом тумане.

Обменявшись взглядами, охранники, зевая, вернулись на свои посты.

С трудом взойдя по лестнице, посадник остановился, тяжело дыша. Одной рукой он упёрся в стену, другой вытер обильно выступивший на низком лбу пот.

– Ирина! – прокричал он. – Почему жена не встречает меня?!

Тяжело стуча каблуками по дощатому полу, Тимофей направился в глубь терема. Он петлял по коридору, то опираясь на одну стену, то отшатывался к другой, когда ноги подводили.

– Ирина!

Оставляя за собой шлейф густого перегарного смрада, он медленно двигался вперёд, в скрытую мраком часть дома. Там, в дальней половине жилища, находилась его цель – покои молодой жены.

Кое-как добравшись до закрытой двери, посадник не стал обременять себя стуком. Ухватившись обеими руками за резной наличник, украшавший проём, он отклонился назад и изо всей силы ударил ногой в запертую створку. Дверь не выдержала, распахнувшись с жалобным лязгом металлических петель.

Ирина, мгновение назад спавшая, вскрикнула, подскакивая на постели. Грудь её, укрытая белоснежной ночной рубашкой, судорожно вздымалась. Не до конца отойдя ото сна, она быстро огляделась. Осознав, что происходит, девушка задрожала от ужаса.

– Ирина! – пробасил, брызжа слюной, Тимофей. – Мужа нет дома, а ты спишь?! Что ты, блядь, за жена? Дерьмо ты, а не жена!

Тяжело ввалившись в опочивальню, мужчина шагнул к кровати, на ходу стягивая с себя широкий пояс с массивной пряжкой в форме щучьей головы – герба его рода.

– Ничего… – теперь он уже не кричал, а скорее рычал, глядя на вжавшуюся в стену Ирину налитыми кровью глазами. – Я тебя, блядь, перевоспитаю. Будешь у меня как шёлковая!

Пояс с глухим стуком упал на пол.

Догадавшись, что сейчас произойдёт, девушка вскочила на ноги. Плача, она еще мгновение стояла перед мужем, а затем, резко подавшись в сторону, попыталась прошмыгнуть между ним и стеной.

Но Тимофей, раскинув мощные руки, перегородил ей путь. Изловчившись, он сгреб жену в охапку. От него густо несло по́том и хмельным духом.

Ирина пронзительно закричала, пытаясь вырваться.

– Ишь ты! Кричать вздумала, сука!

Тыльной стороной ладони посадник ударил её по лицу.

Хрупкая девушка потеряла равновесие и рухнула на кровать, где всего минуту назад мирно спала. Простыни тут же покрылись алыми каплями, брызнувшими из разбитого носа.

– Кричит она! – громко возмутился Тимофей, рывками стягивая с себя портки. – Кого зовёшь? Милого своего? Не придёт он! Никогда не придёт!

Оголив крепкий, покрытый чёрными волосами зад, он навалился на рыдающую супругу.

Ирина пыталась сопротивляться, но противостоять хоть и пьяному, но всё же могучему мужу не могла.

– Всё моё будет! – рычал ей на ухо Тимофей, обдавая тошнотворным перегаром. – Всё! Всё, что было их, станет моим! И ты моя! Коли не поняла ещё – поймёшь!

Закончив, посадник захрипел.

Будто в подтверждение свершившегося, он ударил трепещущую жену тяжёлым кулаком по спине и откинулся назад, перевернувшись на спину.

Тимофей тяжело дышал.

Ирина, периодически покашливая, тихо плакала, сжавшись в комок на смятой простыне.

– Да заткнись ты уже! Не хватало ещё твой вой слушать! – презрительно бросил ей муж. – Замолчи сейчас же, а не то изобью!

Девушка зажала рот дрожащей ладонью. Она знала: это не пустая угроза.

Мужчина медленно поднялся. Облокотившись о стоявший рядом стул, он наклонился и поднял с пола штаны. Не надевая их, тяжело зашагал к выходу. Его опочивальня находилась рядом – утруждаться, одеваясь, смысла не было.

Внезапно в коридоре раздались быстрые шаги.

– Кого там нелёгкая принесла ни свет ни заря? – прокричал в темноту терема Тимофей.

В дверном проёме показалась голова Глеба. Увидев посадника, стоящего без исподнего, юный служка смутился. На мгновение оцепенев, он тут же отвернулся, залившись румянцем.

– Прости, Тимофей Игоревич… – залепетал он виновато.

Посадник прищурился, пытаясь вспомнить, кто перед ним. Узнав мальчишку, он кряхтя вытер пот со лба и недовольно осведомился:

– Ты какого беса приперся в такую рань?

– Князь…

– Что "князь"? – гневно переспросил посадник.

– Князь Юрий… – Глеб попытался взять себя в руки, но голос его дрожал.

– Ну?! – топнул ногой Тимофей. – Говори же, пёсий сын!

– Князь умер! – выпалил служка, дрожа всем телом.

– Что?.. Что ты сказал?

Посадник не поверил своим ушам. Следы злости и раздражения тут же исчезли с его лица.

– Князь умер, – повторил Глеб. – Сегодня ночью. Прислали тебя оповестить.

Сквозь похмельную пелену, окутавшую разум, наконец пробился смысл сказанных слов. Постепенно осознавая услышанное, посадник расплылся в улыбке.

Глава 2. Запах смерти.

Солнце ещё не успело окончательно развеять утренний туман, когда Тимофей Игоревич переступил порог сияющих в рассветных лучах княжеских палат, выстроенных из того же седого дерева, что и Великий храм Радограда.

Стража у входа, привыкшая видеть посадника ежедневно, не задала ни единого вопроса, когда он быстро, как ветер, пронёсся по ступеням крыльца.

Тимофей был окрылён.

С трудом скрывая улыбку, он шагал широко и стремительно. Одному Владыке известно, как ему это удалось, но мужчина был почти трезв. С момента получения новости о смерти князя прошёл всего час, а на его лице не осталось ни следа ночного кутежа. Лишь резкий винный запах мог сообщить внимательному собеседнику, что прошлую ночь он провёл вовсе не в тёплой постели.

Внутри главу Радограда встретил Захар. На сморщенном лице старого тиуна застыло скорбное выражение.

– Пришёл… Пусть Зарог узрит твою доброту, Тимофей Игоревич…

– Да-да! – оборвал его посадник, оглядываясь по сторонам. – Где все?

– В княжеских покоях, – ответил управляющий. – И княгиня, и княжич. Лекарь тоже там.

– Кому-то ещё сообщали о случившемся?

Тиун пожал плечами.

– Нет, – скрипучим, словно старая дверь, голосом отозвался он. – Кроме княгини и лекаря, только тебя оповестили.

– Хорошо! – одобрил посадник, тряхнув густой бородой. – Никому ничего не говорить! Такие новости народу надо подавать мягко, с пониманием. А то, неровен час, можно и беду на государство накликать.

Захар тяжело кивнул. Старик с трудом стоял на ногах – похоже, этой ночью он не сомкнул глаз. Бросив на его сгорбленную фигуру безразличный взгляд, Тимофей направился к лестнице.

Поднявшись, он быстро преодолел коридор и через минуту оказался у дверей княжеской опочивальни.

Резкий смрад ударил в нос. Запах был настолько сильным и острым, что даже не отличавшийся брезгливостью Тимофей вынужден был поднести рукав к лицу, пытаясь ослабить зловоние.

– Пошли прочь! – рявкнул он стоявшим у двери стражникам.

В помещении, помимо мёртвого князя, находились трое.

Матвей, княжеский лекарь, которого Тимофей поставил на место трагически погибшего Василия, стоял у стены, сложив руки.

Дмитрий, третий сын Юрия, сидел на лавке неподалёку от кровати, с отсутствующим видом глядя на бездыханное тело отца.

Внутри царила тишина. Казалось, даже время замерло в этих стенах, прекратив свой бег. Лишь Рогнеда нарушала молчание – княгиня стояла на коленях у смертного ложа, сжимая иссушенную руку покойного.

Из всех присутствующих только Матвей обратил внимание на появление в комнате нового человека. Он повернулся, всем своим худым, высоким телом, облачённым в простое холщовое одеяние, и почтительно склонил голову.

Тимофей остановился рядом, осматриваясь.

– Ну и вонь! – недовольно пробурчал он. – Того и гляди – с ним рядом слягу. Интересно, будет ли тогда Рогнеда так же плакать и по мне?

Он задорно подмигнул врачевателю.

– По всему видно, князь почил ещё вечером, – негромко отозвался Матвей. – Обнаружили только утром. Тело Юрия и при жизни… хм… – он старательно подбирал слова. – Имело особый аромат. Но после смерти запах значительно усилился.

– Аромат! Словцо-то какое подобрал! – хмыкнул посадник. – Вонял он страх как! Хуже дворового пса!

Матвей пожал плечами, никак не комментируя услышанное.

– Кто его нашёл?

– Слуги, – развёл руками лекарь. – И то не сразу поняли. Утром начали очаг топить, и только через час заметили, что государь не дышит. Позвали меня. Я осмотрел тело и велел Захару оповестить тебя. Княгине тоже сообщили. Вот и весь сказ.

– Хороша девица лицом, а сказ концом! – усмехнулся Тимофей, несильно хлопнув его по спине. – Ладно. Послезавтра, на закате, проведём ильд.

И без того выпуклые глаза Матвея ещё сильнее округлились. Он недоумённо посмотрел на посадника.

– Позволь, Тимофей Игоревич… Тело в очень плохом состоянии! Плоть князя разлагается стремительно. Послезавтра на закате – это почти через три дня! От него мало что останется! Сегодняшний смрад покажется приятным благоуханием! Народ будет в смятении! Лучше бы нам поторопиться…

Глава столицы прервал его, положив тяжёлую руку на плечо. Под её весом худощавая фигура врачевателя заметно качнулась.

– Послушай, – тихо, будто заговорщик, произнёс Тимофей, заглядывая в бесцветные глаза собеседника. – Ты ведь не о каком-нибудь рыбаке говоришь… Как-никак князь умер. Тут спешить не нужно! Сначала требуется все подготовить. Кое-как такие дела делать нельзя!

– Но…

– Всё, хватит! – посадник резко махнул рукой. – Вон, гляди! – он ткнул пальцем в сидящего с отсутствующим видом Дмитрия. – Княжич горем убит. Что, вырвешь тело отца из его трепетных сыновних рук? Не дашь проститься с родителем?

Матвей перевёл недоумённый взгляд на юношу, каменное лицо которого не выражало ни единого чувства.

"Трепетные сыновьи руки?" – растерянно подумал он.

– Ладно, – бодро подытожил глава Радограда, хлопнув лекаря по плечу. – Ты погоди пока, а я к княгине подойду.

Тихо, почти крадучись, Тимофей подошёл к сидящей на коленях у тела мужа вдове. Здесь, рядом с покойным, вонь была почти невыносимой.

Посадник мельком взглянул на сизо-багряное лицо князя. Что-то неприятно зашевелилось в желудке, и он тут же отвернулся, опасаясь, что его стошнит прямо на неподвижно лежащего государя.

"Хвала Владыке, что не лето… Весь терем кишел бы мухами," – с отвращением отметил про себя Тимофей.

Опустившись на одно колено, он мягко тронул узкую спину Рогнеды, осторожно обняв её.

– Горе-то какое, матушка! – вкрадчиво произнёс мужчина. – Все мы осиротели сегодня… Воистину, чёрный день для Радонии.

Рогнеда подняла заплаканное лицо. Её и без того ярко-зелёные глаза, наполненные слезами, будто светились изнутри – словно два безупречных изумруда, подёрнутых влажной пеленой.

"Красивая всё-таки баба…" – отметил Тимофей, рассматривая её.

Но вслух сказал:

– Как ты, матушка? Вижу, горем убита…

– Тимофей, дорогой ты мой… – начала было вдова, но подкативший к горлу ком не дал ей закончить.

Посадник крепче прижал её дрожащее тело к себе.

– Понимаю, всё понимаю, не говори ничего, – шмыгнул он крупным носом, будто вот-вот и сам заплачет. – Утешься, Владыка с нами. Всё будет хорошо!

– Я… Я так молилась… – прерывисто запричитала женщина. – Но… Но Зарог всё равно забрал его…

Тимофей скорбно покачал головой.

– Замысел Владыки нам не понять… Всегда забирает лучших из нас!

Рогнеда вскрикнула и уткнулась лицом в грудь мужчины. Тело её била мелкая дрожь. Посадник, на мгновение растерявшись, принялся осторожно гладить её по волосам, заплетённым в тугую косу с изумрудной, в цвет глаз, лентой.

– Ну, полно тебе, матушка. У тебя остались сыновья, жизнь продолжается, всё в руках Зарога…

Посадник аккуратно взял её лицо в ладони и приподнял.

– Ты, Рогнедушка, ни о чём не переживай, – вкрадчиво произнёс он. – Я всё организую, всё сделаю. Тебе беспокоиться не о чем! Более того, лучше простись с супругом здесь. Не стоит тебе идти на ильд. Это очень тяжёлое зрелище. Без тебя сожжём.

– Но… Но это долг жены – проводить мужа в последний путь…

Тимофей задумался и кивнул.

– Это, конечно, да. Но ты посмотри на себя. Лица на тебе нет! Совсем плоха. Сколько уже не спала? День? Два? – он покачал головой. – Тебе нужны силы, ибо когда вернётся Олег, ты должна быть ему опорой.

Посадник вздохнул и ласково улыбнулся.

– Давай так: я пришлю лекаря с настойкой. Выпьешь – сразу приободришься. Это пойдёт тебе на пользу. Обещаешь пить?

– Но я…

– Обещай! – повторил Тимофей, чуть сильнее сжав её плечи.

Рогнеда молча кивнула.

– Ну вот и хорошо! – толстые губы мужчины растянулись в улыбке.

В помещение, шаркая, медленно зашёл тиун. Завидев его, Тимофей Игоревич поднялся, сделал несколько широких шагов и снова оказался у входа.

– Захар, хорошо, что пришёл. Ты давай – Глеба пошли всех бояр, кто в Думу входит, оповестить. Шлёнова, Залу́цкого, Стеглови́того… ну кого следует, в общем. Пусть передаст, что на закате я их собираю в Думском зале. И пусть парнишка по дороге ни с кем не болтает! Нам слухи ни к чему!

Старик несколько раз молча кивнул.

– Дальше. Нужно ильд готовить. Подбери и́льдеров. Четверых парней – тело нести. Я сам им расскажу, что и как, а ты просто найди.

– Четверых? – переспросил управляющий. – Шестеро ведь обычно несут…

– Не надо нам шестеро, – махнул рукой Тимофей. – Юрий так высох, что и вчетвером справятся. Да и тебе работы меньше! Четверых-то легче найти, чем шестерых.

Немного подумав, посадник подвёл итог:

– Ну, вроде, всё. Остальное я сам сделаю. Да, тем, кто князя утром нашёл, не забудь сказать, чтобы язык за зубами держали!

Захар повернулся к выходу, собираясь покинуть опочивальню.

– И вот ещё что, – проговорил глава столицы ему в спину. – Распорядись, чтобы очаг в покоях пожарче топили. Холодно тут. Не хватало нам ещё, чтобы княгиня заболела.

Тиун непонимающе пожал плечами.

– Но тело гниёт…

– Вот что ты за человек, – посадник недовольно покачал головой. – Что ни скажешь тебе – всё поперёк говоришь! Делай, как велено. Давай, ступай, ступай!

Он махнул рукой, давая понять, что разговор окончен. Захар молча вышел.

– Вижу, Тимофей Игоревич, у тебя свои мысли по случаю ильда имеются, – тихо заметил стоявший рядом Матвей. – Уж больно интересные распоряжения даёшь.

Посадник искоса посмотрел на лекаря.

– Больно много ты видишь, – отрезал он. – Лучше иди и распорядись принести княгине сонного зелья. Несколько дней уже не спала. Пусть выпьет. Да только чтоб ей не говорили, что это за снадобье. Пускай думает, что просто настойка для поднятия духа.

– Сколько же княгиня должна спать? – кивнув, спросил Матвей. – Думаю, несколько часов хватит, чтобы восстановить силы…

– Сегодня какой день? Третейник? – посадник поднял глаза к сводчатому потолку, будто подсчитывая что-то в уме. – Вот до вечера пятницы пусть и спит.

– Как до вечера пятницы? – не понял врачеватель. – Три дня?

– До вечера пятницы должна спать!

Он бросил на Матвея тяжёлый взгляд чёрных, непроницаемых глаз и вышел из покоев.

Глава 3. Как велит закон.

Радоградская Дума, совещательный орган при князе, была основана сыном Изяслава Завоевателя – Ярославом, ещё при жизни прозванным Хитрым.

К моменту смерти первого владыки Радонии новое, недавно образованное государство ещё не успело окрепнуть. Его сотрясали распри и беспорядки всех возможных видов – военные, политические, религиозные. Чтобы упрочить княжескую власть и направить бурлящие в землях мысли, взгляды и верования в угодное правителю русло, наследнику пришлось принимать множество непопулярных решений.

Любая власть – это, прежде всего, способность влиять на жизни людей. Чем большее число судеб зависит от воли князя, тем больше у него власти. Пользуясь ею, хороший государь ведёт подданных к лучшей жизни.

Но каким бы мудрым он ни был, угодить всем невозможно. Трудные решения неизбежно ведут к недовольству, а народный гнев – вещь опасная. Ярослав это понимал и потому учредил Думу – совет высшего боярства, формально отвечавший за все принимаемые в стране законы.

Разобрать капища Матери-Земли к северу от Средня? Дума постановила.

Запретить торговлю в городах тем, кто не принял святую веру? Таков указ Думы.

Ввести новый налог, разоряющий хозяйства, но позволяющий правителю собрать так нужные ему деньги? Это не княжеская воля, а постановление Думы – на неё и гневайтесь!

Любое из этих решений могло привести к бунту. Если бы их принимал сам князь, со временем его возненавидели бы и крестьяне, и знать. Такой государь не удержался бы на Речном престоле долго.

Но Ярослав позаботился о том, чтобы всем было ясно: это не он. Это Дума.

Люди, способные видеть суть вещей, неспроста прозвали князя Хитрым. Боярский совет был лишь прослойкой, принимающей на себя удар народного недовольства. Этот ход позволил Ярославу направлять гнев подданных на знать, а самому править без оглядки на поддержку простых радонцев. И, одновременно с этим, он смягчил представителей древних родов, дав им иллюзию обладания властью, пригласив в совет.

Действительно, хитро.

Дружина присягала князю. Посадники городов правили по его воле. Он никогда не выпускал поводьев из рук, но в сознании обывателей над всем довлела Дума – и именно она была во всём виновата.

Если в княжестве объявляли празднество или какую-то милость, глашатаи кричали, что это случилось по милости князя. Если наступали времена тягот и лишений – ответственными за это оказывались бояре.

Ярослав Хитрый получил своё прозвище заслуженно.

При правлении почившего Юрия Изяславовича боярский сход окреп и не отказывал себе в самостоятельности. Князь мало интересовался политикой и за все годы на Речном престоле посетил заседания Думы всего несколько раз. Однако, совет не остался без надзора.