Спросите у бабушки Сидзуки

Он во что бы то ни стало хотел снять все подозрения с Цубакиямы. Но все, что ему удалось выяснить за эти три дня, уже и так стало известно общественности, так что до того, чтобы изменить мнение полиции префектуры, было еще очень далеко.

То ли зацепок пока не хватало, то ли проницательности. Наверное, и того и другого.

В любом случае, вероятно, у него больше не получится потратить свои выходные на расследование полиции префектуры. Раз они связались с самим главным следователем, чтобы высказать свое недовольство, то, скорее всего, на месте обстановка еще более нервная. Если он снова нахально заявится туда, его, чего доброго, загонят в угол и побьют.

Это тупик.

Что же делать?

Ему нужны новые данные и проницательность…

Проницательность?

В его голове, погруженной в размышления, с этим словом был связан один образ.

Девушка с запоминающимися чистыми глазами и редкой в наши дни сдержанной добротой.

Она, конечно, не соломинка, но, раз уж он все равно тонет, возможно, уцепиться за нее – хорошая идея.

Взглянув на часы, он увидел, что до полудня еще десять минут. Во сколько же начинается обеденный перерыв в ее университете? Кацураги подумал, что не хотелось бы попасть впросак и перепутать время, но, отбросив сомнения, набрал номер телефона Коэндзи Мадоки.

3

Местом встречи Мадока выбрала огромный книжный магазин недалеко от университета. Кацураги попытался было возразить, сказать, что в том районе повсюду раскиданы всякие кафе, и получил ответ, что на втором этаже книжного тоже есть уголок с кафе, так что это очень удобно.

– Я просто не люблю ждать и ничего не делать, – объяснила Мадока.

На втором этаже магазина располагался отдел художественной литературы. Там было меньше людей, чем в отделе прикладной литературы на первом этаже, поэтому Кацураги сразу нашел Мадоку. Она была в хлопковом платье с вышивкой и ремешком на талии.

«Наверное, в моде сейчас женственный стиль», – подумал Кацураги, но, так как он был далек от этой темы, кроме как «опрятный», он никак не смог бы описать этот образ.

– Прости за ожидание, – сказал он, и те самые чистые глаза девушки тут же посмотрели на него.

Для человека, который привык смотреть только в мутные глаза преступников, один только этот взгляд был хорошей причиной прийти сюда.

Переместившись в кафе, они увидели людей, которые уже что-то купили и разглядывали свои книги, потягивая при этом кофе.

– Давно не виделись. Так какой у вас ко мне разговор?

Мадока посмотрела ему прямо в глаза.

Похоже, придется начать вот так, с места в карьер. Они познакомились всего месяц назад и не знали друг о друге ничего, кроме того, что он полицейский, а она студентка университета. Ну еще имейлами обменялись.

– Если честно, у меня есть одна сложная задачка, и я хотел бы, чтобы ты ее выслушала.

Так как это было дело, по которому прямо сейчас шло расследование, да еще потерпевший и подозреваемый – действующие полицейские, конечно же, ни в коем случае нельзя было упоминать ни полицию префектуры, ни свои личные изыскания. Хотя если она слышала подробности расследования по телевизору или читала о нем в газетах, то даже пытаться изменить данные не стоит.

Однако, как только Кацураги начал говорить о деле, Мадока с интересом подалась вперед, несмотря на всю жестокость содержания его рассказа.

Если бы кто-то вдруг услышал, что полицейский просит совета у девушки-студентки, он тут же умер бы со смеху. Однако, если ее совет действительно пригодится, это совсем другое дело.

В начале апреля в Кацусике[15] произошла серия ограблений. Жертвами стали шесть девушек от двадцати до тридцати лет. Дело поручили Кацураги, и он настойчиво наводил справки, но на местах происшествия не было обнаружено никаких стоящих улик, да и свидетели отсутствовали, поэтому на четвертый день следствие зашло в тупик.

И в этот самый момент он встретил Мадоку. Кацураги допрашивал ее как подругу четвертой жертвы, и в процессе разговора Мадока сказала одну фразу, которая стала ключом к разгадке всего дела.

К сожалению или к счастью, у Кацураги была довольно низкая самооценка. Он обладал множеством качеств, которые требуются хорошему детективу, но и не хватало ему предостаточно. Поэтому он был готов просить помощи и объяснений того, что ему непонятно, у любого человека, даже если это малознакомая девушка младше него. И на то, что он сейчас хотел услышать от Мадоки, более опытные следователи посмотрели бы свысока, сказав: «Ну это же абсолютно очевидно!»

– Можно задать вопрос? – подняла руку Мадока. – Возможно, это мелочь, но что за следы на пуле и что такое нарез?

Каждый раз, когда Кацураги получал подобные вопросы, он осознавал, что язык полицейских полон шифров и кодов.

– Ой, прости, пожалуйста! Это касается и пуль, и других снарядов. Для того, чтобы попасть в цель, им надо двигаться не по параболе, а по прямой линии. В центре пули есть так называемый «ведущий поясок», и чем лучше он зафиксирован, тем выше точность выстрела. А для того, чтобы его зафиксировать, необходимо придать пуле вращательное движение.

– А, понятно. Такая же система, как у юлы?

– Да, именно. Для того, чтобы заставить пулю вращаться, на внутренней части ствола вырезают специальные выемки. Это и есть нарез. А когда пуля проходит через ствол по этим нарезам, на ней остаются такие же следы. Они зависят от способа производства и от частоты использования каждого конкретного оружия, но, по крайней мере, можно сказать, что не существует идентичных отметин на пуле. Их даже называют «отпечатками пальцев» оружия.

– А у определенного оружия есть определенный владелец. Поэтому владелец оружия автоматически признается преступником. Но что, если поверх этих нарезов сделать новые, такой же формы?.. Нет, это невозможно. Даже при наличии специального аппарата и умелого мастера будут видны небольшие различия между старым нарезом и новым. Даже если на секунду предположить, что такое производство возможно, таких аппаратов и мастеров было бы считаное количество, так что даже планировать это опасно.

Кацураги слушал с восхищением. Он и в прошлый раз понял, что Мадока – такой человек, который сам отвечает на собственные вопросы и раскладывает все по полочкам, но, когда увидел это своими глазами, почувствовал, будто смог прикоснуться к ее проницательности.

– Мадока, а кем работают твои родители?

– Что?

– Ну я просто подумал, может, твои мама и папа занимаются какой-нибудь исследовательской деятельностью…

– У меня нет ни мамы, ни папы.

Ни выражение лица, ни тон Мадоки при этих словах не изменились.

– Они погибли в аварии, когда я была во втором классе средней школы. Раньше я носила фамилию Такидзава. Но когда бабушка забрала меня к себе, я поменяла фамилию на нынешнюю.

Он наступил на мину.

Кацураги в спешке попытался исправить положение:

– П-прости меня, пожалуйста! Спросил какую-то ерунду!..

– Кацураги-сан, почему вы извиняетесь? Простите, но не могли бы вы перестать? – отозвалась Мадока со спокойной улыбкой. – У многих людей нет родителей, и остальным когда-нибудь придется попрощаться со своими. К тому же, пока мои родители были живы, я получала от них огромную любовь и заботу, ничуть не меньше, чем другие дети… О! Если говорить об исследованиях, то, наверное, мою бабулю можно отнести к этой категории. Она имеет отношение к юриспруденции.

Кацураги пытался быть внимательным, а в итоге внимание проявили к его словам. Пытаясь скрыть смущение, он позволил девушке перехватить инициативу в диалоге.

– Ого, юриспруденция?

– Она бывшая судья. Уже двадцать с чем-то лет в отставке, но каждый божий день читает мне проповеди о законах, жизненных порядках и манерах.

– Она строгая?

– Она очень консервативная. Иногда она проводит пальцем по оконной раме, собирает пыль и с укором спрашивает, как какая-нибудь злая свекровь: «Это что такое?» Но если привыкнуть, то с ней довольно весело. К тому же она почти никогда не ошибается.

«Вот оно как», – подумал Кацураги. По тому, как говорила и вела себя Мадока, можно было догадаться, что она из семьи с хорошим воспитанием.

– Можно задать еще один вопрос?

В этой ситуации Кацураги был готов ответить на сколько угодно вопросов.

– Почему, хотя вы тоже полицейский, ваши усилия осуждаются? Ведь преступление, связанное с действующими полицейскими, никого не радует. Почему к вам относятся как к помехе?

Ох! Она вдруг ударила прямо по больному. Но ничего не поделаешь, он должен был отвечать на любые вопросы.

– Как бы сказать… Полиция – коллективная организация, равных которой, пожалуй, нет. Не действуя сообща, невозможно раскрыть преступление. И здесь очень важным фактором становится единодушие. То есть схожее мировоззрение и единство ценностей. Должна совпадать градация, что правильно и что неправильно. И если сотрудники одного и того же управления будут защищать разных людей, то эта градация станет различаться. Возможно, это странное сравнение, но это примерно как если бы все пользовались метрической системой измерения, а кто-то один в коллективе стал бы измерять в дюймах – на него тут же начали бы косо смотреть.

– Я поняла! – воскликнула Мадока, как школьница, которая решила сложную задачу. – У каждого человека есть свои собственные принципы, но если он состоит в коллективе, то они трансформируются, так получается?

– Пожалуй, да… Да, именно так. Прекрасный ответ! Сто двадцать баллов![16]

Услышав это, Мадока снова посмотрела Кацураги прямо в глаза.

– Ну тогда у меня последний вопрос. Кацураги-сан, что для вас справедливость?

Эти ясные глаза находились к нему совсем близко.

По ее серьезному взгляду было очевидно, что уклончивый ответ она не примет.

«Пощадите! – взмолился Кацураги. – Почему я позволил управлять диалогом девчонке, которая на целых шесть лет меня младше?»

Она ведь сразу почувствует, правду он говорит или пытается отделаться банальной отговоркой. Хотя его истинное мнение и так чаще всего было довольно простым и примитивным. Пожалуй, такая умная девушка может и засмеять.

Ну, была не была.

– Помогать тем, кто в беде. Или, как в нашей ситуации, помочь оправдать человека, которого обвиняют в том, чего он не совершал.

В ту же секунду лицо девушки, от которой Кацураги ожидал лишь смех, вдруг резко смягчилось.

– Как хорошо!

Так Кацураги узнал, что, когда эта девушка беззаботно улыбается, ее брови встают «домиком».

– Очень хорошо!

– Что хорошо?

Однако Мадока лишь поерзала на стуле, не ответив на вопрос.

– Я вас все это время внимательно слушала, но правильно ли я понимаю, что, раз вам запретили посещать полицию префектуры, снова туда пробраться не получится?..

– Да. Если я еще раз там покажусь, меня ждет выговор. Но вести следствие вдали от места преступления тоже сомнительно.

– Если находиться где-нибудь за пределами полицейского участка, наверное, это не будет проблемой? Например, на месте происшествия.

– На месте происшествия?

– Это же случилось в порту Йокогамы? В таком случае путь по линиям Кэйхин-Тохоку и Минато-Мирай займет около часа…

Не договорив, Мадока встала. Не спрашивая мнения Кацураги, она была намерена заставить его поехать туда.

– Вы не спешите?

Кацураги вновь задумался о том, почему же он позволяет девушке, которая младше него на шесть лет, управлять собой, но, на удивление, у него не возникло никакого сопротивления. Подумав, что это шанс, он резко встал.

Кацураги догадывался, что Мадока привыкла ездить на поезде, но решил, что сейчас лучше предложить ей поехать на авто. Правда, он не мог воспользоваться служебной машиной, поэтому взял тачку в аренду. После этого они отправились на место преступления.

Было чуть больше двух часов дня. Яркое солнце и ветер с моря успокаивали, и, открыв наполовину окно, можно было забыть об истинной причине поездки.

Может, и ничего, если забыть?

Ветер, приносящий морскую свежесть, касался волос Мадоки. Аромат ее цитрусового парфюма щекотал нос. «Возьмите меня с собой на место преступления!» – для Кацураги это прозвучало как строчка из песни Fly me to the moon, и это заставило его сердце биться сильнее.

Кацураги бросил взгляд на профиль Мадоки, и тут же неожиданно в его голове пронеслись мысли о том, как она соблазнительна. Но он тут же вернул свой разум обратно к реальности.

В контейнерном терминале стоял шум грузовой техники, в порту туда-сюда сновали люди, так что следов убийства там совсем не осталось. Но хоть он и находился неподалеку от склада красного кирпича[17], здесь совершенно отсутствовала та изысканная атмосфера. Для полноты картины тут чувствовались еще и противные запахи чугуна, рыбы и масла, так что, без сомнений, это было не самое подходящее для парочки место.

С улочки, ставшей местом преступления, уже убрали оградительную ленту, но, если хорошо приглядеться, можно было увидеть едва заметные пятна крови, оставшиеся на гравии, где лежал труп Кудзэ. Кацураги вдруг пожалел, что привел сюда Мадоку.

– Это здесь, да?

Наверное, она тоже заметила пятна крови. В ее голосе послышался испуг.

К удивлению Кацураги, в этот момент Мадока сложила ладони для молитвы. Он был вынужден повторить за ней. Это привычный жест для сотрудников полиции, прибывших на место преступления, но он впервые видел, как гражданский человек молится на этом месте уже после того, как оттуда увезли тело.

– В какой позе лежал убитый?

– Он лежал лицом вниз, оба колена были согнуты. Я видел только фотографии, но было примерно так…

Кацураги, воскресив в памяти снимок, попытался изобразить позу жертвы и лег на землю. Подумав о том, что это место впитало в себя человеческую кровь, он на секунду засомневался, но не смог выдать себя перед Мадокой. Острый гравий больно впился в его ладони и щеку.

Подняв глаза, Кацураги еще раз удивился.

Мадока пристально смотрела на него, даже не моргая. Она ни на миллиметр не сводила с него взгляд. Возникло ощущение, что она пытается запечатлеть в своих глазах каждую мелочь вплоть до направления света и потоков воздуха.

– Если обратить внимание на место сгиба коленей, то можно подумать, что жертву посадили на землю и потом выстрелили ей в грудь сверху по диагонали. Тот факт, что угол выстрела тридцать градусов, это подтверждает.

– Нет ли вероятности, что в него могли стрелять откуда-то издалека сверху, когда он просто шел по дороге?

– Результаты экспертизы такую вероятность отрицают. Я всего лишь повторяю информацию из заключения, но дальность выстрела и сила удара пули обратно пропорциональны, и расстояние от места выстрела можно определить по следам на теле, то есть по тому, насколько сильно повреждены кожные покровы. В данном случае также проводили экспертизу остатков пороха рядом с телом и определили, что выстрел был совершен с близкого расстояния.

– А зачем его посадили? Если преступник находился близко, думаю, резко выстрелить было бы быстрее.

– Во-первых, чтобы ограничить свободу жертвы. Если человек упадет на колени или наклонится, еще останется какой-то шанс, но вот если посадить его, то так просто он точно не убежит.

– Насколько сильным может быть выстрел с близкого расстояния?

– Хм, я не слышал о подобных экспериментах, но, раз таким выстрелом можно пробить ребро, полагаю, что мощь у него внушительная.

– А звук в момент выстрела громкий?

– Ах, думаю, не настолько громкий, как ты себе представляешь. В закрытом помещении из-за эха он может быть громким, но в таком месте, как это, звук будет довольно глухой. Что-то вроде хлопка из выхлопной трубы машины. Но почему ты спрашиваешь?

– В этого человека стреляли в промежуток с десяти вечера до двенадцати ночи, так? Я вот думаю: ведь в такое время на улице еще должны быть люди, почему же никто не проходил мимо и не услышал звук выстрела?

Кацураги хотел было ответить, но в этот момент за его спиной послышалось гневное «эй!».

Медленно обернувшись, он увидел прямоугольное лицо и выпученные глаза Татэиси.

– Опять ты!

В его голосе была злость, а на лице – только изумление.

– Тебе же запретили сюда приезжать! Я был уверен, что ты усвоил урок, а ты теперь приперся на место преступления, да еще и девчонку с собой притащил! Что это значит?

Мадока спряталась за спиной Кацураги.

– Не-не, не переживай. Он хоть и выглядит так, но он тоже полицейский.

– Что значит «выглядит так»?!

– Не злитесь, пожалуйста. Сегодня мы здесь не ради расследования. Мы просто приехали в Йокогаму, узнав, что это идеальное место для свидания.

– Глухой переулок в противоположном направлении от склада красного кирпича – где тут место для свидания?

Татэиси расстроился и будто ослабил хватку.

– Хватит уже! Не оправдывайся! Когда тебя слушаю, я как-то перестаю злиться. Как будто еще раз ощущаю, что ты и правда бывший подчиненный Цубакиямы-сана. От него устаешь, но как-то по-особому.

– А вы, Татэиси-сан? Что здесь делает следователь отдела по борьбе с организованной преступностью?

Получив ответным ударом такой вопрос, Татэиси не стал скрывать свое недовольство:

– Заткнись! Это привычное для нашего отдела место! Не мешай мне!

– Привычное место?

– А! Ты, похоже, еще ни от кого не слышал. Район контейнерного терминала – это место, которое «Корю-кай» использует для проведения своих сделок. Передача наркотиков, переговоры, место встреч. Раньше и перестрелки здесь случались. Поэтому с наступлением сумерек местные тут особо не ходят.

Вот почему здесь не оказалось очевидцев в момент убийства.

– Почему тот человек оказался в таком месте, где собираются якудза? – робко вставила Мадока.

Татэиси уставился на девушку, и в этот момент снова подал голос Кацураги:

– Ой, я тоже хотел об этом спросить. Не может же быть, чтобы суперинтендант об этом не знал?

– Наоборот! В полиции префектуры это всем известно, и он, конечно же, об этом тоже знал. Он прекрасно это знал, поэтому и пришел сюда.

Последнюю фразу он будто плюнул им в лицо. Но она многое объяснила.

– То есть он сам участвовал в незаконных переговорах и передачах?

– Не хотелось бы плохо говорить о мертвом, но ладно. Он, конечно, не был у них мальчиком на побегушках, но, похоже, всегда участвовал в сделках, где замешаны большие деньги. Говоря другими словами, в этих темных делишках он не доверял даже своим подчиненным. С моим-то ростом, я хорошо понимаю это недоверие к тем, кто ниже.

Глаза Татэиси, который говорил с самоиронией, были зловещими.

– О том, что суперинтендант частенько бывал в этом месте, знали все в полиции префектуры. И Цубакияма-сан не исключение. Не удивлюсь, если начальник, пытавшийся поймать Кудзэ-сана за хвост, следил за каждым его шагом. Именно поэтому в нашем отделении считают, что он сбежал из засады и совершил преступление.

– Но в таком случае у тех, с кем суперинтендант здесь встречался, было столько же… нет, еще больше шансов это сделать!

– Но у них не было ни мотива, ни способа. Это, конечно, полное дерьмо, но с той стороны – сплошь те, у кого смерть суперинтенданта вызвала только проблемы, а нам, наоборот, она была выгодна… Интересно, какой значок на нем висел, когда его убили?

Мотив, способ и возможность. Снова разговор пришел в эту точку.

– Ты предложил идею с самоубийством, и я тоже попытался поразмышлять в этом ключе. Но никак не сходится. Если это самоубийство, то мотив и возможность у него были. Но я никак не могу придумать, каким способом он это сделал. Методом исключения единственной теорией, которая соответствует всем трем условиям, является та, где преступник – Цубакияма-сан.

– Но какой мотив был у него совершать это убийство? – резко вклинилась в разговор Мадока.

В этот раз Татэиси и бровью не повел.

– Он много раз конфликтовал с убитым, но только по работе. Разве такая вражда может стать мотивом для убийства?

«Ах, я тоже думал об этом!» У Кацураги будто глаза открылись, он продолжал с жадностью слушать.

– Девочка, – продолжал Татэиси, разжевывая все, как ребенку, – для тебя это все, вероятно, еще слишком сложно, но взрослые люди иногда совершают преступления во имя справедливости.

– И людей убивают тоже?

– Даже войны затевают.

– Я… я так не думаю.

Мадока с уверенностью подняла глаза.

– Я считаю, что справедливость, ради которой убивают людей, – это абсолютная ложь.

Как хорошо сказала!

Нет, как хорошо разъяснила.

Кацураги стоял между Мадокой и Татэиси, едва сдерживая слезы. В этот момент он думал, что если не сможет стать щитом для этой девчонки, то и не было смысла рождаться мужчиной. Но Татэиси, от которого он ждал вспышки гнева, молча стоял с кислой физиономией.

* * *

Когда Мадока рассказала от начала до конца о том, что увидела и услышала в Йокогаме, Сидзука расхохоталась.

– Так ты хотела рассмотреть место преступления вблизи, да? Ну и что было потом?

– Татэиси-сан что-то пробурчал себе под нос и ушел.

– Хоть он и не может открыто спорить с коллегами, наверняка ему хочется верить в невиновность начальника.

– Наверное, он и по месту преступления бродил как раз потому, что сам хотел снять подозрения с Цубакиямы-сана.

– Судя по твоему рассказу, похоже, он харизматичный начальник. Татэиси-сан и Кацураги-сан – совсем разные люди, но двигаются в одном направлении. Перепрыгнув через забор из правил коллектива, они пытаются спасти своего начальника.

– Угу.

– Запомни: когда говорят, что уровень руководителя можно оценить, посмотрев на его подчиненных, имеют в виду как раз такие ситуации.

У Мадоки в голове были схожие мысли. Эти мужчины, которые действовали не из эгоистичных побуждений, не по коллективным правилам и не ради какого-то спортивного интереса, чрезвычайно вдохновляли.

– И о чем ты думаешь, Мадока?

– Я думаю, что, вне зависимости от способа убийства и его возможности, его убили не ради всего полицейского сообщества, это невозможно. Наверное, я так думаю, потому что я девочка и ребенок.

– Наполовину ты права, а наполовину – нет.

– Что это значит?

– Метафора с войной, которую привел Татэиси-сан, отлично подходит к ситуации. Война – огромная бойня во имя справедливости. Это в самом деле так. Это такое же преступление, только совершается ради чего-то большого. Но по большей части это отговорки мужчин. С точки зрения женщин, которые рожают в муках, убийство ради справедливости или великих принципов – это полный абсурд. Взять солдата, который был ранен на фронте. При каждом удобном случае говорят, что он пострадал во имя священной войны, ради государства, но на самом деле, думаю, это сомнительно.

Сидзука не сводила с Мадоки снисходительного взгляда. Само собой, Мадока под этим прицелом приосанилась.

– Какой бы благородной ни была идея или вера, людей, которые готовы хладнокровно убить своего собрата только ради нее, практически не существует. Безусловно, есть исключения. Это только мои ощущения, основанные на наблюдении за многочисленными преступниками, которых я видела в зале суда, но в тот момент, когда убийца замахивается на жертву, стоящую напротив, он возвращается к себе самому. К «оголенному» себе. Поэтому в момент убийства гораздо важнее личные мотивы, чем какие-то убеждения. В основе того, что поступки людей одной должности и в одинаковых условиях различаются, лежат как раз их индивидуальные расхождения.

Разговор немного отклонился от главной темы, но с тем фактом, что в момент убийства все решает импульс, Мадока была согласна.

– Это произошло за пределами Японии, но тем не менее. Давным-давно в одном месте разгорелась война. Так как одним из противников было очень большое государство, все были уверены, что она быстро закончится. Однако маленькое государство, которое находилось по другую сторону конфликта, благодаря помощи других государств и действиям партизан, достойно оборонялось, так что война приняла затяжной характер.

Мадока вспомнила. Эту войну она изучала на уроках истории в старшей школе.

– В отряде, который сражался на передовой, был один отважный молодой человек. Герой с множеством наград, он даже был на обложке журнала Time. Одно только его присутствие во главе отряда поднимало боевой дух всей команды, и, какой бы тяжелой ни была ситуация, они всегда находили из нее выход.

– Прям как Рэмбо!

– Однако в конце концов истекло и его время. В очередном сражении он попал под обстрел противника, который поджидал в засаде, и его тело разорвало на куски. Само собой, он скончался в ту же секунду. Соотечественники, получившие известие о его смерти, были изумлены. Но потом пришел настоящий шок – возлюбленная этого героя подала в суд на его командира за убийство.

– Но он же погиб на войне!

– Когда начали выяснять, вскрылись разные факты. Например, то, что в его отправке на передовую не было никакой стратегической важности. То, что каждый раз, когда он просил о демобилизации, его начальник поднимал над головой обложку Time и мял ее. И наконец, то, что командир раньше делал предложение возлюбленной героя. То есть он и его начальник были соперниками в любви.