Отец мой фронтовик

Как автор цитируемой фразы эмигрант Нагибин, так и перебежчик Резун с плутовским псевдонимом «Суворов», их последователи с почитателями, несомненно, знают, но умалчивают о том, что на рассвете 22 июня 1941-го германские войска приступили к выполнению Директивы № 21 «Вариант Барбаросса». Решения, принятого Гитлером ещё 18 декабря 1940‑го.

«Как же так, почему мы не были готовы? – возмущаются другие. – Всё потому, что Сталин никому не верил. Разве Рихард Зорге не называл Москве задолго до войны точную дату её начала?»

Увы, не называл! Наш безусловно выдающийся разведчик информировал центр, что Гитлер примет решение об агрессии против СССР либо в мае, либо когда разберётся с Англией. И даже 21 июня, когда до нашествия нацистов оставалось несколько часов, от него поступила депеша: «Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна»79…

Более точные сведения пришли по другому каналу. К сожалению, позже, чем хотелось бы. В пятницу вечером 20 июня агент советской разведки «Курт» (Герхардт Кегель), сотрудник посольства Германии в Москве, информировал связного, что немецким дипломатам рекомендовано паковать личные вещи. А в субботу воспользовался экстренной связью, чтобы сообщить: в посольстве спешно уничтожают документы80.

Не потому ли в полдень 21-го командующему Московским военным округом позвонил Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО? «В результате этого короткого разговора, – вспоминал генерал Тюленев, – у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии»81.

Субботним вечером отцовские бывшие однокурсники собрались в училище, нарядные, ликующие. Одновременно с ними веселились выпускники средних школ и училищ не только Феодосии, но всех городов и сёл нашей страны.

А в Кремле было тревожно. В книге Олега Хлевнюка о Сталине, созданной по заказу Йельского университета США, читаю: «Вечером 21 июня военные руководители в Москве получили доклад: фельдфебель немецкой армии перешёл границу и сообщил, что утром начнётся наступление. Информация была срочно доложена Сталину. У Сталина собрались военные и члены Политбюро»82.

Скажем прямо, главный специалист Госархива России, профессиональный историк, изготовляя товар для зарубежного заказчика, мог бы воспользоваться менее замшелой версией. Мог, но не захотел?

Попробуем разобраться, как было на деле. Перебежчик Альфред Лисков перешёл границу в 21:00 21 июня, доставлен в штаб 90‑го погранотряда в 0:30 и дал показания в час ночи (!) 22-го. Информация, передвигаясь от одной инстанции к другой, добралась до Москвы в 3:1083. Могла ли она послужить причиной заседания в Кремле, случившегося несколькими часами раньше?

Проясняет ситуацию опубликованный в 2008 году справочник, в котором содержатся тетради (журналы) записей лиц, прошедших через приёмную Сталина. Находим данные о посетителях 21 июня 1941 года. Историки могут, очевидно, быть благодарны дежурным за старательность, с какой фиксировали, кто во сколько вошёл и когда вышел.

В 18:27 в кабинет Иосифа Виссарионовича зашёл министр иностранных дел Молотов. Более получаса беседовали вдвоём. Надо думать, о чём-то исключительно важном, если учесть, что происходило дальше. В 19:05 к обсуждению присоединились члены правительства Ворошилов, Маленков и Берия, председатель Госплана СССР Вознесенский, нарком обороны маршал Тимошенко, начальник мобилизационно-планового отдела Комитета обороны при СНК СССР Сафонов и секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) Кузнецов.

Тимошенко в 20:15 выйдет, но в 20:50 вернётся на полчаса в сопровождении первого заместителя – маршала Будённого и начальника Генштаба Жукова. Пятью минутами позже зайдёт армейский комиссар Мехлис84.

«И. В. Сталин сообщил нам, – зафиксировал маршал Будённый в дневнике, – что немцы, не объявляя войны, могут напасть на нас завтра, т. е. 22 июня, а поэтому что мы должны и можем предпринять сегодня же и до рассвета 22.06.41 г. Тимошенко заявил, что “если немцы нападут, то мы их разобьём на границе, а затем на их территории”. И. В. Сталин подумал и сказал: “Это несерьёзно”…»85

Весьма показательный диалог! Вспоминается высказывание советского и российского военного теоретика М. А. Гареева: «Идея непременного перенесения войны в самом ее начале на территорию противника (причем идея не обоснованная ни научно, ни анализом конкретной обстановки, ни оперативными расчетами) настолько увлекла некоторых руководящих военных работников, что возможность ведения военных действий на своей территории практически исключалась»86.

Нарком обороны С. К. Тимошенко не видел ничего нового для военной науки в идущей с 1939 года войне. Отсюда непонимание, насколько изменился характер её начального периода и, соответственно, недооценка глубоко эшелонированной обороны.

Входило в правило внезапное нападение скрытно изготовившегося противника. Чтобы отразить его, следовало менять систему боевой и мобилизационной готовности войск, а приграничным военным округам – иметь тщательно разработанные планы отражения агрессии87. Без поддержки государства это не осуществить, а значит, назрели решения политической власти, соразмерные внешним угрозам. Но кто, если не военная верхушка, должен был выступить их инициатором? Или снова «Сталин виноват»?..

2.2. Директива № 1

Итогом вечернего обсуждения в Кремле была директива пяти приграничным военным округам – Ленинградскому, Прибалтийскому особому, Западному особому, Киевскому особому, Одесскому. Читаем:

«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.

1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков. 21.6.41 г.»

С 19:05 до 20:15 присутствовал в кабинете Сталина, скорей всего, секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) Кузнецов, назначенный членом Военного Совета Северного фронта. Некоторые любители истории увидели вместо него наркома ВМФ Кузнецова, который якобы привёл на совещание прибывшего из Берлина военно-морского атташе Воронцова. Тот, мол, известил о назначенной на утро германской агрессии, открыл глаза Сталину…

Мемуары адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова противоречат легенде. Не было ни его, ни военно-морского атташе вечером 21 июня в Кремле!

Как вспоминал Кузнецов, в 20:00 в его рабочий кабинет вошёл «М. А. Воронцов, только что прибывший из Берлина». В беседе заявил: «нападения надо ждать с часу на час». А позже, около 23 часов, адмирала пригласил Тимошенко и проинформировал о том, что «возможно наступление немцев в эту ночь».

Ознакомившись с текстом директивы, нарком ВМФ уточнил, разрешено ли в случае нападения применять оружие. Получив утвердительный ответ, попросил пришедшего с ним контр-адмирала Алафузова вернуться бегом (!) в штаб и передать флотам условный сигнал о приведении их в боевую готовность. Потом поспешил к себе и позвонил в штабы флотов, хотя в 23:50 Алафузов отправил телеграмму: «Немедленно перейти на оперативную готовность номер один»88.

Этот факт, с одной стороны, объясняет, почему пять флотов организованно встретили нападение, а с другой, – заставляет задуматься, почему наркомат обороны не удосужился обзвонить такое же (!) число военных округов. Так может, не Сталин, а Тимошенко и Жуков повинны в том, что войска оказались не готовы к нападению?

Опираясь на записи в журнале посетителей Сталина и факты, приведённые тем же Кузнецовым в книге, вышедшей до публикации мемуаров маршала Жукова, писатель-историк Елена Прудникова делает обоснованный вывод: «Оказывается, не военные уговаривали Сталина привести войска в боевую готовность, а сами получили от него соответствующий приказ. Не Жуков рассказал вождю о перебежчике, а у Сталина уже была информация о близящемся нападении»89.

Но как же трудно подняться над устоявшейся версией! Даже вполне добросовестные историки продолжают повторять как мантру, якобы Генштаб закончил передачу директивы № 1 в 00:3090. Однако маршал Захаров, бывший в ту пору начальником штаба Одесского военного округа, собственноручно принял её во втором часу ночи.

В Западный особый военный округ она поступила, если верить записи в журнале боевых действий Западного фронта, около часа ночи. Шифровки штаба округа армиям и частям укрепрайонов ушли в 2–2:30, так что не все успели не то что выполнить, но даже расшифровать их91…

Просидев полночи за учебниками, ранним утром 22-го отец крепко спал. Его бывшие однокурсники продолжали гулять по феодосийским улочкам и черноморской набережной. Между тем по городу распространялась, подобно пожару, весть о том, что немцы бомбили Севастополь.

Хотя все были убеждены в неизбежности войны, верить в её начало не хотелось. Но с 11 часов чёрные раструбы громкоговорителей на площадях города непрерывно предупреждали: в 12 часов дня будет передано важное правительственное сообщение.

Думаю, отец, узнав об этом, отставил в сторону конспекты и двинулся на улицу к ближайшей радиотарелке. Температура ночью опускалась до 15 градусов, да и днём было после дождя не по-летнему свежо. В толпе, собравшейся у репродуктора, негромко пересказывали слухи.

Наступил полдень. В томительном ожидании прошло ещё четверть часа, пока, наконец, не начал выступать Молотов, заместитель председателя правительства, он же нарком иностранных дел. По словам отца, голос Вячеслава Михайловича поначалу заметно дрожал.

В тревожную тишину булыжниками падали слова: «Сегодня, 22 июня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот человек. Налёты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий».

Молотов говорил о вероломстве. Отец ощущал, как тот волнуется, порой даже заикается. Потом нарком справился с собой, голос окреп: «В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной и Наполеон потерпел поражение, пришёл к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны».

В конце речи прозвучали чеканные, запоминающиеся фразы, принадлежавшие, судя по стилю, Сталину: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Затем текст повторил диктор. По словам отца, Юрий Левитан тоже с трудом подавлял волнение.

По свидетельству современников, «люди не испугались. Да, женщины, конечно, расстроились, плакали. Но паники не было. Все были уверены, что мы быстро победим немцев. Мужчины говорили: «Да немцы от нас драпать будут!».

2.3. В самом начале войны

Сообщение о начале войны, вспоминал её участник П. Х. Андреев, «люди приняли спокойно, как что-то обыденное или даже неизбежное. Ни паники, ни страха. Все были уверены в силах нашей армии, никто не сомневался, что враг будет разбит в самое короткое время» 92.

Затаив дыхание, слушали указ о мобилизации. Призыву подлежали военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год. Им надлежало явиться, начиная с 23 июня, на призывные пункты. Кое-кто из женщин всплеснул руками, всплакнул.

Прозвучал указ «Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения». Наряду с 15 областями и Краснодарским краем РСФСР, семью приграничными союзными республиками, городами Москвой и Ленинградом, оно вводилось и в Крыму.

С получением по телеграфу документа, пишет мой давний товарищ симферопольский историк Владимир Брошеван, к вечеру 22 июня на территории Крымской автономной республики «все функции органов гос. власти в отношении обороны, сохранения общественного порядка и обеспечения госбезопасности» перешли к командиру 9-го отдельного стрелкового корпуса Павлу Батову93.

Долго стояла в толпе на площади в центре Русской Антоновки 17-летняя девушка Вера – моя будущая мама. После каждого сообщения из громкоговорителя гремели бравурные марши, лились молодецкие песни. Односельчане долго не расходились по домам, обсуждая вести.

Мальчишки носились: «Война началась! Ура! Мы всех победим!». Хорохорилась молодёжь, уверенная в скорой победе. Мужчины постарше размышляли, управятся ли по хозяйству до ухода в армию, соберут ли без них обильный, как на грех, урожай. Женщины сокрушались, утирали слезы, предчувствуя надвигающиеся беды, тяготы, горести, разлуку. Старики раздумчиво покачивали головами: дескать, война долгое лихое дело.

Постепенно толпа редела, частично перетекая к сельпо94: умудрённые житейским опытом люди раскупали соль, крупы, спички, мыло. «В тот день, – рассказывали автору книги «Смертное поле» Владимиру Першанину очевидцы, – было непривычно много выпивших, женщины плакали»95.

На 22-е пришёлся церковный праздник – День всех святых в земле Российской просиявших. Отслуживший по этому случаю патриарший местоблюститель, митрополит Московский и Коломенский Сергий, узнав о войне, обратился к верующим: «Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины».

В Феодосии во второй половине дня состоялось экстренное заседание бюро горкома ВКП(б). Военком города Михаил Шустов доложил, что военкомат полностью готов и практически приступил к проведению мобилизации.

Бюро предложило «партгруппе горисполкома, директорам предприятий, руководителям учреждений и секретарям первичных парторганизаций обеспечить четкое выполнение задания по мобпланам, организованную явку мобилизованных, поставку автотранспорта и конского поголовья, немедленно организовать работу по укомплектованию кадров рабочих и служащих взамен уходящих в Красную Армию, в первую очередь привлечь на работу жен красноармейцев, обеспечив бесперебойную работу предприятий и выполнение производственных планов».

Было поручено: секретарю ГК ВКП(б) по кадрам Лобанову «немедленно подобрать и укомплектовать руководящий состав взамен уходящих в Красную Армию»; директорам предприятий и организаций – обеспечить их надлежащую охрану и светомаскировку, заместителю начальника НКВД Подгорному – усилить охрану особых объектов; руководству торгующих организаций – обеспечить бесперебойную торговлю и общественное питание города, обслуживание призываемых в Красную Армию на сборных пунктах и в военкомате; партийным и комсомольским организациям – усилить массовую политическую работу в трудовых коллективах и среди населения96.

Вскоре 38-летний первый секретарь горкома ВКП(б) Семён Белявский уйдёт на фронт комиссаром 51-го отдельного артиллерийского полка Приморской армии…

В 21 час отец мог слушать первую сводку Главного Командования РККА (24-го будет создано Советское информбюро): «С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Чёрного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточённых боёв противник был отбит с большими потерями».

Сообщалось, что лишь в трёх местах агрессору удалось продвинуться на 10–15 километров и что его авиация «встретила решительный отпор» и уже потеряла 65 самолётов.

Мой юный отец, как и многие его сверстники, наивно верил, что враг будет побеждён малой кровью могучим ударом. Он слушал сообщение, не зная, что дела обстоят исключительно плохо и что немецкие части в 12:30 уже ворвались в Гродно.

Между прочим, и военное руководство страны не ведало в тот момент, что происходит в западных военных округах, преобразованных во фронты. В потере управления войсками в немалой степени повинен Генеральный штаб РККА, которым руководил Жуков. Георгий Константинович был, несомненно, талантливейшим полководцем, «нашим Суворовым» (по оценке Сталина), однако штабную работу, как известно, терпеть не мог.

Через месяц этот пост повторно займёт маршал Шапошников. Познавший все тонкости штабной работы, он добьётся восстановления связи с фронтами, наведёт порядок в планировании действий и подготовке войск. Под его руководством Генштаб станет основным рабочим органом Верховного Главнокомандования…

В 13:00 22 июня Сталин отправил Жукова на Юго-Западный фронт, заместителей наркома обороны Шапошникова и Кулика – на Западный, чтобы помогли командующим, которые «не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись»97…

22 и 23 июня на предприятиях и в организациях страны проходили митинги и собрания, после которых многие отправлялись на призывные пункты.

В первые дни войны свыше 8 тысяч коммунистов – более трети состава партийной организации Крыма ушли в ряды Красной Армии и Военно-Морского флота. Среди них, несомненно, были преподаватели и учащиеся отцовского педучилища.

23 июня над Феодосией впервые появились вражеские самолёты. Их целью был морской порт. Появились первые жертвы и разрушения.

«Мы с ребятами проснулись рано, сидели за книжками, – вспоминал воспитанник педучилища Пётр Козлов. – И вдруг за городом забухали пушки, зенитные разрывы в синеве неба, вой самолетов. Самым тягостным и тревожным было в тот день то, что Феодосия, казалось, враз обезлюдела. На улицах только военные»98.

2.4. Агрессоры

В речи 22 июня Молотов заявил: «германские войска напали на нашу страну». Не совсем так: в тот день вместе с немцами вторглись 3-я и 4-я румынские армии. Тогда же войну СССР объявили Италия и Хорватия, 23‑го – Словакия, 26-го – Финляндия, 27-го – Венгрия. В течение месяца-двух в боевые действия включились около 850 тысяч их военнослужащих.

Союзником Германии была и Болгария; почти 15 дивизий участвовали в боевых действиях против партизан Югославии и Греции, а высвободившиеся немецкие войска перебрасывались на Восточный фронт. Бронированные клинья вермахта, разрубившие нашу оборону, состояли на треть из чешских танков.

Не тогда ли выковывалось единство, ныне именуемое Евросоюзом?

Брюссельская верхушка стращает население Европы российской угрозой. Это мы пришли к ним 22 июня 1941-го? Или они под знамёнами Гитлера явились к нам? Вот и теперь коллективный Запад поддерживает наследников Бандеры финансами, оружием, наёмниками, специалистами. Страны – участницы НАТО не исключают возможность участия своих вооружённых сил на стороне Украины…

На советско-германском фронте действовали помимо немецких 141 дивизия и 60 бригад европейских союзников Гитлера. Против нас воевали две румынские армии, итальянский экспедиционный корпус, преобразованный в 1942-м в 8-ю итальянскую армию, 11 финских пехотных дивизий и 4 бригады. Венгрия была представлена сначала «Карпатской группой», затем армией и, наконец, всеми вооружёнными силами.

Топтали нашу землю испанская и две словацкие дивизии, хорватский добровольческий полк, французский, голландский, датский, норвежский и два бельгийских добровольческих легиона.

Польские военнослужащие, поначалу имевшие статус HiWi – «ХиВи», добровольных помощников, позднее числились полноценными солдатами вермахта. Даже Гиммлер, непреклонный борец за арийскую чистоту эсэсовских рядов, не противился формированию двух польских легионов СС.

Впрочем, они были не одиноки. В общей сложности были сформированы 22 «иностранные» дивизии СС, в нацистскую «элиту» Германии вступили 400 тысяч граждан других стран Европы99.

С первого дня воевали против нашей страны скандинавские добровольцы – дивизия СС «Викинг». В ходе войны бельгийские легионы стали бригадами СС «Лангемарк» и «Валлония», французский – дивизией СС «Шарлемань» («Карл Великий»), появились датско-норвежская добровольческая дивизия СС «Нордланд» и бригада СС «Нидерланды». Испанцы составили две роты эсэсовцев.

Мы восхищаемся воевавшим за нас авиаполком «Нормандия – Неман», чтим память 20 тысяч погибших участников французского Сопротивления. Между тем французов, отдавших жизни за Гитлера, в 2–2,5 раза больше. На стороне фюрера воевали 200 тысяч граждан Франции.

Недобитки 33‑й французской гренадерской дивизии СС «Шарлемань» вместе с ошмётками датско-норвежской «Нордланд» и латышским батальоном СС обороняли в 1945‑м Рейхстаг и Рейхсканцелярию. Плечом к плечу с гитлеровцами сражались на улицах Берлина эсэсовцы из 15 государств.

Два миллиона европейцев, не считая немцев, с оружием в руках прошли по нашей стране. Не их ли внуки в Евросоюзе ныне ставят на России клеймо агрессора?

Потери войск Венгрии, Италии, Румынии, Финляндии и Словакии составили в общей сложности 1 миллион 468 тысяч 145 солдат и офицеров.

В советском плену оказались, не учитывая немцев, один миллион сто тысяч европейцев. В их числе 513 766 венгров, 187 367 румын, 156 681 австриец, 69 977 чехов и словаков, 60 277 поляков, 48 957 итальянцев, 23 136 французов, 21 822 югослава, 4 729 голландцев, 2 377 финнов, 2 010 бельгийцев, 1 653 люксембуржца, 457 датчан, 452 испанца, 101 норвежец, 72 шведа. И 3 989 «крестоносцев» прочих национальностей100.

Десятилетиями замалчивалось их участие в походе на Россию: в СССР – из политкорректности, на Западе – по другой причине. Там хотели предать забвению постыдные страницы истории, переписать их, изображая себя жертвенной овечкой, а Советский Союз, освободителя Европы от фашистской чумы, агрессором.

Западные политики, учёные, педагоги, журналисты убеждают, якобы не континентальная Европа под началом Гитлера ходила в поход против нашей страны, а «два кровожадных тирана», Гитлер и Сталин, воевали между собой.

В сентябре 2019-го Европарламент принял иезуитскую резолюцию «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы». В статье 2 документа утверждается: «Вторая Мировая война, самая разрушительная война в истории Европы, была начата как непосредственный результат печально известного нацистско-советского договора о ненападении от 23 августа 1939 года, известного также как Пакт Молотова-Риббентропа, и его секретных протоколов, в соответствии с которыми два тоталитарных режима, разделявших цель завоевания мира, разделили Европу на две зоны влияния…»

Теперь из исторической памяти объединённой Европы можно вычеркнуть всё, что может её потревожить. Исключить малейшие намёки на тех, кто вскармливал нацизм и старательно подталкивал Гитлера на Восток.

Предать забвению гражданскую войну в Испании 1930-х, её 450 тысяч жертв и 600 тысяч беженцев. Не бередить ранимую европейскую душу вопросами, в силах ли был Франко с 90‑тысячным войском установить диктатуру без поддержки 150 тысяч единомышленников из Италии, 50 тысяч – из Германии, 20 тысяч – из Португалии.

Забыть, как итальянские фашисты, завоёвывая в 1935–1936-м Эфиопию, убили свыше 700 тысяч ни в чём не повинных людей, как захватывали в 1939-м Албанию.

Не упоминать о том, что нацистская Германия поглотила Австрию.

А главное, сделать вид, будто не было сентября 1938-го, соглашения лидеров Великобритании и Франции с Гитлером и Муссолини. Сговора, позволившего Германии при участии Польши и Венгрии расчленить Чехословакию. Иначе придётся признать: Мюнхен открыл Второй мировой войне дорогу на континент…

И лишь когда стал окончательно ясен англо-французский курс на дальнейшее потакание Гитлеру, Сталин «предпочел отгородиться от гитлеровской экспансии хотя бы на время»101.

Не это ли продолжает доныне возмущать европейцев? Вместо того, чтобы таскать ради кого-то каштаны из огня, наша страна вдруг озаботилась укреплением собственной безопасности.

2.5. Первые двенадцать дней

С пяти часов утра 23 июня городские и районные военные комиссариаты Крымской автономной республики приступили к мобилизации военнообязанных и добровольцев 14 возрастов, 1905 –1918 годов рождения, в армию.

В соответствии с постановлением Совнаркома СССР от 24 июня 1941 года для борьбы с парашютным десантом и диверсантами на полуострове было сформировано 33 истребительных батальона численностью около 7 тысяч человек. Их организация, вооружение, обучение и руководство боевой деятельностью возлагались на горотделы и районные отделения НКВД.