Отец мой фронтовик

Индустриальную мощь страна вынужденно наращивала за счёт сокращения производства предметов потребления, его удельный вес в валовой продукции промышленности в 1940-м составлял не более трети. Перекос неизбежно приводил к острому дефициту многих товаров первой необходимости, их нормированному распределению, бесконечным очередям, спекуляции, а значит, и социальной напряжённости.

1.10. Финал странной в

ойны

Ни в сентябре 1939‑го, ни позднее, когда советские воины уничтожали финские самолеты и танки, украшенные синей свастикой, отец не находил сообщений о сражениях между франко-английскими и немецкими войсками. «Поначалу все рвались в бой, – записал в солдатском дневнике Жан-Поль Сартр, – но теперь умирают от скуки».

Время это на Западе назвали «странной войной», хотя, по мнению военного историка и теоретика Джона Фуллера, «лучше подходит немецкое название «Sitzkrieg» – «сидячая война». «Те, кто пустил в ход это понятие, – разъяснял другой английский историк, Лиддел Гарт, – имели в виду, что войны, как таковой, не было…»54

Бросив 3 сентября 1939-го перчатку Германии, Англия и Франция тут же сочли это «горестным недоразумением», которое следует устранить. Сводки с полей Второй мировой были так же малосодержательны, как описываемые в них действия.

Заключение договора между СССР и Финляндией шокировало англо-французский тандем, однако не отменило планы вторжения летом 1940-го на Кавказ. «Для историков, – изумлялся спустя полвека Генри Киссинджер, – остаётся загадкой, какая нечистая сила толкала Великобританию и Францию оказаться на волоске от войны одновременно с Советским Союзом и нацистской Германией за три месяца до того, как разгром Франции доказал: весь этот план просто-напросто – мыльный пузырь»55.

В отличие от «оппонентов» Германия успешно использовала время, подаренное их бездеятельностью, для наращивания военного производства, «усиления вермахта и пропаганды среди солдат и населения»56. Немцы готовились весьма скрытно, строжайшим образом соблюдалась военная тайна. Так была достигнута внезапность.

Весной 1940-го на север и запад Европы хлынул безудержный коричневый поток. «9 апреля жители Копенгагена, ехавшие на велосипедах на работу, – пишет Джон Фуллер, – неожиданно оказались среди колонн германских солдат, маршировавших к королевскому дворцу. Сначала датчане решили, что происходит съемка кинофильма. Через несколько минут дворцовая охрана открыла огонь, немцы ответили, и наконец король направил адъютанта, чтобы прекратить стрельбу. Дания капитулировала перед Гитлером»57.

Одновременно, вторит коллеге Лиддел Гарт, осуществлялась другая часть плана «Везерюбунг»: «Ночью 9 апреля передовые отряды немецких войск, в основном на боевых кораблях, прибыли в главные порты Норвегии – от Осло до Нарвика – и без труда захватили их»58. До 2 мая гитлеровцы при активном содействии местных фашистов завершили оккупацию страны.

Поздно вечером 9 мая по команде фюрера Борман передал в войска кодовое слово, и наутро немецкие войска вторглись на территорию Бельгии, Нидерландов, Люксембурга. Политика умиротворения вместе с её автором Чемберленом отправилась на свалку истории. Правительство Великобритании возглавил Черчилль.

15 мая Нидерланды капитулировали, к власти пришло прогерманское правительство, из местных добровольцев сформировали две дивизии СС.

О дальнейших событиях на Западном фронте отец узнавал уже в Феодосии, отправившись в конце мая на учебную сессию.

8 июня немцы могли мыть сапоги в Сене. 10-го в войну вступила Италия. 14-го в Париж, объявленный открытым городом, вошли гитлеровцы. 24-го Франция капитулировала.

За 77 суток фюрер сколотил евросоюз под своим знаменем. Через год он двинет нацистское полчище на Восток…

Можно как угодно относиться к Сталину, ненавидеть его. Но был он, очевидно, прав, когда в начале 1931-го заявил: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»59. И страна спешила, всё напряжённей становился её трудовой ритм.

Во время сессии отцу только и хватало времени, чтобы наспех, остановившись на улице у газетной витрины, пробежать взглядом страницы. Так и узнавал: 14 июня с главного конвейера «Ростсельмаша» сошёл юбилейный 50‑тысячный комбайн. 25-го выдал первый чугун Ново-Тагильский металлургический завод. 27-го открылся Южный Ферганский канал в Узбекской ССР.

Но были успехи, не попавшие в печать; о них отцу стало известно значительно позже. 23-го развернули серийное производство бомбардировщиков Пе‑2. 28-го приступили к выпуску истребителя Як-1, созданного молодым авиаконструктором.

Помнится, была его книжка «Цель жизни» в отцовской библиотечке. Александр Яковлев писал: «МиГ, ЛАГГ и ЯК испытывались почти одновременно, с разрывом в два-три месяца, и в мае – июне 1940 года все три самолета были запущены в серийное производство»60.

За 13 довоенных лет национальный доход СССР увеличился в пять с лишним раз. К 1940 году вступили в строй более 9 тысяч предприятий, в среднем по два новых промышленных объекта каждые сутки61.

Однако жёсткий государственный курс на модернизацию не лучшим образом отражался на благосостоянии населения.

Сельские жители осаждали города в поисках мануфактуры, обуви, одежды. С осени 1938-го росли очереди за продуктами. В 1939-м были повышены розничные цены на ткани, нитки, швейные и трикотажные изделия, часы, ковры, клеёнку, пластмассы, валяную и фетровую обувь и другие товары. В декабре запретили продажу в сельских районах муки. В 1940‑м подорожали спички, хозяйственное мыло, кожаная и резиновая обувь, электролампы, ряд металлоизделий.

И всё-таки недостатки воспринимались как временные, большинство людей испытывали гордость за то, что крепла страна. «Постоянными спутниками советского человека того времени, – признают исследователи, – были оптимизм, готовность к трудовому подвигу ради процветания государства, энтузиазм»62.

Не являлся исключением и мой юный отец. Трудности его не страшили, в лишениях и невзгодах люди рано взрослеют.

В Кремле столкновение с фашизмом считали неизбежным, однако рассчитывали на то, что это произойдёт не ранее 1942 года. Катастрофа Франции, одной из сильнейших армий мира, вынудила руководство СССР действовать энергичней, порой бестактно.

Стало ясно, что небольших советских баз в прибалтийских странах недостаточно, чтобы предотвратить угрозу нападения с этой стороны.

Как только немецкие войска вошли в Париж, Москва потребовала от руководства Литвы сформировать правительство, способное осуществить «честное проведение в жизнь» заключённого осенью советско-литовского договора о взаимопомощи, беспрепятственно пропустить советские воинские части для размещения их в важнейших центрах страны. 16 июня такие же заявления получили Латвия и Эстония.

Условия были приняты, в республиках сформировали дружественные СССР правительства. С 15 по 17 июня дополнительные контингенты советских войск вошли в Литву, Эстонию и Латвию.

Немецкие дипломаты, информируя Берлин, ухватили суть событий. Германский посланник в Литве Цехлин сообщил о прибытии советских войск «из недоверия к Германии с чисто оборонительными целями». Его коллега в Эстонии Фровайн отметил желание СССР успеть «до планируемой немецкой стороной мирной перестройки Европы». Фон Котце из Риги заметил «оборонительный характер» советских мероприятий, порождённых «мыслью о Германии»63.

28 июня 1940-го Красная Армия без единого выстрела ступила на территорию Бессарабии и Северной Буковины. Как подчеркивает молдавский историк Сергей Назария, правительство Румынии, не предприняв никаких юридических или пропагандистских акций по объявлению требований СССР незаконными, «де-факто и де-юре признавало, что передаёт СССР не принадлежащую Румынии советскую территорию. Соответственно, плач об “аннексии”, “ультиматуме”, “насильственном навязывании” и т. д. и т. п. возник позднее, а в наши дни имеет идеологически-пропагандистский характер с целью «патриотического воспитания» собственного населения и передела ментальности населения Молдовы для её ликвидации руками будущих поколений самих молдаван»64.

В начале июля отец вернулся из Феодосии в Антоновку. Вряд ли он сумел съездить по окончании экзаменационной сессии в Счастливцево. Отпуск не полагался, и даже на недельку за свой счёт не отпустили: в условиях военного времени ужесточалось трудовое законодательство.

26 июня был издан указ «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». Рабочий день удлинялся на один час; предусматривались жёсткие наказания за опоздания на работу свыше 20 минут, прогулы, самовольный уход с одного предприятия на другое. Воскресенье устанавливалось днём отдыха (при шестидневной неделе отдыхали 6, 12, 18, 24 и 30 числа каждого месяца).

Не переводя дух после экзаменов, отец приступил к работе.

Казалось бы, чем заниматься, когда школьники на каникулах. Между тем дел по горло! Помнится, будучи директором средней школы, при наличии заместителей, он ни разу не использовал полностью 56 суток положенного отпуска. А тогда, в 1940-м, в штатном расписании Русско-Антоновской начальной школы вряд ли числились должности заведующего и завхоза, их обязанности выполняли отец и его коллега (если был).

До первого сентября нужно было побелить потолки и стены в классах, отремонтировать парты, получить в районо и завезти учебники, мел, керосин и топливо. Конечно, выручал, чем только мог, Ново-Джанкойский (Ближнегородский) сельсовет. Однако лишь тому помогают, кто не сидит сложа руки.

С 1 июня по 1 августа учителя поочередно дежурили в школе, принимая от родителей заявления о зачислении детей на учёбу. Проверяли документы, во время беседы с ребёнком выясняли уровень его развития и состояние здоровья. А пока один педагог сидел на приёме, другой обходил дома, выявляя в многодетных семьях тех, кто уклонялся от учёбы. За нарушения закона о всеобуче спрос был строг.

12 июля отцу стукнуло 17, однако сельчане воспринимали его вполне серьёзно. Для них он представлял уважаемую касту, куда крестьяне издавна относили учителей и врачей. Но попробуй встретиться с родителями, когда идёт уборочная страда, к тому же затруднённая частыми дождями! Приходилось в один и тот же двор заглядывать по нескольку раз.

1.11. Последний довоенный год

С волнением рассматриваю карту исчезнувших и переименованных населённых пунктов Крыма. Вот она, Русская Антоновка! Тут я появился на свет и провёл первые годы жизни.

Вверху карты, а значит на севере, километрах в 12–13 от моей малой родины, Джанкой. Туда путь лежал мимо жавшейся к Антоновке куцей стайки домишек. Той Ново-Карловки, с 1948-го Егоровки, давным-давно нет в помине, как и находившейся восточнее Трудолюбовки.

Далее – Джанкой Немецкий, или Карлсруэ (Ближнегородское). За ним шли чередой Узун-Сакал-Джанкой немецкий, Узун-Сакал татарский и Новый Джанкой, слившиеся в теперешнее Озёрное. Ещё через полкилометра – Старый Джанкой и Ново-Джанкой, соединившиеся в Новостепное.

Справа по карте, то есть на восток от Антоновки, Аксюру-Конрат немецкий, с 1948-го Кондратьево, – село, где проживало почти 400 немцев. Южнее Конрата – Колай, ныне Азовское, с полутора тысячами жителей, центр соседнего района. Мои юные отец и мать наведывались туда не единожды: до войны там работали Дом культуры и клуб на 350 мест, библиотека с приличным книжным фондом, семь магазинов.

Юго-восточнее Антоновки, в 12 километрах от неё, Мускатное, бывший немецкий Адаргин, где в начале 1950-х отец руководил средней школой. Навсегда запечатлелись в памяти невысокие каменные заборы, щедрые сады, тополя вдоль просёлочных дорог, обильные чернильные пятна вокруг раскидистых шелковиц.

От Антоновки русской до Антоновки армянской, ставшей после войны Нижней Антоновкой, километра полтора или даже меньше; отцу хватало трёх – пяти минут, чтобы добраться на велосипеде.

Помню я ту горстку развалин – тёмные, пугающие провалы вместо дверей и окон, угрюмый, безмолвный островок в ослепшей от солнца степи. Проезжая мимо, мама всегда роняла слезу: здесь когда-то жила сестра Мария, вышедшая замуж за местного жителя.

В 1944-м, согласно постановлению Государственного комитета обороны, по обвинению в сотрудничестве с немецкими оккупантами вслед за крымскими татарами с полуострова выслали 37 тысяч армян, греков и болгар65. Очевидно, тогда и пришла в запустение Армянка (иначе её никто не называл).

За нею километрах в трёх находилась ныне не существующая Каменка, в четырёх – Бекказы, ставшее Рубиновкой, и Джеркун (Серноводское), в пяти-шести – Борлак (Краснодольное) и Найман (Советское).

Проехав на велосипеде из Антоновки километра четыре на запад, отец оказывался в Каранкуте русском (теперь Тимирязево), а перебравшись через железнодорожную линию – в Каранкуте немецком, переименованном после войны в Арбузовку.

Вдвое дальше к юго-западу – Фрайлебен (Вольное), где с мая 1940‑го обосновался авиаполк Черноморского флота. За ним поодаль – Курман-Кемельчи, после войны Красногвардейское, где я пошёл в школу.

Летом нещадно палило солнце, на просёлках лежала густая пыль, а вдоль тропинок бурела выгоревшая на солнце трава. От оставленных скифами невысоких курганов повеивало вечностью. Их было немало в нераспаханной до конца таврической степи. С осени до весны катились по ней колючие шары перекати-поля…

Так открывал я географию родных мест. Куда лучше изучил их отец, обойдя пешком или объехав на велосипеде в последнее довоенное лето.

С детства мне ласкала слух музыка слов – Адаргин, Тав-Бузар, Каранкут, Семь Колодезей, Сарабуз… Довоенные названия звучали непонятно, загадочно, дышали историей, в них отражался пестрый национальный состав населения полуострова.

Значительно позже, будучи студентом филологического факультета, я узнал: Джанкой, Сейтлер, Арабат означают по-тюркски соответственно «милая деревня», «потомки пророка», «застава», Феодосия по-гречески – «богом данная», Фрайлебен на идише – «свободная жизнь».

Перед войной в Крыму проживали представители 190 национальностей и народностей. Из 1 миллиона 126 тысяч жителей почти половину, 49,6 % составляли русские, 19,4 % – крымские татары. Менее 14 % были украинцами, 5,8 % – евреями, 4,5 % – немцами. Проживали порядка 21 тысячи греков, чуть более 15 тысяч болгар, около 13 тысяч армян66.

И жили они во входившей в состав РСФСР Крымской автономной республике. Она не являлась крымскотатарской, иначе не существовали бы в 1920-е – 1930-е среди прочих национальных образований 6 татарских районов и 144 татарских сельских совета…

В понедельник 2 сентября 1940 года в степи было сухо, солнечно и тепло. В Русско-Антоновской начальной школе начался новый учебный год. Отец уже чувствовал себя в классе гораздо уверенней.

Накануне исполнилась первая годовщина Второй мировой войны. Почти вся континентальная Европа легла к ногам Третьего рейха. Боевая мощь Германии казалась чудовищной. Военные расходы с 1934 по 1939-й выросли почти в 10 раз, военное производство с 1934 по 1940‑й – в 22, численность армии – более чем в 35 раз67.

Каждый вечер отец вглядывался при свете керосиновой лампы в газетные строки, пропахшие, казалось, тротилом. 7 сентября начались налёты люфтваффе на города Великобритании. Массированные бомбардировки Лондона продолжались 57 ночей.

После 13 сентября юный педагог прочёл о противоборстве итальянских и британских войск в Северной Африке. 28 октября узнал: Италия объявила войну Греции. В ноябре восхищался успехами греческой армии, остановившей итальянцев и преследовавшей их в Албании. А в начале декабря порадовался тому, что британцы разгромили значительные силы итальянцев в Египте.

Всё это время Гитлер упорно сколачивал блок, охватывавший неумолимой петлёй нашу страну.

Отец не мог знать о том, что Германия и Финляндия 12 сентября подписали соглашение о военно-техническом сотрудничестве и что уже 21-го в финский порт прибыли первые немецкие транспорты с оружием и войсками. Всё это держалось в тайне от прессы.

Зато договор, заключённый Германией, Италией и Японией 27 сентября, удостоился особого внимания. Чёрными флажками отмечал на карте юный учитель государства, примкнувшие к Тройственному пакту. 20 ноября в него вступила Венгрия, 23-го – 24-го – , Румыния,Словакия1 марта 1941 года – Болгария.

25 марта к странам Оси присоединилась Югославия, однако через день её правительство было свергнуто. Новое руководство в ночь с 5 на 6 апреля заключило договор о дружбе с СССР. А наутро Германия, Италия и Венгрия развязали так называемую Апрельскую войну.

С тревогой следил за её ходом отец. Она завершилась 17 апреля капитуляцией Югославии с её последующим расчленением. Возникла пронацистская Хорватия, итальянцы заняли Черногорию, а немцы – Сербию. Остальную территорию разодрали клыки пяти хищников – Германии, Италии, Венгрии, Болгарии, Албании68.

Волнений добавили события на Балканах. С 6 по 30 апреля в ходе операции «Марита» греческие и британские войска были разбиты, Греция оккупирована Германией, Италией и Болгарией. Балканская кампания завершилась 20 мая – 1 июня 1941 года воздушно-десантной операцией «Меркурий» по захвату острова Крит.

Теперь Гитлера ничто не останавливало.

С середины 1920-х он твердил о завоевании «жизненного пространства» на Востоке и его беспощадной германизации. В 1935 и 1936 годах съезды НСДАП объявляли СССР «врагом мира», а борьбу против большевизма – «всемирной миссией» Германии.

С 1938-го на немецких контурных картах территория Советского Союза изображалась как захваченная к осени 1941-го вплоть до Волги. В 1939-м Гитлер считал СССР лёгкой добычей, которая «сделает Третий рейх непобедимым на все времена», – пишет немецкий историк Рольф-Дитер Мюллер69. Ему ли, бывшему научному директору Центра военно-исторических исследований бундесвера, этого не знать!

Ещё шли бои во Франции, но Гитлер, по свидетельству британского историка А. Дж. Тейлора, уже заявлял, что «высвободился для "великой главной задачи – смертельной борьбы с Россией"»70. Впрочем, ОКВ (Верховное командование вермахта), как однажды проговорился нацистский генерал Варлимонт, получило задание планировать агрессию против СССР значительно раньше – весной 1940-го.

Но и безо всяких указаний, обращает внимание Р.-Д. Мюллер, Верховное командование сухопутных войск в июне 1940-го предприняло «первые размышления и приготовления к войне с СССР». 22 июля, отмечал в дневнике Гальдер, фюрер дал указание «продумать план предстоящей операции». А 31-го на совещании уточнил: «Цель – уничтожение жизненной силы России»71.

Вскоре подготовленный генералом Эрихом Марксом проект был переработан Фридрихом Паулюсом, обкатан осенью на штабных учениях и 5 декабря одобрен Гитлером. 18 декабря фюрер подписал директиву № 21 «Барбаросса», назначив готовность к операции на 15 мая 1941-го.

Кто, зная это, может утверждать, что Гитлер 22 июня лишь опередил СССР, якобы готовивший агрессию против Германии?..

Заблаговременно, с немецкой тщательностью, были подготовлены: 13 марта 1941‑го – «Инструкция об особых областях к директиве № 21», 5 мая – приказ об обращении с гражданским населением, 12 мая – директива об обращении с захваченными в плен советскими политическими и военными работниками, 13 мая – распоряжение «О военной подсудности в районе «Барбаросса» и об особых полномочиях войск».

Успешно реализовывалась подписанная 5 февраля «Директива по дезинформации противника». Все органы власти предупреждались о необходимости «всеми силами и средствами демонстрировать стремление вторгнуться в Англию», чтобы «Россию по возможности застать врасплох».

В СССР не строили иллюзий. В ноябре 1940-го Сталин заявил Молотову, готовившемуся к поездке в Берлин: «Ведётся подготовка нападения на нашу страну. Добиваясь берлинской встречи, нацистский фюрер стремился замаскировать свои истинные намерения…»72

Единственное, в чём немудрено было ошибиться, так это в сроках агрессии.

Противника мы зачастую меряем по себе. Прогнозируя ход событий, Сталин исходил из предположения, что Германией руководит человек вменяемый, а значит, постарается избежать войны на два фронта и сначала разделается с Великобританией. Отсюда его уверенность в том, что нападения следует ожидать не ранее весны 1942‑го.

Трезвость ума Гитлера он переоценил. Не оправдались и надежды на то, что Франция продержится два-три года. Увы, одна из сильнейших в мире армий сопротивлялась вермахту всего 44 дня…

Что оставалось делать, понимая, что на гитлеровской кухне уже точатся разделочные ножи?

Во-первых, решительными, подчас грубыми действиями были отодвинуты границы на западе страны.

Современные элиты Прибалтийских республик и Молдавии называют события тех лет советской оккупацией в результате сговора между Гитлером и Сталиным. Однако фюрер воспринимал границы «сферы влияния» всего лишь как рубеж, «на котором временно остановится германская экспансия».

Он, уверены историки, почувствовал бы себя униженным, узнав, что «сам передал Эстонию, Латвию и Литву Советскому Союзу ещё осенью 1939 г. Но так как ни Гитлер, ни Шуленбург не знали этого, то они переживали по поводу событий 14–17 июня 1940 г., понимая, что вступление советских войск в Прибалтику наносит серьёзный удар по германским планам похода на восток»73.

Во-вторых, Советский Союз наращивал оборонную мощь, используя при этом ресурсы будущего противника, в том числе льготный кредит в 200 миллионов рейхсмарок, выданный Германией до заключения договора о ненападении. Сумма по тем временам внушительная!

В феврале 1940-го Москва разъясняла Лондону суть отношений с Гитлером: благодаря хозяйственному соглашению «СССР получает от Германии большое количество станков и оборудования, равно как изрядное количество вооружения, в продаже чего нам неизменно отказывали как в Англии, так и во Франции»74. Добавлю, советские заказы находились под запретом и в США.

Немцы поставили нашей стране промышленной продукции на 507 миллионов марок, в том числе образцы новейшей военной техники и военного снаряжения75. Самоуверенно полагали, что Советский Союз не сумеет всем этим воспользоваться.

Расплачивался СССР сырьём и продовольствием. При этом советский экспорт не имел особого значения как при формировании запасов сырья для военных целей, так и для развития немецкой экономики в целом.

В 1940 году поставки СССР составляли всего 7,6 % германского импорта. В частности, было отправлено 657 тысяч тонн нефтепродуктов из добытых 31,1 миллиона тонн нефти, менее 1 миллиона тонн зерна (в основном кормового) из заготовленных в стране 95,6 миллиона тонн76.

Живуч миф, якобы в предвоенные месяцы немцы сократили отправку товаров в Советский Союз. Дескать, шли на запад эшелоны с зерном, а навстречу выдвигались танки. Между тем на деле неукоснительно выполнялось данное Гитлером в начале 1941-го указание: обязательства рейха по хозяйственному соглашению с СССР «безусловно должны быть выполнены».

Историки, анализируя данные немецкой статистики, убедились, что в 1941-м (до 22 июня) Советский Союз поставил товаров на 206,1, Германия – на 220,9 миллиона марок. Аналогичное положение с поставками в апреле – июне: СССР – 130,8, Третий рейх – 151,3 миллиона марок 77.

«В ходе "блицкрига", – указывал историк Сиполс, – Германия быстро израсходовала все нефтепродукты, полученные из СССР, съела поступившее продовольствие, а победы добиться не смогла. Напротив, СССР пользовался германским заводским оборудованием, станками в течение всех четырёх лет войны»78.

ГЛАВА II. ПУТЬ НА ФРОНТ

2.1. Последние часы мира

Поначалу я полагал, что начало войны застало отца в Русской Антоновке. В действительности весь июнь он провёл в Феодосии.

Выпускные испытания на очном отделении училища начались в понедельник 19 мая. Сессия заочников стартовала, вероятно, позже: многие работали, как отец, учителями начальных классов, где учебный год завершился в субботу 24 мая.

Жара, с начала месяца изнурявшая Феодосию, 21 июня слегка спала. В полдень было градусов 25, изредка срывался короткий слепой дождик.

Отец держал очередной экзамен, а те, с кем учился на первом курсе, получали документы об окончании училища. Никто не предполагал, что запущен обратный отсчёт, неумолимо приближающий к советской земле войну.

В 13 часов по берлинскому и 14 по московскому времени германские войска, сосредоточенные у западной границы СССР, получили шифротелеграмму: «Сигнал «Дортмунд».

«Гитлер узнал о быстроходных танках и рискованных штурмовиках, понял всё коварство Сталина и нанёс превентивный удар», – подсовывает викисловарь обманный пример употребления слова «превентивный». Он годится для жертв ЕГЭ – тех, кому невдомёк, что генштаб сухопутных сил вермахта разрабатывал план «Восточного похода» с июля 1940-го.